Жизни Клима Самгина. Роман с противным главным героем, главная задача
| Вид материала | Задача |
- Жизнь Клима Самгина. Горький А. М. рассказ, 26.5kb.
- Презентация Главная задача «Новой школы», 152.31kb.
- Пьеса Горького «На дне», 628.39kb.
- Жизнь Клима Самгина». Проблематика и художественное своеобразие романа. М. Цветаева., 29.55kb.
- Шипиловой Елены Борисовны о деятельности оу за 2006-2007 учебный год Главная задача, 175.62kb.
- (1868-1936), русский писатель, публицист. Большой резонанс имел сборник "Очерки, 88.33kb.
- Жизнь Клима Самгина (общее знакомство) утопия, 27.58kb.
- Алексей Максимович Пешков) (1868-1936), русский писатель, публицист. Большой резонанс, 74.72kb.
- Роман Роман принадлежит к эпическим жанрам литературы. Эпос, 87.36kb.
- А. Л. Семенов мгу им. М. В. Ломоносова Экономический факультет Методология стратегического, 176.48kb.
Д.Б. Гость этого часа писатель Минаев. Некоторые, наверно, подумали, что речь идет о Сергее, но я подчеркиваю: писатель Минаев. Поэтому у нас в гостях Борис. Я никого не хочу сталкивать лбами, просто у Сергея Минаева другая профессия. Борис Минаев только что выпустил роман, который, я, в общем, в этом не сомневаюсь, станет одним из главных литературных событий этого года. Роман, который называется "Психолог или ошибка доктора Левина". Это третья часть трилогии - первые две части были откровенно автобиографическими. Первая называлась "Детство Левы" - это был, скорее, цикл рассказов, похожих на Денискины, только грустнее. Второй была замечательная книжка "Гений дзюдо", имевшая большой успех, а третья - "Психолог". Вот как раз я и хочу спросить, в какой мере доктор Левин от тебя, наконец, отделился, и можно ли сказать, что это тоже продолжение автобиографической трилогии?
Б.М. Привет!
Д.Б. Долга пауза... Хороший ответ, Борь!
Б.М. Да? Ну, сложно мне ответить на этот вопрос, потому что, конечно, доктор Левин, то есть выросший Лева из "Детства Лева, "Гений дзюдо" он совсем не я ни по профессии, ни по биографии, ни по некоторым другим вещам, но, конечно, когда пишешь роман такой большой, откуда-то надо ж что-то брать, материалец. Там много, конечно, из моей жизни, из жизни знакомых мне людей...
Д.Б. Меня интересует в этой связи вот какой вопрос. Когда жена моя прочла эту книгу, она сказала, что это - один из немногих в русской литературе, может, начиная с "Жизни Клима Самгина". Роман с противным главным героем, главная задача которого - комфортно устроить свою жизнь и выдать это за то, что он лечит других. На самом деле этот доктор Левин на протяжении всего сочинения только устраивает свою биографию и в конце приходит к абсолютно закономерному краху, который, в общем, является предметом книги. Вот ей показалось, что смысл там такой. Возмездие человеку, который любит только себя и обеспечивает свой душевный комфорт, а не чужой, как должен психолог. Я с этим совершенно не согласен, мне кажется, что ни одна женщина никогда эту книгу правильно не поймет, что это правильный мужской роман о любви, и меня в этом смысле интересует, ты действительно хотел привести героя к краху, или к шоколаду он приходит в конце концов?
Б.М. Герой проходит через крах, но остается жив. То есть... Ну, в общем, сложно формулировать какие-то такие самые главные вещи с ходу. Во-первых, не знаю, Ира мне сказала, что она прочитала роман очень быстро.
Д.Б. Нет, два дня. Для Иры два дня - это очень медленно.
Б.М. Но все-таки, прочесть до конца роман с противным главным героем мне кажется довольно сложно, если он очень противен.
Д.Б. Нет ну как, там же есть прекрасные люди. Например, Штокман. Вот это ей и понравилось.
Б.М. Ну ладно, это мы разберемся отдельно. Ну...
Д.Б. Ну скажи, что герой действительно не сахар.
Б.М. Ну, мне нравится, не знаю.
Д.Б. Тебе нравится?
Б.М. Ну да.
Д.Б. А тебе не кажется, что он жрет всех вокруг, чтобы просто обеспечить себе, как это называет Гейдар Джемаль, сексуальный комфорт? Нет такого ощущения?
Б.М. Ну, с комфортом там очень сложно у него. Тем более сексуальным. У него, в общем, полный дискомфорт. Этим он мне близок. У него полный дискомфорт в душе, в голове, вокруг, но он пытается дискомфорт других людей все-таки устроить таким образом, чтоб не было крови, трагедий, катастроф хотя бы минимально. Он все-таки, мне кажется, для себя выполняет некую миссию. Может быть она у него не получается. Может быть, идея в том, что вот, как бы, мы привыкли к такой схеме. Есть человек и его миссия, его некая цель, дело. И если это художественное произведение, если это фильм, роман, то смысл в том, что он его с успехом выполняет и, в общем, отчитывается нам о проделанной работе. Но дело в том, что с этой миссией иногда настолько сложно разобраться, что она может тебя и так, несколько, подломить.
Д.Б. Ну, грубо говоря, спасая других, ты неизбежно ломаешься сам.
Б.М. Ну, можно и так сказать.
Д.Б. Я должен сказать сразу, что это книга скандальная в известном смысле, потому что в ней упомянуты, по крайней мере, две - не будем говорить какие - очень известные, очень громкие московские истории, которые уж в журналистском-то цехе каждому известны, а вне журналистского цеха... ну, каждому второму. Я хочу спросить: действительно ли история с девушкой, влюбленной в президента, имела место в реальности? Я о ней слышал довольно много, и вот что она преследовала его письмами, что она попала в поле разработки ФСБ, или это чистый вымысел, как и та сплетня, которую об этом распространяли?
Б.М. Ну, если ты сейчас не импровизируешь на ходу...
Д.Б. Не импровизирую.
Б.М. То ты меня просто поразил в самое сердце абсолютно. Я считаю, искусственная история. Она в романе может быть. Мне казалось, что в жизни ее быть просто не может.
Д.Б. Нет это абсолютно известная история, что женщина, которая влюбилась в президента, досаждала ему признаниями, пока ее не стали вычислять.
Б.М. Ну, ничего про это не знал вообще.
Д.Б. Ну, старик, ты попал. Я не буду говорить о второй истории, потому что не хочу в это лезть, но просто хочу спросить: по крайней мере, протагонист в курсе?
Б.М. Не в курсе, и мне все равно, то есть в курсе он или нет, потому что протагонист - этой истории, как ты его называешь... Ну, я, собственно, знал об этой истории до того, как начал писать роман, о том, что, вот мужчина, который решил один воспитывать ребенка, и мать там оказалась не у дел, и в связи с этим какой-то конфликт. Я об этой истории узнал вот как если бы мы с тобой сейчас сидели, разговаривали, и ты мне сказал: а, кстати, вот ты знаешь, вот такая вот история и в двух словах ее описал. Это заняло бы у тебя минуты три, наверное. Вот также примерно я... Вот все, что я об этом знал. Я не читал никаких статей, ни с кем не разговаривал абсолютно. И, к счастью, когда я - после того, как роман вышел уже, стал об этом читать, я понял, что там нет вообще никаких совпадений вот таких вот фактологических. А сам сюжет, на мой взгляд, абсолютно типичен для нашего времени, и было не только с этим очень уважаемым мной человеком, но и с другими известными людьми. А уж про неизвестных людей я вообще не говорю. Их там... Это просто такая типичная история нашего времени.
Д.Б. Нет, ну тогда возникает вопрос: действительно ли тенденцией нашего времени является то, что семейное воспитание детей становится почти невозможным? Их воспитывает либо мать, либо, как у тебя показано вот эта новая генерация отцов-одиночек. Я таких знаю многих, которые одни уверены, что знают, как правильно воспитывать мужчину.
Б.М. Тенденция ли это, да?
Д.Б. Да. То есть типично ли это? Я таких знаю, но для меня это все-таки, я общаюсь в довольно маргинальном кругу - там журналистском, писательском и так далее. Мы все больны. А вот есть ли такие среди нормальных людей?
Б.М. Не знаю, есть ли такие среди нормальных людей? Конечно, тенденция совершенно иная. Ну вот последняя некая тенденция вообще, так сказать, меньше, как ты знаешь, детей рождается, бездетные семьи или бездетные просто одиночки, у которых в жизни, так сказать, много там романов или некое сожительство такое легкое, свободное, необремененное семейными узами. Мне кажется, вот такой четкой тенденции нет. Но просто все, что кажется абсолютно сенсационным вот для меня было неким откровением. Вот прошло время, вышел роман. Я понимаю: да нет, это не откровение, почти уже норма, но в такой вот реальной жизни я не сталкивался.
Д.Б. Нет, я сталкивался, и мне, как раз, кажется, что главная-то трагедия в том, что семьи разваливаются гораздо чаще, чем мы можем себе представить. И то, что мужчины имеют склонность забирать к себе детей, мне это кажется патологией. Но, тем не менее, у тебя единственный нормальный человек действия, единственный пассионарный герой на весь роман - это Стокман. Меня вот в этой связи интересует авторское отношение к нему, потому что он очень амбивалентен. Я даже не понимаю, как Лева к нему относится. Он его по-дружески любит, но думаю, что в тайне и ужасается. До какой степени это для тебя любимый персонаж?
Б.М. Ой, тоже сложный вопрос... Ну, я тут немного обращусь к вот этим первым двум книжкам. Они как бы про детство, про двор, такие сентиментальные, ну ностальгические отчасти книги. Но, тем не менее, там есть у мальчика Левы друг по фамилии Колупаев, без которого он жить не может, но, в общем-то, он его беспрерывно мучает, беспрерывно устраивает ему некие провокации, ставит его в какие-то ужасные ситуации, но Лева все равно за ним идет, все равно, грубо говоря , к нему тянется, и все равно они друг без друга не могут ни дня прожить. Бывают в жизни некие очень странные совпадения душ, в дружбе в том числе, а уж в любви-то это обычное дело. Разные люди с очень разным типом отношений к жизни вдруг они как-то сцепляются. Я, собственно, не знаю, как я к Стокману отношусь очень сложно, потому что...
Д.Б. А я с ужасом просто...
Б.М. Потому что я считаю, что человек он, конечно, очень достойный, но настолько страстный, всепожирающие какие-то страсти, будь то гнев, отцовство, политика - все, что угодно, что, конечно, только Лева, мне кажется, может с ним...
Д.Б. Как-то это выдержать, да? Ну, а о том, что же такое Лева мы поговорим через три минуты.