План Переворот 1978 г и начало гражданской войны. Ввод советских войск в Афганистан

Вид материалаЛитература

Содержание


Война и соперничество.
Подобный материал:
1   2   3   4   5
Роль ислама и внешнего фактора в военно-политической истории Афганистана

З.С. Арухов, кандидат философских наук

  Афганистан находится на перекрестке важнейших сухопутных торговых маршрутов, свя­зы­вающих Юго-Восточную и Западную Азию со странами Средиземноморья и Ев­ропы. В течение двух тысячелетий эти стратегические маршруты привлекали военные экспеди­ции греков, арабов, турок, персов, армии многих других народов, пы­тавшихся установить над этими путями собственный контроль.

В систему современных государств Афганистан вошел в XIX веке в ре­зуль­тате возвышения британской имперской власти на Индийском субкон­тиненте и русских завоеваний в Центральной Азии. Именно в этот период Афганистан после второй англо-афганской войны был, по сути, фор­мально создан как бу­ферное государство между британской и русской империями. К тому времени борьба между ними уже вызвала две англо-афганские войны и многочислен­ные конфликты ограниченного масштаба. Предназначение Афганистана как буферного государства под управле­нием британской короны положило конец этому противоборству.

Очевидно, что создание буферных зон в рамках того или иного государ­ства подразумевает наличие совместимости с ним границ заинтересованных стран, и в течение прошлого столетия некоторая часть афганских границ, особенно на се­вере, была эффективно закрыта. С этой точки зрения с распа­дом СССР Афгани­стан, казалось бы, стал терять былую стратегическую зна­чимость как государ­ства, расположенного сначала в зоне конкурентной заин­тересованности Россий­ской и Британской империй, а позднее - Советского Союза и США. Однако, как и ранее, Афганистан в современных условиях по-прежнему остается в зоне стратегических интересов различных госу­дарств, даже если они и не имеют непосредственной границы с ним. В особенности в течение последних деся­тилетий территория Афганистана превратилась в зону интересов таких госу­дарств как СССР, США, Китай, Пакистан, Саудовская Аравия. В эпоху хо­лодной войны противоборство между некоторыми из них стало причиной де­сятилетней войны под ло­зунгами джихада (1979-1989), которая, по сути, про­ходила между СССР и США с непосредственным участием третьей стороны в лице ряда мусуль­манских государств.

Последствия многолетней войны в этой стране и последующий распад Совет­ского Союза превратили афганское государство в страну с открытыми грани­цами, проходящими вдоль торговых путей и зависимое от логики про­тиворечи­вых амбиций региональных сил. Международные аспекты ситуации вокруг этой страны теперь включают не только территориальных соседей Афганистана, но и внешние факторы в лице международных нефтяных ком­паний, исламских дви­жений созданных в странах Ближнего и Среднего Вос­тока, ООН, различных не­правительственных организаций. США наносят удары по предполагаемым тер­рористическим лагерям на территории этой страны, рассматривая ее в качестве некого плацдарма для международных террористов.

Прежде чем вкратце охарактеризовать основные направления политики этих стран в отношении Афганистана, необходимо вспомнить об истории англо-аф­ганских войн, в которых местное мусульманское население также участвовало под лозунгами джихада. Надо сказать, что все три англо-афган­ские войны свиде­тельствуют о геополитических устремлениях европей­ских колонизаторов в XIX веке. Первую войну в Афганистане (1839-1842) Великобритания вела с целью прямого завоевания этой страны. В этот пе­риод правитель Афгани­стана Дост Мухаммад получал внешнюю помощь от Британской Индии и Ирана. В сложной в этническом отношении стране, стимулируя межплемен­ную рознь, ему удавалось искусно балан­сировать и сохранять власть, более того, получать внешнюю экономиче­скую и военную помощь. Вторая война (1878-1880) привела к частичной победе афганцев, так как им удалось сохра­нить внутреннее владычество, хотя они уступили внешние связи британцам. Таким образом, Афганистан формально вошел в государственную систему под британским влиянием как буферное государство против России, появив­шееся после двух англо-афганских войн. Британия всячески поддерживала нового правителя страны эмира Абдурахмана (1881-1901), который исполь­зовал поступав­шие ему ресурсы для создания базисной государственной структуры, ко­торая продержалась до падения режима Наджибуллы в 1992 году. Суще­ственные контуры этой структуры в основном включали в себя пуштун­скую властную вертикаль, при осуществлении правления в этнически раз­нородном обществе также ориентированную на внешние ресурсы1[1].

Изоляция, в которой страна оказалась в период правления эмира Абдурах­мана, постепенно стала ослабевать, тем не менее, большая часть населения страны продолжала оставаться изолированной от внешнего мира и относи­тельно неподвижной. Это в немалой степени оказало историческое влияние на ход раз­вития страны.

Англия и Афганистан согласились не расширять свою административ­ную власть на пуштунские территории, ограничив их линией Дуранда. Однако Англия требовали владычества над этими территориями, в то время как аф­ганские власти отклоняли все эти претензии, так как они со­ставили своего рода буферную зону между Британской Индией (позднее Пакистаном) и Аф­ганистаном. Все территориальные споры по этому во­просу были закреплены англо-русским соглашением по Персии, Афгани­стану и Тибету в 1907 году2[2].

Третья англо-афганская война (1919) выявила крайнее беспокойство бри­танской короны относительно своего будущего владычества в Афга­нистане. Внук Абдурахмана Аманулла, пытаясь ослабить влияние Брита­нии и России после первой мировой войны, возвестил о независимости страны, что при­вело к очередной краткосрочной войне3[3]. Однако в отличие от Турции Кемаля Ататюрка или Ирана Реза Шаха Пехлеви, он не мог преобразовать Афгани­стан в современную автократию. В Афганистане не было национальных пар­тий или организаций, он не имел развитого сред­него класса. Аманулла после объявления им независимости Афганистана, естественно, потерял всякие возможности получать британские субсидии. Неспособность найти альтерна­тивные источники дохода и военной по­мощи сделала его беззащитным, когда в 1928 году этнические и религиоз­ные движения мобилизовались против его усилий государственного строительства. Вскоре в результате мятежа ряда афганских племен он был свергнут и в стране воцарилась анархия. После де­вятимесячного фак­тического безвластия в 1929 году на трон взошел один из генералов Ама­нуллы таджик Надир Шах, который установил в Кабуле пуш­тунскую власть. Вместе с его правлением было положено начало длившейся до 1978 года династии, которая ориентировалась на британскую поддержку. В 1933 году Надир Шах был убит и королем Афганистана стал его девят­на­дцатилетний сын Мухаммад Захир Шах, который правил до 1973 года.

В ходе второй мировой войны британцы все время ждали угрозу от стран оси, хотя их геополитическим интересам опасность не грозила в силу того, что Советский Союз и Англия в этот период были союзниками. Конец бри­танской империи ознаменовался разделом Индии и Пакистана, в результате чего Пакистан и СССР стали двумя главными соседями Аф­ганистана. В 1973 году король Захир Шах был смещен его дядей Мухам­медом Даудом, который назначил себя президентом, сослав племянника в Рим. Британская внешняя поддержка была в значительной степени заме­нена советской экономической и военной помощью.

Однако холодная война создала новые проблемы для властей Афгани­стана, так как теперь это государство рассматривалось в качестве бу­фер­ной зоны между СССР и государствами Багдадского пакта, поддержан­ного США4[4]. В течение 50-х годов премьер-министр страны Дауд пред­принял попытки при активной помощи со стороны антагонистов холод­ной войны осуществить в стране программы развития. Советский Союз как северный со­сед Афганистана стал главным поставщиком помощи, в особенности, под­держивая 100 тысячную афганскую армию. Советский Союз как мощная держава, естественно, рассматривал Афганистан в сфере влияния. С 1956 до 1978 год СССР предоставил Афганистану эко­номической помощи на сумму 1 млрд. 265 млн. долларов и около 1 млрд. 250 млн. военной помощи, в то время как США за этот же период оказали экономической помощи на сумму 533 млн. долларов5[5].

В течение холодной войны великие державы поддерживали устойчи­вость Афганистана, опекали его элиты, распространяли в стране соответ­ствующие идеологии, снабжали необходимыми ресурсами, оказывали фи­нансовую и экономическую помощь. Однако десятилетия мирного проти­воборства между супердержавами, усугубленные внутренними событиями в Афганистане в конце 70-х годов все же привели к очередной самой дли­тельной в истории страны войне6[6]. Последствия длительной войны, кото­рая закончилась в конце 80-х годов, неудачные попытки восстановить международное сотрудничество в регионе окончательно разрушили аф­ганское государство. Крах остатков государственных учреждений, в осо­бенности армии, после распада Совет­ского Союза превратил Афганистан в очаг региональный нестабильности, по­стоянной угрозы безопасности соседних государств.

В ходе многочисленных войн и конфликтов, имевших место на террито­рии Афганистана, афганское сопротивление колониальной и советской экс­пансии проходило под лозунгами джихада. Движение суннитского исла­мизма, развер­нувшееся после вывода советских войск из этой страны, также эксплуатирует положения концепции джихада в борьбе против внутренних очагов сопротивле­ния. Все это свидетельствует о том, что роль религиозного фактора в историче­ской ретроспективе и в современных условиях чрезвы­чайно велика. Прежде всего, это связано с тем очевидным фактом, что по­давляющее большинство на­селения Афганистана исповедует ислам, для ко­торого он, так же как и для му­сульман в других странах, является фундамен­том индивидуального поведения и мо­делью со­циальной жизни. В настоящее время все афганцы, за исключением нуристанцев, пе­ременивших свою веру около ста лет назад, исповедуют ислам в течение многих веков. В этой стране, столь разнородной в этническом плане, где на этой почве все еще суще­ствует этнический антагонизм между пушту­нами и другими народностями, ис­лам является единственной консолидирующей силой. Вопреки всем различиям: культурным, соци­альным, лингвистическим он обес­печивает единство афган­ского общества.

В то же время роль ислама как консолидирующего фактора в Афганистане в достаточной степени не выражена, в силу того, что довольно велико внутрикон­фессиональное разнообразие. Большинство афганцев, вероятно, не менее 80% являются сун­нитами, и управляются ханифитской правовой школой. Среди сун­нитов важное место занимает один из трех действующих в стране суфийских ор­денов: кадирийа, накшбандийа и чештийа. Некоторые родовые группировки из этих братств, отно­сящиеся к накшбандийскому или кадирийскому тарикату, традиционно пользуются своим аристократиче­ским происхождением, хотя их авторитет не всегда признается остальными. Выраженных противоречий между различными направлениями ислама в Афганистане практически не существует и ни одно из них не пытается противопоставить себя другому. Хотя между сунни­тами и шиитами суще­ствуют исторические и трудноразрешимые трения, харак­терные и для других мусульманских стран. Другое различие в практике ислама вызвано живучестью доисламских тради­ций, в особенности среди народов, под­верженных клановым поряд­кам и родовой иерархии. Это весьма характерно для пуштунов и в извест­ной степени хазарей­цам, узбекам, белуджи. Они сохранили собственные обычаи в семейно-брачных отношениях, в обряде кровной мести, что не имеет ни­чего общего с исламскими зако­нами.

Таким образом, при наличии единого шариатского законодательства в афган­ском обществе встречаются различные и достаточно многочислен­ные его интер­претации, попытки адаптировать его к местным обычаям и традициям. И если ислам рассматривать как несомненный интегрирую­щий и объединительный фактор, он в то же время может быть и инстру­ментом гомогенизации населения Афганистана, способной силой контролировать мозаичную социальную жизнь на­родов страны. По крайней мере, у суннитов не существует структуриро­ванных и организованных духовных институтов, хотя в каждом районе в рамках того или иного религиозного течения имеются более или менее формальные группи­рования вокруг одного лидера. Подобная раздробленность ислама в стране явля­ется отражением со­стояния самого афганского общества: самые известные улемы почти не пользуются ав­торитетом вне их этноса и даже зачастую вне ра­мок родного племени7[7]. Раздроб­ленности способствует, кроме всего, и отсутствие с не­давнего времени своего рода центра религиозного притяжения. По срав­не­нию с соседними странами в Афганистане не существует ничего, что соответст­вовало бы по силе своего влияния Деобанду в Индии, Куму и Мешхеду в Иране, Бухаре и Ташкенту в Средней Азии.

Что касается шии­тов, то они вплоть до 70-х годов в большинстве своем явля­лись сторонниками то одних, то других проповедников. В последующем 80% из них провозгласили своим духовным лидером Хомейни. Однако шиитское духо­венство не играло важной политической роли до своего вступления в движение сопротивления режиму, низложенному в результате государственного перево­рота в 1978 году. Кстати сказать, эта роль не принадлежала и су­ннитским тече­ниям, с которыми власти поддерживали отношения, перехо­дящие от прямого со­трудничества к ан­тагонизму и наоборот. Первое по­явления суннитов в качестве политической силы в современной истории имело место еще в период правления Амануллы, в 20-х годах XX века.

Афганистан не остался в стороне от процесса религиозного возрождения, ох­ва­тившего мусульманский мир во второй половине XIX века и продолжавшегося вплоть до начала нового столетия. Речь, прежде всего, идет о панисламизме Джамал ад-Дина Аза­дабади и реинкарнации индийских мусульман8[8]. Они своими корнями восходят к движению «Молодые афганцы», из числа которых и вышел мусульманский реформатор Махмуд Тарази. Параллельно правители Афгани­стана Абдурахман (1881-1901 гг.) и Хабибулла (1901-1919 гг.) различными пу­тями проводили в стране централизацию власти и «модернизацию» нра­вов. Ав­тономия духовенства была в значительной степени подвергнута угрозе: в 1886 году первый из них конфисковал религиозные вакфы и их доходы, а взамен воз­наградил высшее духовенство. Однако такая зависи­мость не помешала послед­ним выражать некоторые сомнения относительно мер по модернизации, которые часто являлись простым ко­пированием западных нравов и обычаев.

Аманулла, особенно по советам Махмуда Тарази, интенсивно продолжил эту политику. Однако модернизация вызывала все более широкую и решительную оппозицию со стороны религиозной суннитской элиты. К падению правления Ама­нуллы агитация духовенства прямого отношения не имела, но с другой сто­роны, она ослабила его позиции потому, что восстания находили поддержку и оправдание со стороны духовных авторитетов.

После устранения узурпатора генералом Надир-ханом и с его восшествием на престол отношения между властью и религиозными са­новниками приняли но­вый оборот. Надир поддерживал движение модернистов, но ее темпы были иными, так как он вел осторожную политику в плане реформ, на­правленную на интеграцию власти и духовенства. Он стремился создать институт суннитского ислама в Афганистане и вовлечь его в свою поли­тику. В 1931 году он организо­вал «Джамиат-е улема» (Ассоциация улемов), который объединил 17 наиболее авторитетных и влиятельных ре­лигиозных деятелей. Все законы должны были быть подвергнуты про­верке на предмет соответствия суннитско-ханифитской концепции. Мно­гие известные улемы и члены их семей должны были получить официальные должности в правительстве, в административном аппарате, на ди­пломатической службе, а позже и в парламенте. Это сотрудничество религиоз­ных деятелей и политического истеблишмента продолжалось вплоть до 1953 года, когда к власти пришел Мухаммад Дауд.

Авторитаризм и секуляризм Дауда не благоприятствовали восстанов­лению нормальных отношений с улемами. Однако усиленные темпы мо­дернизации экономики и социальной жизни вызвали к жизни религиозную оппозицию в лице духовенства. При всем том оппозиция оставалась кон­сервативной и проти­вилась любым изменениям. Такая ситуация возникла в результате попыток при­мирить курс на модернизацию с верностью исламским традициям. Смещение Дауда и восстановление хрупкой свободы, которая все больше ограничивалась, позволили этому движению получить некоторый импульс к развитию, который резко усилился после 1970 года, когда религиозный истеблишмент все отчетли­вее стал прони­кать в политическую систему.

После государственного переворота 1973 года, в котором определенную роль сыграли просоветские элементы, тра­диционалисты и исламисты оказались вме­сте в одной оппозиции против нового республиканского режима. Однако это была пассивная оппозиция для первых и активная для вторых.

Разрыв между политической властью и духовенством стал совершенно оче­виден после апрельского переворота 1978 года, вслед за которым в страну были введены советские войска. Новые руководители, конечно, смогли привлечь на свою сторону некоторую часть улемов. Однако непри­ятие официальным исла­мом реформистских идей Махмуда Тарази, в конечном итоге привело к застою среди большинства консервативных улемов.

Движение исламистов, которое впервые проявилось в середине 50-х годов, само хотело получить ответы на требования современной жизни9[9]. На наш взгляд для того, чтобы проследить про­цесс образования первых исламских организа­ций, формировавшихся мо­лодыми мусульманами, следует несколько подробнее рассмотреть события конца 60-х годов. Именно в это время в Кабульском уни­верситете активизи­ровались различные марксистские течения, которые имели достаточно большое влияние и были неплохо организованы. Сложившаяся в связи с их деятельностью ситуация стимулировала исламистов, которые компен­сировали свою малочисленность еще большей активностью.

Надо сказать, что история этого движения еще мало изучена. Первые по­пытки формирования исла­мистских организаций датируются 1968 годом, когда 18 ученых и студен­тов смогли организовать тайную ассоциацию. Первыми же пропагандистами исламистских идей, основывавшихся на учении египетских «Братьев-мусульман» были члены клана потомственных богословов Моджад­диди. Однако главную роль в становлении здесь организованного исламистского движения сыграли не выходцы из влиятельных религиозных кланов, а в основ­ном представители средних городских слоев и интеллигенции10[10].

Взятые на вооружение афганскими исламистами доктрины египетских «Братьев-мусульман» базировались на ортодоксальном исламе. Они включали в себя две основные идеи: религия ислама выражает наднациональную общность всех мусульман; ислам - не только религия, но и образ жизни, в нем можно найти ключ к решению всех социальных, экономических, политических и дру­гих светских проблем. В интерпретации Хекматиара идеи «братьев» и концеп­ция Сайида Кутба «хакимийа», прежде всего, означают приоритет интересов уммы над интересами племен и других этнических групп. Из признания Хекма­тияром этого постулата вытекает необходимость провозглашения централизо­ванного теологического государства. Основываясь на приоритете ислама над всеми другими ценностями, он делает вывод о незаконности королевского и даудовского режимов как «гонителей истинного ислама и пособников проник­новения в Афганистан коммунизма»11[11].

Вскоре стали появ­ляться организации типа «Джаванан Мосалман» (Молодые мусульмане), руководителем которой стал Колам Мухаммад Ниязи, а в числе основателей были такие активисты как Абдурауф Сайаф, Бурхануддин Раббани, Гульбеддин Хекматиар, Ахмад Шах Масуд12[12], в последующем составившие кос­тяк вновь создававшихся исламских партий Афганистана. В то время как эти ис­ламисты радикального направления только готовились к прорыву, Сегбатулла Моджаддеди уже имел успех в своей пропагандистской миссии, и ему удалось объединить некоторых улемов, мулл, студентов факультета мусульманского права и создать «Джамиат-е Мухаммади» (Общество Мухаммада). Эта группи­ровка проявила себя в основном тем, что организовала манифе­стации против происков некоторых марксистских групп. Просуществовала она недолго, однако ее роль не может игнорироваться, так как она послужила неким мостом между консервативным духовенством и зарождавшимся исламистским движением в момент, когда радикализм последнего приводил к риску жестокого уничтожения религиозного истеблишмента.

Во второй половине 60-х годов среди кабульских шиитов стало развиваться радикальное реформистское движение. Между исламистскими активистами-суннитами и их единомышленниками-шиитами в этот период отмечались неко­торые контакты, которые, однако, не имели какого-либо результата. Кабульские шииты, в большинстве своем хазарейцы держались в стороне от манифестаций «Молодых мусульман». Среди шиитов в этот период появились две группи­ровки: одна из них «Нехзат-е роханиан» (Движение духовенства) состояла из представителей духовенства, а другая под названием «Саземан-е моджахедин-е мелли» (Организация национальных воинов) состояла из представителей интел­лигенции. Эмиссар этой группы Алипур в 1971 году был направлен в Ирак, к на­ходившемуся в изгнании Хомейни, однако последний не проявил интереса к ре­форматорским попыткам афганских шиитов. Две другие поездки в Неджеф в 1972 году также были напрасными. В это время сочинения Али Шариати и иран­ской организации «Моджахедин-е халк» широко распространялись в Афгани­стане и оказали заметное влияние на упомянутые две организации афганских шиитов, что, несомненно, способствовало их дальнейшему разрыву.

Большая часть религиозных деятелей «Нехзат-е роханиан» в последующем стали членами одной из исламистских шиитских групп «Саземан-е наск» (Орга­низация свободы). Что касается другой шиитской группировки, то она распалась, а члены ее вошли в многочисленные структуры, увлекшись различными идеоло­гиями, начиная марксизмом и кончая исламизмом13[13].

Афганский исламизм не имел достаточно тесных связей с международным исламским движением и был практически изолирован от внешнего исламского мира. В начале 70-х годов связи стали бурно развиваться. Прежде всего, были установлены контакты с пакистанской организацией «Джамиат-е ислами», кото­рую организовал и возглавлял до своей смерти в 1978 году Абу ал-А’ла ал-Мау­дуди. Вместе с тем следует отметить, что теоретически афганское движение в целом не отличается от других компонентов международного исламского дви­жения, по крайней мере, оно практически ничем не отличается от учений Кутба и ал-Маудуди. Достаточно короткая история афганского исламизма не позво­лила сформироваться собственной теории, ибо у него были другие задачи, кото­рые необходимо было реализовывать. По этой причине и потому, что афганское движение причисляло себя к универсальному исламу, его проекты не отличались какими-либо особенностями. Предпринимались попытки объединить воедино фундаментальные идеи ислама, возможности технического прогресса и необхо­димость создания основ новой государственности. Исламское движение способ­ствовало развитию некоторых перечисленных выше аспектов, при которых ход событий практически не поддавался заблаговременному прогнозированию.

Иерархическая организация «Джамиат-е ислами» была приспособлена для конкретизации идей своего идеолога и основателя. Характер действий Хекма­тиара как раз приспособил ее к реальному афганскому сопротивлению, хотя от­дельные проявления и действия этой организации он и осуждал. Однако офици­альные декларации партии Раббани и партии «Джамиат-е ислами» были про­никнуты идеями, провозглашавшими, что цель борьбы заключается в достиже­нии «превосходства власти божественной религии»14[14] и «победе исламской рели­гии»15[15], прекращении всякой деятельности, «направленной на изменение ислам­ской идентификации страны», таких порождений неоколониализма как атеизм, неверие, коррупция и безнравственность. Этот спор напоминал в чем-то дискус­сию наиболее радикальных иранских лидеров, несмотря на то, что «Джамиат-е ислами» всегда воспринималась как наиболее ответственная афганская ислам­ская организация.

В условиях абсолютной власти Дауда репрессии обрушивались на все поли­тические образования. В результате начатых репрессивных мер руководители многих организаций, а также военные были вынуждены уйти в подполье или эмигрировать. Раббани, кажется, не вернулся в Афганистан из своего турне по арабским странам, в 1974 году покинул Кабул и Хекматиар. В этом же году они оба оказались в Пакистане. Поддержку Бхутто, опасавшегося «пуштунизма» Дауда, афганские лидеры использовали для организации «Джамиат-е-Ислами». Руководителем ее стал Раббани, в то время как Хематиар готовился к вооружен­ной борьбе. И, действительно, не считаясь с мнением первого, вскоре он поднял восстание в Пандшере. Восстание было плохо подготовлено и подавлено силами Кабула. Разногласия между двумя лидерами завершились разрывом, и Хекма­тиар создал «Хезб-е-ислами» - «Исламскую партию», которая казалась первой демонстрацией политического соперничества, постоянно разрушающего ислам­ское движение в стране.

Что касается ориентации Дауда на пуштунов, то в условиях Афганистана она была вполне оправдана и предсказуема. Пуштунское население составляет 8-9 млн. человек, а это более половины жителей страны. 13-14 млн. пуштунов про­живают на территории Пакистана. Афганские пуштуны расселены на общей площади около 90 тыс. квадратных км., которая охватывает полностью или час­тично 10 провинций Афганистана, прилегающих к афгано-пакистанской гра­нице.

Пуштунские племена, на которые в течение всего периода существования аф­ганского государства была возложена обязанность охраны границ, пользовались привилегиями. Они освобождались от воинской повинности, уплаты налогов и таможенных сборов, трудовой повинности. Между тем племена эти постоянно враждовали между собой. Причинами столкновений, выливавшихся временами в вооруженные конфликты, обычно служили споры из-за пастбищ, участков земли, воды для полива и т.д.

Тем не менее, когда появлялась опасность чужеземного нашествия, племена прекращали свои распри, устанавливали временное перемирие, длившееся до из­гнания иноземцев. Об этом свидетельствует, например, поведение пуштунов в периоды англо-афганских войн. Русский исследователь Афганистана А.Е.Снесарев в этой связи писал: «Нет сомнения, что какие бы искусственные меры ни принимали англичане, как бы ни сыпали золотом, в роковую минуту большой войны афганская группа сольется в одну единодушную семью, а не пойдет врозь. Здесь сыграют роль и родственные связи, и общая история, и оди­наковая ненависть к англичанам, одинаковые национальные интересы - и во­обще много данных, которые заставят афганцев работать дружным союзом»16[16].

Апрельский переворот 1978 года застал исламское движение в разрозненном состоянии. Пакистана попытался вновь объединить две афганские группы, нахо­дившиеся на его территории. Однако новый союз практически не состоялся, так как между Раббани и Хекматиаром всегда была большая несовместимость, к тому же вопреки ожиданиям, что Мухаммад Наби станет только формальным лидером нового движения, он серьезно и весьма энергично взялся за выполнение функциональных обязанностей. В результате несколько месяцев спустя союз распался, и на месте прежних двух образовалось четыре новых движения: «Джамиат-е-ислами» (Раббани); «Хезб-е-ислами» (Хекматиар); «Хезб-е-ислами» - партия, образованная в результате раскола одноименного движения во главе с Маулави Мухаммадом Йунусом Халесом; группа, оставшаяся с Маулави Му­хаммадом Наби, в которую входили некоторые старые лидеры «Хезб-е ислами», такие как Насрулла Мансур, а также улемы традиционалистского направления, сохранившие название «Харакат-e инкелаб-e ислами-е Aфганистан» и получив­шие поддержку традиционалистского духовенства Пакистана, в частности, «Ас­социации улемов Пакистана» («Джамаат-и улама-и Пакистан»)17[17].

Следует сказать, что роль Пакистана в организации и руководстве ислам­скими партиями Афганистана была наиболее активной их числа всех сосед­них государств. Влияние марксистских идей после советского вторжения стало неуклонно ослабевать, потому что их распространение, как и идеологии исламизма, всецело зависело от внешней поддержки. Народно-демократиче­ская партия Афганистана, которая в 1988 году изменила свое название на «Хезб-е ватан» (Партия родины), руководила оставшимися разрозненными остатками старого государственного аппарата, и считалась главным регио­нальным центров. В мае 1986 года Советский Союз сместил с поста гене­рального секретаря партии Бабрака Кармала и назначил ее руководителем Мухаммада Наджибуллу, который в ноябре 1987 года стал президентом пе­реименованной Республики Афганистана. Партия была подвержена фракци­онности и все более и более раздираема этническими конфликтами18[18]. Наджи­булла пытался проводить сбалансированную политику по укреплению ее ря­дов, что было возможно до тех пор, пока он получал поддержку Советского Союза. Когда потоки советской помощи прекратились, партия была распу­щена. Из отдельных ее частей во главе с Абдул Рашидом Дустумом была об­разована новая организация Джунбиш-и милли-йи ислами (Национальное ис­ламское движение), в которое входило немало членов партии Парчам19[19].

Таким образом, развал партии стал свидетельством роли внешнего фак­тора в поддержании деятельности политических организаций, в чем были за­интересованы, прежде всего, соседние государства. В то время как политиче­ские партии исламистов, достаточно хорошо структурированные, получали поддержку со стороны Пакистана и Ирана, которые конкурировали между собой за влияние в Афганистане, светские националистические партии не имели никакой иностранной помощи и вскоре исчезли с политической арены.

Пакистан признавал семь суннитских партий, из которых три были обра­зованы в рамках исламского движения в Кабульском университете. «Хезбе-е ислами» (Исламская партия) во главе с Гульбуддином Хекматиаром состояла преимущественно из пуштунов, и получала активную поддержку Пакистана, в особенности со стороны военных и разведывательных служб, так же как со стороны партии пакистанских исламистов Джамаат-е ислами. Сама партия управляла относительно небольшой территорией в Афганистане, хотя имела влияние во всех суннитских областях и в лагерях беженцев на территории Пакистана. После ее поражения от талибов в феврале 1995 года, партия пере­стала быть основной военной силой.

Другая партия Джамиат-е ислами (Исламское общество) во главе с Бурха­нуддином Раббани объединяла в своих рядах преимущественно таджикских исламистов, что представляло ее выраженную этническую особенность как партии персоязычных этносов северо-восточных и западных областей Афга­нистан. После вывода советских войск некоторые непуштунские активисты из партии Парчам пытались объединиться с этой партией. Время от времени партия получала сдержанную поддержку Пакистана. Некоторые командую­щие, особенно Ахмад Шах Масуд, в 1990-1991 году принимали помощь и от США. Партия имела влияние в Кабуле и на северо-востоке Афганистана. Одного из ее командующих, Исмаил Хан, управлявший Гератом и Западным Афганистаном, также потерпел поражение от движения «Талибан» в сентябре 1995 года.

Третья партия «Иттихад-е ислами» (Исламский союз), во главе с Абдул Рабб Расулом Сайафом испытывала недостаток социальных программ, но многие командующие, объявляли о своей преданности ей из-за обширных ре­сурсов денег и оружия. В середине 90-х годов партия была объединена с Джамиат-е ислами, и управляла небольшой территорией во внутренних рай­онах Афганистана. Несмотря на то, что лидер партии пуштун, в ее рядах бо­лее влиятельны и имеют значение сектантские течения, чем этническая при­надлежность. Некоторые из улемов, входящих в партию, играют важную роль в таджикских исламских движениях.

Одна из партий «Хезб-е ислами по главе с Мавлави Йунусом Халесом имела смешанный состав из числа членов исламистских движений и предста­вителей традиционного ислама восточных районов Афганистана, выступав­ших против политики Дауда. Позже партия сформировала свою собственную структуру, состоявшую из воинственных мулл Восточного Афганистана и местных пуштунских кланов. Ее командующие имели лидирующие позиции в шуре Джалалабада. В некоторых пуштунских областях организационные структуры партии в значительной степени были поглощены таджикским ис­ламским движением.

Три партии представляли консервативные религиозные структуры старого режима. К их числу относилась «Махаз-е милли-йи ислами» (Национальная исламская лига) во главе с Сайидом Ахмадом Гайлани, лидером кадирий­ского тариката Афганистана. Гайлани был выходцем из деловой афганской буржуазии. Его род пользовался традиционным авторитетом в кадирийском братстве и имел влияние среди пуштунов, в частности, в провинции Пактийа. После присоединения к официальным властным структурам группировок «Хальк» и «Парчам», он некоторое время раздумывал, какую же позицию ему занять, так как курс на модернистскую ориентацию, провозглашенный новым режимом, он не совсем разделял. К концу 1978 года Гайлани, покинув Кабул, перебрался в Пешавар, где и основал «Мaхаз-e мелли-е ислами-е Афганистан» (Национальная исламская лига), к которой присоединились, прежде всего, пуш­тунские племена и кланы, примыкавшие к кадирийскому тарикату. Лига в своей политике была наиболее либеральной и самой близкой к старому королевскому режиму организацией, имела влияние среди пуштунских племен Кандагара и Восточного Афганистана. Представители административной и интеллектуальной элиты старого режима, которые оставались в Пакистане, стремились присоединяться к этой структуре. Но организация не имела сколько-нибудь серьезной помощи. Некоторые из полевых командиров проявляли активность в Восточном Афганистане, вели с местными лидерами консультации и переговоры, но это не сказалось на оказании реальной поддержки с их стороны.

Вторая организация этой группы носила название «Джабха-йи неджат-и милли» (Фронт национального спасения) во главе с Хазрат Сибгатуллой Хазрат Муджаддиди, принадлежащего к ордену накшбендийа в Афганистане. Несмотря на сильные позиции его семейства в этом тарикате, Фронт имел едва уловимое военное влияние в Афганистане и ограниченную иностранную внешнюю помощь. Хазрат Муджаддиди имел репутацию известного лидера без реальной власти, что позволяло ему возглавлять лишь бессильные коалиции или промежуточные правительства. В частности, он пытался составить коалиции с Джамиат-е ислами, хотя, вряд ли, он играл в этом существенную роль. В целом Фронт не имел достаточно эффективного влияния в стране.

После советского вторжения в Афганистан в 1979 году Моджадедди не вернулся в страну из эмиграции, так как «братья-мусульмане» Аравийского полуострова назначили его официальным представителем Центра исламских общин в Копенгагене. Некоторое время спустя после переворота 1978 года, окрыленный поддержкой своих арабских единомышленников, он объявил о создании «Джебхе-йе неджат-е мелли-е Афганистан» (Национальный Фронт освобождения Афганистана), и в конце того же года перебрался в Пешавар.

В свою очередь Иран, обеспокоенный активностью Пакистана в афганских делах, также решил активизировать свою работу в этой сфере и выступить посредником в создании и дальнейшей поддержке религиозно-политических группировок в соседней стране. Надо сказать, что к этому времени шиитские группировки представляли собой в одинаковой степени разрозненные образования. Первая шиитская организация традиционалистского толка «Шура-йи иттифак-и ислами» (Совет исламского согласия) была создана в 1979 году и объединила в своем составе землевладельцев, духовенство и интеллигенцию Хазараджата, центральной области Афганистана. Позже эта организация ослабла под воздействием таких исламских групп, также поддерживаемых Ираном, как «Наср» (Победа) и «Сипах» (Страж). Другая шиитская партия «Харакат-е ислами» (Исламское движение) имела своих сторонников главным образом среди городского населения и не поддерживала достаточно тесных связей с Ираном.

Для формирования в Афганистане более влиятельной шиитской организации иранцы нашли респектабельного и авторитетного шиитского богослова Маулави Мухаммада Наби Мухаммади, который дал согласие возглавить партию, получившую название «Харакат-и инкилаб-и ислами» (Движение исламской революции). Вместе с Мухаммадом Наби во вновь созданную организацию вошли и некоторые представители духовенства из числа традиционалистов и исламистов. Соглашение было подписано в иранском посольстве в Исламабаде при посредничестве иранской спецслужбы «Савак». Несмотря на свое название, «Харакат-и инкилаб-и ислами» была консервативной организацией традиционалистского духовенства Афганистана. Мухаммади был руководителем одной из религиозных школ в провинции Логар, после этого он появился в религиозно-политических кругах как представитель улемов. Его партия в первоначальный период охватывала все этнические группы, но постепенно в ней стали преобладать пуштуны, поскольку он подпал под влияние пакистанской «Джамиат-е ислами. Вскоре он был поддержан ведущей партией духовенства Пакистана «Джамиат-е улема». Отец лидера этой организации Фазла ар-Рахмана в свое время был учителем Мавлави Мухаммади. Это было та же самая пакистанская партия, которая позже помогла сформироваться движению «Талибан». Многие лидеры талибов первоначально вступили на путь джихада как члены «Харакат-и инкилаб». В то время как эта партия, возможно, считалась самой многочисленной, она не имела реального влияния и не играла существенной политической роли. Однако, как отмечалось, впоследствии некоторые из ее активистов имели влияние в рамках движения талибов.

Несмотря на свою разрозненность, силы шиитов в целом представляли достаточно влиятельную силу. Триумфальное шествие исламской революции в Тегеране оказало весьма ощутимое влияние на структуру и ориентацию афганских групп шиитского сопротивления, которые подверглись воздействию различных тенденций, бурно развивавшихся при новом иранском режиме. Здесь были представлены партии с близкими политическими платформами: одни следовали за бывшим лидером Бехешти, другие за новым руководителем Хаменеи, третьи примыкали к аятолле Монтазери, были группы, которые, не афишируя свою принадлежность, следовали за Джелаледдином Фарси, Шариати, Мадари и другими шиитскими богословами Ирана. Среди множества организаций религиозного толка на общем фоне особо выделялись лишь упомянутая выше организация «Наср», возглавляемая шейхом Абдулом Али Мазари20[20] и «Харакат-e ислами» (Исламское движение) шейха Асифа Мохсени. Первая, бесспорно, вышла из недр исламистского движения, а вторая, более гетерогенная, включала в себя как представителей традиционализма, так и исламизма.

Обращает внимание то обстоятельство, что все эти суннитские и шиитские организации или непосредственно были образованы в Пакистане и Иране, или создавались при их активном участии на территории Афганистана. В пользу того, что многие из них были созданы за пределами страны, говорит тот факт, что в течение двух лет из числа членов этих организаций на территории Афганистана находилось лишь небольшое число партизан. Однако в большинстве районов страны мусульманское население, не дожидаясь партийных решений, призываемое муллами и улемами, вооружалось. Постепенно в провинциях Герат, Конар, Хазараджат стали подниматься восстания, в которых участвовали все религиозные объединения. Так, Совет исламского согласия, в который под руководством авторитетного шиитского богослова Сайида Бехешти вошли наиболее известные религиозные активисты, в течение нескольких месяцев был единственной властью, ведавшей гражданскими и военными делами в зоне, составлявшей 20-25% территории страны. Исламисты, поддерживаемые иранцами, попытались завладеть этой территорией, но их усилия привели лишь к расколу Совета.

Такая же история повторилась и в других регионах. В провинции Конар, известном традиционными этническими разногласиями было создано всеобщее «Движение свободных воинов» («Моджахедин-е азад»), которое дислоцировалось благодаря махинациям исламских наций. В сентябре 1979 года в этой же провинции гарнизон Асмара, который считался одним из лучших в стране, не покорился и под руководством своего командира полковника Абдур Рауфа приготовился идти на Джелалабад и Кабул. Тогда он был разоружен силами Исламской партии.

Боевые отряды Исламской партии Афганистана в середине 80-х годов насчитывали до 25 тыс. человек, что составляло около 40 процентов всех вооруженных сил оппозиции. Действовали они в провинциях Кабул, Нангархар, Кандагар, Пактия, Кунар, Лагман, Газни, Парван, а также на севере страны. Хорошо структурированная партия располагала широкой конспиративной сетью в крупных городах. Ее исполнительный комитет из руководителей функциональных комитетов - военного, финансового, планирования, культуры, по делам беженцев и др. На подконтрольной отрядам партии территории действовали местные исламские комитеты провинциального, уездного волостного и кишлачного уровней.

С мая 1985 года Исламской партии Афганистана являлась членом Исламского союза моджахедов Афганистана, который представлял собой альянс четырех исламистских и трех традиционалистских группировок.

В состоянии развала находилась и афганская армия. Между партизанами Тараки и Амина шла постоянные бои за власть и в Кабуле и по всей стране. В этой ситуации предприятие полковника Абд ар-Рауфа с его элитными войсками имели реальные шансы нанести решающий удар режиму, который не пользовался поддержкой внутри страны. Советы не были готовы еще прийти на помощь. Акцию Исламской партии во всяком случае не следует рассматривать как оплошность безответственного местного руководителя - она была свидетельством строгой реализации линии партии и идей ее лидеров. Последствия вмешательства в афганское сопротивление партий, созданных за рубежом, усугублялись по двум причинам: с одной стороны происходило усиление элемента соперничества между человеком - личностью - фракцией, с другой - вмешательство иностранных государств, в первую очередь Пакистана, что обостряло ситуацию и усиливало эти причины21[21].

Содержание