Иван Сергеевич Тургенев. Дворянское гнездо
| Вид материала | Документы |
- Ответы на экзаменационные вопросы интернет-курсов интуит (intuit) : Введение в теорию, 197.01kb.
- Иван Сергеевич Тургенев Жизнь и творчество доклад, 158.94kb.
- Иван Савич Поджабрин. И. Тургенев. Записки охотника. «Любовные» повести : Ася. Первая, 17.67kb.
- 10 класс. Герцен А. И, 11.51kb.
- Тургенев Иван Сергеевич (1818 1883) биография, 51.35kb.
- Тургенев И. С. (биография), 43.77kb.
- А. Н. Островский «Снегурочка», «Гроза», «Лес», «Бесприданница». Н. А. Добролюбов «Луч, 18.54kb.
- Леди Макбет Мценского уезда., Очарованный странник. И. С. Тургенев. Отцы и дети. (Рудин,, 12.56kb.
- Иван Сергеевич Тургенев, 327.1kb.
- Иван Сергеевич Тургенев. Отцы и дети Роман книга, 2665.54kb.
XXII
Он стал говорить о музыке, о Лизе, потом опять о музыке. Он как будто
медленнее произносил слова, когда говорил о Лизе. Лаврецкий навел речь на
его сочинение и, полушутя, предложил ему написать для него либретто.
- Гм, либретто! - возразил Лемм, - нет, это не по мне: у меня уже нет
той живости, той игры вооброжения, которая необходима для оперы; я уже
теперь лишился сил моих... Но если б я мог еще что-нибудь сделать, я бы
удовольствовался романсом; конечно, я желал бы хороших слов...
Он умолк и долго сидел неподвижно и подняв глаза на небо.
- Например, - проговорил он наконец, - что-нибудь в таком роде: вы,
звезды, о вы, чистые звезды!..
Лаврецкий слегка обернулся к нему лицом и стал глядеть на него.
- Вы, звезды, чистые звезды, - повторил Лемм... - вы взираете одинаково
на правых и на виновных... но одни невинные сердцем, - или что-нибудь в этом
роде... вас понимают, то есть нет, - вас любят. Впрочем, я не поэт, куда
мне! Но что-нибудь в этом роде, что-нибудь высокое.
Лемм отодвинул шляпу на затылок; в тонком сумраке светлой ночи лицо его
казалось бледнее и моложе.
- И вы тоже, - продолжал он постепенно утихавшим голосом, - вы знаете,
кто любит, кто умеет любить, потому что вы, чистые, вы одни можете
утешить... Нет, это все не то! Я не поэт, - промолвил он, - но что-нибудь в
этом роде...
- Мне жаль, что и я не поэт, - заметил Лаврецкий.
- Пустые мечтанья! - возразил Лемм и углубился в угол коляски. Он
закрыл глаза, как бы собираясь заснуть.
Прошло несколько мгновений... Лаврецкий прислушался... "Звезды, чистые
звезды, любовь", - шептал старик.
"Любовь", - повторил про себя Лаврецкий, задумался - и тяжело стало у
него на душе.
- Прекрасную вы написали музыку на Фридолина, Христофор Федорыч, -
промолвил он громко, - а как вы полагаете, этот Фридолин, после того как
граф привел его к жене, ведь он тут-то и сделался ее любовником, а?
- Это вы так думаете, - возразил Лемм, - потому что, вероятно, опыт...
- Он вдруг умолк и в смущении отвернулся. Лаврецкий принужденно засмеялся,
тоже отвернулся и стал глядеть на дорогу.
Звезды уже начинали бледнеть и небо серело, когда коляска подъехала к
крыльцу домика в Васильевском. Лаврецкий проводил своего гостя в назначенную
ему комнату, вернулся в кабинет и сел перед окном. В саду пел соловей свою
последнюю, передрассветную песнь. Лаврецкий вспомнил, что и у Калитиных в
саду пел соловей; он вспомнил также тихое движение Лизиных глаз, когда, при
первых его звуках, они обратились к темному окну. Он стал думать о ней, и
сердце в нем утихло. "Чистая девушка, - проговорил он вполголоса, - чистые
звезды", - прибавил он с улыбкой и спокойно лег спать.
А Лемм долго сидел на своей кровати с нотной тетрадкой на коленях.
Казалось, небывалая, сладкая мелодия собиралась посетить его: он уже горел и
волновался, он чувствовал уже истому и сладость ее приближения... но он не
дождался ее...
- Не поэт и не музыкант! - прошептал он наконец... И усталая голова его
тяжело опустилась на подушку.
XXIII
На другое утро хозяин и гость пили чай в саду под старой липой.
- Маэстро! - сказал, между прочим, Лаврецкий, - вам придется скоро
сочинять торжественную кантату.
- По какому случаю?
- А по случаю бракосочетания господина Паншина с Лизой. Заметили ли вы,
как он вчера за ней ухаживал? Кажется, у них уже все идет на лад.
- Этого не будет! - воскликнул Лемм.
- Почему?
- Потому что это невозможно. Впрочем, - прибавил он погодя немного, -
на свете все возможно. Особенно здесь у вас, в России,
- Россию мы оставим пока в стороне; но что же дурного находите вы в
этом браке?
- Все дурно, все. Лизавета Михайловна девица справедливая, серьезная, с
возвышенными чувствами, а он... он ди-ле-тант, одним словом.
- Да ведь она его любит?
Лемм встал со скамейки.
- Нет, она его не любит, то есть она очень чиста сердцем и не знает
сама, что это значит: любить. Мадам фон-Калитин ей говорит, что он хороший
молодой человек, а она слушается мадам фон-Калитин, потому что она еще
совсем дитя, хоть ей и девятнадцать лет: молится утром, молится вечером, - и
это очень похвально; но она его не любит. Она может любить одно прекрасное,
а он не прекрасен, то есть душа его не прекрасна.
Лемм произнес всю эту речь связно и с жаром, расхаживая маленькими
шагами взад и вперед перед чайным столиком и бегая глазами по земле.
- Дражайший маэстро! - воскликнул вдруг Лаврецкий, - мне сдается, что
вы сами влюблены в мою кузину.
Лемм вдруг остановился.
- Пожалуйста, - начал он неверным голосом, - не шутите так надо мною. Я
не безумец: я в темную могилу гляжу, не в розовую будущность.
Лаврецкому стало жаль старика; он попросил у него прощения. Лемм после
чая сыграл ему свою кантату, а за обедом, вызванный самим Лаврецким, опять
разговорился о Лизе. Лаврецкий слушал его со вниманием и любопытством.
- Как вы думаете, Христофор Федорыч, - сказал он наконец, - ведь у нас
теперь, кажется, все в порядке, сад в полном цвету... Не пригласить ли ее
сюда на день вместе с ее матерью и моей старушкой-теткой, а? Вам это будет
приятно?
Лемм наклонил голову над тарелкой.
- Пригласите, - проговорил он чуть слышно.
- А Паншина не надобно?
- Не надобно, - возразил старик с почти детской улыбкой.
Два дня спустя Федор Иваныч отправился в город к Калитиным.