Библиотека Альдебаран

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 23 Я выступаю в роли медиума
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   29
^

Глава 23

Я выступаю в роли медиума



Похороны, по моему, прошли очень торжественно. Кроме нас, присутствовали все англичане, живущие в Хассани. Пришла и Шейла Райли, которая в своем темном костюме казалась притихшей и подавленной. Надеюсь, она хоть немного раскаялась в том, что так дурно говорила о миссис Лайднер.

Когда мы вернулись домой, я вслед за доктором Лайднером прошла в контору и начала разговор об отъезде. Он был очень добр, поблагодарил меня за то, что я сделала (ах, если бы я действительно хоть что нибудь сделала!), и настоял, чтобы я взяла жалованье сверх положенного еще за одну неделю.

Я возражала, ибо чувствовала, что не заслуживаю вознаграждения.

— Право, доктор Лайднер, лучше бы мне вообще не брать жалованья. Если бы вы просто возместили мне дорожные расходы, я была бы вполне довольна.

Но он и слышать об этом не хотел.

— Но, доктор Лайднер, я ведь не справилась со своими обязанностями, понимаете? Она.., мое присутствие не спасло ее.

— Пожалуйста, не говорите так, мисс Ледерен, — горячо возразил он. — В конце концов, я пригласил вас сюда не в качестве детектива. Я и представить не мог, что жизнь моей жены в опасности. Был уверен, что это нервы, что она сама выводит себя из душевного равновесия. Вы сделали все, что в ваших силах. Она вас любила и доверяла вам. Думаю, благодаря вам она в последние дни чувствовала себя спокойнее. Вам не в чем упрекнуть себя.

Голос его дрогнул, и я поняла, о чем он подумал.

Он, именно он, виноват, ведь он не принимал всерьез страхи своей жены.

— Доктор Лайднер, — не удержалась я, — а откуда все таки взялись, по вашему, эти анонимные письма?

— Не знаю, что и думать. А что Пуаро, у него есть какие нибудь соображения?

— Вчера еще не было, — сказала я, ловко, как мне казалось, балансируя между правдой и ложью. В конце концов, так ведь оно и было, пока я не рассказала ему о мисс Джонсон.

Мне пришло в голову, что я могу намекнуть доктору Лайднеру и посмотреть, как он себя поведет. Вчера, когда я видела их вместе, видела, как он расположен к мисс Джонсон и доверяет ей, я и не вспомнила о письмах. И теперь, вероятно, не очень порядочно с моей стороны заводить этот разговор. Если даже мисс Джонсон и написала эти письма, она, наверное, после смерти миссис Лайднер горько в этом раскаялась. Однако мне хотелось выяснить, не приходила ли ему в голову такая мысль.

— Анонимные письма чаще всего пишут женщины, — заметила я. Интересно, что он на это скажет?

— Возможно, — вздохнул он. — Но не забывайте, что эти могут быть подлинные. Их действительно мог написать Фредерик Боснер.

— Я и не забываю, просто как то не верится в такую возможность.

— А я верю, — сказал он. — То, что он член экспедиции, конечно, чепуха. Выдумка изобретательного ума мосье Пуаро. На самом деле все куда проще. Убийца, разумеется, маньяк. Бродил около дома, наверняка переодетый. А в тот ужасный день ему как то удалось проникнуть внутрь. Слуги, скорее всего, лгут. Их вполне могли подкупить.

— Что ж, возможно, — с сомнением сказала я.

— Мосье Пуаро легко подозревать моих коллег, — продолжал он с видимым раздражением. — А я совершенно уверен, что никто из них не имеет никакого отношения к убийству! Я работал с ними. Я их знаю!

Он внезапно замолчал, потом снова заговорил:

— А вам по опыту это известно? Что анонимные письма обычно пишут женщины?

— Да. Не всегда, конечно. Но женщины часто дают выход отрицательным эмоциям именно таким способом.

— Видимо, вы имеете в виду миссис Меркадо? — спросил он. И тут же покачал головой. — Даже если она так ненавидела Луизу, что решилась причинить ей боль, она не могла бы этого сделать. Она же ничего не знала.

Я вспомнила о старых письмах, которые хранились в чемоданчике.

Может, миссис Лайднер забыла запереть его, а миссис Меркадо, которая, как известно, не любит утруждать себя работой, оставалась одна в доме. Тогда она с легкостью могла обнаружить их и прочитать. Мужчинам почему то такие простейшие вещи никогда в голову не приходят!

— Но ведь, кроме нее, есть только мисс Джонсон, — сказала я, внимательно наблюдая за ним.

— Это же просто смешно!

Усмешка, которой он сопровождал эти слова, была весьма убедительной. Разумеется, он и помыслить не мог о мисс Джонсон! Минуту другую я колебалась, но.., ничего не сказала. Не хотела предавать ее.., просто из женской солидарности. К тому же я видела, как искренне, как трогательно она раскаивается. Сделанного не воротишь. Зачем подвергать доктора Лайднера новому испытанию?

Мы условились, что я уеду на следующий день. Через доктора Райли я договорилась, что один два дня, пока устрою свои дела, поживу у старшей сестры хассанийской больницы, а затем вернусь в Англию через Багдад или прямо через Ниссивин автомобилем, а потом поездом.

Доктор Лайднер был настолько щедр, что предложил мне выбрать что нибудь на память из вещей его жены.

— О нет, доктор Лайднер, — сказала я. — Благодарю вас, но я не могу принять этого предложения. Вы слишком великодушны.

Он настаивал.

— Хочу, чтобы у вас осталось что то на память. Уверен, Луиза была бы рада.

Он хотел, чтобы я взяла ее черепаховый туалетный набор.

— Ах нет, доктор Лайднер! Это же чрезвычайно Дорогая вещь. Право, я не могу.

— Поймите, у нее же нет сестер .., вообще никого, кому могут пригодиться эти вещи. Их просто некому больше отдать.

Я догадалась, что он не хочет, чтобы они попали в маленькие жадные ручки миссис Меркадо. Предложить их мисс Джонсон, мне кажется, он бы не решился.

— Пожалуйста, не отказывайтесь, — мягко настаивал он. — Кстати, вот ключ от Луизиной шкатулки с драгоценностями. Может быть, вы найдете там что нибудь, что вам понравится. И я был бы очень вам признателен, если бы вы упаковали.., все.., все ее платья. Думаю, Райли найдет способ передать их в бедные христианские семьи в Хассани.

Я с готовностью согласилась, обрадованная тем, что могу хоть чем то ему услужить. К делу я приступила немедленно.

Не слишком богатый гардероб миссис Лайднер был вскоре разобран и упакован в два чемодана. Все ее бумаги умещались в маленьком кожаном чемоданчике. В шкатулке хранились кольцо с жемчугом, бриллиантовая брошь, небольшая нитка жемчуга, две простенькие золотые броши и бусы из крупного янтаря.

Естественно, мне и в голову не пришло взять жемчуг или бриллианты. Речь могла идти только о янтаре или черепаховом туалетном наборе. Немного поколебавшись, я решила в пользу последнего. Доктор Лайднер так мило и просто, ничуть не задевая моей гордости, просил меня взять эти вещицы на память. И я, так же просто, не чинясь, с благодарностью приняла этот дар. В конце концов, я ведь любила миссис Лайднер.

Ну вот, с делами покончено. Чемоданы упакованы, шкатулка с драгоценностями снова заперта и отставлена в сторону, чтобы передать ее доктору Лайднеру вместе с фотографией отца миссис Лайднер и двумя тремя другими мелкими вещицами.

Когда я все закончила, комната, лишенная того основного, что наполняло ее, сразу стало пустой и заброшенной. Мне здесь больше нечего было делать. Однако уйти у меня не хватало духу. Мне казалось, что нужно еще что то сделать здесь, что.., я должна что то понять.., выяснить.

Я не суеверна, но меня вдруг пронзила мысль, что дух миссис Лайднер витает здесь, и она хочет, чтобы я услышала ее.

Мне вспомнилось, как однажды в лечебнице мы, молодые сестры, где то раздобыли планшет, которым обычно пользуются спириты, и он в самом деле стал писать нам что то в высшей степени многозначительное.

А что, если я и вправду могу впасть в транс?

Все мы способны порой вбить себе в голову всякие глупости.

С бьющимся сердцем я крадучись обошла комнату, трогая то одно, то другое. Разумеется, ничего, кроме голой мебели, здесь и быть не могло. Но вдруг что то завалилось за ящики комода, вдруг что то там запрятано?.. Нет, ничего нет.

В конце концов (наверное, вам покажется, что я сошла с ума, но, как я уже сказала, чего только не заберешь себе в голову!) я поступила очень странно — легла на ее кровать и закрыла глаза.

Затем я постаралась заставить себя забыть, кто я, внушить себе, что вернулась назад, в тот роковой день. Я — миссис Лайднер. Я отдыхаю. Я спокойна. Я ничего не подозреваю.

Удивительно, как можно себя накрутить.

Я самая обыкновенная, вполне земная женщина… Мне чужда всякая мистика, но, поверьте, стоило пролежать так минут пять, как я ощутила присутствие каких то потусторонних сил.

Я не стала противиться им. Я сознательно усиливала в себе это ощущение.

— Я — миссис Лайднер, — говорила я себе. — Я — миссис Лайднер. Я лежу здесь.., дремлю. Вот сейчас.., сейчас.., дверь отворится.

Я повторяла и повторяла эти слова.., словно гипнотизировала себя.

— Сейчас половина второго.., именно в это время.., дверь отворяется.., дверь отворяется.., сейчас я увижу, кто войдет…

Я не отрывала взгляда от двери. Сейчас она начнет отворяться. Я должна увидеть, как она отворяется. Я должна увидеть того, кто отворяет ее.

Наверное, я была немного не в себе, если вообразила, что таким способом смогу приоткрыть тайну смерти миссис Лайднер.

Но я в самом деле этому верила. Холодок пробежал у меня по спине, по ногам. Ноги немеют.., немеют.., они не слушаются меня.

— Ты впадаешь в транс, — сказала себе я. — В трансе ты увидишь…

Я снова и снова монотонно повторяла:

— Дверь открывается.., дверь открывается…

Ощущения холода и онемения становились все сильнее.

А потом я увидела, как дверь очень медленно начала отворяться…

Ужас охватил меня.

Ни прежде, ни потом я не испытывала ничего подобного. Меня сковал паралич, я вся окоченела. Не могла бы пошевелиться даже во имя спасения собственной жизни.

Вот дверь медленно отворяется. Медленно и совершенно бесшумно.

Сейчас я увижу…

Медленно.., медленно.., все шире и шире…

И входит Билл Коулмен…

Как, должно быть, он испугался!

Со страшным воплем я вскочила с кровати и бросилась в угол.

Он остановился как вкопанный, с широко раскрытым ртом, простодушная физиономия залилась краской.

— Привет, привет, приветик, — выдавил он. — Что нибудь случилось?

Меня точно обухом по голове ударили. Я разом пришла в себя.

— Боже мой, мистер Коулмен, — сказала я. — Как вы меня напугали!

— Извините, — смущенно улыбнулся он. И тут только я заметила у него в руке букетик алых лютиков. Эти трогательные маленькие цветы растут на склонах Теля. Миссис Лайднер очень их любила. Он снова залился краской.

— В Хассани цветов не достанешь. Это так ужасно, когда на могиле нет цветов. Вот я и подумал, загляну ка сюда и поставлю букет в этот горшочек на столе. У нее всегда стояли тут цветы. Пусть не думает, что мы забыли о ней.., правда? Глупо, я знаю, но.., э.., я хотел сказать…

Какой он милый, подумала я. А он стоял весь красный от смущения. А как еще может выглядеть англичанин, уличенный в сентиментальности? И все таки хорошо, что он это придумал!

— Ну что вы! По моему, просто прекрасная мысль, мистер Коулмен.

Я налила воды в горшочек, и мы поставили туда цветы.

Признаться, мистер Коулмен приятно удивил меня. Оказывается у него доброе сердце и чувствительная душа.

Он не стал расспрашивать меня, почему я так дико завизжала, и я прониклась к нему благодарностью за это. Что я могла бы сказать в оправдание? Разумеется, какую нибудь чушь несусветную.

Впредь будь благоразумнее, сказала я себе, поправляя манжеты и разглаживая передник. Этот спиритический вздор не для тебя.

И я принялась упаковывать мои собственные вещи, проведя за этим занятием остаток дня.

Отец Лавиньи был столь любезен, что выразил глубокое сожаление по поводу моего отъезда. Сказал, что моя жизнерадостность и здравый смысл служили всем им большой поддержкой. Здравый смысл! Какое счастье, что он не знает о моих психологических экзерсисах40 в комнате миссис Лайднер.

— Что то мосье Пуаро не видно сегодня, — заметил он.

Я объяснила, что Пуаро собирался весь день рассылать телеграммы.

Отец Лавиньи поднял брови.

— Телеграммы? В Америку?

— Наверное. Как он выразился, “по всему свету”, но, думаю, преувеличивает, как все французы.

Сказала и тут же покраснела — ведь отец Лавиньи тоже француз. Впрочем, он, кажется, не обиделся, просто весело рассмеялся и спросил, нет ли чего новенького о человеке с косоглазием.

— Не знаю, — сказала я, — не слыхала.

Отец Лавиньи вспомнил о том случае, когда мы с миссис Лайднер заметили, как этот араб стоял на цыпочках и подглядывал в окно.

— Он явно испытывал какой то особый интерес к миссис Лайднер, — сказал он со значением. — Я вот все думаю, может быть, это европеец, переодетый арабом?

Такое мне в голову не приходило. Поразмыслив хорошенько, я поняла, что действительно сочла его арабом только по одежде и смуглой коже.

Отец Лавиньи сказал, что хотел бы обойти вокруг дома и взглянуть на то место, где мы с миссис Лайднер его видели.

— Кто знает, вдруг он обронил что нибудь. В детективных рассказах преступники обязательно что то роняют или теряют.

— По моему, в жизни они куда более осмотрительны, — сказала я.

Я принесла носки, которые только что заштопала, и положила на стол в гостиной, чтобы мужчины потом разобрали их. Делать больше было нечего, и я поднялась на крышу.

Тут стояла мисс Джонсон. Она, видимо, не слышала, как я поднималась. И только когда я подошла к ней вплотную, она меня заметила.

Я сразу поняла, что с ней что то неладно.

Она стояла, глядя в пространство остановившимся взглядом, и лицо у нее было ужасное. Будто видит перед собою что то, во что невозможно поверить.

Я была потрясена. Помните, на днях она тоже была не в себе? Но тут что то совсем другое.

— Голубушка, — сказала я, — что с вами? Она повернула голову и уставилась на меня невидящим взглядом.

— Что с вами? — повторила я. Гримаса исказила ее лицо, будто она хочет сглотнуть, но у нее сдавило горло.

— Я все поняла. Только что.

— Что именно? Скажите. Вы что то видели? Она сделала над собой усилие, пытаясь взять себя в руки, но тщетно. Выглядела она все равно ужасно.

— Я поняла, как можно проникнуть сюда так, что никто не догадается.

Я проследила за ее взглядом, но ничего не увидела.

В дверях фотолаборатории стоял мистер Рейтер, отец Лавиньи шел через двор. И больше ничего.

В недоумении я обернулась к ней — она не отрываясь смотрела на меня каким то отрешенным взглядом.

— Ей богу, — сказала я, — не понимаю, о чем вы. Может быть, вы объясните? Но она покачала головой.

— Не сейчас. Позже. Как же мы сразу не поняли? Мы должны были понять!

— Если бы вы мне сказали… Она снова покачала головой.

— Я должна все как следует обдумать.

Она прошла мимо меня и нетвердыми шагами стала спускаться по лестнице.

Я не последовала за ней — было слишком очевидно, что она этого не хочет. Я села на парапет и попыталась разобраться, но ничего у меня не получалось. Во двор можно проникнуть только одним способом — через ворота. Я огляделась. За воротами, держа под узды лошадь, стоял бой водовоз и болтал с поваром индийцем. Пройти мимо них незамеченным было просто невозможно.

Я в растерянности помотала головой и пошла вниз по лестнице.