Артур Таболов. Водяра

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   66   67   68   69   70   71   72   73   ...   76

III




Официальное сообщение о числе заложников вызвало очень бурную реакцию

жителей Беслана. Оно было понято однозначно: врут специально, намеренно

занижают число заложников, чтобы при штурме оказалось меньше жертв. К школе

явились с ружьями и автоматами даже те, кто вчера пришел безоружным.

Воинственно настроенная толпа оттеснила от школы омоновцев и солдат

внутренних войск и заявила, что откроет по ним огонь при попытке штурма.

Напрасно начальник оперативного штаба генерал-лейтенант Андреев убеждал

людей, что о штурме никто даже не думает. Ему не верили. Никакому начальству

уже не верили.

Очень резко отреагировали на сообщение о числе заложников и террористы.

Они отказались принять продукты и воду для детей и потребовали к себе для

переговоров Дзасохова и Зязикова. Президент Ингушетии в Беслане так и не

появился. Президент Дзасохов отказался войти в школу. Сразу вспомнили, как в

такой же ситуации на Дубровке повел себя бывший президент Чечни Ахмат

Кадыров. Боевики обещали отпустить пятьдесят заложников, если он придет в

Театральный центр. Кадыров заявил, что он всей душой, но "президент Путин не

рекомендовал". Так же поступил Дзасохов: "Запретила Москва". Репутация

Дзасохова для всей Северной Осетии была погублена навсегда.

Переговоры продолжились. Террористы согласились, чтобы в качестве

посредника выступил бывший президент Ингушетии генерал Аушев.


Около полудня Теймураз и Тимур поднялись на четвертый этаж дома по

улице Коминтерна, стоявшего рядом со школой. Все жильцы были эвакуированы.

Возле окна в одной из комнат устроился спецназовец с гранатометом. У другого

окна, в глубине комнаты, стояла стереотруба с солнцезащитными блендами,

чтобы блеск оптики не привлек внимания снайперов, засевших в школе. Теймураз

молча отстранил наблюдателя и приник к окулярам стереотрубы.

- Что видишь? - нетерпеливо спросил Тимур.

- Ничего. Кто-то на чердаке, с биноклем. Смотри сам.

Увеличение было сильное, школа казалась на расстоянии вытянутой руки.

Но что происходило внутри, рассмотреть не удавалось: окна спортзала были

закрыты мутным пластиком, а к окнам школьных кабинетов никто не подходил -

террористы тоже опасались снайперов. Беспощадно палило полуденное солнце,

пространство школьного двора, простреливаемое боевиками, было безжизненным,

пустым.

Тимур перенес обзор на крышу. В проеме слухового окна отчетливо

просматривалась фигура в голубоватом камуфляже с полевым биноклем,

закрывающим лицо. Черная маска "ночь" была подкатана и превратилась в

обычную вязаную шапку. Было жарко, наблюдатель время от времени смахивал пот

со лба, потом опустил бинокль, сдернул шапку и вытер ею лицо. Тимур

рассмотрел черные, сросшиеся на переносице брови, аккуратно подстриженную

бородку и небольшие щегольские усы. И в этот момент Тимур его узнал.

- Я его знаю, - сообщил он Теймуразу, не отрываясь от окуляров

стереотрубы. - Точно, знаю. Это он!

- Кто?

- Шамиль Рузаев.

- Кто такой Шамиль Рузаев? - не сразу вспомнил Теймураз.

- Политик из Назрани. Тот, кто предупредил нас о покушении на

президента Галазова.

- Не путаешь?

- Нет. Он. Точно он!..


Тимур не ошибся, человек в слуховом окне был действительно Шамилем

Рузаевым. Он поднялся на чердак с биноклем, объяснив, что хочет сам

осмотреть подходы к школе. Но это был только предлог. На самом деле он хотел

хоть какое-то время не видеть Полковника, отношения с которым начали

портиться еще за несколько дней до начала операции и теперь подошли к

критическому пределу.

Разногласия возникли еще в тот день, когда записывали на видеопленку

требования к властям. Шамиль был против того, чтобы условиями освобождения

заложников были вывод федеральных войск из Чечни и отмена выборов президента

Алханова.

- На кой черт нам это нужно? - недоумевал Шамиль. - Это их дела. У нас

задача освободить наших людей. Давай ее и решать.

- Не понимаешь, - возражал Полковник. - Их надо сбить со следа. Пусть

думают, что за этим стоит Чечня.

- Но мы сразу ставим Путина в безвыходное положение. Не пойдет он на

вывод войск. И на отмену выборов не пойдет.

- Не пойдет. Зато как обрадуется, когда мы снимем эти требования.

После долгих препирательств Шамиль согласился. Может быть, Полковник и

прав. Хотя его условия неизбежно вели к затяжке операции. Одно дело простой

обмен заложников на заключенных. Это можно решить за три - четыре часа.

Совсем другое: длительные переговоры о политических уступках. Но что

сделано, то сделано. Полковнику кажется это принципиально важным. Ладно, так

тому и быть. Но уже тогда у Шамиля закрались сомнения в том, что все пройдет

гладко.

Подготовка к операции шла по плану. Был только один момент, когда все

могло сорваться с катастрофическими последствиями: когда этот придурок Иса

Мальсагов, подслушав разговор, прибежал в ФСБ. Хорошо, попал на майора

Клименко, который здраво рассудил, что получить десять тысяч долларов от

Шамиля за устранение опасного свидетеля - оно как-то лучше, чем

благодарность от начальства, даже в приказе.

Роли распределили без спора. Полковник взял на себя подбор и подготовку

бойцов, не имевших большого опыта боевых действий. В группу вошли 34

человека. Лагерь разбили в лесном массиве возле села Пседах Малгобекского

района Ингушетии, тренировались в стрельбе, учились обращаться с взрывными

устройствами.

На долю Шамиля выпала более сложная задача: доставить в школу

взрывчатку. В его распоряжение выделили шестнадцать самых опытных боевиков,

которых не нужно было ничему обучать. Воспользовались тем, что ремонт школы

вела бригада строителей-ингушей. В нее внедрили нескольких членов группы.

Под видом стройматериалов они подвозили взрывчатку и прятали ее под сценой в

актовом зале. Связь с Полковником Шамиль поддерживал по мобильному телефону.

Говорили по-ингушки, не прямым текстом.

31 августа с наступлением темноты группа Полковника покинула лагерь под

Пседахом и на "ГАЗ-66" направилась в сторону селения Инарки. Двух человек

оставили в лагере для связи. Маршрут был разведан заранее. Проехав селение,

остановились в лесу на ночлег. В ту же ночь боевики Шамиля поднялись на

чердак школы, сменили строительные спецовки на камуфляж и утром, без

четверти девять, спустились вниз. Здесь и перехватили майора Дудиеву,

прибежавшую в учительскую сообщить в райотдел о подозрительной машине.

Как и опасался Шамиль, операция начала затягиваться сразу. На

видеокассету с условиями освобождения заложников никакой реакции не

последовало. Полковник объяснил:

- Им же нужно посоветоваться с Москвой. Неужели ты думаешь, что они

хоть полшага сделают без разрешения Путина? Политик, а ничего не понимаешь в

политике. Думаешь, их беспокоит судьба заложников? Собственные жопы их

беспокоят! Подождем, нам спешить некуда.

Само собой получилось, что с началом операции Полковник взял на себя

главную роль. Шамиль не возражал. Полковник знал, что делает. Даже когда он

расстрелял двух заложников в спортзале и одного из них приказал протащить по

залу на глазах у оцепеневших от ужаса людей, Шамиль промолчал. На войне как

на войне. В учительской на втором этаже все время работал телевизор. Шамиля

тревожил общий тон передач. Как будто ничего особенного не случилось. Ну,

что-то там такое произошло в Беслане, на Северном Кавказе все время что-то

происходит. И главное - ничего не сообщали о числе заложников.

Только к вечеру ситуация начала проясняться. Доставили из Москвы

доктора Рошаля. Он понес какой детский лепет: предложил обменять детей на

взрослых. Полковник послал его матом. В час ночи Рошаль вновь вышел на

связь. На этот раз его предложение было таким, какое Шамиль с нетерпением

ждал: власти согласны освободить из тюрьмы всех заключенных, фамилии которых

назовет Полковник, будет открыт коридор для беспрепятственного выезда всех

боевиков в Ингушетию или в Чечню, уже подготовлены десять "Икарусов".

У Шамиля бешено заколотилось сердце. Неужели получилось?

Но Полковник повел себя неожиданно. Ничего не ответив на предложение

Рошаля, он потребовал, чтобы для переговоров в школу явились президенты

Дзасохов и Зязиков.

- Что ты делаешь?! - возмутился Шамиль, когда Полковник прервал связь.

- Они согласились! Понимаешь? Согласились! Что тебе еще надо?

- Они не согласились. Они сделали вид, что согласились. Доктор никого

не представляет. Его согласие нам не нужно. Нам нужно согласие совсем

другого человека.

- Кого? Дзасохова? Зязикова?

- Путина.

Ночь прошла в тревожных раздумьях. Полковник вел какую-то свою игру.

Шамиль не понимал его, и это ему очень не нравилось. Утро принесло

ошеломляющую неожиданность: по телевизору передали, что число заложников в

бесланской школе, по уточненным данным, триста пятьдесят четыре человека. У

Шамиля опустилось сердце. Это был крах.

- Они нас переиграли, - сообщил он Полковнику, вызвав его в пустой

кабинет. - Для Путина триста пятьдесят четыре заложника - не цифра. У нас

нет шансов. Операция провалилась.

- Не паникуй. Ничего не провалилось, - возразил Полковник с удивившей

Шамиля угрюмой уверенностью.

- Расул, не нужно путать упорство с упрямством, - горячо заговорил

Шамиль, в нарушение всех правил назвав Полковника его настоящим именем. - Мы

не имеем права рисковать жизнью наших лучших людей. Нужно уметь смотреть

правде в глаза. Мы проиграли. У нас один выход: дождаться ночи и уходить.

- Уходи, тебя никто не держит.

- Я возьму с собой моих людей.

- Их тоже никто не держит. Насильно никого сюда не тащили, насильно

удерживать никого не будем. Мы и без вас справимся. Только вот что я тебе

скажу. Ты не ингуш. Ты слизняк. Все вы, политики, слизняки. Умеете только

болтать. А как доходит до дела - в кусты. Уйди с моих глаз, видеть тебя не

могу!

Вбежал запыхавшийся боевик:

- Оттуда позвонили. Прибыл Аушев. Хочет войти в школу. Что сказать?

Полковник самодовольно, как показалось Шамилю, усмехнулся:

- Пусть входит.


Экс-президент Ингушетии генерал Руслан Аушев пробыл в школе около

сорока минут. Молча осмотрел спортзал, где в спертом от духоты и мочи

воздухе лежали и сидели на полу сотни детей и взрослых, заглянул в другие

помещения, тоже до отказа забитые заложниками. В учительской коротко

переговорил с директором школы, семидесятидвухлетней Лидией Александровной

Цалиевой.

- Сколько всего людей в школе?

- Тысяча двести, - ответила она.

- Тысяча двадцать, - поправил Полковник.

- Спасите детей, Руслан!

- Я за этим сюда и пришел.

Заметив среди присутствующих Шамиля, дружески с ним поздоровался:

- И вы здесь? Вижу, достал вас мой преемник...

Потом минут двадцать говорил с Полковником наедине. Уже выходя из

учительской, произнес в заключение разговора:

- Значит, договорились. Звоню Закаеву, его лондонский телефон у меня

есть...

Шамиль сначала не понял значения этой фразы, просто зафиксировал ее в

памяти. И не вспоминал о ней, пока отбирали и выводили из спортзала женщин с

детьми до двух лет, отпустить которых согласился Полковник. Их набралось

двадцать шесть. На выходе Полковник остановил молодую женщину с грудным

младенцем на руках и девочкой лет семи, вцепившуюся в подол матери:

- Ты иди, девчонка останется, она уже большая.

- Нет! Я ее не брошу! Нет, не могу!

- Тогда оставайтесь все.

Аушев взял ребенка из ее рук:

- Успокойтесь, все скоро закончится...

Когда суматоха, связанная с выводом заложниц улеглась, Шамиль задумался

о том, что может означать эта странная фраза Аушева: "Звоню Закаеву". В

Лондоне был только один человек с такой фамилией, которому мог звонить

генерал Аушев: Ахмед Закаев, министр иностранных дел в правительстве

президента Масхадова, получивший в Великобритании политическое убежище.

Москва не признавала легитимность Масхадова, между тем он был единственным

человеком, представляющим непокоренную часть Чечни. В переговорах между

Путиным и Масхадовым многие западные политики и российские правозащитники

видели единственный выход из чеченского тупика.

И только теперь Шамиль понял замысел Полковника: освободить заложников

при посредничестве Масхадова, сделав его тем самым реальной политической

фигурой, с которой придется считаться президенту Путину. Политик Шамиль

понял то, чего не понимал военный человек Полковник: это катастрофа, Путин

не пойдет на это ни при каких обстоятельствах. И неважно, сколько жертв

будет принесено: триста пятьдесят четыре, тысяча двести или тысяча двадцать.

Последние сомнения исчезли. Решение уйти из школы получило новый, очень

мощный импульс.


Во втором часу ночи Шамиль и все его шестнадцать бойцов поднялись на

чердак, переоделись в строительную спецуру в краске и заскорузлом бетоне и

спустились в котельную, предварительно устроив по пустой площади стрельбу из

автоматов и подствольных гранатометов. Через пролом в стене котельной

выскользнули в темноту, беспрепятственно миновали железнодорожные пути и уже

через двадцать минут сидели в старом "пазике", спрятав под сиденья автоматы.

На этом автобусе они подвозили взрывчатку, на нем же приехали в последнюю

ночь перед операцией.

Выезжать на трассу, ведущую к ингушской границе, не рискнули, наверняка

она перекрыта милицейскими и воинскими патрулями. Двинулись по одной из

грунтовок, десятки которых связывали Северную Осетию с Ингушетией. Но через

несколько километров остановились: впереди было скопление огней, сновали

бульдозеры, двигался ковш экскаватора. Шамиль с двумя бойцами пошел на

разведку: грунтовку перекрывали глубоким рвом. Пришлось выворачивать на

другую дорогу, такую же заброшенную. Здесь техники не было, но дорогу уже

преграждал трехметровой глубины ров. Грунтовку окружал жидкий, низкорослый

лес, но нечего было и думать проехать по нему на автобусе.

- Высаживаемся, будем пробираться пешком, - решил Шамиль. - Оружие

оставить, спрятать в лесу. Если нарвемся на патруль: простые работяги,

испугались, когда началась заварушка, идем домой.

Лесом пересекли границу, часа через полтора вышли к какому-то

ингушскому селению. И словно свинцовый горб свалился: они были дома.