Ник Хорнби Футбольная горячка

Вид материалаДокументы

Содержание


На поле «Арсенал» против «Вест Хэма» 01.05.82
Мюнстерсы и Квентин Крисп
Чарли Николас
Семимесячная икота
Мелодия победы
Пит «Арсенал» против «Сток Сити» 22.09.84
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   16

^ На поле

«Арсенал» против «Вест Хэма» 01.05.82

Оглядываясь назад, я понимал, что атмосфера на террасах сгущается и рано или поздно что-то непременно должно произойти, и это каким-то образом все изменит. На моем веку в семидесятых было больше насилия – что ни неделя, то драка, – но в начале восьмидесятых, когда появились миллуолские отряды и вестхэмские городские крепыши (а вместе с ними визитки этих групп на телах избитых жертв), английские фанаты с лозунгами в духе «Национального фронта» стали просто непредсказуемыми. Полиция конфисковывала ножи, мачете и другое оружие, зачастую не очень понятного назначения, какие-то штуки с шипами, и тогда же появилась фотография болельщика, у которого из носа торчал дротик.

Прекрасным весенним утром 1982 года я повёл сына Рея – Марка (в то время подростка) на «Хайбери» и авторитетно по-стариковски растолковал ему, где и как могут возникнуть неприятности. Показал на правый верхний угол северной стороны и объяснил, что там, вероятно, собрались не надевшие своих цветов фанаты «Вест Хэма», которых либо возьмет в оборот полиция и тогда беды не жди, либо они попытаются пробиться под крышей туда, где собрались болельщики «Арсенала»; но внизу слева, где я стоял уже несколько лет, мы были в полной безопасности. Мне показалось, что он был мне благодарен за науку и опеку.

Опытным взглядом я обозрел пространство и уверил мальчугана, что болельщиков «молотков» поблизости нет, и мы спокойно устроились смотреть игру. Но через три минуты после начала игры где-то за нами раздался ужасающий рев, а потом мы услышали звуки ударов. Нас швырнуло вперед, к полю. Снова всплеск шума за спиной – мы обернулись и увидели клубы желтого дыма. Кто-то воскликнул: «Черт возьми, да это же слезоточивый газ!», и хотя кричавший, слава богу, ошибся, среди зрителей возникла паника. Все подались вперед, и нас прижало к низкому ограждению, которое отделяло публику от поля. Другого выхода не было: Марк, я и еще сотни таких же болельщиков прыгнули на священный дерн именно в тот момент, когда «ВестХэм» готовился пробить угловой. Постояв несколько мгновений, мы поняли, что находимся в штрафной площади во время встречи команд первого дивизиона. Но тут раздался свисток судьи, который остановил игру, и наше участие в матче на этом закончилось. Нас препроводили на другую сторону стадиона под табло, и оттуда мы досмотрели игру в подавленном молчании.

Но во всем этом присутствовала пугающая ирония. На «Хайбери» по периметру поля не было высокого барьера, иначе мы бы оказались в очень сложном положении. Через пару лет во время полуфинальной встречи на Кубок Футбольной ассоциации между «Эвертоном» и «Саутгемптоном» на стадионе «Арсенала» несколько сотен ополоумевших после победного гола фанатов «Эвертона» выскочили на поле, и Футбольная ассоциация решила (хотя потом опять передумала), что «Хайбери» нельзя использовать для полуфинальных матчей до тех пор, пока клуб не отгородит болельщиков от команд. Вечная благодарность «Арсеналу», который отказался выполнить это требование (помимо соображений безопасности, не захотел, чтобы забор ограничил обзор), хотя и лишился части дохода. А «Хиллсборо» обзавелся ограждением и до 1989 года считался вполне пригодным стадионом для игр такого уровня; пока, как раз на полуфинале Кубка Футбольной ассоциации между «Ливерпулем» и «Ноттингемом», не погибли люди. Виновником их смерти стало ограждение, то есть именно тот фактор, благодаря которому стадион получил разрешение на проведение полуфиналов: забор преградил зрителям дорогу – не позволил спастись на поле, и их раздавили.

После матча с «Вест Хэмом» какого-то юного болельщика «Арсенала» пырнули неподалеку от арены ножом, и он умер прямо на улице – печальный итог того мрачного дня. В понедельник в школе я разразился перед обалдевшими второклассниками бредовой, напыщенной речью о природе насилия. Как умел, клеймил их стремление к хулиганскому самоукрашательству: их «доктормартинсы», зеленые летные куртки и волосы торчком – все, что служило своего рода символом хулиганства, но они были еще слишком юны, а я говорил слишком сбивчиво. И только позже я понял, каким казался блевотным, когда втолковывал компании провинциальных подростков, что одеваться круто – еще не значит, что ты сам такой крутой, и что стремление к крутизне – это жалкая мечта.


^ Мюнстерсы и Квентин Крисп

«Саффрон Уолден» против «Типтри» Май 1983 года

Я смотрю любой футбольный матч, в любое время, в любом месте и при любой погоде. В возрасте от одиннадцати до двадцати пяти лет я иногда наезжал на Йорк-роуд – вотчину «Мейденхэд Юнайтед Ате-ниан»; а время от времени отправлялся смотреть, как они играли на чужом поле (помню великий день, кажется, на стадионе «Чесхэм Юнайтед», когда они победили «Вулвертон» со счетом 3:0 и завоевали Берк-ширско-Бакингемширский кубок старшеклассников. А на «Фарнборо» из клубного домика однажды вышел человек и попросил приезжих фанатов поутихнуть). В Кембридже, если в тот день не играл «Юнайтед» или «Арсенал», я шел на Милтон-роуд – родину «Кембридж Сити», а когда начал преподавать, вместе со своим другом Реем отправлялся взглянуть на его племянника Леса, который и на вид и безукоризненным поведением напоминал Гарри Линекера, только в облике любителя, и играл за «Саффрон Уолден».

Часть развлечения от любительского футбола получаешь благодаря зрителям. Прелюбопытные типы иногда попадаются – такие, у кого явно не все в порядке с головой, и их немало. Возможно, это происходит потому, что им годами приходится смотреть игру определенного качества (на трибунах арен команд первого дивизиона тоже встречаются ненормальные – мы с друзьями год за годом уворачиваемся от одного психа, который все время норовит придвинуться к нам поближе – но там они как-то незаметнее). На «Милтон-роуд» постоянно маячил один старикан – за обезоруживающую женственность его седых кудрей и морщинистое лицо мы прозвали его «Квентин Крисп». Все девяносто минут матча он в защитном шлеме на голове трусил вокруг поля, словно престарелая гончая (с отчаянным упорством стараясь замкнуть круг), и накидывался на боковых судей: «Вот уж я напишу на тебя в Футбольную ассоциацию!» На «Йорк-роуд» была, а может, и до сих пор есть, целая семья, которую за их заморскую и весьма неказистую внешность величали Мюнстерсами. Мюнстерсы постоянно претендовали на роль распорядителей толпы из двухсот зрителей, хотя те в их услугах нисколько не нуждались. А еще мне запомнился Гарри Тейлор: этот слегка подвинутый старичок по вторникам никогда не досматривал игры, потому что во вторник был банный день. И когда он появлялся на стадионе, болельщики на мотив «Харе Кришна» начинали скандировать: «Гарри, Гарри, Гарри, Гарри Тейлор!» Любительский футбол, видимо, по своей природе привлекает подобных людей, и я с полной ответственностью утверждаю, что сам из таких.

Я всегда хотел найти место, где мог бы забыться как на футболе, но только чтобы не трястись из-за счета. Меня посетила мысль, что футбол – нечто вроде терапии новой эпохи: неистовое движение передо мной каким-то образом вбирает и растворяет все, что до этого находилось во мне. Но лечебного эффекта никогда не получалось. Я был слишком подвержен накалу страстей: меня отвлекали болельщики, крики игроков («Врежь ему по яйцам!» – так герой «Мейденхэда» Микки Четтертон призывал своего товарища по команде расправиться с особо энергичным фланговым), особая, вконец заезженная фонограмма, которая предваряла зрелище («Кембридж Сити» выходил на поле под музыкальную тему из «Матча дня», но в самый ответственный момент мелодия переходила в неистовый вой). И еще: стоило мне втянуться, как я начинал переживать: «Мейденхэд», «Кембридж Сити» и «Уолден» стали значить для меня больше, чем нужно, так что терапия не работала.

Крохотный стадион «Саффрон Уолден» – одно из самых чудесных мест, где я смотрел футбол. Тамошние зрители казались на удивление нормальными людьми. А я ходил туда, потому что ходили Рей, Марк и их пес Бен; и еще потому, что там играл Лес. А когда поближе узнал игроков, мне понравился даровитый защитник, которого звали – ни за что не поверите – Альф Рамзи, по слухам, злостный курильщик, игравший в классическом стиле Гривза: такой же лодырь, забьет один-два гола за игру, а на остальное начхать.

Когда «Уолден» приятным майским вечером победил «Типтри» 3:0 и что-то там завоевал, кажется, Эс-секский кубок старшеклассников, на стадионе ощущалась такая теплота, какую никогда не встретишь в профессиональном футболе. Немного приверженных зрителей, хорошая игра, футболисты, которые искренне любят свой клуб (Лес больше никогда ни за кого не играл и жил в одном городе со всеми товарищами по команде). После финального свистка болельщики выскочили на поле, и это совершенно не воспринималось как акт агрессии, бравада или захват пространства: зрители вышли поздравить братьев, сыновей, мужей. А основное ощущение фанатов известных профессиональных клубов – недовольство: с этим ничего не поделаешь – профессиональный спорт, если он дорог поклоннику, всегда раздражает. Но иногда очень хочется от этого отдохнуть, вообразить, будто игроки «Арсенала» все, как один, выходцы из четвертого или пятого округов Лондона, каждый где-то работает, а в футбол играют потому, что им это нравится и нравится выступать за свою команду. Сантименты, да и только, но клубы вроде «Уолдена» вызывают сантименты: иногда хочется, чтобы музыка, которая сопровождает выход арсенальцев на поле, начала бы пробуксовывать, как на стадионе «Кембридж Сити», а игроки переглянулись бы и громко расхохотались.


^ Чарли Николас

«Арсенал» против «Лутона» 27.08.83

Неужели есть хоть малейшая возможность не замечать повсюду предзнаменований? Через два года, летом 1983-го, я завязал с работой, чтобы стать писателем, а через пару недель «Арсенал» против всех ожиданий подписал контракт с главным сокровищем английского футбола – Чарли Николасом, «пушечным ядром», игроком «Селтика», забившим в предыдущем сезоне в Шотландии пятьдесят с чем-то голов. Теперь, когда Чарли был у нас, я чувствовал, что никак не могу провалиться с моими заумными, но трогательными пьесами, первая из которых – о, бездонная сила воображения! – была о том, как школьный учитель превратился в писателя.

Теперь просто рассуждать, что не следовало связывать карьеру Чарли со своей, но тогда я был не в силах устоять перед этим соблазном. Оптимизм Терри Нейла, Дона Хоуи и прессы в целом захватил меня. По мере того как летом 1983-го шумиха вокруг Чарли становилась все лихорадочнее (если честно, то таблоиды делали из него идиота еще до того, как он забивал мяч), я начинал верить, что газеты пишут обо мне. Очень может быть, грезил я, что в самом скором времени из меня тоже получится "пушечное ядро' телевизионной драмы и Уэст-Энда (хотя в то время я понятия не имел ни о том, ни о другом, а о сцене вообще высказывался весьма пренебрежительно).

Но такое явное и синхронное совпадение всего этого до сих пор меня поражает. Последняя новая заря наступила в 1976 году, когда пришел Терри Нейл и в клубе появился Малкольм Макдональд. Тогда я собирался ехать в университет. Год спустя пришел Чарли (пару месяцев мы лидировали в первом дивизионе и играли хорошо, как никогда). А я оправился после ужасных заварух в Кембридже и перебрался в Лондон начинать новую жизнь. Наверное, футбольные команды, как и каждый из нас, обречены на неизбежную смену этапов в процессе своего существования, а у меня и у «Арсенала» их больше, чем у других, и потому мы так подходим друг другу.

В этом смысле Чарли оказался очень точным индикатором моих удач. Вместе с другими сорока тысячами зрителей я был на его первом матче. «Арсенал» играл здорово, и хотя Чарли не забил ни одного мяча, он выполнил свою задачу, и мы победили 2:1. В следующей игре, уже после Рождества, на поле «волков», он стал автором двух голов. Потом во встрече с «Манчестер Юнайтед» выглядел апатичным и выпадал из команды: «Арсенал» сдал этот матч, и хотя счет был 2:3, фактически не начинал играть (надо сказать, что до 27 декабря Чарли не забил ни одного гола на «Хай-бери», а в тот день реализовал пенальти в игре с «Бирмингемом», и мы приветствовали его подвиг так, словно это были целых три мяча и не в ворота «Бирмингема», а в ворота «Тоттенхэма»).

Первый сезон Чарли Николаса в «Арсенале» обернулся провалом как для него самого, так и для всей команды. И когда в конце ноября-начале декабря подвели результаты, Терри Нейл оказался не у дел.

В это время другое «пушечное ядро» – от литературы – также не попало в цель: я закончил свою высокохудожественную пьесу, но получил ответ с вежливым и ободряющим отказом. Новый мой опус тоже завернули, правда уже не так любезно. Пришлось заниматься самой гнусной работой: частным репетиторством, корректурой чужих текстов, замещением учителей – только чтобы заплатить аренду. К Рождеству положение не изменилось, и, похоже, в течение ближайших нескольких лет какого-то прорыва не предвидится. Эх, надо было болеть за «Ливерпуль» и связать свою судьбу с Рашем, тогда бы к маю получил Букеровскую премию.

В 1983 году мне было двадцать шесть лет, а Чарли Николасу только двадцать один; разглядывая на трибунах сотни таких же, как у него, причесок и серег, я внезапно понял, что мои уже редеющие волосы не пригодны для его стиля, и пожалел, что не могу вписаться в общество его подражателей; и еще я понял, что мои герои не стареют, как я: мне будет тридцать пять, сорок пять, пятьдесят, а им – никогда: Полу Мерсону, Рокки, Кевину Кэмпбеллу… я больше, чем на десять лет старше своих любимцев из нынешней команды. Даже ветеран – старина Дэвид О'Лири, чье положение в «Арсенале» совсем не то, что было прежде, – на год младше меня. Теперь Дэвида редко выпускают на поле в первом составе – заботятся о его скрипящих суставах и пошатнувшемся здоровье. Но это не имеет никакого значения – в действительности я все еще на двадцать лет моложе О'Лири и на десять лет моложе всех двадцатичетырехлетних. В каком-то смысле так оно и есть: они делали то, чего я никогда не смогу; иногда мне кажется: если бы я сам забил гол в ворота, что у северной стороны, и выбежал к своим фанатам, то сумел бы наконец распроститься с детством.


^ Семимесячная икота

«Кембридж Юнайтед» против «Олдхэм Атлетик» 01.10.83

Так начался очередной типичный кембриджский сезон. Футболисты «Юнайтед» выиграли одну встречу, пару игр свели вничью и пару раз проиграли. Но они всегда так начинали. В октябре я с друзьями видел, как наша команда со счетом 2:1 обыграла «Олдхэм» (за который, кстати, выступали Энди Горам, Марк Уорд, Роджер Палмер) и скрылась в удобной непроглядности середины таблицы, а мы отправились домой, приготовившись к еще одному сезону пустоты.

Таким он и получился. Между 1 октября и 28 апреля «Кембридж» не сумел переиграть «Пэлас» на своем поле, «Лидс» на чужом, «Хаддерсфилд» на своем, «Портсмут» на чужом, «Брайтон» и «Дерби» на своем, «Кардифф» на чужом, «Мидлсбро» на своем, «Ньюкасл» на чужом, «Фулхэм» на своем, «Шрубери» на чужом, «Манчестер Сити» на своем, «Барнсли» на чужом, «Гримсби» на своем, «Блэкберн» на чужом, «Свонси» и «Карлайл» на своем, «Чарльтон» и «Олдхэм» на чужом, «Челси» на своем, «Брайтон» на чужом, «Портсмут» на своем, «Дерби» на чужом, «Кардифф» и «Уэнсди» на своем, «Хаддерсфилд» и «Пэлас» на чужом, «Лидс» на своем, «Мидлсбро» на чужом, «Барнсли» на своем и «Гримсби» на чужом. Тридцать одна игра без единой победы – рекорд Футбольной лиги, причем семнадцать на своем поле… и все семнадцать я видел. И еще кое-что на «Хайбери». Пропустил я только одно поражение «Юнайтед» на своем поле, когда команда в третьем туре розыгрыша Кубка Футбольной ассоциации проиграла «Дерби» – девушка, с которой я в то время жил, решила в качестве рождественского подарка свозить меня в Париж (увидев дату на билетах, я постыдно не сумел скрыть своего разочарования, и она явно обиделась). А вот мой друг Саймон из семнадцати игр Лиги одолел шестнадцать: перед семнадцатой он раскроил голову о книжную полку в лондонской квартире, и его подруге пришлось спрятать ключи от машины, поскольку он на изумление все еще порывался отправиться из Фулхэма на «Эбби».

Однако это ни в коей мере не стало испытанием моей преданности: у меня и в мыслях не было отвернуться от команды только потому, что она неспособна никого победить. На самом деле затянувшаяся череда поражений (и неизбежный переход в более низкий дивизион) породила некий драматизм, который в обычных обстоятельствах был бы невозможен. Когда выигрыш стал казаться невероятным исходом, мы начали приспосабливаться к новому порядку вещей: искать удовлетворение не в победе, а в чем-то другом – в голах, в ничьих, в стойкости пред ликом неблагосклонной судьбы (и команда нас не подводила и была поистине несчастна, как только может быть несчастна команда, которая за шесть месяцев ни разу не выигрывала). Все это становилось поводом тихого, подчас самоироничного торжества. А «Кембридж» за год приобрел хоть печальную, но все же славу: если раньше успехи клуба не удостаивались ни единой строки, то теперь о нем регулярно сообщалось в спортивных новостях. Даже через семь лет сказать, что в те годы был там, расценивается в некоторых кругах так, словно ты сам отмечен печатью уникальности.

В этот период я уяснил для себя больше, чем за всю свою футбольную историю: понял, что мне не важно, насколько плохо обстоят дела, а результаты не имеют значения. Я уже говорил, что с радостью стал бы одним из тех, кто относится к местным командам, как к местным ресторанчикам, и моментально отворачивается от них, коль скоро там подсовывают несусветную гадость. Но, к сожалению (поэтому-то футбол то и дело сам вляпывается в дерьмо и неспособен его расхлебать), таких болельщиков, как я, очень много. Нам важно потреблять, а потребляемый продукт несуществен.


^ Мелодия победы

«Кембридж Юнайтед» против «Ньюкасл Юнайтед» 28.04.84

В конце апреля «Ньюкасл» с Киганом, Бердсли и Уоддлом приехал на «Эбби». Команда находилась в верхних строках второго дивизиона, и для перемещения в первый ей требовалась победа, а «Кембридж» успел опуститься в самый низ турнирной таблицы. На первых минутах «Кембридж» получил право на пенальти и забил гол, но, памятуя о предыдущих матчах, в этом не было ничего воодушевляющего: за последние месяцы мы познали, насколько бесчисленны способы обращения преимущества в поражение. Однако гол с пенальти оказался единственным в игре; в последние пять минут «Кембридж» так старательно отбивал подальше мяч, словно сражался за Европейский кубок. Большинство игроков, которых призвали в основной состав из резерва, дабы прекратить разложение, еще ни разу не побеждали и теперь обнимались и радостно махали руками обезумевшим болельщикам. Впервые с октября прозвучала победная мелодия «I've Got a Lovely Bunch of Coconuts». Выигрыш у «Ньюкасла» не имел никакого значения – в следующем сезоне «Кембридж» вылетел из второго дивизиона, – но после безрадостной зимы эти два часа показались незабываемыми.

В тот день я посетил «Эбби» в последний раз – решил бежать из Кембриджа и от «Юнайтед» обратно в Лондон, к «Арсеналу». Игра с «Ньюкаслом» – чудаковатая, смешная, где-то радостная, где-то надрывающая душу и очень личная, каким обычно не бывает футбол (на стадионе присутствовало не больше трех тысяч болельщиков), стала достойным прощанием с клубом. Иногда мне начинает казаться, что болеть за команду первого дивизиона – бесполезное, неблагодарное дело, – и тогда я чувствую, что скучаю по «Юнайтед».


^ Пит

«Арсенал» против «Сток Сити» 22.09.84

Я постоянно слышу: "Тебе надо познакомиться с моим приятелем! Он настоящий фанат «Арсенала». Знакомлюсь и обнаруживаю, что он в лучшем случае следит за результатом состоявшихся игр по воскресным газетам, а в худшем – не может назвать фамилии ни одного игрока со времен Денниса Комптона. Подобные знакомства вслепую ни к чему не приводят: я слишком требователен, и таким горе-болельщикам со мной неинтересно.

Так что я совсем ничего не ожидал, когда перед матчем со «Стоком» на Севен-Систерз-роуд меня представили Питу. Но встреча оказалась судьбоносной, и мы, можно сказать, нашли друг друга. Он, как и я, был (и остается) помешанным на футболе, и у него такая же, как у меня, нелепая память. И он тоже девять месяцев в году живет по расписанию игр и программе телетрансляций. И, подобно мне, впадает в мрачность после поражений. Подозреваю, что он бредет по жизни так же, как я, и, не очень понимая, что с ней делать, заполняет пустоты «Арсеналом», вместо того чтобы насытить чем-нибудь иным. Но таковы уж мы все.

Мне стукнуло двадцать семь, когда мы с ним познакомились, и если бы не он, через несколько лет я, наверное, отошел бы от клуба. Приближался возраст, когда такие отходы случаются (хотя обычные вещи, к которым совершается при этом приближение – дом, дети, любимая работа, – в моем случае были абсолютно ни при чем). Но встреча с Питом все изменила: мы с новой силой почувствовали вкус ко всему тому, что обостряет футбол, и «Арсенал» опять стал заползать в наши души.

Возможно, этому процессу способствовало время: в начале сезона 1984/85 года «Арсенал» несколько недель лидировал в первом дивизионе. Николас играл в полузащите с захватывающим дух мастерством, Маринер и Вудкок составили в нападении такой сыгранный дуэт, какого у нас давно уже не было, защита надежно перекрывала подступы к воротам, и во мне снова вспыхнули искорки надежды – я в который раз поверил: если наступят перемены для команды, они могут наступить и для меня (но к Рождеству, после серии разочаровывающих неудач, мы опять оказались в пучине отчаяния). Быть может, если бы мы с Питом познакомились в начале следующего, неудачного сезона, все бы сложилось иначе – не было бы побудительного мотива настолько сблизиться во время первых, самых важных для нас игр.

Хотя, если честно, я сильно подозреваю, что мастерство «Арсенала» тут ни при чем: дело было в нашей общей неспособности продолжать жить без «Хайбери» и в нашей общей потребности сотворить себе иглу, которая защитила бы нас от ледяных ветров середины восьмидесятых и нашего приближаю щегося тридцатилетия. С тех пор как в 1984-м мы познакомились с Питом, я пропустил на стадионе «Арсенала» меньше полудюжины игр (четыре из них в самый первый год – все по причине продолжающихся пертурбаций в моей личной жизни, – однако ни одной за последние четыре сезона) и больше, чем обычно, ездил на чужие поля. И хотя есть такие болельщики, которые десятилетиями не пропускают вообще ни одной игры, я бы удивился итогам своей посещаемости, если бы узнал о них в 1975-м, когда в течение нескольких месяцев думал, что перерос свое увлечение футболом, и перестал ходить на стадион, или в 1983-м, когда мои отношения с клубом были сердечными, вежливыми, но отчужденными. Пит подтолкнул меня к тому, чтобы переступить черту, и временами я не знаю, благодарить его за это или нет.