Geum.ru

Статья опубликована в: «Полигнозис»

Вид материалаСтатья

Содержание


Что’ обретет в этом мире человек будущего?
Прерывистость, фрагментарность, дисгармоничность, иронизм, интер­тек­с­туальность, эклектизм, эротизм
Подобный материал:
  1   2   3   4   5

В.Бычков Л.Бычкова

ХХ век: предельные метаморфозы культуры[1].


(статья опубликована в: «Полигнозис», 2000, № 2, С. 63-76; № 3, С. 67-85)

Двадцатый век уходит в историю. Следы его еще не остыли, процессы в нем кипевшие или возникшие, продолжают кипеть, но в круглой дате, особенно столь круглой, как эта -- знаменующая рубеж столетий, перелом тысячелетий, смену эпох и т.п. -- всегда есть некий магический соблазн (есть в самих подобных числах и цифрах что-то генерирую­щее его) подведения какой-то (пусть предварительной) черты и вглядывания в нечто, оставшееся по ту сторону... Тем более, что ушедшее столетие -- достойный объект для такого вглядывания и некоего подытоживания. Оно во многих смыслах оправдывает свое пограничное положение в истории; в истории культуры особенно, на которую мы попытаемся взглянуть здесь сквозь многогранную призму искусства, художественной культуры, эстетического сознания...


          Почти в самом начале 16 столетия были написаны две поразительные картины, оказавшиеся символически пророческими для только начинавшегося тогда этапа техногенной цивилизации, или Нового времени, свидетелями завер­шения которого мы являемся сегодня. Это знаменитое «Распятие» Изенгеймского алтаря (ныне -- г.Колмар, Франция) Матиса Нитхарта (Грюневальда) (1512-1515) и «Смерть Христа» Ганса Гольбейна Младшего (1521) из Художественного музея Базеля. На первой с нечеловеческой экспрессией явлено в натуралистической очевидности огромное истерзанное, уже почти разлагающееся тело умершего на кресте Иисуса с судорожно скрюченными пальцами, неестественно вывернувшимися от мучитель­ной боли руками и ногами, с изодранным в лохмотья, кровоточащим, в ранах, синяках и ссадинах позеленевшим мертвым телом, заполнившим собой почти все пространство картины и рвущимся из него -- заполнить весь мир[2].

          На узкой (в ширину человеческого тела) картине Гольбейна изображено с тем же подчеркнутым натурализмом мертвое тело Христа, лежащее на спине. В свое время, как писала в дневнике А.Г.Достоевская, эта картина привела в восхищение Ф.М.Достоевского, а у нее вызвала ужас и отвращение, ибо Иисус был изображен «с телом похудевшим, кости и ребра видны, руки и ноги с пронзенными рана­ми, распухшие и сильно посинелые, как у мертвеца, который уже начал предаваться гниению. Лицо тоже страшно измученное, с глазами полуоткрытыми, но уже ничего не видящими и ничего не выражающими. Нос, рот и подбородок посинели; вообще это до такой степени похоже на настоящего мер­твеца, что, право, мне каза­лось, что я не решилась бы остаться с ним в одной комнате.»[3]

          Традиционное для христианского сознания Голгофское приношение Богом Самого Себя Себе в Жертву  во искупление грехов человеческих в этих картинах превратилось в леденящий кровь вопиющий символ реальной и окончательной смерти Бога. Бог умер ! -- возгласил ренессансный Разум. Началась секуляризация культуры, «раскрепостившая» интеллектуальные способности человека; завертелись, набирая ускорение, маховики научно-технического прогресса, материализма, капитализма, сциентизма, техницизма, нигилизма etc. Апогея и некой бифуркации этот процесс достиг только в 20 веке. Ибо Бог для евроамериканского, или западного, человека умер не сразу... Христианская культура жила и питала человечество после первых и сильных символов смерти Бога еще почти пять столетий. И только 20 век стал, пожалуй, последним веком христианской культуры, Культуры, как носителя и самовыражения Духа, в целом.
          Многие процессы и явления в ходе цивилизационного развития 20 в., на некоторые из них мы указываем ниже, свидетельствуют, что культура вступила в активную фазу бифуркации -- глобального перехода (скачка?) от Культуры (с большой буквы) к чему-то принципиально иному, чего еще не наблюдалось в истории человечества (во всяком случае в истории европейско-средиземноморского ареала). Внешней причиной (в свою очередь детерминированной более глубокими космо-антроп­ными процессами, не доступными пока нашему пониманию) этого перехода, или даже грандиознейшего культурного слома, является некий пик техногенной цивилизации -- взрыв научно-технического прогресса последних полутора-двух столетий, привед­ший к сущностным изменениям в духовном  мире человека, его менталитете, психике, системе ценностей,  во всем поле его экзистенции. Не имея возможности вдаваться здесь в сущность этой слож­нейшей проблемы (этим занимаются многие крупные умы нашего времени), выскажем только свое интуитивное предположение: 20 век -- это последний век Культуры и первый век переходного периода, который мы называем ПОСТ-культурой (или сокращенно ПОСТ-)[4], к чему-то принципиально иному, чем доселе известные культуры, и попытаемся указать на некие достаточно очевидные знаки этого.
          В нашем понимании  Культура - это вся сфера бытия и  деятельнос­ти человека, включая и ее  результаты, инициируемая и направляемая  Духом,  и, соответст­вен­но,  ориентированная  (осо­знанно или  бессознательно) только и исключительно  на творческую, нравственно полноценную, духовно  напол­нен­ную жизнь.  Более широкая сфера деятельности человека как  homo  sapiens, наделенного свободной волей и постоянно совершенствующегося на путях  раци­о­нально-научно-тех­нических  достижений обозначается нами как  цивилиза­ция. Культура в таком понимании является составной частью цивилизации, ее главной, сущностной частью,  ибо она оплодотворена Духом и направлена исключительно на развитие и осуществление духовно-нравственных интенций человека и организацию всей его жизни вокруг и в тесной связи с этими интенциями. Естественно, что из сферы Культуры не исключается деятельность человека, направленная на удовлетворение его материальных потребностей, коль скоро человек -- существо духовно-телесное. Однако Культура предполагает именно духовные приоритеты, которые отсутствуют в выходящих за ее пределы цивилизационных полях.  Более того материально-потреби­тельский эгоцентристски ориентированный вектор в собственно цивилизационных процессах занимает центральное место.  Именно поэтому достижения цивилизации часто используются или даже создаются во вред человеку, в то время как феномены и процессы Культуры в принципе не могут быть вредными для человека и Универсума в целом ни в каком плане.
            ПОСТ-культурой  названо то подобие (симулякр) Культуре, которое интенсивно вытесняет Культуру в современной цивилизации (особен­но активно, начиная с середины 20 столетия) и которое отличается от Культуры своей сущностью. Точнее отсутствием таковой. ПОСТ-культура -- это будто-культурная деятельность (включая ее результаты) людей, сознательно отказавшихся от Духа и, что трагичнее, оставленных Духом. Это "культура" с пустым центром, оболочка культуры, под которой - пустота. Естественно, в свете современной физики и философских те­орий, использующих опыт восточных культур древности, уже вряд ли было бы правомерным считать пустоту негативной категорией. К примеру, М.Фуко понимает под пустотой лишь то «развертывание пространства, где, наконец, снова можно мыслить»[5]. Так что в широком смысле пустота -- некое потенциальное пространство, открытое для заполнения чем-то, или явления чего-то, что еще не актуализовалось в данном измерении. Однако в настоящий момент бытия это -- нейтральное молчание, ничто, вокруг которого клубится нечто в ожидании будущей актуализации центра. Используя язык синергетики, ПОСТ-культура – это та «нели­нейная среда» культуры, возникшая в момент глобальной цивилизационной бифуркации, в которой «варится» бесчисленное множество виртуальных структур будущего становления, и которая с позиции любой уже ставшей структуры представляется неким уплотненным потенциальным хаосом, или полем бесконечных возможностей.
          Истончение духовных оснований Культуры и нарастание вала духовно и нравственно не управляемого потока/потопа НТП (здесь мы мысленно везде держим слово «прогресс» в кавычках, ибо прогрессивность его на сегодня достаточно относительна) достигли к концу 20 в. некоего критического состояния, чреватого пугающим взрывом. Особенно ясно на это указывают процессы, свер­шившиеся в последнее столетие в художественно-эстетической культуре, в художественном мышлении и практике, в искусстве, которое всегда являлось наиболее чутким барометром и сейсмографом Культуры. Сегодня этот прибор зашкаливает по всем параметрам, а это -- серьезный сигнал...


          Если символо-сигналы Гольбейна и Грюневальда так прочитываются только сегодня, а в свое время они вроде бы только довели до логического (на художественном уровне) завершения традиционную для западного средневекового (особенно немецкого)  искусства тему «Страдающего Христа», то в 20 в. все по-иному. Джойс и Берроуз в литературе, Штокхаузен и Кейдж в музыке, Бойс и Кунеллис в визуальных искусствах, а с ними и легионы «продвинутых» ПОСТ-арт-истов во всех видах искусства подвели жирную черту под всем традиционным искусством последних нескольких тысячелетий; под Культурой в целом, мощно возвещая о чем-то, что еще только вызревает в глубинах цивилизационного процесса, или -- о конце всего. Художественная культура 20 века – это экспрессивный Художественный Апокалипсис Культуры.
          Фактически  мы имеем сложный конгломерат причудливо перемешанных феноменов уходящей Культуры и уже бесчисленных продуктов и поделок ПОСТ-культуры. Активно процесс перемешивания начался еще в первой трети 20 столетия - в авангарде, когда, например в визуальных искусствах, часть аван­гардистов (особенно такие как Кандинский, Клее, Шагал, Малевич) в сверхчеловеческом озарении довели до логического завершения процесс выражения Духа и духовного в предельно концентрированных художественных формах; в то время как другая (конструк­тивисты, дадаисты, прежде всего) начала сознательную борьбу с Духом и духовностью с материалистически-сциентист­ски-технологи­чес­ких позиций, нередко усугубленных еще коммунистической идеологией. Начиная с поп-арта и концептуализма (середина 20 в.),  ПОСТ-культура захватывает все более широкие пространства, активно вытесняя на обочину цивилизации любые проявления Культуры, которые тем не менее еще продолжают сохраняться.
          Для искусства ПОСТ-культуры, которое кстати уже и не называет себя, как правило, так, но -- арт-дея­тель­нос­тью, арт-практиками, а свои призведения -- артефактами, -- так вот, для этой арт-деятельности в целом характерен принципиальный отказ практически ото всех традиционных ценностей -- гносеологических, этических, эстетических, религиозных. Им на смену пришли сознательно приземленные  утилита­рис­т­­ские или соматические категории: политика, коммерция, бизнес и рынок, вещь и вещизм, потре­б­ление, тело и телесность, соблазн, секс, опыт и практика, конструирование, монтаж и т. п.. На них и строятся  "правила игры" современной арт-дея­тель­нос­ти.


          О каком-то глобальном кризисе культуры, закате европейской цивилизации, катастрофе, конце истории и т.п. апокалиптическом процессе мудрецы и мыслители европейского ареала, а затем и мировой ойкумены пишут уже не первое столетие, а искусство являет его в своих образах и того ранее (вспомним хотя бы Босха). И это, естественно не случайность и не плод личной депрессии тех или иных интеллектуалов. Наиболее чуткие души уже давно ощущают некие могучие сдвиги в космо-антропном процессе, которые на уровне европейской цивилизации привели к угасанию традиционной духовности, секуляризации Культуры, лавинообразному развитию человеческого разума в направлении бесконечных научно-технических открытий (к пресловутому НТП), возникновению жестких капиталистических (товаро-денежных) отношений на базе голого материализма, утилитаризма, практицизма; затем -- к электронно-технологи­чес­ким революциям и информационному потопу, приведшим в конце концов к качественным изменениям всей психо-ментальной структуры человека. В начале третьего тысячелетия вырастает поколение людей, в принципе отличное по основным внутренним параметрам не только от человека 16 столетия, когда этот процесс только начинался, но и от человека конца 19 века. Наиболее глубоко и остро радикальность этого процесса ощутило искусство (отчасти и «продви­ну­тые» гуманитарные науки) и выразило всей своей сутью в 20 веке.

         Сегодня, в частности, очевидно, что вместе с Культурой в прошлое уходит и «культура Книги», вообще печатного слова. Из главного носителя информации, в том числе и духовной, печатное слово превращается постепенно в некое подсобное средство для более емких и конгруэнтных современному человеку информационных структур - прежде всего электронных аудио-визуальных. Вся вторая половина 20 века (СМИ, TV,  www, система обучения и воспитания человека, новейшие виды арт-деятельности, дизайн, массовая культура) активно перестраивала (и процесс набирает ускорение ныне) психофизиологическую систему человека в направлении получения основной массы информации в невербализованном, недискурсивном виде; мышления и коммуникации не только формально-логичес­кими конструкциями, но и какими-то иными «ге­шталь­тами», энергетическими квантами, визуальными образами и т.п. В частности, этот процесс можно было бы обозначить и как глобальную сущностную эстетизацию сознания, если бы сами традиционные понятия эстетики и эстетического[6] не подвергались в ПОСТ-культуре достаточно основательной ревизии. Как бы то ни было, но сегодня почти очевидно, что господствовавшее в европейской культуре (осо­бенно Нового времени, хотя процесс начался еще с Аристотеля) формально-ло­ги­чес­кое мышление утрачивает свою панкратию, уступая место иным формам сознания, многие из которых традиционно развивались внутри религиозно-ду­ховных практик и художественной культуры.   


          Многие мыслители 19-20 веков размышляли о тех или иных аспектах вершащегося процесса техногенной цивилизации, пытались дать свои ответы на постоянно возникающие вопросы, решить те или иные проблемы, высказать свои соображения. Самые значимые центры и болевые точки этого процесса наиболее точно нащупали (не вскрыв их сущности, что и поныне вряд ли еще возможно -- «большое видится на расстояньи»), пожалуй, лишь несколько ставших ныне почти культовыми фигур: Маркс, Ницше, Фрейд, Эйнштейн, главные представители достаточно пестрого и широкого философско-эсте­тического направления 20 в. -- экзистенциализма и его антитезы – структурализма. И не только нащупали, но и дали сильные импульсы этому процессу, подтолкнули или ускорили его отдельные фазы  и стадии развития. Вклады Маркса в изучение законов капитала и рынка, как движущих сил техногенного этапа цивилизационного процесса (где все, в том числе человек и искусство -- товар), и Эйнштейна[7], знаменовавшего принципиально новый неклассический этап в естественных науках, приведший к современной ядерно-космическо-электронной эре, достаточно известны и выходят за рамки нашей темы, хотя не упомянуть о них здесь невозможно. В частности, для начавшейся со специальной теории относительности, квантово-релятивистской физики, метода «математической экстраполяции» С.Вавилова, теории «Большого взрыва» (расширяющейся и «раздувающейся» Вселенной) неклассической науки  характерны отказ от «прямолинейного онтологизма», допущение истинности отличающихся друг от друга теоретических описаний одной и той же реальности, необходимость учета корреляции между знаниями об объекте и системой средств, методов, операций, с помощью которых они были получены[8], -- короче принципиальный, научно осознанный и экспериментально подтвержденный релятивизм научного знания. Естественно, что он не мог не оказать существенного воздействия и на сферу художественно-эс­те­ти­ческого сознания, и на развитие новейших направлений в гуманитарных науках.
          Однако более созвучными непосредственно художественно-эстетической культуре оказались многие откровения и открытия Ницше, Фрейда, философов и писателей экзистенциалистской ориентации и ряда структуралистов и их последователей, уже в непосредственно гуманитарно-антропной сфере интерпретировавших соответствующее состояние техногенной цивилизации. Фактически сформулированные ими идеи явились духовно-философской и отчасти научной (в случае с Фрейдом и структуралистами) рефлексией на ситуацию в цивилизационном процессе к.19 -- нач. 20 вв., в частности -- на поток научно-технических открытий и так или иначе связанных с ними социальных катаклизмов и духовных/антидуховных исканий.
          Ницше на базе жесткой критики иудео-христиан­ской клерикальной демагогии в манифестарно-саркастической, часто парадоксальной форме констатировал принципиальную относительность всех ценностей культуры и призвал человечество к их глобальной переоценке на основе идеала нового человека -- природного сверхчеловека, выращиваемого на нормативах древнего родового аристократизма. Одним из первых значимость принципиально релятивистского подхода к истории оценил О.Шпенглер, сравнивая его с открытием Коперника. Р.Якобсон резонно заметил, что его правильнее было бы соотнести с открытиями Эйнштейна[9].
          Главные принципы новой породы людей будущего по Ницше: воля к жиз­ни, здоровый инстинкт, вседозволенность, трансцендирование «по ту сторону добра и зла», «веселая игра» всеми ценностями культуры. Своим современникам, принявшим его идеологию, этим «недоноскам еще не проявленного будущего» Ницше пред­лагает новый идеал (реализовывать он начнется только столетие спустя и не совсем по-ницшеански -- в постмодернистской парадигме): «... идеал духа, который наивно, стало быть, сам того не желая и из бьющего через край избытка полноты и мощи играет со всем, что до сих пор называлось священным, добрым, неприкосновен­ным, божественным;.. идеал человечески-сверхчеловеческого благополучия и благоволения, который довольно часто выглядит нечеловеческим, скажем, когда он рядом со всей бывшей на земле серьезностью, рядом со всякого рода торжественностью в жесте, слове, звучании, взгляде, морали и задаче изображает как бы их живейшую непроизвольную пародию, -- и со всем тем, несмотря на все то, быть может, только теперь и проявляется впервые великая серьезность, впервые ставится вопросительный знак, поворачивается судьба души, сдвигается стрелка, начинается трагедия...»[10] Этим пророчеством Ницше завершает свою «Веселую науку», намечая направление принципиально нового пути гуманитарным наукам уже Третьего тысячелетия.
          Еще одна его мифологема, вскрывшая некие глубинные процессы в культуре и спровоцировавшая мощные сдвиги в художественно-эстетическом сознании 20 столетия - сущностный антиномизм двух начал: аполлоновского и дионисийского; упорядоченного рационального хоровода античных муз и иррационального хтонического буйства инстинктивных влечений и вакхического кипения страстей и ничем не управляемых стихий. А.Бергсон назвал нечто подобное «жиз­нен­ным порывом» (élan vital); З.Фрейд подвел под него психо-физиоло­ги­чес­кий базис, обозначив как бессознательное и наполнив этот термин широким антропо-культурологическим значением; К.Г.Юнг осмыслил как сферу коллективного бессознательного -- хранилище архетипов, а Ж.Лакан в жесткой структуралистской парадигме вывел на уровень интерсубъективности.
          Усматривая цель человеческой жизни в чувственных удовольствиях, осно­ватель психоанализа Фрейд узрел в сфере бессознательного двух главных «бо­гов»  человека и движителей всей человеческой деятельности, а следовательно и цивилизационного процесса -- Эроса и Танатоса. Именно они, загнанные многовековым опытом культуры в бессознательное (в поздней интерпретации -- Оно) и удерживаемые там цензором предсознательного (Я), стремятся всеми силами вырваться на уровень сознания (Сверх-Я). Эрос движет либидозной энергией человека, Танатос -- агрессивной. Путем сублимации мощная энергетика бессознательного преобразуется в культуросозидательную деятельность (на путях религии, искусства, науки, техники и т.п.), но там, где сублимация не реализуется в творчестве, возникают хаосогенные процессы -- психозы и неврозы на уровне отдельного человека, социальные катаклизмы -- на уровне общества.
          Экзистенциалисты, заявившие о себе после Первой мировой войны, с осо­бой остротой ощутили и сумели выразить вербально глубинное кризисное положение человека в современном мире, его полную растерянность в потоке иррациональных процессов бытия-сознания. Экзистенция ощущалась и описывалась ими как некое предельно одинокое, отчужденное, бесцельное и бессмыс­ленное «бывание» запуганного и отчаявшегося человека в неопределенном (хай­­деггеровское man), «абсурдном», жестоком  мире. Свобода в экзистенциальной ситуации заключается в возможности выбора между гниением в своей кожуре (жизнь, по Камю, – «колумбарий, в котором гниет время») и заведомо обреченным бунтом против всех и вся, против самой бессмысленности бытия, но -- и против всякого смысла одновременно. Некоторые экзистенциалисты, особенно религиозной ориентации, предполагали и возможность трансцендирования человека за пределы экзистенции в состояниях «пограничной ситуации» – на грани жизни и смерти[11].

         Писатели-экзистенциалисты, слившие воедино в своем творчестве литературу и философию, выразили некоторые сущностные переживания, характерные для человека ПОСТ-культуры в целом. После Кафки, Камю, Сартра, Беккета, Ионеско острее и конкретнее ощущается ужас богооставленности человека, оказавшегося один на один с сюр-монстрами: супербюрократизированной и милитаризованной машиной государственности; погрязшей в игре безнравственной политикой, сросшейся с Маммоной  планетарного бизнеса (или капитализма);  бездушным роботом НТП.  Ужас перед жизнью заставляет безрелигиозную, духовно оскудевшую и опустошенную душу искать спасенье в сублимациях нового эстетического опыта, в частности, в эстетизации (то есть