Отечества избранные психологические труды в 70-ти томах
Вид материала | Книга |
- А. Н. Леонтьев Избранные психологические произведения, 6448.08kb.
- А. Н. Леонтьев Избранные психологические произведения, 6931kb.
- Литература Особенности типологического подхода и метода исследования личности, 2747.84kb.
- Д. Б. Эльконин Избранные психологические труды, 9094.25kb.
- Эльконин Д. Б. К проблеме периодизации психического развития в детском возрасте, 217.77kb.
- Ананьев Б. Г. Избранные психологические труды: в 2 т. М: Педагогика,2000. Ананьев, 102.79kb.
- Кудрявцев Г. Г. M. 77 Мишель Монтень. Опыты. Избранные произведения в 3-х томах. Tом, 5755.77kb.
- И. И. Ш м альгаузен избранные труды организм как целое в и ндивидуальном и и сторическом, 7370.54kb.
- Академия наук СССР галилео галилей избранные труды в двух томах, 12670.69kb.
- Бенедикт спиноза избранные произведения в двух томах том, 8400.08kb.
Наблюдения за детьми, «страдающими» аффектом неадекватности, показали, что длительное пребывание в подобном состоянии отнюдь не безразлично для последующего формирования их личности. Ребенок становится слепым и глухим по отношению к опыту и еще больше утверждается в ложном представлении о себе и своих возможностях. Неадекватное поведение аффективных детей вызывает раздражение окружающих, частые выговоры, наказания, желание доказать их неправоту. Эти реакции усиливают неадекватность детей, побуждают к самоутверждению. Постоянная фиксация на себе создает у аффективных ребят устойчивую направленность личности «на себя», на свои интересы и противопоставляет их другим людям, детскому коллективу.* При этом направленность «на себя» совсем не обязательно сознательно принимается ребенком. Она проявляется в поведении, хотя в круг признаваемых ребенком ценностей могут входить прежде всего интересы коллектива.
Аффективные дети обладают и многими другими особенностями личности. Чаще всего они эгоистичны, обидчивы, упрямы, подозрительны; их характеризует недоверчивое отношение к другим людям, замкнутость, заносчивость и пр. Иначе говоря, присущие им первоначально аффективные формы поведения закрепляются как привычные, а затем и как черты характера.
С возрастом у одних детей возникает потребность оправдать свои особенности, и тогда они начинают «превра-
* Экспериментальные исследования по изучению направленности личности показали, что подростки с общественной и деловой направленностью, в отличие от подростков с личной направленностью, как правило, не обнаруживают аффекта неадекватности.
258
щать пороки в добродетели», т.е. относиться к ним как ценностным. В этих случаях «рассогласованность» между сознанием и поведением, казалось бы, исчезает. Однако в действительности она остается, ибо у таких детей постоянно возникают конфликты с окружающими людьми, сомнения и чувство неудовлетворенности, связанное с кажущейся недооценкой значимости их личности. Другие дети продолжают сознательно принимать усвоенные ими нравственные ценности, которые, находясь в конфликте с особенностями их личности , вызывают у этих ребят постоянный разлад с собой. В результате из детей с непреодоленным аффектом, на который, как снежный ком, навертывается весь их последующий жизненный опыт, формируются люди, всегда находящиеся не в ладу с окружающими и с собой, обладающими многими отрицательными чертами характера, особым мироощущением и мировоззрением. Нередко из таких детей выходят люди социально неадаптированные, склонные к преступлениям.
Т.А. Флоренская (1974) на основании эмпирического материала, полученного в процессе экспериментального и клинического исследования учеными разных научных направлений и школ (сотрудниками нашей лаборатории;
Н.Г. Норакидзе — принадлежащим к узнадзовской школе психологии установки: К. Хорни — представителя психоаналитического направления в Америке), пришла к выводу, что в настоящее время можно вполне обоснованно утверждать наличие особой структуры гармонической личности и личности конфликтной, дисгармоничной. Она сопоставила полученные этими учеными данные и установила, что аффективных , социально неадаптированных людей, в отличие от людей неаффективных, характеризуют некоторые общие им все черты. Для них характерно разное отношение к себе и другим (общественное у первого, личное, эгоистическое, у вторых), разное соотношение внутренних психических компонентов ( например, самооценки и притязаний) , разная характеристика их эмоциональной сферы: постоянная неудовлетворенность собой и окружающими у людей с дисгармонической структурой личности, господство у них плохого настроения, подавленности, тревожности и пр. и отсутствие этих особенностей у других людей.
9*
259
Кроме того, Т.А. Флоренская справедливо подчеркивает, что все указанные черты не рядоположены. Центральным звеном, с ее точки зрения, выступает эгоцентризм и связанный с ним эгоизм. Это положение представляется нам справедливым, так как именно направленность личности (на себя или на других) составляет центральную характеристику человека как социального индивида.
Правда, не всегда эгоистическая направленность приводит человека к внутреннему конфликту и аффекту неадекватности, точно так же как самоуверенность сама по себе не вызывает в случаях неуспеха острых эмоциональных срывов; к ним приводит лишь завышенная самооценка, сопровождающаяся неосознаваемым чувством неуверенности в себе. Личная, эгоистическая направленность, если она сознательна принята субъектом и не противоречит его нравственным чувствам и убеждениям, не приводит к внутренней противоречивости личности, а следовательно, и к конфликту человека с самим собой. Опыты по изучению направленности личности ( на которые мы уже ссылались) подтверждают этот положение. Напомним, что в ходе эксперимента выявлялись подростки, совершенно сознательно и открыто принимавшие решение действовать в свою пользу. Без смущения объявляя об этом вслух, они действовали согласно принятому решению и были удовлетворены и собой, и полученным результатом. Основным доминирующим мотивом этих детей было сознательно принятое решение действовать в свою пользу.
Другие подростки также отличались одним доминирующим мотивом — действовать в пользу коллектива.
Но были испытуемые, которые побуждались одновременно двумя противоположными мотивами — одним, доминирующим в сознании испытуемых, другим, доминирующим в сфере их бессознательной мотивации. Именно в этих случаях происходит «ошибка» сознательных и не допускаемых в сознании мотивов, приводящая к сильному внутреннему конфликту и усиливающая аффект неадекватности.
Таким образом, люди с дисгармонической организацией личности — это не просто индивиды с направленностью «на себя». Это люди с двойной направленностью, находящиеся в конфликте с собой, люди с расщепленной личностью, у которых сознательная психическая жизнь и
260
жизнь неосознанных аффектов находятся в постоянном противоречии. Иначе говоря, это люди как бы «расколотые» внутри себя. Недаром Ф.М. Достоевский дал персонажу именно с такой личностью фамилию Раскольников.
Дисгармоническая структура личности, как показывает опыт, с трудом поддается перестройке. Дело в том, что двойная мотивация — следствие возникновения у человека в процессе его формирования определенных психологических новообразований, особых психологических систем, всегда несущих побудительную силу. Ведь каждое системное новообразование, будь то черта характера, нравственное чувство, убеждение или даже просто привычка, представляет собой некоторую объективную существенную реальность, выполняющую так же, как и реальность, находящаяся вне человека, определенную мотивирующую функцию и тем самым регулирующую поведение человека и его внутреннюю психическую жизнь.
В относительно небольшой статье нет возможности остановиться на описании всех сложных внутренних процессов, характеризующих психическую жизнь людей с конфликтным строением личности. Укажу только, что далеко не всегда защитная реакция заключается в том, что мотивы, противоречащие сознанию, вытесняются полностью. Часто борьба между разнонаправленными тенденциями носит открытый характер. В этих случаях человек начинает сознательно взвешивать все «за» и «против», на основании чего, согласно общепринятому мнению, и осуществляется волевое поведение. Однако наши исследования показывают, что в этих случаях, как правило, внутренняя аффективная тенденция либо полностью блокирует сознание, что приводит к импульсивному действию, либо заставляет сознание идти у себя на поводу. Человек, не осознавая своей пристрастности, подбирает аргументы в пользу непосредственно желаемого, прибегая при этом к различным, приемам «нейтрализации совести» (Божович, Славина, Ендовицкая, 1976)...
Здесь может возникнуть вопрос, а нельзя ли назвать людей,у которых на сознательном уровне доминирует эгоистическая направленность личности, также людьми гармоничными? Ведь у них, казалось бы, отсутствует и внутренний конфликт, и аффект неадекватности, мне думается, что со стороны психологических механизмов мы,
261
действительно, имеем здесь дело с такой структурой личности, где основные ее компоненты относительно хорошо «пригнаны» друг к другу и функционируют согласованно. Однако было бы неправильно признать гармоничными людей с циничной моралью, сознательно противопоставляющих себя другим людям, действующих в свою пользу даже в тех случаях, когда это идет в ущерб интересам коллектива, общества. Несомненно, личность человека, у которого отсутствие внутреннего конфликта обусловлено высоким нравственным развитием, во всех своих конкретных проявлениях и в свойственных ему психологических особенностях будет отличаться от личности человека, спокойно действующего в угоду узколичным интересам и сознательно игнорирующего интересы других людей. Поэтому вряд ли стоит относить их к одной психологической категории. Самое же главное заключается в том, что люди, сохраняющие внутреннюю «гармонию» за счет сознательно принятой дисгармонии с другими людьми, несомненно, не так уж бесконфликтны, как это может показаться на первый взгляд. Они не могут испытывать полного эмоционального благополучия, находясь в конфликте с нравственными чувствами, в какой-то мере свойственными всем людям. Последнее было установлено в наших исследованиях, посвященных психологическому анализу мотивационной сферы несовершеннолетних правонарушителей. Оказалось, что самые отъявленные из них обнаруживали глубоко скрытую от самих себя тоску по тем дням, когда они еще не занимали циничной позиции. Им свойственно чувство раскаяния, всегда выступающее следствием конфликта между безнравственным поступком и совестью человека. Например, в качестве самого счастливого дня в своей жизни они довольно часто указывали не на удачно совершенную кражу и не на разгульно проведенный день, а день... получения паспорта, первый заработок, моменты награды за спортивные успехи и т.п. Распределяя (согласно экспериментальному заданию) по своему усмотрению якобы имеющиеся у них деньги, они «покупали» подарок матери, отправляли ее в санаторий или в дом отдыха.
Исходя из положения о мотивационно-регуляторной функции психического в поведении, мы считаем, что структура мотивационной сферы человека есть, по существу, структура его мотивирующих систем и что за созна-
262
тельными и несознательными мотивами лежат определенные психологические образования. Следовательно, для перестройки мотивационной структуры человека надо преобразовывать его личность — изменить взгляды, убеждения, чувства и привычки, весь характер индивида. Для этого, по-видимому, нужно либо длительное и упорное перевоспитание человека, либо воздействие какого-то значительного события, перевертывающего весь смысл его существования, его отношения к действительности и к самому себе. Но такую перестройку умеет описывать только художественная литература, психология же до сих лор не может убедительно раскрыть ее механизм.
Вместе с тем уже сейчас ясно, что современное перевоспитание детей с аффектом неадекватности вполне возможно (Божович, Славина, 1976). Тем более возможна современная тщательная воспитательная работа, направленная на предупреждение возникновения аффекта неадекватности и последующего закрепления конфликтной структуры личности ребенка.
Наконец, остановимся на некоторых материалах, относящихся к раннему генезису аффекта неадекватности, к условиям его возникновения. Выскажем соображения, касающиеся возможности ее предупреждения и преодоления.
Очень интересны в этом отношении дневники профессиональных психологов. «Дневник о развитии одного ребенка» Н.А. Менчинской (1948) и дневник B.C. Мухиной, наблюдавшей за развитием двух своих мальчиков-близнецов, начиная с момента рождения и вплоть до их поступления в школу (1969). Материалы этих и других дневников показывают, что аффективные конфликты могут возникать очень рано, уже на втором году жизни.
Известно, что взрослый человек, особенно близкий, выступает для ребенка раннего возраста чрезвычайно притягательным «объектом». В любой ситуации он становится центром, к которому стремится малыш. Взрослый активизирует деятельность младенца, вызывает у него положительные эмоции. Через взрослого удовлетворяются буквально все потребности малыша — во внешних впечатлениях, общении, эмоциональных контактах. Взрослый, таким образом, становится тем главным «предметом», в котором кристаллизуются потребности ребенка.
263
Однако уже к младенцу (7-8 мес.) взрослые начинают предъявлять определенные требования, невыполнение которых вызывает осуждение и даже наказание. Этот факт не может не привести к возникновению достаточно острого, хотя и не осознаваемого самим ребенком внутреннего конфликта, что, в свою очередь, вызывает соответствующие аффективные переживания. О их наличии можно судить и по поведению детей, и по возникновению у них амбивалентного отношения к взрослым. Часто аффективные конфликты происходят в связи с приручением детей к чистоплотности. Может быть, именно поэтому психологи и педагоги (особенно психоаналитического толка) придают способу приручения детей к чистоплотности весьма большое значение, многие даже считают, что от процесса овладения гигиеническими навыками может зависеть все последующее психическое развитие ребенка и даже формирование его личности, недооценивая огромной роли усвоения ребенком последующего социального опыта. Несомненно, однако, что в этом процессе ребенок получает свой первый опыт столкновения с социальной нормой. И если эта норма предъявляется в форме требования, за неумение выполнить которое ребенок несет наказание (иногда даже физическое), да еще от человека, всегда приносившего ему эмоциональное благополучие, то опыт социальной регуляции поведения будет связан с возникновением неприятных аффективных переживаний. Если же эти переживания в дальнейшем не будут преодолены, они могут обусловить возникновение психологических новообразований, которые неблагоприятно повлияют на дальнейшее личностное развитие малыша.
Аффективные конфликты на первом году жизни еще не осознаются ребенком, но они создают некоторый общий эмоциональный климат его существования, порождают у него особые формы эмоциональных реакций и особые потребности.
Нам приходилось неоднократно наблюдать, что категорические запреты, накладываемые на те или иные действия детей этого возраста, вызывали у них не только плач, но и резкий протест, и обиду, и отрицательное отношение к человеку, наложившему запрет, и ко всей ситуации в целом. В этих случаях, только выключив ребенка из ситуации, можно его успокоить.
264
Иногда в указанный период у некоторых детей наблюдается даже активное стремление действовать вопреки запрету взрослых. Очень выразительную в этом отношении запись мы находим в дневнике B.C. Мухиной. «Интересно,
— пишет она, — что запрет подогревает стремление малышей (10-11 мес.) к тому, на что накладывается вето. Так, детям категорически запрещается трогать обувь взрослых. Однако, как только мы теряем бдительность, малыши обязательно оказываются в прихожей и обязательно сидят в обнимку с каким-либо огромным башмаком и в довершении нашего ужаса прижимаются к нему носом и лижут его. Строгое «нельзя!» удерживает Кирюшу, но на Андрюшу оно явно действует наоборот.
Андрюша стремится вставить гвоздь в отверстие розетки. «Нельзя», — предупреждают его. И Андрюша с поспешностью вставляет гвоздь в розетку. Андрюша ползет туда , где обувь. «Нельзя», — кричат ему вдогонку. Андрюша, как подхлестнутый конь, припускается к намеченной цели и скорей-скорей обнимает столь желаемый ботинок. Кирилка часто не выдерживает эмоционального напряжения и тоже пускается следом за братцем туда, где «нельзя» (969,с.25).
И еще одна запись, относящаяся к тому же периоду развития: «Андрюша нашел в коробке большой гвоздь. Смотрит на него... трогает шляпку гвоздя, подносит ко рту, сосет... Гвоздем водит по полу. Взял гвоздь в рот. Пополз... Уселся у стены. Гвоздем водит по стене. Оставляет след на обоях. Смотрит на вмятины, оставленные гвоздем. С новым усердием принимается водить по стене. «Нельзя!»
— говорю. Не обращает внимания. «Нельзя!» — говорю строже. Перестал царапать стену... добрался до стеклянной двери. Скребет стекло. «Нельзя!» «Разобьешь!» Андрюша садится на пол. Пытается царапать обои... Грожу ему пальцем. Манипулирует гвоздем... Просовывает гвоздь между дверью и стеной. Водит гвоздем в щели туда-сюда и т.д.» (Мухина, 1969, с. 28.) В описанном поведении нет агрессии. Но в нем — сильнейший напор желания делать то, что малышу нравится, вопреки запрету взрослого. Легко можно представить реакцию ребенка, если бы его действия насильно были прерваны.
Итак, уже на первом году жизни аффективные конфликты между «хочу» и «нельзя» (вернее, «хочется» и
265
«нельзя») приводят к нарушению эмоционального благополучия ребенка и к возникновению у него стремления делать «наоборот» тому, что требуют взрослые. Если это побуждение закрепляется, оно может стать источником дальнейшего неблагополучного развития ребенка. Следовательно, уже здесь, в первые месяцы жизни, возникает проблема такого воспитания, которое могло бы предупредить зачатки дисгармоничного развития. Предотвратить проникновение очерченного здесь психологического конфликта можно только одним способом — сделать выполнение социальной нормы аффективно более притягательным, чем осуществление противоречащих ей действий Иначе говоря, нежелательная потребность должна не просто тормозиться , подавляться извне, но оказаться побежденной другим, более сильным мотивом — стремлением к социальному одобрению, к действию по образцу, к подражанию и др. Кстати сказать, этот принцип относится не только к формированию детей ранних возрастов — он является общей основой воспитания. Руководство формированием личности только тогда может дать положительный эффект, когда оно будет воздействовать на поведение ребенка не прямо, а через организацию внутренних определяющих его мотивационных сил. Это хорошо понимал еще Руссо. Согласно ему, гармоничность воспитания возможна лишь в том случае, если ребенок свободно делает то, что он хочет, но хотеть он должен то, чего хочет воспитатель.
Роль аффективных конфликтов и их отрицательное влияние на психическое развитие детей резко увеличивается в последующих возрастах. Особенно остро они проявляются в переходные (так называемые «критические») периоды. При переходе от одного возрастного этапа к другому возникают определенные новообразования, являющиеся как бы итогом психического развития ребенка за истекший период. Они порождают и новые потребности, характеризующие соответствующие этапы в формировании личности ребенка (Божович, 1978). «Кризис» возникает в тех случаях, когда новые потребности в силу каких-либо внешних или внутренних причин не находят удовлет-ворения. Депривация важнейших для личности потребностей и вызывает аффективные конфликты, характеризующие кризис. Широко известны кризисы трех и
266
семи лето, а также особенно сложный и часто тяжело протекающий кризис подросткового возраста.
В эти периоды внутренние аффективные конфликты не только переживаются людьми, но, как правило, и осознаются. Ребята понимают, что поступают вопреки социальной форме, т.е. делают не то, что «надо», а то, что «хочется». Конфликт начинает приобретать нравственную окраску, ибо уже с двух-трех лет ребенок не только осознает себя в качестве субъекта действий (это выражается в его стремлении к самостоятельности — «я сам»), но одновременно начинает давать себе оценку. У него формируется представление о том, что «хорошо» и что «плохо».
Насколько рано у малыша возникает образец, к которому он аффективно стремится и с позицией которого себя оценивает, свидетельствуют следующие записи в дневнике Н.А. Менчинской. Ее двухлетний Саша «эмоционально реагирует, когда ему говорят, что он нехороший мальчик. «Нет колюси» (Менчинская, 1948, с. 61). «На вопрос «ты человек?» отвечает отрицательно: «Нет, я колесий Саса» (Там же, с. 81).
Саша не только хочет быть хорошим, но как бы «упражняется» в достижении желаемого: «Сделает какую-нибудь шалость, а сейчас же после этого говорит: «Теперь колесий». Взял со стола лекарство (это ему запрещается), поставил обратно — «теперь колесий». (Там же, с. 61). В этот же период начинает часто спрашивать: «Мосьно?», правда, иногда уже после того, как что-либо взял или сделал. Начинает оценивать других: «Мазь купила мама. Ко-лесяя мама». (Там же, с. 61).
В этот период даже возникает стремление самому побороть желание сделать нечто социально неодобряемое, хотя такая саморегуляция еще плохо удается. Саша сидит около ванночки с плавающими в ней чужими игрушками, дотрагиваться до которых ему запрещено. Н.А. Менчинская пишет: «Было любопытно наблюдать за ним в это время, ему очень хотелось тронуть игрушки, он сел на корточки у ванны и повторял несколько раз «не тогаю», спрашивал:
«мозьна мотеть?». Но потом, непосредственного после очередного «не тогаю», он схватил одну из игрушек, вызвав, конечно, бурный протест со стороны девочки (хозяйки игрушек)». (Там же, с.70).
267
Можно было увеличить количество примеров, свидетельствующих о раннем возникновении моральной мотивации. Но и без этого ясно — уже в двухлетнем возрасте дети часто находятся в условиях столкновения их непосредственных желаний с не менее сильным желанием соответствовать социальной норме. В таких условиях наличие первых моральных представлений (что «хорошо» и что «плохо») служит у них опорой для разрешения мотиваци-онного конфликта.
В дневнике Н.А. Менчинской зафиксирован случай, когда Саша в возрасте 2 лет 7 мес., совершив недозволенный поступок (плюнул в сторону отца), отказался затем от еды, сказав: «Я не буду пить кофе, я плохой» (Там же, с. 85). Он как бы сам наказал себя за плохое поведение.
Все эти факты свидетельствуют, что столкновение противоположно направленных стремлений может проходить безболезненно (и даже с пользой!) лишь в том случае, когда стремление быть «хорошим» сильнее, аффективно значимее, чем стремление поступить согласно своему неодобряемому желанию.
В дошкольном возрасте формирование нравственной мотивации заканчивается возникновением так называемых «внутренних этических инстанций» (Л.С. Выготский).*
Внутренние этические инстанции — это особого рода системные новообразования, в состав которых входят принятые субъектом социальные требования (нормы), непосредственно слитые с соответствующими эмоциональными переживаниями. В своем развитом виде они способны выражаться в нравственных убеждениях субъекта, т.е. в мотивирующих поведение знаниях, но могут оставаться и на уровне нравственных чувств — непосредственного переживания того, что хорошо и что плохо. Несформирован-ность такого рода психологических новообразований свидетельствует об отсутствии подлинного нравственного развития, так как одно лишь знание нравственных норм не обеспечивает ни нравственного поведения, ни нравственного отношения к окружающему.
Возникновение первых «этических инстанций» в дошкольном возрасте избавляет ребенка от постоянных внутренних конфликтов, поскольку они действуют непос-
* Подробно об этом см. Д.Б. Эльконин (1960) и Л.И. Божович (1968). 268
редственно и обладают принудительной силой, подчас превосходящей силу непосредственных, элементарных потребностей.*
Таким образом, воспитание бесконфликтной гармонической личности в дошкольном и последующих возрастах находится в прямой зависимости от того, удастся ли воспитать у ребенка нравственную мотивацию.
Исследование направленности личности, проведенное в нашей лаборатории (Власова, 1977) на детях младшего школьного возраста, экспериментально установило, что становление нравственной мотивации ( в форме стремления действовать в пользу своего коллектива) первоначально происходит в виде сознательно принятого намерения, в то время как мотив личного интереса ( сформировавшийся в более раннем возрасте) действует непосредственно. Затем сознательные мотивы общественной пользы приобретают все большее значение и начинают действовать не только на сознательном, произвольном уровне, но и на уровне непосредственном, непроизвольном. Вместе с тем в ее опытах выделилась группа детей, у которых такого перехода не произошло. Они колебались, принимая решение работать в пользу коллектива, а затем действовали в свою пользу. Иначе говоря, у них побеждал доминирующий личный мотив.
Опираясь на это исследование, можно с большим основанием утверждать мнение, уже высказывавшееся нами раньше, что формирование высших форм нравственной мотивации возможно лишь при определенном соотношении сознательно воспринимаемых ребенком норм и тех непосредственных побуждений, которые формируются у него в процессе практики общественного поведения. Если же, общаясь с другими людьми, он привыкает действовать, руководствуясь личными интересами, усваиваемые им нравственные нормы остаются только на поверхности сознания, не проникая в глубь его мотивационной структуры. В этих случаях формируется либо лицемер, действующий нравственно лишь на глазах у других людей, либо человек дисгармоничный, т.е. находящийся в постоянном конф-
* Исследования К. Левина, проведенные в строгих экспериментальных условиях, показывают, что вновь образовавшиеся человеческие потребности (имеются в виду цели, намерения и пр., т.е. все «квазипотребности», по его терминологии) по своим динамическим свойствам ничем не отличаются от «настоящих» потребностей.