Geum.ru

План Переворот 1978 г и начало гражданской войны. Ввод советских войск в Афганистан

Вид материалаЛитература
Подобный материал:
1   2   3   4   5
[34].

Оппозиция движению «Талибан» состояла из нескольких групп, контролировавших различные части страны в основном населенные таджиками, узбеками и хазарейцами. Сторонники этих групп расселены на территории, которая наполовину граничит с Туркменистаном, практически полностью с Таджикистаном и труднодоступными районами афгано-пакистанской границы, в том числе в индийском штате Джамму и Кашмир.

В целом талибы контролировали, по крайней мере, две трети афганской территории, а по их собственным оценкам – до 85% территории страны. Однако следует учесть, что значительная часть этих земель относится к числу малонаселенных районов, особенно на юго-западе страны. Их власть распространялась на области, где проживало немногим более половины населения страны, которое к середине 1998 года составляло почти 24 млн. человек35[35]. Население таких крупных центров как Герат и Кабул, находившихся под контролем талибов, почти враждебно относилось к новой власти, которой для управления им приходилось привлекать довольно значительные силы. Помимо всего, эти крупные торговые центры были источниками существенного дохода талибов. К тому же, талибы постоянно наращивали численность своих вооруженных формирований. Если в октябре 1996 года их армия составляла 50-60 тыс., то к июню 1997 года экспертные оценки указывали 70 тыс., а к концу 1998 года уже от 80 до 100 тыс. «штыков». Уровень военной подготовки бойцов «Талибана» можно оценить как высокий для ведения партизанской войны, рейдов, контрпартизанской борьбы и т.п. К положительным моментам подготовки отрядов движения «Талибан» можно также отнести высокую маневренность36[36], умение ориентироваться в горах и предгорьях, минно-взрывное дело, развитую систему связи, в том числе и космической, неприхотливость, дисциплинированность и высокий моральный дух37[37].

Главное преимущество талибов состояло в том, что они управляли населением той или иной области, полагаясь на унитарную и достаточно прочную структуру власти, в то время как оппозиционные силы были раздроблены, и враждовали между собой. Оппозиция была разделена на несколько групп, каждая из которых, в свою очередь, также дробилась на более мелкие фракции. Однако обе стороны в значительной степени нуждались во внешней военной, финансовой и технической помощи. Талибы получали поддержку от Пакистана, финансовая помощь им поступала от официальных и неофициальных источников в Саудовской Аравии, ряда государств Персидского залива. При этом необходимо отметить такой показательный факт, что просматриваемый в действиях афганских талибов экстремизм ваххабитского толка шокировал даже саудовское руководство и сыграл немаловажную роль в ухудше­нии саудовско-талибских отношений, вызвал обеспокоенность у Эр-Рияда возможностью быть скомпрометированным перед миром тесными связями с движением «Талибан». С учетом этого политика в талибами саудовцами ведется весьма настороженно.

В то же время группировки Северного альянса полагались на помощь Ирана и России, и в меньшей степени –Таджикистана. В силу того, что талибы контролировали не только границы и главные пути, ведущие к их главному покровителю – Пакистану, но и их конкурентов, нуждавшихся в помощи Ирана, поставки талибам осуществлялись намного проще, чем группировкам Северного альянса.

К концу августа 1998 года движение «Талибан» имело контроль фактически над всеми аэродромами страны, за исключением двух летных полей в Хазараджате. Это обстоятельство препятствовало доставкам грузов для оппозиционных группировок, в какой бы части страны они ни находились. Тем не менее, оппозиция до сих пор признается большинством стран мира в качестве официального правительства Афганистана, она же представлена и в ООН. Созданный талибами Исламский Эмират Афганистана признается только Пакистаном, Саудовской Аравией и ОАЭ.

Региональное соперничество на территории Афганистана стало набирать силу сразу после распада Советского Союза. Иран, Пакистан и Россия соперничали в этом регионе в борьбе за контроль над маршрутами транспортировки нефти и газа из стран Центральной Азии38[38]. Решение Индии вслед за Пакистаном развивать собственные ядерные технологии придало соперничеству дополнительный драматизм, и усложнило усилия по поддержанию мира и стабильности в регионе. Кроме того, независимость государств Центральной Азии создала новые этнические проблемы вдоль границы Афганистана. Усиление влияния исламского фактора, а также политизация ислама обострили также и противоречия между суннитами и шиитами.

К настоящему времени у Пакистана самые близкие и тесные отношения с Афганистаном. В своей стратегии Пакистан поддерживает соседнюю страну на протяжении многих десятилетий, так же как это делается Саудовской Аравией и другими арабскими странами Персидского залива. Афганский национализм вдоль границы Пакистана и пуштунский национализм в пределах самого Пакистана представляют собой одну из угроз целостности этого относительно молодого государства. В связи с этим отношения между этими государствами были достаточно сдержанными. Афганистан, например, был единственной страной, которая голосовала против признания Пакистана Организацией Объединенных Наций.

Однако Пакистан попытался использовать войну в Афганистане как возможность полностью изменить свои отношения с этой страной, связывая это с безопасной границей на своем западе и севере, обеспечивая таким образом «стратегическую глубину» в отношении Индии и государств Центральной Азии. В результате сменявшиеся друг за другом правительства Пакистана, независимо от идеологии, ориентировались скорее на исламский фактор, чем на националистические группы в Афганистане. Активное участие Пакистана в войне также помогло соединиться многим пуштунам, занять ключевые военные и гражданские посты в формировавшейся элите. В результате пуштунский вопрос для Пакистана был снят. Пуштунские элиты в самом Пакистане могли теперь осуществлять собственное управление или влиять на ориентируемые ими пуштунские группы в соседнем Афганистане. Пуштунская власть в Афганистане стала, таким образом, инструментом пакистанского влияния, нежели угрозой его безопасности.

Надо сказать, что Исламабад начал кампанию тайной войны в Афганистане уже 1973 году с обучения небольшого отряда из 30-40 афганцев, недовольных афганским режимом39[39]. В целом с 1973-го по 1977 год Пакистан обучил до 5 тыс. диссидентов Афганистана, готовых выступить против режима, проводившего политические репрессии, и преследовавшего инакомыслящих исламских активистов страны40[40].

Практически в это же время Пакистан приступил к созданию исламских партий, деятельность которых должна была вестись на территории Афганистана. Эта программа, начатая премьер-министром Зульфикаром Али Бхутто, была направлена против режима Дауда, ярого сторонника создания Пуштунистана. В последующие годы эта политика стимулировалась активной американской помощью. Так, если в 1980 году в регион было направлено около 30 млн. долларов, то в 1989 году эта сумма совместно с саудовскими вливаниями составила 1 млрд. долларов41[41].

Известно, что США и Советский Союз израсходовали в ходе войны в Афганистане гораздо больше ресурсов, чем в период мирного сотрудничества с этой страной. Война стоила Советскому Союзу около 5 млрд. долларов ежегодно, в то время как за все предыдущие 25 лет в рамках сотрудничества им было израсходовано 2,5 млрд. долларов. Таким образом, ежегодные расходы в период войны почти в 50 раз превышали помощь в рамках мирного сотрудничества с Афганистаном42[42].

Американская поддержка антисоветского исламского сопротивления моджахедов, только в одном 1980 году начатая с 30 млн. долларов, уже на 20 млн. превысила объемы помощи, которую США в течение 25 предыдущих лет оказывали Афганистану. Помощь со стороны Саудовской Аравии и других арабских стран в 1980 году, по крайней мере, соответствовала американской, а 1981 и 1982 годах она повысилась и составила 50 млн. долларов. При администрации Рейгана американская помощь Афганистану составила 80 млн. в 1983 году, 120 млн. - в 1984 и 250 млн. - в 1985 году43[43].

США совместно с Саудовской Аравией в 1986 году оказали афганским моджахедам помощи на 470 млн. долларов и на 630 млн. долларов в 1987 году. Темпы оказываемой поддержки росли вплоть до 1989 года. Начиная с сентября 1986 года, США поставляли моджахедам сотни управляемых зенитных ракет типа «Игла». На начальном этапе поставки этого лазерного ультрасовременного оружия впервые осуществлялись вне блока НАТО. В течение 1986-1989 годов сумма помощи моджахедам из всех источников превысила 1 млрд. долларов ежегодно44[44]. Подобно советским расходам, эта сумма почти в 50 раз превышала средние ежегодные расходы США в рамках помощи Афганистану в течение 1955-1978 годов.

При такой поддержке Пакистан пытался использовать пуштунскую проблему и лозунги джихада, распространять идеи исламизма, которые, по сравнению с этническим фактором, рассматривались им как более приоритетные. Неожиданный распад Советского Союза привел к появлению экспансионистских целей в политике Пакистана. В начале 90-х годов не исключалось, что номинально исламские режимы Центральной Азии могли бы подпасть под влияние пакистанской стратегии, тем более, что это открыло бы им самый близкий выход к морю, чему США активно не противодействовали. В результате Пакистан выдвинулся бы на роль жандарма Южной Азии как наиболее мощное государство мусульманского мира. Поэтому обретение независимости странами Центральной Азии придало новое измерение понятию стратегической глубины, в обеспечении которой заинтересован Пакистан. Политические, культурные и экономические связи между народами Центральной Азии, Афганистана и мусульманским населением индийского субконтинента имеют давние исторические корни. В Пакистане торговые пути через Афганистан в Центральную Азию рассматриваются как ключ к безопасности страны в будущем, так как они гарантируют большие стратегические выгоды45[45].

Однако к 1994 году даже существовавшие зачатки торговли между государствами Центральной Азии и Пакистаном практически исчезли в результате борьбы, развернувшейся в Афганистане. Пакистанскому руководству с большим трудом удалось найти формы управления усилившимся движением «Талибан». Более того, в самой стране, строившей перспективные планы на будущее лидерство в регионе, все активнее стали проявляться тенденции к «талибанизации» внутренней и внешней политики, росло влияние сектантских группировок, с которыми власти заигрывали, пытаясь использовать их в политической борьбе.

Международная наркомафия была всерьез заинтересована в разрастании зоны нестабильности в сторону Таджикистана, что отвечало интересам не только Пакистана, но и Саудовской Аравии как основного проводника американской политики в исламском мире. В результате действий Исламабада и Эр-Рияда, по прошествии нескольких лет наиболее влиятельным в Афганистане оказалось поддерживаемое извне движение молодых суннитских фундаменталистов «Талибан», единственная группировка, построенная не по этноплеменному, а по идеологическому принципу. Талибы оказались способны, при поддержке из Исламабада, создать прообраз новой государственной идеологии, которая завоевывала все больше и больше сторонников, в основном среди пуштунской молодежи. Исламисты воспользовались ситуацией безвластия, взяли Кабул и утвердились в качестве реальной центральной власти в стране46[46].

При оценке пакистанской стратегии в отношении Афганистана и стран Центральной Азии важно выявить ее основные цели. Прежде всего, Пакистан стремится к тому, чтобы в Афганистане существовал лояльный и управляемый им режим, в особенности, в связи с пуштунской проблемой. В этом плане трудно назвать более дружественный по отношению к Пакистану режим, чем движение «Талибан». Идеологически, политически и функционально талибы непосредственно реализуют ключевые задачи пакистанской политики. Хотя решение пуштунского вопроса объективно является задачей намного более трудной. Однако тот факт, что «Талибан» управляет практически всем Афганистаном, предотвращает возможность возрождения пуштунского национализма.

Во-вторых, Пакистан стремится активизировать свою политическую и экономическую роль в Центральной Азии и добивается надежных гарантий для развития региональной торговли. Решение последней задачи пока представляется практически неосуществимой, хотя едва уловимые изменения в этой сфере происходят. Торговля с Центральной Азией уже существует, но она не ведется в полном объеме в силу нестабильной ситуации в регионе. Однако задача по интеграции государств региона в единый экономический рынок с активной ролью Пакистана пока не снята с повестки дня.

В-третьих, Пакистан стремится выдвинуться в передний эшелон мусульманских стран, занять лидирующие позиции. Достаточно сказать, что мусульманское население Центральной Азии составляет 55 млн. человек, которое Исламабад стремится втянуть в процесс исламизации по собственному образцу. С этой задачей связана и реализация широкой исламской программы в регионе, в том числе и с использованием идеологии джихада и привлечением ирегулярых военных подразделений из числа пакистанских и иностранных граждан для проведения акций в Афганистане, Кашмире, других мусульманских регионах мира.

Пакистанская стратегия на афганском направлении может подвергнуться изменениям в случае, если талибы будут получать помощь от других соседних стран, например, Ирана. С одной стороны, ее можно было бы допустить при условии поддержания мощного диктата со стороны Пакистана. С другой стороны, внешняя поддержка может увеличиться до таких объемов, которые существенно изменят ориентацию талибов, в результате чего двадцатилетние усилия Пакистана на афганском направлении окажутся весьма призрачными. В роли таких спонсоров может выступить другое мусульманское государство при активной поддержке США.

В связи с этим характерен тот факт, что США не проявляют никакой специфической вражды к движению «Талибан». Более того, американцы одними из первых выступили с косвенным признанием режима, и в настоящее время продолжает поддерживать отношения с движением талибов. Единственное, против чего выступают США, это защита, гарантируемая талибами Усаме бен Ладену и существование на афганской территории военных лагерей моджахедов, которые функционируют при некотором «внешнем» управлении, также известном Вашингтону.

Необходимо заметить, что многие из этих лагерей относятся к периоду афганских событий, когда в них готовились моджахеды для участия в боях против советских войск. В те годы главные из них находились в Пакистане, а не в Афганистане. В последующем некоторые из них перебазировались на афганскую территорию, хотя и управлялись Пакистаном. В числе прочих причин на их перебазирование, вероятно, повлияло и то, что к середине 90-х годов американская стратегия претерпела серьезные изменения и была сориентирована на принятие активных мер против терроризма и его сторонников.

Обращает на себя внимание тот факт, что именно нынешнему лидеру Пакистана генералу Первезу Мушаррафу, который до 80-х годов имел ничем не примечательную карьеру, военно-политическим руководством страны было поручено возглавить обучение наемников, завербованных различными исламскими экстремистскими группами для ведения джихада против советских войск в Афганистане. В этот период Мушарраф вошел в контакт с Усамой бен Ладеном, инженером-строителем из Саудовской Аравии, который был завербован ЦРУ и направлен в Пакистан для координации действий афганских моджахедов. Первоначально Ладен не имел прямого отношения к моджахедам и проводил в Афганистане различные инженерно-строительные работы. Например, он разработал методику строительства длинных туннелей к изолированным советским и афганским военным гарнизонам. Моджахеды внезапно появлялись из этих туннелей и нападали на войска. Однако связи, которые генерал Мушарраф развил с Ладеном в те дни, впоследствии весьма пригодились47[47].

В течение почти двух лет после падения режима Наджибуллы, Хезб-е ислами Хикматиара оставалась основным инструментом, посредством которого Пакистан преследовал цель установления лидерства марионеточного пуштунского режима в Кабуле. Однако в середине 1994 года правительство премьер-министра Беназир Бхутто сделало ставку на движение «Талибан». Несмотря на то, что талибы имели собственные амбиции, в 1997 году Пакистан, в конечном счете, бросил все силы государства на то, чтобы именно они представляли будущее правительство Афганистана. В этой стратегии он был поддержан Саудовской Аравией и Объединенными Арабскими Эмиратами. Но в следующем году в пакистанском правительстве появились несколько иные перспективы. Теперь премьер-министр Наваз Шариф и начальник штаба Армии Джехангир Карамат придерживались сравнительно нейтральной стратегии в процессе урегулирования на основе переговоров в Афганистане. Министр иностранных дел и разведывательные службы, в которых лидировали пуштуны, придерживались более строгой проталибской ориентации. Эта силы ясно добились успеха после ядерных испытаний Индией и Пакистаном в мае 1998 года, и с помощью Пакистана привели талибов к событиям июля и августа. В результате 8 августа 1998 года исламское движение «Талибан» взяло под свой контроль Мазари-Шариф, последний город, остававшийся вне его управления. После начала военной кампании 26 сентября 1996 года на севере Афганистана талибы распространили свое влияние практически на всей территории страны, за исключением небольшой ее части.

Однако связи движения «Талибан» с Пакистаном не начинались и не заканчиваются с признанием их правительства. Как говорилось выше, идеология талибов во многом складывалась на основе религиозного влияния движений Деобанда в Пакистане. Фактически, все лидеры талибов в течение нескольких лет были беженцами в Пакистане и учились в теологических школах, принадлежащих к той или иной ветви Деобанда и партии Джамиат ул-улема-и ислам. Главное отделение этой партии создавалось мавлави Фазлом ар-Рахманом, который в правительстве Беназир Бхутто занимал пост председателя Комиссии по иностранным делам пакистанского парламента.

Эти школы и движения, с которыми они связаны, в самом Пакистане представляют собой влиятельные политические силы. Через них талибы связаны с большим количеством радикальных суннитских групп типа «Сипах-е сахиба» и «Лашкар-и джангви», оба из которых, вероятно, имеют отношение к акциям терроризма против шиитов в Пакистане. Кроме того, многие из их членов получают военный опыт в совместной с талибами борьбе. Движение «Талибан» получает также помощь от торговцев наркотиками из числа афганских и пакистанских пуштунов из Кветты, Пешавара и Карачи.

В 1993-1994 годах некоторые из воинственных исламских группировок подобно «Харакат ал-ансар», «Лашкар-е тауба» и другим были переведены в разряд религиозных учебно-образовательных центров внутри Пакистана. Руководители этих центров находились или под прямым управлением государства, или проявляли к властям лояльность. Эти большие группы религиозных активистов арендовали земли, осуществляли патронаж радикальных сил, имели оружие и пользовались достаточным влиянием в пакистанском обществе. В настоящее время такие лагеря в Афганистане поставляют в конфликтные регионы мира отряды обученных моджахедов. По численности в таких лагерях больше всего афганцев, за ними следуют пакистанцы, арабы, узбеки, таджики и т.д.

Деятельность подобных военизированных структур отражает характер пакистанской внешнеполитической стратегии не только в Афганистане, но и во всем регионе. Естественно, что Пакистан не может бесконечно долго придерживаться подобной линии в своей политике, поскольку тайная война влияет на устойчивость самого режима. Эта устойчивость может быть гарантирована лишь в том случае, если военное руководство будет способно эффективно управлять собственными спецслужбами или негосударственными вооруженными структурами типа «Харакат ал-муджахидин». Дело в том, что эти силы обретают мощь и влияние именно в ходе необъявленных войн и всегда готовы извлечь из этого собственные выгоды. Причем при реализации этих проектов ими не менее активно будут использоваться та же идеология джихада и те же стратегии, но в рамках реальных военных переворотов, столь характерных для новейшей истории Пакистана.

Что же касается России, Китая, Индии и государств Центральной Азии, то они оказываются в очень сложной ситуации, несмотря на все тактические победы. С одной стороны, совершенно очевидно, что именно Запад стоит у истоков террористического сепаратизма на территориях этих стран. С другой же стороны, поддержка терроризма осуществляется не прямо, а через длинную систему передаточных звеньев. Причем связи в цепи могут проходить по нескольким направлениям, перекрещиваться или идти параллельно. Самих передаточных звеньев, так же как и цепей, может быть сколько угодно. Связи в одной из них приблизительно могут выглядеть таким образом: ЦРУ США поддерживают необходимые контакты со спецслужбами Пакистана, которые, в свою очередь, непосредственно связаны с афганскими талибами. Дальнейшее звено связано с Усамой бен Ладеном, от которого инструкции и помощь направляются к главарям сепаратистов в различных мусульманских регионах48[48]. Как видно, цепочка получается длинной и доказать причастность Запада к деятельности террористов практически невозможно. Благодаря этому Запад может позволить себе обвинять крупные державы в геноциде, неадекватном применении силы и т.д.

Талибы рассматриваются Соединенными Штатами лишь как удобный инструмент для установления контроля над афганской территорией. В новой геостратегической позиции США на евроазиатском политическом пространстве довольно явственно прослеживаются два момента. Во-первых, стимулируется распространение «исламского пояса» с юга на север. Во-вторых, американцы стремятся поставить Россию и ее ближайших союзников перед выбором между угрозой со стороны НАТО и угрозой исламской экспансии. Поддерживая исламистов в Центральной Азии и на Кавказе, и одновременно вытесняя их с Ближнего Востока, США вынуждают исламизм развернуть свои перспективные задачи в государствах Центральной Азии, России, Китае, Индии.