Путешествие к Чехову продолжается бесконечно, время то приближает, то отдаляет Чехова. Вряд ли мы понимаем его творчество лучше, чем понимали современники

Вид материала

Подобный материал:

Литературная гостиная

«ПОЗДНЕЕ, ТРУДНОЕ СЧАСТЬЕ»

посвящается
жизни и творчеству А.П.Чехова

Санкт-Петербург

2004

Путешествие к Чехову продолжается бесконечно, время то приближает, то отдаляет Чехова. Вряд ли мы понимаем его творчество лучше, чем понимали современники. Чехова тоже коснулся хрестоматийный глянец. Так на всю жизнь и остаётся: человек с бородой и в пенсне, который учит нас, что в человеке всё должно быть прекрасно. Интеллигент. Доктор. На старости лет женился и умер от чахотки.

Между тем у Антона Чехова были плечи хорошего пловца и высокий рост – 182 см. По меркам 19 века он был просто баскетболист. Блондин с янтарно-карими глазами, чётко отчерченными губами и низким чарующим голосом. Он был умён, артистичен, остроумен и деликатен. Женщины легко теряли голову, общаясь с таким мужчиной. Сам Чехов голову не терял никогда. Но это не мешало ему быть человеком страстным.

Будущий писатель был сыном мелкого лавочника, вышедшего из крепостных крестьян. Рос в заштатном городке Таганроге, где на улицах не просыхали лужи, а в лужах хрюкали свиньи. Жила семья в 2-этажном доме, на первом этаже помещалась лавка отца, на втором – квартира. В лавке продавалось буквально всё: масло, рыба, орехи, крупы, чай, кофе, табак. Здесь же можно было выпить рюмку водки и почитать газету. Открыта она была с 5 часов утра и до 11 ночи, и, когда отец куда-нибудь уходил, в лавке по очереди сидели дети.

Успешно шли торговые дела. Подрастали ребятишки. А их было много – 5 сыновей и любимая дочь Маша. Отец был религиозен. Из своих детей он организовал церковный хор. По воскресеньям с утра вся семья чинно направлялась в церковь. Все в церкви смотрели на братьев Чеховым с умилением и завидовали Павлу Егоровичу, что у него такие хорошие дети. А дети чувствовали себя маленькими каторжниками, ведь спевки происходили 2-3 раза в неделю, не взирая на плохую погоду или на усталость детей после учёбы в гимназии или работы в лавке. К тому же детей всё время секли за шалости, за плохие отметки, за каждую мелочь.

И только мама Евгения Яковлевна как-то умела смягчить суровый нрав отца, вносила в их жизнь много ласки, уюта: умела объединить семью, сплотить её вокруг себя. Она была душой семьи, вечно занятая, заботливая и бесконечно любящая детей. И хотя Антон Павлович позднее писал о том, что “в детстве у него не было детства”, он понимал, что его отец сам когда-то прошёл тяжёлую школу, тоже был “мальчиком”, в лавке, унижался, угождал хозяевам, терпел побои. Он искренне верил в то, что детей надо наказывать для их же пользы и говорил: “Меня так же учили, а я, видишь, вышел в люди”.

Перед сном вся семья молилась. Родители становились перед иконами, позади них – дети. Когда отец с лёгким стуком касался лбом крашенного дощатого пола, Антон за его спиной строил гримасы. Отец оглядывался, но Антон уже благоговейно простирался перед иконами. Антоша был неистощим на выдумки, да и все братья Чеховы любили шутку, понимали её, умели смеяться: казалось, смех, весёлая, озорная шутка защищали их от всего тяжёлого, что было в их жизни. Дома Антоша постоянно кого-то изображал: зубного врача, важного чиновника, танцующего на балу, старого профессора. А как-то загримировался, переоделся нищим, написал жалобное письмо и пошёл к дяде. Дядя не узнал его, разжалобился, и подал ему 3 копейки. Антон гордился этой медной монетой, точно медалью, пожалованной за искусство перевоплощения.

Жизнь шла своим чередом. Отец мечтал разбогатеть, но этим мечтам не суждено было сбыться. Он не смог выплатить вовремя долг – деньги, взятые в кредит для строительства нового дома – и был признан банкротом, даже обращен из купеческого в мещанское сословие. Павлу Егоровичу угрожала долговая яма, т.е. тюрьма и он вынужден был уехать (фактически бежать) в Москву с женой и детьми. Антон в 16 лет остался один в Таганроге, чтобы закончить гимназию. За угол и стол он давал уроки купеческим детям и умудрялся даже помогать семье, находившейся в полной нищете. Новые заботы легли на его плечи. Надо было самому заботиться о себе, платить за учение, помогать родным. После занятий в гимназии он занимался репетиторством – ходил по урокам.

Один урок был далеко на окраине города. Осенью там стояла непролазная грязь. Калош у Антона не было и, садясь заниматься с учеником, он старался прятать под стол свои грязные, рваные сапоги. Бедность мучила его как зубная боль. Он очень скучал без семьи, особенно, без братьев. Самостоятельная жизнь давалась Антону нелегко. Так прошло три года. Чехов успешно закончил таганрогскую гимназию и поступил на медицинский факультет Московского университета. Учеба не обещала быть легкой – и потому, что медицинский факультет был одним из самых трудных и потому, что в гимназии не преподавалась химия и биология. Эти предметы Чехов изучал самостоятельно, уже будучи студентом. После первого курса он сдал их на «отлично». Только что был тихий Таганрог, патриархальная религиозная семья, церковный хор. И сразу – Московский университет, один из центров отечественной науки. Учиться ему нравилось, но нельзя было только учиться, приходилось зарабатывать деньги, чтобы помогать семье.

И вот он решил послать в журнал очень коротенький и смешной рассказ «Письмо донского помещика к ученому соседу доктору Фридриху». Конечно, Антон очень волновался, пока пришел ответ. А ответ был такой: «Совсем недурно. Присланное поместим. Благословляем и на дальнейшее подвижничество». Это был первый напечатанный рассказ Чехова и первый его литературный заработок. С тех пор рассказы Чехова стали часто появляться в журналах. Подписывал он их не своим настоящим именем, а разными псевдонимами:

Вспыльчивый человек,
Г. Бадастов,
Врач без пациентов,
Брат своего брата,
Человек без селезенки,
А. Достойнов-Благороднов,
Акакий Тарантулов,
Шиллер Шекспирович Гете,
Прозаический поэт.

Но самый любимый – Антоша Чехонте. Эта подпись появлялась обычно под вещами подлиннее и сделанными потщательнее. Это был как гардероб, в котором Чехов выбрал себе наряд, смотря по обстоятельствам. Так было принято. Псевдоним был чем-то вроде маски клоуна: чем грубее, тем лучше, лишь бы походило на нечто обыкновенное.

Чего только не писал он в эти первые годы своей литературной работе: заметки, анекдоты, очерки, рассказы. Писать приходилось часто по ночам – днём надо было учиться. Платили за работу очень мало: несколько копеек за строчку, да и за этими заработанными грошами приходилось ходить в редакцию раз по десять. Но зато как был счастлив Антон и как радовалась его мать, когда он однажды сказал, что будет сам платить за учение сестры Маши.

Когда Чехов окончил университет и получил диплом врача, ему было 24 года. На входных дверях чеховской квартиры появилась вывеска “Доктор Антон Павлович Чехов” стали приходить больные: практики было много. Человек редкой добросовестности и душевности, “милый”, “добрый”, “ласковый” доктор, как называли его пациенты, лечил в основном бедноту. Зная его доброту, к нему обращались друзья, родственники и знакомые, он никому не отказывал. Но у одних не было денег на оплату врача, с других ему казалось неудобным брать деньги за визит. И он ездил из одного конца Москвы в другой, тратился на извозчиков, а кое-кому даже покупал лекарства за свой счет.

Но доктор Чехов не бросал своих литературных занятий; он продолжал писать, и скоро вышел первый сборник рассказов. В первые годы своей работы он написал около тысячи рассказов.

Антон Павлович честно выполнял свой служебный долг, не мог отказать ни одному больному, но жить было трудно, на плечах молодого доктора большая семья, где младшие братья и сестра еще учатся. Вскоре брат Николай умер от туберкулеза на руках лечащего его Антона Павловича. Как врач Чехов знал об опасности. В те годы туберкулез был тяжелым заболеванием и поражал людей в цветущем молодом возрасте. Таких больных лечить не умели и они редко доживали до 30-40 лет.

В этом роковом списке очередь была за Антоном. Он знал, что проживает короткую жизнь и понимал, что времени у него остается немного. Нужно было сделать выбор между медициной и литературой. И хотя выбор был сделан в пользу литературы, Антон Павлович Чехов всю свою жизнь старался сполна заплатить своей медицине.

С тех пор его жизнь подчинена писательскому труду. Он постоянно наблюдает окружающее или обдумывает уже написанные начерно строки. Многое заносит в записную книжку, делает пометки дома, за обедом, ночью, на ступеньках крыльца, на лодке, в поле. Когда записной книжки под рукой не было, он записывает на чем попало – на клочке бумаги, на чужой визитной карточке, на обороте адресованного ему письма, записывает торопливо, сокращая слова.

Как он находил сюжеты? Чехов был убежден, что достаточно присмотреться к тому, что происходит вокруг и пред писателем откроются целые россыпи драгоценного материала.

«Ездите побольше в вагоне третьего класса» – советовал он – В первом классе играют в карты, во втором курят и молча смотрят в окно, а в третьем разговаривают. Вы услышите там удивительные вещи». Рассказы «Беглец» и «Хирургия» навеяны Чехову его врачебной практикой, «Налим» – описание подлинного случая, которому он был свидетелем.

Он печатается в десятках журналов и газет и скоро затмевает признанных корифеев юмористики. Сборники его произведений раскупаются моментально. Чехов писал свои рассказы за один присест; безжалостно зачеркивая все, что казалось ему лишним. Добивался такой краткости и выразительности, чтобы иная фраза могла заменить целую страницу длинных описаний. Часто зачеркивал в рукописи большие куски. Вместо них вставлял два-три счастливо найденных слова. Сам он хорошо знал, что писать - просто –труднее всего.

Краткость – сестра таланта.

Были минуты, когда Чехов сам удивлялся, почему он не бросает свое журнальное ремесло. У него не было угла, где он мог бы сосредоточиться хотя бы на минуту. Антон Павлович писал на людях, присев где-нибудь у края стола, на подоконнике, никогда не исправляя. Рассказы получались иногда очень смешные и это было самое удивительное. Веселость не покидала Чехова, она охраняла чеховский талант, она была его талантом. Необыкновенно скорый на знакомства и дружбы, он в первые же годы своей жизни в Москве перезнакомился буквально со всею Москвою. Без этой его феноменальной общительности, без жгучего его интереса к биографиям, нравам, разговорам, профессиям сотен и тысяч людей он не написал бы такие рассказы. Если бы из всех этих мелких рассказов вдруг каким-нибудь чудом на московскую улицу хлынули все люди, изображенные там, все эти полицейские, актеры, портные, арестанты, повара, помещики, циркачи, крестьяне, купцы, солдаты, свахи, пожарные, судебные следователи, монастырские служки, адвокаты, произошла бы ужасная свалка, потому что такого количества народа не могла бы вместить и самая широкая площадь.

Ему весело было с людьми. С теми, кого он любил. А полюбиться ему было не трудно, так как, хотя он был человек беспощадно насмешливый и каждого, кажется, видел насквозь, он при первом знакомстве с людьми почти всегда относился к ним с полной доверчивостью. Работать с людьми и скитаться с людьми, но больше всего он любил веселиться с людьми, озорничать, хохотать вместе с ними.

Из письма Чехова Плещееву:

«Ездили мы на четверике, в дедовской, очень удобной коляске. Смеху, приключений, недоразумений, остановок, встреч по дороге было многое множество… Ах, если бы вы были с нами и видели нашего сердитого ямщика Романа, на которого нельзя было глядеть без смеха…Ели мы и пили каждые полчаса…смеялись до колик…После самой сердечной, радостной встречи поднялся общий беспричинный хохот, и этот хохот повторялся потом аккуратно каждый вечер».

Хохот был совсем не беспричинный потому, что его причиной был Чехов. Этого хохота ему было отпущено столько, что чуть только выдавался у него час передышки, веселье так и било из него, и невозможно было не хохотать вместе с ним. То нарядиться в Бухарский халат, вымажет себе лицо сажей, наденет чалму и разыгрывает из себя «бедуина», то загримирует себя прокурором, и облачась в шитый золотом великолепный мундир, произносит обвинительную речь, которая «всех заставляла умирать от хохота».

Он мог на улице подойти к городовому, сунув ему в руки тяжелый арбуз, обмотанный толстой бумагой и сказать ему с деловым видом: «Бомба! Неси в участок, да смотри, осторожнее».

Как-то разбил себе голову пьяный поэт, Чехов приехал лечить его и прихватил с собою одного молодого писателя. «Кто это с вами?»-«Фельдшер»-«Дать ему за труды?»-«Непременно».-«Сколько?»-«Копеек тридцать»-и молодому писателю с благодарностью вручили деньги.

Однажды приехал Чехов с артистами Свободиным и с компанией других приятелей в маленький городишко Ахтырку. Остановились в гостинице. Свободин, талантливый актер, стал разыгрывать важного графа, заставляя трепетать всю гостиницу, а Чехов взял на себя роль его лакея и создал такой художественно убедительный образ балованного графского слуги, что люди, бывшими свидетелями этой игры, не могли удержаться от смеха.

Возвращает он, например, приятно взятый у того на время сюртук и пишет: «Желаю, чтобы он у тебя женился и народил множество маленьких сюртуков».

Какой-то пасквилянт написал стишки где назвал его ветеринарным врачом, и Чехов ему отвечает, что он «никогда не имел чести лечить автора».

День был занят делами, то есть мелкой московской суетой. Случайные вызовы к больным, хождения по редакциям, писания писем, разговоры с гостями, литературные вечера, домашние заботы. Чехов пробует свои силы в драматургии. И вскоре вся Россия оглушительно хохочет над похождениями героев и его водевилей «Медведь», «Предложение», «Свадьба». Их исполняют лучшие актеры России. Его пьесы идут на сценах известных русских театров, а благосклонный отзыв Александра III об одном из его водевилей открывает ему дорогу на сцены императорских театров. В свои 28 лет Чехов – лауреат наивысшей в России литературной пушкинской премии академии наук. Талант и обаяние молодого писателя привлекают к нему лучших людей России. Его друзьями становятся писатели Короленко, Григорович, поэт Плещеев, художник Левитан, Чайковский.

Свои рассказы Чехов писал для того, чтобы люди, прочитавшие их непросто посмеялись, а изменились и зажили умнее и счастливее. Ему мало было описывать жизнь, он хотел переделать ее. Всю жизнь он не щадил себя, тщательно перевоспитывал, как он говорил «дрессировал» свою волю и характер. Когда его жена написала ему, что у него уступчивый, мягкий характер, он ответил ей: «должен сказать тебе, что от природы характер у меня резкий, я вспыльчив, но я привык сдерживать себя, ибо распускать себя, порядочному человеку, не подобает». А своему брату он признавался: «Я, каюсь, слишком нервен с семьей. Я вообще нервен. Груб часто, несправедлив».

Став известным писателем он не давал себе ни малейшей поблажки, никогда не щадил себя. Он хорошо знал, что жить ему осталось совсем немного и поэтому хотел прожить свою жизнь достойно. Он решает, что должен поехать на Сахалин.

В те времена Сахалин был царской каторгой. На далекий остров пригоняли преступников со всех концов России. Сибирская железная дорога еще не была проведена. Закованные в кандалы, каторжники шли пешком через всю Сибирь, шли месяцы, годы. На Сахалине их ждал непосильный труд и наказания. Те, кто ссылался на срок, жили мыслью о родине, о свободе. Многих преступников присуждали к каторге на всю жизнь. Люди, освобожденные после десяти, пятнадцати лет и даже после двадцати лет каторги чувствовали себя еще несчастнее. Превратившись в поселенцев, они навсегда лишались своей родины: поселенцы не имели права покидать Сахалин до самой смерти. Избы поселенцев напоминали те же тюремные камеры, только без замков и надзирателей. Если в избе выбивалось окно, его не вставляли. Если не притворялась как следует дверь, ее оставляли открытой, даже зимой – не все ли равно?

Многие отговаривали Чехова от поездки, пугали опасностями далекого пути - беглыми каторжниками на большой дороге, медведями в тайге, нелегкими переправами в половодье сибирских рек. Нужно было быть Чеховым, чтобы вобрать в себя боль и обреченность тысяч людей и рассказать о них. Поездка на каторжный остров- своего рода гражданский подвиг писателя. Он отправился туда не от какой-то организации, не по командировке, а на свой собственный счет. Без чьего либо задания им была сделана перепись сахалинского населения, которую он задумал и осуществил самостоятельно. Это значило, что он побывал не только в каждой тюремной камере, но и в каждой избе. Он объездил весь остров, старательно заполняя цифрами тысячи опросных карточек. Но в конце концов Чехова не интересовали цифры. Перепись дала возможность ему поговорить с каждым каторжником, ссыльным и поселенцем - и это было самое важное.

Тюремные помещения Чехову приходилось посещать в сопровождении начальства. Гремел большой висячий замок. Чехов входил в камеру. Всюду здесь он находил одно и то же: покрытые рухлядью нары, черные от тараканов углы, обвязанные тряпьем раны, обритые на половину головы и взгляды- равнодушные, насмешливые и умоляющие взгляды людей, которые увидев начальство, вытягивали руки по швам и глядели на незнакомого посетителя.

Из воспоминаний сахалинского чиновника:«В тюрьме Чехов подолгу беседовал с каторжниками. Он сумел расположить их к себе, и они относились к нему на редкость доверчиво. Мы диву давались. Каторжные в большинстве хитры, подозрительны и лживы… Но с Чеховым они беседовали просто и правдиво. Был у нас бессрочнокаторжный Кирин Блоха. Угрюмый, необщительный. Жестокий и хитрый, но даже он в разговоре с Чеховым изменялся до неузнаваемости. Иногда в его интонации слышались такие нотки , каких мы и не предполагали в этом человеке звере. На рассвете Чехова будил мерный звон кандалов- это мимо окон шли каторжные, Ночью он засыпал с мыслью о том, что нет границы человеческой жестокости.

Вот перед писателем люди самой страшной судьбы- прикованные пожизненно к тачкам. “Один из них, старик 60лет ,прикован за побеги… Он болен, по-видимому чахоткой… Другой..ограбил церковь. Третий, бывший военный матрос, прислан на Сахалин за дисциплинарное преступление, он бросился на офицера с поднятыми кулаками . На каторге он точно так же бросился на кого-то… Его защитник на Военно-полевом суде Объяснил эту его манеру бросаться на людей болезненным состоянием: суд заменил ему смертную казнь пожизненной каторгой , плетьми и прикованием к тачке. Остальные прикованы за убийство.

И среди этих одичавших, полубезумных, больных людей жил ребенок: шестилетняя девочка, которая шла по этапу с отцом, убившим ее мать. Она все время держалась ручонками за его кандалы и спала в тачке, к которой он был прикован.

В Москву Чехов вернулся усталый, больной, но довольный. По материалам этого путешествия написан цикл очерков “Из Сибири “ и книга “Остров Сахалин” он сам считал, что после этой поездки в его творчестве все “просахалинено” В этой книге-“Остров Сахалин” –подробно представлено описание тюрем, школ, больниц, пищи, одежды, свадеб, игр детей, гигиены, жилищ, похорон, климата, видов.

И условий труда, промыслов. В этом труде Чехов опирался только на факты, стремился быть беспристрастным. И самые факты, изложенные в книге, складывались в позорную картину невежества властей и ничем не оправданной жестокости. До Чехова никто никогда не писал такой суровой правды о тогдашнем ”сахалинском аде ”.

Поездка на Сахалин потребовала от писателя большого напряжения. Все чаще он жаловался на нездоровье. Чехов оставляет Москву и поселяется в деревне Мелихово.

Чехов всю жизнь был окружён людьми. Он был необыкновенно общителен, хотя порой жаловался на то, что обилие гостей мешает ему писать, что работать ему приходится в садовом флигеле, так как дом полон народа. Жаловался – и в тот же день отсылал письма, в которых зазывал всё новых и новых дорогих ему людей… Он обострённо ощущал собственное одиночество,- не внешнее, а внутреннее.

Среди гостей Чехова одной из самых желанных была Лика (Лидия Мизинова). Их отношения были сложными и неоднозначными. Антон Павлович был всегда сдержан в отношениях со слабым полом – боялся оказаться зависимым и уязвимым, боялся не сильных, а фальшивых и блеклых чувств. В письме к другу А.С.Суворину он писал :”Жениться не хочу, да и не на ком. Да и шут с ними. Мне было бы скучно возиться с женой. А влюбиться весьма не мешало бы. Скучно без сильной любви.”

Лика была подругой сестры Чехова Марии Павловны. Обе они преподавали в гимназии. “Прекрасная Лика” называли её в дружеском кругу. Современница так описывает её внешность и её характер:”Лика была девушка необыкновенной красоты. Настоящая Царевна – Лебедь из русских сказок. Её пепельные вьющиеся волосы, чудесные серые глаза под соболиными бровями, необычайная женственность и мягкость и неуловимое очарование в соединении с полным отсутствием ломанья и почти суровой простотой - делали её обаятельной.”

Её красота настолько обращала на себя внимание, что на неё при встречах заглядывались. Были в ней и легкомысленная необязательность (взялась по просьбе Чехова за перевод, заверяла, что сделает работу в срок, но не сделала вовсе), и любовь к шумной богемной жизни. Лика Мизинова любила Чехова без взаимности, и это печально сказалось на её судьбе. Именно неразделённая любовь только её в объятия женатого человека.

Чехов, конечно, был увлечен Ликой. В Москве они посещали вместе концерты, театры и общих знакомых. Во всех своих письмах он приглашал ее в гости. Но письма Чехова к Лике отличает особая ирония, остроты, каламбуры, насмешливые прозвища.

“Милая Лика, не пишу вам, потому, что не о чем писать, жизнь до такой степени пуста, что только чувствуешь, как кусаются мухи - и больше ничего.

Приезжайте, милая блондиночка, поговорим, поссоримся, помиримся; мне без вас скучно, и я дал бы пять рублей за возможность поговорить с вами, хотя бы в продолжение пяти минут.

Будьте здоровы, милая моя Лика, и не забывайте меня. Если увлеклись каким- нибудь Тишей, то все- таки черкните хоть строчку.

Ваш А. Чехов”

“Теперь в Москве новый год, новое счастье. Поздравляю вас, желаю всего самого лучшего, здоровья, денег, жениха с усами и отличного настроения…

Пишите мне, милая Лика, не церемоньтесь и не считайтесь визитами, умоляю вас. Пишите подлиннее. Будьте здоровы и не хандрите. Не будьте кислы, как клюква. Будьте рахат-лукумом.

Ваш А. Чехов”

“В вас Лика, сидит большой крокодил, и в сущности я хорошо делаю, что слушаюсь здравого смысла, а не сердца, которое вы укусили. Дальше, дальше от меня.! Или нет, Лика, куда ни шло: позвольте моей голове закружиться от духов, и помогите мне крепче затянуть аркан, который вы уже забросили мне на шею. Ну, до свидания, кукуруза души моей. Будьте благополучны и не забывайте побежденного вами царя Мидийского”

Вы знаете, что я никогда не женюсь без вашего позволения .Вы в этом уверены, но все равно пускаете разные слухи - вероятно, по логике старого охотника, который сам не стреляет из ружья и другим не дает, а только ворчит и кряхтит лежа на печке. Нет,

милая Лика, нет! Без вашего позволения я не женюсь и, прежде чем жениться, я еще покажу Вам кузькину мать, извините за выражение. Вот приезжайте-ка в Ялту, вчера за ужином вас хвалили, как певицу, и я был рад. Храни вас Бог».

Ваш А.Чехов.

За постоянными ироническими признаниями трудно разглядеть всепоглощающее чувство. Скорее всего его и не было и именно это стало причиной того, что отношения Чехова и Мизиновой ни к чему не привели в том, что он не испытывал к Лике глубокого чувства, он склонен винить не ее, а себя .Он писал:

“Я не совсем здоров. У меня почти непрерывный кашель очевидно и здоровье я прозевал так же, как Вас.”

Любовь, по мнению Чехова относиться к тем явлениям жизни, к которым нельзя относиться как к чему обыденному.”

“Всего Вам хорошего, главное будьте веселы, смотрите на жизнь не так замысловато: вероятно, на самом деле она гораздо проще. Да и заслуживает ли она, жизнь, которой мы не знаем, всех мучительных размышлений, на которых изнашиваются наши российские умы, – это еще вопрос.”

Строки этого письма обращены к другой женщине Авиловой Лидии Александровне. Ее отношения с Чеховым были сложными, недоговоренными и практически безнадежными. У Авиловой был нелюбимый муж и трое детей. Ситуация требовала хирургического вмешательства, на которое никто не посмел решиться. Встречи были редкими. Они много разговаривали о любви.

Признавшись себе, что люблю Антона Павловича, я заказала у ювелира оригинальный медальон в виде книги. На нем было написано «Повести и рассказы Ан. Чехова. Страница 267, строки 6 и 7 – Эти строки из рассказа Чехова «Соседи»: «Если тебе когда-нибудь потребуется моя жизнь, то приди и возьми ее». Медальон я послала Антону Павловичу, но признаться в этом я не смогла. Чехов подарок получил. Но он не мог стать причиной несчастья ее мужа и детей, не мог разрушить семью. Поэтому на ее откровенное признание не ответил

— Мы встретились в Петербурге еще раз, когда Антон Павлович уже был болен. После тяжелого приступа он попал в больницу. Никого не хотел видеть и только меня попросил прийти к нему. Мы уже не говорили о любви. А мой медальон Чехов передал Комиссаржевской для спектакля «Чайка». Именно с ним она играла Нину Заречную.

После публикации рассказа «О любви» я написала Чехову письмо, полное растерянности, возмущения и непонимания. Я была уверена, что стала прототипом героини этого рассказа.

Здоровье Чехова стремительно ухудшалось. Врачи считали, что чехов должен переехать на постоянное жительство в Ялту, так как климат Средней России губителен для него. Он тосковал в Ялте, впервые в жизни чувствовал одиночество еще и потому, что он полюбил по-настоящему, полюбил первый раз в жизни. Ольгу Леонардовну Книппер, актрису художественного театра он назвал «последняя страница моей жизни». Еще в Москве встречи с ней заронили истинное чувство в душу Чехова. Она всегда занята трудом, думает над своим призванием. Он делился с Книппер своими замыслами пьес. Она – впечатлениями о ролях, которые в них исполняла.

Через год Книппер стала женой Чехова. Судьба сложилась неудачно. Чехов должен был жить в Ялте из-за болезни, Книппер должна была жить в Москве из-за театра. Они виделись урывками – в те недолгие недели, когда Чехов, рискуя здоровьем, вырывался в Москву или когда театр отпускал Книппер в Ялту. В их жизни осталось немногое – письма. За несколько лет Чехов написал Книппер сотни писем. То были письма любви. ” Не забывай меня, не забывай. Капает с крыши весенний шум, но взглянешь на окно, там зима. Приснись мне.

Теперь сижу я в Ялте, скучаю, злюсь, томлюсь. Мне всё кажется, что отворится сейчас дверь и войдёшь ты. Но ты не войдёшь, ты теперь на репетициях или в Мерзляковском переулке, далеко от Ялты и от меня…Ну, милюся моя, будь здорова и пиши, пиши пока не надоест. Прощай, мамуся, ангел мой, немочка прекрасная. Мне без тебя адски скучно. Твой Антонио.”

“Ах, какая тебе роль в трёх сёстрах? Какая роль! Если дашь десять рублей, то получишь роль, а то отдам её другой актрисе. В этом сезоне трёх сестёр не дам, пусть пресса полежит немножко, взопреет, или, как говорят купчихи про пирог, когда подают его на стол – пусть вздохнёт… ”

Пиши мне почаще, твои письма радуют меня всякий раз и поднимают настроение, которое почти каждый день бывает сухим и чёрствым, как крымская земля! Твой Антуан.”

“Актрисуля моя, здравствуй! Твои письма невеселы, ты хандришь. Нехорошо это, Дусек. А сегодня так и вовсе нет от тебя письма. Если, что не так в театре, то ведь неудачи так естественны и ведь обязательно будут год – два, когда театр будет терпеть одни неудачи. Надо держаться крепко.

…Ну, господь с тобой, радость моя, собачка добрая, приятная. Я по тебе скучаю и уже не могу, не скучат, так как привык к тебе. Целую мою жену, обнимаю. Твой А.”

Женитьба Чехова на Ольге Книппер была обретением того, кого искал Чехов всю жизнь. Но это было слишком позднее счастье. Он уже хорошо знал, что умирает. Счастье не принесло ему семейного уюта, спокойствия, удобства. Жизнь шла в вечных терзаниях между желанием жить бок о бок с ней и нежеланием погубить карьеру большой актрисы, которой была нужна Москва, соответственная среда и поддержка. И Ялта оказалась не совсем благоприятна для его лёгких.

В мае 1904 года в Москве Чехов простудился. Врач предписывает ему курорт в южной Германии. Жена увезла его в Баденвейлер. Иногда Чехову казалось, что он ещё поправится. Но даже небольшие прогулке с женой он должен был совершить в экипаже. В ночь с 1 на 2 июля 1904 года он скончался. Перед самой смертью попросил бокал шампанского, отказался от помощи кислородом, сам заявил врачу, что умирает.

Незадолго до смерти Чехов сказал: «Читать меня будут семь лет, а жить мне осталось и того меньше: шесть».

Он ошибся и притом вдвойне. Прожил он меньше. Но читают Чехова и теперь, когда прошло не одно десятилетие со дня его смерти.

Читают и любят всё сильнее.

И в смехе, и в печали, и в гневе Чехов был правдив до самого конца. Он готов был поступиться внешней занимательностью своих рассказов, но не их правдой. В правдивости чеховского слова – тайна Чехова.

Он описывал природу, людей, города так, как до него не описывали;

Он утвердил в русской литературе короткий рассказ – «с ладонь величиной»

Он обогатил театр тонкими оттенками человеческих чувств, ускользавшими от других драматургов.

И все это рождалось из чеховской правдивости. Чехову надо было много сказать. Знания русской жизни у него были огромны, и он хотел поведать их все. И все же не успел. Смерть оборвала множество чеховских планов.

Антон Павлович чехов умер, далеко не достигнув старости – умер 44-х лет.все же многое было написано, многое высказано.

Чехов: «Я хотел только честно и откровенно сказать людям: посмотрите на себя, посмотрите, как вы плохо и скучно живете. Самое главное, чтобы люди это поняли, а когда это поймут, они непременно создадут себе другую, лучшую жизнь»

Blog

Путешествие к Чехову продолжается бесконечно, время то приближает, то отдаляет Чехова. Вряд ли мы понимаем его творчество лучше, чем понимали современники