Само собой, при подписании командировки в Чехословакию, Берлога заворчал, зачем самолётом, лучше поездом дешевле

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
  1   2




Глава 23


Само собой, при подписании командировки в Чехословакию, Берлога заворчал, зачем самолётом, лучше поездом – дешевле! Алик обозлился и взял билет в вагон-люкс, сославшись на то, что других не было. Бухгалтер не поверил, но спорить не стал, а Ефрем Александрович подписал, даже не взглянув на цену.

Прага встретила Алика утренним майским солнцем и плакатиком от руки, который держал в руках молодой человек, стоявший не перроне с вопросительным знаком на лице. На плакате было одно слово – "MILK", и Алик сообразил, что это не молоко, а его фамилия, и что молодой человек встречал совсем не дойную корову, а именно его. Так и было! Карел Домански встречал фотокорреспондента Милька. Они быстро познакомились, Карел отвез Алика в гостиницу, рассказал программу пребывания – памятник там, памятник здесь, сообщил, что главный редактор "Свет социализма" Мирослав Коржак ждет его в четыре часа, а до четырех свободное время. Слова "свободное время" несколько покоробили Алика – я что, приехал в лагерь, где жизнь по расписанию? И выразил первое желание – в пивную, где висит засиженный мухами портрет эрцгерцога Фердинанда, может, они застанут там бравого солдата Швейка?
Гостиница была превосходная – бывший корабль! Государство, не имеющее выхода к морю, имеет в своей столице гостиницу – корабль, поставленный на прикол! Когда-то, наверное, бродил по Влтаве. Номера – бывшие каюты, класс, как и на пассажирском лайнере – чем ближе к воде, тем ниже классность. Воды Влтавы плещутся у самых окон его номера! Спасибо, что не в трюме! Да черт с ними, значит, таков уровень гостя, но всё равно красиво и интересно, никогда ещё не жил на воде.

Бравого солдата они не застали, мух тоже не было, пивунов несколько человек, а пиво и шпикачки оказались сказочными. Карел плохой компаньон, пиво не любит, предпочитает сухие французские вина, и вообще производит впечатление интеллигента-пессимиста: скорбно опущенные уголки рта, безбровые безжизненные глаза и однодневная небритость. Он расплатился в пивной – мне в редакции дали денег на обед с тобой. Ну-ну! После гостиницы царская щедрость. Можем прогуляться по Праге, время есть.

Старинными переулочками, построенные ещё княгиней-пророчицей Либуше, матерью-основательниццей Праги, они вышли на Вацлавскую площадь. Алик постоял, осматривая знаменитое место, потом вопросительно посмотрел на Карела, и – удивительно – тот словно прочитал вопрос, подвел Алика – здесь! Если мысль выражена чётко, реципиент обязательно поймёт, конечно, Алик подумал о месте самосожжения студента Яна Палаха в шестьдесят девятом году. Что он ожидал! Памятник? Мемориальную доску? Огороженное место? Нет! Изумило другое, чехи равнодушно проходили мимо, а ведь это было потрясением для нации! А что, самосожжение днепропетровского преподавателя Макухи в Киеве в ноябре шестьдесят восьмого, вызвало какую либо реакцию в стране? Да никто не знал об этом – в прессе ни слова, Алику же рассказал знакомый киевлянин, случайно оказавшийся свидетелем. А вот акция литовского студента Романа Каланты вызвала нешуточные волнения молодёжи в Каунасе, дело дошло до танков в городе. Ну, и что? Давно забыли, помнят только родственники погибших и оставшиеся в живых участники. Прав был, прав есть и будет Соломон: "Всё пройдет …"!

Они прошлись до Староместкой площади, полюбовались Тынским храмом, дошли до Карлова моста, Алик подивился обилию молодежи – кто что-то продавал, кто рисовал, а кто обнимался, тесно прижавшись к перилам, то ли имитируя, то ли действительно испытывая страсть – раскованность, совсем не свойственная Москве! Однако пора было идти в редакцию.

ххх

Главный редактор Мирослав Коржак оказался жизнерадостным толстеньким бодрячком, этакий весёлый пивной бочоночек, с очками, едва державшимися на кончике маленького сплюснутого носа. Шумно приветствовал Алика, позаботился, пообедали ли они, пригласил вечером в ресторан отпраздновать приезд, а сейчас утрясём программу, есть ли какие пожелания у Алика. У Алика пожеланий не было, первый раз был в стране, сказал, полагается на хозяев, хотя одно, но сильное было – встретиться с Александром Дубчеком! Он знал, Дубчек работает на каком-то лесопильном предприятии, но благоразумно умолчал – зачем крысе пищать среди голодных котов! Мирослав облегченно вздохнул – ожидал капризов, спросил, привёз ли Алик свои материалы, которые журнал мог бы опубликовать. Алик мысленно возблагодарил Макарку, материалы все понравились, особенно о Баталове, его знает и помнит вся Чехословакия по фильму "Летят журавли"! Гонорар они выплатят завтра, Алик может не беспокоиться. Завтра же свободный день, он может погулять по городу, поснимать, Прага очень красива, особенно майскими днями. Затем поездка в Брно и Братиславу на редакционной машине, так что Алик увидит всю Чехословакию.

Вечером в ресторане, где собираются в основном журналисты, приятно поужинали. Мирослав пригласил ответственного секретаря, даму строгую, довольно больших размеров, говорливую, с красивым переливающимся голосом. У Алика сразу выработался комплекс неполноценности – рядом с ней почитай карлик! Остальные тоже не выглядели Голиафами! Вторую даму Карел представил как свою жену. Первое впечатление – мила, ультрамодно одета, но с такими волосатыми ногами, что Алик, грешным делом, подумал – её не ласкать надо, а почесывать! Журналистка, работает в городской газете, воспользуется случаем и поедет вместе с ними. Явно раздражает ответственного секретаря.

Настроение улучшилось, когда Алик вытащил из кофра две бутылки "Столичной" водки, и совсем изменилось, когда Алик вытащил коробку селедки в винном соусе и буханку чёрного хлеба! Откуда вы знаете, что я всё это очень люблю, завопил Мирослав. Алик не стал скрывать – проконсультировал наш общий московский знакомый – тоже Мирослав, но только Муразаев. О, мы большие друзья, обрадовался Мирослав, мы, как это называется, тёзки, только он русский, а я чех. Ну, положим, подумал про себя Алик, ты-то может и чех, а он скорее советский! К концу бутылок разговор совсем оживился, Алик рассказал, что снимает в основном фотоочерки, но иногда, когда никого нет поблизости, посылают и в Кремль, в частности, совсем недавно он снимал визит товарища Густава Гусака. Чему они так обрадовались, Алик не понял, проверенного прислали что ли, но посыпались вопросы, как выглядят товарищи Брежнев и Косыгин, много ли портретов развешано по городу, вот у нас полным-полно, это не хорошо. Нет, у нас не так много, засмеялся Алик, в основном на праздниках, но про себя удивился, пока они гуляли с Карелом, он не видел ни одного портрета Гусака, видимо, чтобы не мозолили глаза, их сосредоточили в одном месте, а отчет о количестве послали в Пражский Град. Не обошлись без литературных диспутов, главный из них – Солженицын. Алик объяснил, что он не литературовед, может говорить только нравится или не нравится, за всю страну не в ответе, но к Солженицыну относится весьма прохладно – чисто литературных достоинств мало, а тема эксплуатируемая, только «Матрёнин двор» по настоящему литературен. Это официальная точка зрения всех выезжающих за границу советских людей, с усмешкой полюбопытствовала Милана, жена Карела? Нет, обозлился Алик, лично моя и ничья другая, я против того, чтобы его не печатали, малоумный запрет создает ему популярность, если бы издали массовым тиражом, сначала разорвали магазины, потом забыли бы, а так культовое имя. Скептически наклонив голову, Милана спросила, смотрит ли он журнал "Чешское фото", и насколько он соответствует взглядам Алика на фотографию. Регулярно, ответил он, подписан на него, много интересных фотографий, это практически единственное информационное окно для нас, "Советское фото" гораздо слабее. Не нравится увлечение направлением так называемого "вещизма" в фотографии, психология человека его волнует гораздо больше, чем развешанное бельё во дворах и загадочные, часто натуралистические, портреты, хотя среди них попадаются очень интересные. Чешские мастера прекрасно снимают "ню", Алику привезли целый альбом, изданный ещё в "Пражскую весну", они великолепные мастера, но они фотографы-художники, и в этом смысле, как и литовцы, создали целую школу – "чешская фотография", но они не журналисты.

Алик отказался от провожания, конечно, запутался в маленьких улочках, долго бродил по замершему городу, пока выбрался на набережную, и усталый едва добрел до линкора на привязи.

ххх

Утром он вышел из редакции растерянный – стал миллионером! Что делать с таким гонораром? Совершеннейшая неожиданность! Ай да Макар! Не пару бутылок, а ящик пива привезу им в семью! А пока надо погулять по городу с фотоаппаратом, нужно наскрести витрину. В Пражский град его обещал отвести Мирослав, там сложности – резиденция президента. А вот постоять на Карловом мосту, побродить по Златой улочке, побывать в Еврейском квартале, осмотреть Национальный музей и Староместскую ратушу лучше бы сегодня.

На Карловом мосту он случайно встретил Милану, обрадовался, попросил проконсультировать, что купить и где для жены и многочисленных родственников.

- Обувь и сумки в итальянском магазине! – беспрекословно воскликнула она, - дорого, но зато отлично! Рядом с ним магазин, как ваш "Березка", там все остальное. За Тынским храмом, на маленькой улочке, не помню, как называется, есть роскошный книжный магазин, там отдел фотоальбомов, как чешских, так и импортных, - она так и сказала – "импортных", - как раз на днях купила альбом фотографий американского фотографа Адамса. Тебе знаком он?

- Да, конечно, по съёмкам пейзажей ему нет равных.

- Да, да! Там же, рядом в киоске, продаются старые номера "Лайф", свежие "Плей-боя", "Эпоки", "Эсквайра" и много интересного.

Алик пригласил её пообедать, попросился в самый лучший ресторан, она позвонила Карелу, и они вкусно пообедали во французском ресторане – луковый суп был изумителен!

Алик решил все покупки отложить на последний день – чего таскаться по Чехословакии с пожитками.

ххх

На самом деле поездка оказалась довольно скучной. Официальные встречи с руководством городов или предприятий, рассказы о вечной дружбе, о производственных успехах, о преимуществе социалистической системы, только два происшествия оживили путешествие. Собственно одно, другое не состоялось.

На пересечении шоссе и небольшой дороги Карел вдруг остановил машину, поманил Алика и, когда они вышли, таинственно, почти шепотом, хотя вокруг даже проезжих машин не было, сообщил, что вот эта малая дорога ведет на лесопилку! Алик загорелся – поехали! Почти час он уговаривал Карела, но так и не сломал его: ты что, хочешь, чтоб меня отовсюду выгнали? Я и так исключен из партии, а если узнают, что я тебя привёз к Дубчеку, а узнают точно, там половина рабочих из службы безопасности, я работу вообще не найду, да и тебе несладко придётся. Милана тоже активно выступила против, Алик их не уговорил.

Второе даже не происшествие, Алик не знал, как определить его: комедия, фарс, мистерия-буфф или просто идиотизм, самое обидное – ты действующее лицо в спектакле, как не определяй его жанр!

Они подъезжали к небольшому городку уже в Словакии, где должны были переночевать перед Братиславой и обратной дорогой. Когда они подъехали к Дому дружбы с Советским Союзом, оттуда высыпало человек десять с цветами и столько же детей, которые начали славить словацко-советскую дружбу! Алик растеряно оглянулся назад, но там никого не было. Вышедший из группы человек подошел к Алику, крепко его обнял, и сказал на русском, почти без акцента:

- Дорогие товарищи! Мы рады приветствовать делегацию советских журналистов на словацкой земле. Мы впервые встречаем такую представительную делегацию, мы будем счастливы показать наш город, рассказать наши достижения! Мы уверены, ваш визит послужит укрепления и так славных уз дружбы советского и словацкого народов.

Он опять обнял Алика и трижды расцеловал его. Алик совсем растерялся, в глазах у него замелькали Козлевич, Балаганов и Паниковский, он почувствовал себя жуликом среди дураков, и даже поглядел на руки встречавшего, будто у него вот-вот появится в руках телеграмма-предупреждение! Он оглянулся на Карела, на лице которого было написано не меньшее изумление, а Милана давилась от хохота! Алик взял под руку встречающего, отвел в сторону, и сказал, что произошла какая-то путаница, да, он советский журналист, но делегации как таковой нет, он один, произошла путаница.

- Разве не вы приехали по приглашению журнала "Свет социализма"? – оторопел встречающий.

- Да! – облегченно вздохнул Алик, телеграмма отменялась.

- Нам сообщили, что приедет большая делегация! Мы составили программу пребывания: завтра с утра встречи на предприятиях, днём с нашими городскими журналистами, вас ждут завтра дети в школе, а вечером должны поехать в дом отдыха для рабочих одного предприятия.

- Но мы завтра утром рано уезжаем, у нас уже есть обговоренные встречи с очень ответственными товарищами в Праге. Возможно, товарища Милька вечером примет наш президент, - тон Миланы был директивен, она первая очнулась.

- Очень жаль, - искренне огорчился, как потом выяснилось, председатель городского совета общества дружбы Чехословакия-СССР, - но есть вещи, от которых мы не можем отказаться! Товарищу Мильку необходимо от имени всех советских журналистов, - Алик чуть громко не икнул, - возложить венок к памятнику советским воинам, погибшим за освобождение Словакии от фашистов. Народ уже ждет!

Они подъехали к памятнику. Народ не народ, а человек тридцать собралось. Алик мучительно вспоминал, как возлагают цветы к могиле Неизвестного солдата руководители партии и правительства, и в точности повторял процедуру, даже сделал два шага назад и склонил голову. И затрясся от приступа истерического хохота! Он вытащил платок якобы утереть слезы, на самом деле, чтобы успокоиться, а отойдя, почувствовал удивленный взгляд Миланы, и едва-едва удержался от потока мата, висевшего на кончике языка!

Мучения не кончились. Ресторан был закрыт на спецобслуживание, столы накрыты на сто человек, ждали-то делегацию! Пришлось Алику отдуваться в произнесении тостов – за мир, за дружбу, за социалистический лагерь, за словаков и за всё остальное!

Поздно вечером, в гостинице, когда к нему зашли Карел и Милана, он сидел опустошенный, такое испытание было впервые, и, когда они разразились хохотом, Алик взбеленился и заорал: если кому расскажете, убью к ебене матери! – и сам свалился в истерике!

Утром все разъяснилось: из Праги позвонили руководству города, но то ли связь плохо работала, то ли кто-то кого-то не понял, но хозяева решили, что к ним едет большая и важная делегация советских журналистов! Спасибо за гостеприимство, очень трогательно, но в качестве наказания он подарил Карелу тяжеленную чугунную копию памятника, преподнесенную ему после церемонии возложения цветов.

ххх

В Праге ему показали макет журнала с его материалом о Баталове. Здорово, Алику очень понравился! Но журнала он не дождется, уже будет в Москве, они обязательно пришлют несколько экземпляров. Мирослав на прощание передал Алику пачку писем для его московских друзей, и хотя это было строго запрещено, но кто его с синим служебным паспортом будет обыскивать!

В первый день Алик так и не попал в Национальный музей, поэтому последний день посвятил ему, а потом отправился в магазины, прихватив для консультаций Милану.

Уже по дороге на вокзал, под изумленный взгляд Карела, он купил ящик пива, правда, всего двенадцать бутылок, но и так тяжелый.

ххх

Ксения, глядя на все покупки Алика, задумчиво поинтересовалась, не одолжил ли он у кого-нибудь кольт и мустанга, чтобы ограбить Национальный банк? Нет, сказал Алик, честно заработанные деньги!

На работе Алика встретили так, будто вчера расстались, подумаешь – заграница, но в отделе кадров попросили написать отчет о командировке, где и с кем встречался, каково отношение к Советскому Союзу и к советским людям. Алик поёжился – донос! Но писать сел, похвалив всех, с кем имел беседы, особенно Карела, вспомнив, что его исключили из партии, умолчав о неприятной сцене в ресторане в Брно, когда подвыпивший посетитель, услышав, что Алик советский гражданин, поинтересовался, не на танке ли он приехал, обозвав душителем свободы и убийцей! Алик тогда огрызнулся, сказав, что в Советском Союзе двести сорок миллионов людей, и все разные, как и в Чехословакии – был Млынарж, а есть Биляк. Дальше на чешском языке беседу с ним проводил Карел, а Алик сидел злой, нахохлившийся от устроившего Карелом ему скандала за поминание всуе имя Млынаржа!

Макар при виде ящика с пивом заплясал от радости, никому не дал ни бутылки, все забрал домой, оправдывая тем, что привезли Варваре, а не ему. Эмка, мрачно пробурчав спасибо за блок "Мальборо", сказал, что хорош и "ВТ". Невский удовлетворённо спросил – когда ты, кунечка, болваном перестанешь быть, получил спасибо? А за то, что уравнял нас, - Сашка тоже получил блок, - мне бы за оскорбление швырнуть тебе в лицо презент, но я его выкурю! – засмеялся он.

В коридоре наткнулся на Борьку. На лице написано – плохое настроение, не трогайте. Алик решился.

- Что на работе?

- Ничего, катится колесо потихоньку и катится. Наше агентство напоминает плавильный котел, когда не работает, нет ни пузырька, а когда кипит, всё дерьмо на поверхности пузыриться! Сейчас тихо, но чтоб мне, если вскорости не будет четыреста пятьдесят один по Фаренгейту! Ефрем ходит чернее тучи, никак не может найти общий язык с новым начальством, Бабка тоже сурова, интересовалась, когда ты приедешь, зайди к ней.

- Зайду. А что признанные защитники реализма в виде «нарубал в Доме дружбе девятнадцать негативов с послами девятнадцати развивающихся держав» головки подняли?

- Пока только приподнимают, но ты-то чего лютым становишься, умнеешь, что ли? Лучше скажи, дома всё в порядке?

- Да вроде бы, - махнул рукой Алик, - ну вас, всех, надоели, домой поеду.

- Ты к Бабке зайди, не забудь.

Алик зашел. И вышел потрясённый.

- Олег, говорят, ты хорошо играешь в преферанс?

- М-м-м-м … - замялся удивленный Алик, - играю, насколько хорошо, не знаю.

- Мы тут с Волобуевичем разговорились, он тоже, как и я, любит сыграть с закуской пульку-другую. Давай на следующей неделе, будет посвободней, вечерком как-нибудь соберемся да поразвлекаемся. Не против?

Ну и ну!

ххх

Дома Ксения лежала на диване. Удивительно, днем она это никогда не делала, даже книжки читала, уютно усевшись в углу дивана под лампой.

- Плохо себя чувствуешь?

- Устала. Сдала сегодня экзамен, девочки звали в кафе отпраздновать, но сил никаких не было. Вот и разлеглась. Даже читать не могу. Включила магнитофон, кассета кончилась, а встать лень. Получила стипендию, купила две новых настольные лампы, одна вот стоит, ты даже не заметил, другую Вассе Владимировне в комнату, а торшер старый выкинула.

- На стипендию? - удивился Алик, глядя на лампу.

- Кое-что ещё было, - улыбнулась Ксения.

- Мать согласилась? – Алик вернулся из материной комнаты, - сколько я её уламывал – ни в какую!

- Сядь рядом со мной, поближе, - она взяла его руку и прижалась щекой, - потому, что ты всего-навсего говорил, а я пошла, купила, и лампа ей понравилась. Она поехала к Фире Самойловне, я её не знаю.

- Троюродная или еще дальше её сестра. Или тётка, не знаю. Кстати, опосредованная родственница композитора-классика советской музыки, а муж её был переводчик с немецкого, Вакс, кажется, его фамилия, он перевёл Гауптмана, она до сих пор живет на авторские. Необыкновенно добрая женщина, готова всем и в любую минуту помогать. Классическое свидетельство – не красота спасёт мир, доброта душевная – спаситель!

- Аличка, как ты не побоялся привезти "В круге первом"?

- Ксюш, переводчик показал, где можно было купить на русском, риск минимален, кто на границе будет потрошить бедного журналиста, едущего из страны народной демократии, да ещё с синим паспортом? Ты посмотрела томики Бродского и Ахматовой? В её предисловии интервью с ней, она смешно называет себя – "Я – хрущёвка", видимо потому, что он вернул ей сына, а у меня другая ассоциация – пятиэтажка белого цвета с потёками од дождей, словно слёзы её по лицу.

- Нет, сразу уставилась в Солженицына. Мне не очень понравилось. Не по содержанию, по литературе. Он не Набоков, у него слов в словаре меньше. Но одно место потрясло, ты читал?

- Давно.

- Помнишь, он описывает кабинет Абакумова, и проскальзывает такая деталь: на столе лежала ручка цвета мяса! Мне стало страшно. И тюремные машины с надписью "Хлеб"! Вчера на Арбате около булочной увидела такую и съежилась!

Она помолчала.

- Я отвезла к маме всё, что ты для них купил. Мама сразу спросила, откуда деньги на такие дорогие вещи. Я успокоила – заработал, получил там гонорар. Мама усомнилась, разве разрешено?

- Де-юре нет, де-факто все делают. Понравилось?

- Даже мама полчаса крутилась перед зеркалом в новом костюме, Маринка по двадцать раз перемерила все юбки, подбирая к ним кофты и туфли, а Юрик заявил, что спать будет в кожаной куртке, а то Маринка отберёт!

- Угодил! Слава богу! А с тобой что?

- Аличка, я не знаю, когда это одевать, в институт неудобно, только в гости. Ты не умеешь держать деньги, жажда потратить до конца у тебя с детства, потому, что их не было. И мне иногда кажется, что ты постоянно стремишься улучшить меня. Тебе не хватает такой, какая я есть?

- Да, не хватает! Немедленно раздевайся!

- Опять! Я совсем другое имела в виду, но …

И через час:

- Аличка, скучала без тебя. Очень! Я лучше начинаю себя чувствовать, когда ты рядом, мне спокойнее. Знаешь, мне лень возится на кухне, пойдем в кафе "Прагу", там уютно, заодно и пешком пройдемся. Звонил Лёня, приглашал завтра в "Сокольники" поиграть в теннис. Ты не против? Мне надоело учиться. Слушай, если я последние два сдам на "отлично", буду получать повышенную стипендию. Вот! А потом мы с тобой уедем в Болгарию. Так хочется погреться у моря!

- А, черт, забыл спросить у Борьки телефон Корейца!

- Это еще кто?

- Вообще он Савченко, но мама у него кореянка, вид у него корейца, их кровь сильнее оказалась. Он начальник отдела загрантуризма горкома профсоюза работников культуры и фанатик преферанса, в промежутке между пульками иногда работает. Добрый и порядочный парень, только долги карточные не любит отдавать, правда, ни с кого никогда не требует, он наслаждается преферансом, а не деньгами. А что касается тенниса, то конечно поезжай. Хочешь, я за тобой туда приеду?

- Аличка, что за вопрос, только не опаздывай, лучше пораньше, посмотришь, как играют хорошие тенессисты.

ххх

На теннисных кортах в Сокольниках Алик познакомился с мужем редакторши агентской корсети Наташи Птичкиной. Он оказался известным тренером, его воспитанница была чемпионкой СССР и чемпионкой Европы среди любителей, как он весело сказал, представителей дачного тенниса. Володя Мильман, так звали мужа Наташки, работал в Донецке главным тренером по теннису в "Локомотиве". Маленький, энергичный, располагающий к себе, он играл, вернее, подбрасывал мячи, начальнику Донецкой железной дороги, влиятельнейшему человеку в области, и тот, фанатично преданный теннису, сумел построить, пожалуй, лучший в Советском Союзе теннисный стадион, где Володя был полным хозяином. Ну и ну, подумал Алик, не было бы начальника, не было бы и стадиона! Жаль, Леонид Ильич любит хоккей, до него успели построить ледовый дворец, а вот любил бы преферанс, то построили Дворец преферанса, где залы – от "Здесь играют по пять копеек" за вист до "Здесь играют по пять рублей", зал "Для профессионалов"! И портреты "С ними не играйте – чесалы"!

Гречко тоже любитель тенниса, потому на ЦСКА появились крытые корты. Министр отличный игрок, с ним играют мастера спорта. В разговоре Алик с удивлением узнал, что, оказывается, каждый тренер имеет своего покровителя, главное увлечь большого начальника, а здесь, в Москве, кое-кто играет с чиновниками высочайшего ранга из ЦК! Меценатство! Раньше богатые купцы, теперь "бедные ЦКавики" за счет государства, но с лозунгом "Спорт в массы"!

Мирза закончил тренировки и подсел к ним на трибуну. Узнав, что Алик муж Ксении, посетовал – жаль, она прекратила серьёзные занятия спортом, из неё получилась бы хорошая теннисистка, даже много лет не тренируясь, она играет в силу хорошего первого разряда.

Подошел чуть выше среднего роста, полноватый, но в самую меру, с умными глазами, элегантно одетый человек. Все встали, поздоровались, к Алику – знакомься, Семён Павлович Белиц-Гейман. Алик вытаращил глаза – тот самый Белиц-Гейман? Легенда советского тенниса? Пять раз в финале СССР, правда, проиграл Озерову. Алик вместе с отцом был на одной встрече, она врезалась в память – борьба красоты с силой! Победила сила, но красота игры Семёна Павловича оставила незабываемое впечатление! А вы фотокорреспондент? Я тоже увлекаюсь фотографией, хочу сделать книгу о теннисе, вы могли бы мне помочь?

Цицерон говорил, что жизнью управляет не мудрость, а везение! Что такое везение? Соединение в одной точке желаемого и действительного? Или не предполагаемого, но ставшего действительным? Не запланированный, а потому сверхприятный его величество Случай? Да что угодно – всё лыко в строку! Ещё три минуты назад Алик и не мыслил о знакомстве с Белиц-Гейманом, а уж о его предложении и подавно! Может ли он? Конечно, чуть не завопил Алик! Тогда вот вам мой телефон, мы с вами встретимся и подробно поговорим о сотрудничестве.

- Откуда ты их всех знаешь? – подозрительно спросила Ксения в метро, - и есть ли у тебя совсем незнакомые люди?

- Есть! – уверенно ответил Алик, - весь этот вагон и моя жена. Я до сих пор не изучил её привычек, манер и повадок, но у меня есть ещё время, и я не оставляю надежд!

- Не оставляй ни на секунду! – засмеялась Ксения, - давай пройдемся до постылого памятника и вернемся домой по Сивцев-Вражку, я люблю по нему ходить. Из института выхожу не у Дома ученых, а еду дальше, до Сивцева. Дорога длиннее, но такая приятная. Пока иду по переулку – отдыхаю. Сейчас немного знобит. От усталости, наверное. Скорей бы к морю.

- Ксюшенька, я уже договорился с Корейцем, в любое время, но лучше в конце августа. Немного опоздаешь в институт, но я договорюсь с Лукашом.

Ксения резко остановилась.

- Ты знаком с замдекана? Значит, это он обеспечил мне зеленую улицу на вступительных? – глаза стали холодными.

- Ксюш, ты с ума сошла, какую зелёную улицу? Я не настолько близко знаком с ним, чтобы просить такое. Так, пару раз виделся на дне рождения у нашего общего знакомого, на улице один раз встретились, - Алик говорил правду, но не помянул, что дни рождения были у Тигрова, втихомолку проклиная свой язык.

- Ты говоришь правду?

- Ксюш, мне что, давать честное слово? Конечно, правда!

- Идём домой, совсем разбитой чувствую себя. Обычно после тенниса всегда была бодрой, с хорошим настроением, а сегодня нет.

ххх

В агентстве летняя тишь да благодать, все думают об отпусках, даже Славка, размякший от жары, не спрашивает, где ты был вчера, и чем сейчас занят. Невский, блеснувший детской баскетбольной школой, целый день сражается в шахматы. Макар не вылезает из Большого, Григорович допустил его, тайна за семью печатями, на свою постановку танцев, и он здорово отснял. Ванька Ольгин уговаривает Алика поехать в Сибирь на какую-нибудь стройку коммунизма, но у Алика кинофестиваль на носу, ехать никуда не хочется. Он уговаривал отснять летнюю школу Лотмана, но ему не дали – зачем, одиозная фигура, не марксистская философия, непонятная наука – семиотика! Раздосадованный Алик чуть не посоветовал Берлоге поехать поучиться, если непонятная наука, но сдержался, сам не очень понимал, а душу излил Нине. Сочувствия не нашёл, у неё свои, домашние неприятности.

Выручила, как всегда, Зойка – подала грандиозную идею! В Москве есть институт гематологии и переливания крови, а в институте – банк крови! Говорят, своя собственная кровь является колоссальным допингом, обнаружить который невозможно, и там хранится до нужной минуты кровь известных спортсменов и даже чуть ли не членов политбюро!

- Чушь! – пожала плечами Ксения, - Алик, если бы было что-то подобное, давно засекретили, спрятали под семью замками, но банк действительно существует, я сама ездила туда за кровью, особенно за редко встречающейся группой. Там работают интересные ребята, биологи и инженеры-криогенщики, но все почему-то пьют! Завлабом у них красивый парень, кандидат наук, оборвал у меня на работе все телефоны, пытаясь назначить свидание, да и каждый из них потихоньку пытался это сделать. Ещё очень приятный парень, он криогеник, очень молодой, с окладистой бородой и красивыми, почти детскими глазами, самый воспитанный из всех, даже робкий, мне казалось, - она засмеялась, - что он глазами назначал мне свидание, кажется, его зовут Володя. Точно, Володя Ивашков, он помогал мне везти кровь в институт. Тему тебе предложили интересную, но тяжелую для съёмки, сидят все за столами и думают, придётся серьёзно повозиться, изобретать, но лучше начинать осенью, когда они все соберутся. Звонил Гриша, приглашал завтра к ним поужинать, жена беременна, плохо переносит, поэтому сидят дома. Звал на субботу и воскресение к себе на дачу в Салтыковку, но мы поедем к маме, Васса Владимировна тоже с нами, а то мама обижается, а Маринка просто злится. Мама сердится на неё, ей звонят много молодых людей, но она с ними грубо разговаривает – зачем тогда даешь телефон? Справедливый вопрос! Поговори с ней, для нее ты непререкаемый авторитет.

- А знаешь почему? – засмеялся Алик, - потому, что женился на её сестре! Она уважает мой ум и мой вкус, мою любовь к прекрасному!

- Ты прав! - расхохоталась Ксения, - по этому поводу я надену кожаный костюм, что ты привёз из Чехословакии, и мы поедем к Грише на такси, потому что в метро ты побоишься из-за отчаянной мини-юбки! Ты собственник, ты хуже Сомса Форсайта не любишь, когда твоей женой любуются.

- Всякое любование чревато последствиями, - пробурчал Алик, - поедем на такси.

ххх

Надя выглядит плохо, беременность проходит тяжело. Гриша спокоен, во всяком случае, внешне. Работает в институте без названия, но с номером, пишет докторскую диссертацию. Вдруг отрывается от обеденного стола и садится за письменный – неожиданно пришла идея, потом снова со всеми за стол! Он не потребляет спиртное, разве только бокал сухого вина, или рюмку ликера, от которого получает наслаждение – смакует!

Приехал Аркадий Сергеев с женой Катей. Рядом с ней он – человек-гора! Катя некрасива, но изящна, как японская статуэтка! Любительница поэзии, они с Ксенией быстро нашли общий язык. Катя старше на несколько лет, в её разговоре сквозит некоторая снисходительность, чувствуется, что Ксению это раздражает, но она сдерживается. Аркадий, также как и Алик, равнодушен к поэзии, в их разговоре они не принимают участие.

Гриша и Надя в восторге от Ксении, они и её сестра Полина просто влюблены в неё. Муж Полины, Толя, Анатолий Иванович, инструктор международного отдела ЦК, умный, образованный мужик, на мир смотрит с иронией, граничащей с цинизмом. Нет ни одной запрещенной или, скажем, не рекомендуемой, книжки, с которой он не обнаружил бы знакомство, и весьма пристальное. Как все умные люди в России пьёт, но только в свободное от работы время, и в этом коренным образом отличается от Ермолки, остальное то же самое: неважно – пиво, водка, коньяк, портвейн, ликер, что под рукой, а лучше одновременно! Пьяным Алик его ни разу не видел – степень опьянения определяется степенью ехидства! Его специализация – Куба, он дружит со всеми помощниками Фиделя Кастро, в хороших отношениях с Раулем. Видимо, он и есть канал, по которому передаются закрытые информации и рекомендации для вождя.

Они давно женаты, но детей нет. Полина с надеждой смотрит на сестру, нежно ухаживает за ней, во всем помогает и обеспечивает питание сестры, на столе продукты из столовой на Грановского, в магазинах нет ничего подобного.

У Гриши, помимо преферанса, есть ещё одна страсть – он собирает книги по истории российских царей. Обшаривает букинистические магазины по всей Москве, и сейчас счастлив – купил жизнеописания Екатерины Второй, Александра Первого и Николая Первого, все издания Брокгауза и Эфрона.

Естественно, возник спор о декабристах – положительное явление в истории государства Российского или нет? "Узок их круг и страшно далеки они от народа" соглашался Гриша, но они придали динамику развитию инакомыслия в стране. А куда деть Радищева, Новикова, автора неосуществленных реформ Сперанского, спорил Аркадий. Они что, знали народ, взъелся Алик, что они могли предложить народу? Освобождение крестьян, да только без земли, а зачем им свобода без земли? То же рабство, только экономическое! О чем мечтал проворовавшийся в полковой казне офицер Пестель? Почему об этом никто публично не говорит? А он мечтал о фашистском государстве без евреев, в котором каждый должен следить за другим, и доносить в тайную полицию! Знаешь, Гришка, как он предлагал её именовать? "Высшее благочиние"! Главная задача – охранять Государя! Не республику он хотел, Государя охранять! А численность "благочиния" полагал не менее пятидесяти тысяч регулярных костоломов! Потому то ты нигде и никогда не встречал текста его "Русской правды"!

Не вмешивающий в разговор Толя, вдруг поднял голову и мрачно сказал:

- Даю справку: к тому времени численность жандармов в России составляла пять тысяч человек, а Третье отделение состояло из около сорока человек включая графа Бенкендорфа, боевого офицера войны двенадцатого года!

- Молодые офицеры? Романтики? - с сарказмом произнес Аркадий, - да Николаю Первому самому было двадцать девять лет, всего на год старше Волконского! В Европе побывали? О народе пеклись? А сколько бы крови пролилось, если бы четырнадцатого декабря сложился бы другой сценарий, скажем, не струсил бы Трубецкой, Якубович был бы психически здоровым человеком, Кюхельбекер не был бы истериком? А стрелять боевому генералу Милорадовичу в спину, герою Отечественной войны, это согласно офицерскому кодексу чести? Да ведь Каховский и офицером-то не был, разжалован не за вольнодумство, а за неприличное поведение! У одного Трубецкого проглядывали умные мысли, вроде сокращения службы в армии, суда присяжных, уравнения прав сословий, уничтожение цензуры и свобода религиозного вероисповедания! Да струсил князь, несостоявшийся диктатор, на площадь не явился! Слава богу, что они оказались бездарными руководителями, зато потом, на допросах, все даровито каялись! "Жестокий властитель" женам и не женам разрешил последовать за своими мужьями "во глубину сибирских руд", только у того же Волконского домик свой на каторге был, а слуг не меньше, чем в родовом имении, такая вот "звезда пленительного счастья"! Все они были честны в самом бесчестном смысле этого слова.

- Аркаша, Алик, человек рожден для веры, она нужна ему, а вы сеете сомнение, отнимаете идолов, - воскликнула Катя.

- Идолы порочны, а сеем правду, на лжи общество и государство не построишь, оно непременно рухнет. Юрка Гибов, он историк, всю жизнь в архивах копается, даже в закрытые пробрался, многое мне рассказывал. Интересная историческая последовательность прослеживается: сначала декабристы, потом народовольцы-террористы, потом грабёж тифлисского банка со случайно погибшими прохожими, кажется, шестнадцать человек, в том числе и дети, ради пополнения партийной кассы, и как венец – Лубянка! Все мы рассчитываемся за грехи поколения прошлого!

- Хватит, надоело! – снова поднял голову Толя, - Алик, лучше расскажи, как в Чехословакии, ты ведь только-только оттуда?

- Толя, нормальная страна, с уровнем жизни выше на порядок, чем у нас. За всё время поездки только один инцидент, да и то в ресторане, на отношение не могу пожаловаться, принимали нормально.

- За что наградили поездкой?

- За положительный материал о секретаре райкома партии, - отшутился Алик.

- За это наказывать надо! Нет среди них положительных героев! - насупился Аркадий.

- Неверно, - пожал плечами Алик, - тебе, сотруднику комсомольского органа, должно быть известно – зависит от личности. Я не так уж шутил, когда говорил о положительном материале, секретарь действительно оказался умным человеком, со своими взглядами на жизнь и проблемы. Я много ездил с ним по району, слушал его разговоры, видел цели, перспективы, за которые он борется. Они не направлены против, они – за, но паровоз он старается пустить по другим рельсам, хотя на ту же станцию.

- Алик, а Егор Сидоров? Тоже ведь секретарь горкома партии, умница какая, его слова – сила общества состоит не в огромной армии и не в количестве межконтинентальных ракет, а в наличии общечеловеческих идей! – Ксения, оказывается, прислушивалась к разговору.

- Это какой Егор Сидоров? Из Байкальска? Я знаю его, меня помощник Черненко с ним знакомил, вместе обедали, - оживился Толя, - умный мужик, крепкий, да только кто-то шепоток пустил, что он шелепинский, значит, скоро шею свернут! Если ты с ним так близко знаком, что Ксения в курсе ваших споров, то когда будет в Москве, позови меня, хочу с ним поближе сойтись, - оживился Толя.

- Толя, он прилетает, дня два таскается по кабинетам, в последнюю минуту заглядывает на часок и обратно. А что касается Шелепина, то откуда он может быть его человеком, один раз был на приёме у Шурика, вот и весь контакт.

- Хватило, чтобы заподозрить.

- Толь, - раздражился Алик, - вы все от не хрена делать, или от неумения что-либо делать занимаетесь грязными склоками!

- Ну, не все, - засмеялся Толя.

- Слушай, говорят, Брежнев был разъярен, когда прочитал, но скорее помощнички навели на статью Яковлева, орал – «этот мудак с интеллигенцией хочет меня поссорить? Не выйдет!»

- Выйдет, - засмеялся давно молчавший Гриша, - как только кончится водка, тут же рухнет и власть.

- Вечно стоять будем! – с пафосом воскликнул Аркашка, - четыреста способов выгонки самогона есть, табуретки кончатся, найдем из чего гнать! С криком – моё отдай!

- Чужое тоже, - с иронией заметил Гриша, - лозунг и рекомендация известны: "грабь награбленное"! Ксения, а что студенты, что за идеи бродят в головах у нынешних?

- Гриша, по-моему, никаких, во всяком случае, не обсуждаются. Возможно, именно в нашем институте, где слишком много надо зубрить, много приезжих завоевателей столицы, особенно из провинции. По углам – оставят в ординатуре или нет. Уже не поют "была бы страна родная, и нету других забот"! Институтские легенды рассказывают, что именно врачи, лучше всех знающих устройство и повадки людей, становятся злыми сатириками.

- Ксения, ты имеешь в виду Арканова и Горина? – оживился Толя, - с ними в который раз уже наступили на грабли – запретили "Банкет" и сделали их популярными. Россия страна наоборот – если надо выругать, всенародно опозорить – дай сталинскую, тьфу, государственную премию, издай миллионным тиражом, рекомендуй во всех театрах Союза к постановкам, и всё – народ отвернется! Я недавно прочел "Забыть Герострата", и удивился, нашлась умная голова, не запретила пьесу, а там не то, что намёки, а удары кувалдой – тупой, необразованный наглец рвётся к абсолютной власти, сжигая по дороге храм!. Талантливые ребята. Но вот какая закономерность – все таланты взращены на негативе, на позитиве никого!

- Легко объяснить, - Гриша разлил водку по рюмкам, - созданный искусственно положительный образ будет фальшив или таким же скучным, как робот, у которого, может статься, в будущем будет возможность самостоятельно мыслить, но никогда не будет возможность чувствовать.

- Гришенька, полностью с тобой согласна, - Ксения встала, - спасибо! Нам надо ехать, мне ещё надо дома посидеть над лекциями.

Такси они не поймали, пришлось ехать на метро. Алик старался не смотреть на ноги жены, за него это делали другие пассажиры. Ксения еле сдерживалась от смеха, время от времени поглядывая на лицо Алика. На "Кропоткинской" Алик не выдержал, выходя из вагона, оглянулся и показал всем язык, они оба весело расхохотались!

Дома Ксения за лекции не уселась, а улеглась с книжкой на диван. Алик присел рядом с "Бравым солдатом Швейком" – захотелось почитать.

- Алик, - подняла глаза Ксения, - я недавно разбирала книжный шкаф и нашла папку с твоими фотографиями. Простая папка, на старинных тесёмках, я стала смотреть. Ты не сердишься, там ведь никакой тайны не было? Я долго смотрела, удивлялась, такие тонкие, лиричные пейзажи, добрые портреты, жанровые сценки, а автор коллекционирует отвратительные частушки, сам не прочь безобразно выругаться, не спорь, я слышала, как ты разговаривал по телефону с Ваней, не услышав, что я пришла, к тому же любимая книга из жанра казарменной литературы, грубый солдатский юмор. Не понимаю.

- Ксюша, ты просто не поняла "Швейка". Он также среди уродов, но умственных и моральных. Он признан идиотом, но разве поручик Лукаш умней его? Фельдкурат Кац? Подпоручик Дуб или кадет Биглер? Или народ вокруг него? Да что ты! Он один, понимаешь один, признанный медкомиссией идиотом – "Так точно, я идиот!", умница среди окружающих его идиотов! Дон Кихот двадцатого века! Гашек гениально поиздевался над всем человечеством, потому что в любом народе можно найти и фельдкуратов, и поручиков, и простого, из народа, сапёра Водичку, непонятно за что зоологически ненавидящего венгров, не отдельных венгров, а весь народ! Приговорённый идиотом оказывается самым умным среди официально умных!

- Не знаю, - протянула Ксения, - по-моему, притянуто, но обязательно перечитаю книгу. Кажется, - она улыбнулась, - я остановилась на тридцать пятой странице.

ххх

Алик защитил диплом. Уже после госэкзаменов дотошная Светка обнаружила, что он не сдал экзамен за четвертый курс по странному предмету "Анализ экономики социалистических предприятий"! Алик точно помнил, что он сдавал нечто подобное, с ним была связано смешная история, и отрыл в секретере отрывной талон с отметкой "отлично" по этому разделу экономики, просто забыл сдать в деканат. А история вот такая …