1. Образы богов: Зевса, Аполлона, Геры, Афины, Афродиты, Ареса в «Илиаде» (положение, функции и участие в действиях поэмы, внешность, мощность, эпитеты)
| Вид материала | Документы |
- Доклад по дисциплине «Культурология», 67.52kb.
- Баландин Р. К. Сто Великих Богов, 4995.25kb.
- Самостоятельная работа студентов, ее содержание, объем в часах и формы контроля (62, 47.55kb.
- Николай кун легенды и мифы древней греции часть первая. Боги и герои происхождение, 5484.63kb.
- Семь чудес света Древнего Мира, 52.59kb.
- Исследования представляет интерес ввиду ряда причин. Следует отметить, что, несмотря, 227.36kb.
- Захария Ситчин Войны богов и людей Часть, 1253.29kb.
- Мпийцев недостает одного бога сына Метиды и Зевса, который, согласно предсказанию,, 5408.32kb.
- Древнегреческая мифология (ее языческие черты, образы богов и героев), 99.21kb.
- Цели: расширить и углубить знания детей о сосланных декабристах и их жёнах, вызвать, 122.3kb.
8. Понятие «стыда» и «славы» в «Илиаде».
Терминология героизма, используемая Гомером, представляет очень большой научный интерес и нашла для себя в науке достаточно обстоятельное изображение. В работе Трюмпи (1950) разобраны все технические выражения у Гомера, в гомеровских гимнах и у Гесиода. В частности в его работе мы находим объяснение термину aidōs, который является очень важным и характерным для героической идеологии Гомера.
Термин Aidōs с трудом поддается переводу. Обычно его переводят как «Стыд» или 2Совесть». Но он, несомненно, имеет так же и положительное значение в смысле «чувства чести», «чувства долга», «сознания обязанности». Есть довольно подробное исследование фон Эрффа «aidōs и родственные понятия в их развитии от Гомера до Демокрита».
Этот автор приходит к выводу, что понятие «айдос» характерно только для аристократического образа мыслей у Гомера. Это и правильно и неправильно. Правильно это в том смысле, что ведущей идеологией у Гомера является, несомненно, идеология родовой знати. Но это неправильно потому, что автор в своем исследовании не учитывает многочисленных наслоений в аристократической идеологии Гомера и прежде всего ее несомненно тенденции к эмансипации. Верно у этого автора так же и то, что понятие это относится по преимуществу к военной области, хотя «айдос» употребляется также и, например, в отношениях между детьми и родителями. Неплохо говорится у автора также и о невозможности отождествлять гомеровский «айдос» с современным понятием совести, которое имеет смысл исключительно моральный и общественно-моральный. В основном исследования этого автора достаточно убедительно обнаруживают, что «айдос» - это одна из самых необходимых принадлежностей героической идеологии у Гомера.
Вся античная этика развивалась, собственно говоря, уже после Гомера, потому для него гораздо важнее красота тела, физическая сила, великолепные одежды, блестящее развитие интеллекта, счастье, успех, слава, чем мораль в собственном смысле этого слова. Для всех этих понятий у Гомера, существует масса разного рода терминов и выражения, в то время как этическая терминология почти отсутствует. Такие термины, как cleos («слава»), cydos («слава»), aretē («добродетель, доблесть») гораздо больше связаны с благородством происхождения, физической силой и храбростью, чем с какими-нибудь нравственными качествами. Например, за некоторым исключением cleos относится к области военных подвигов и прямо отождествляется с ними. Aretē тоже прежде всего относится к военным делам и состязаниям, а уже далее к общим качествам человека. К моральной области этот термин относится только в 4 текстах, да и то в позднейшей Одиссее. Моральный человек у Гомера – это красивый, сильный, умный, красноречивый, благородного происхождения человек, которому сопутствует счастье и слава.
^ 9. Понятие о доле («мойре») в «Илиаде».
24. Понимание доли/мойры в «Одиссее».
У Гомера мы находим разные исторические ступени развития в представлении о судьбе. В одних случаях судьба действительно все определяет, а в других все определяет творческая воля героя, могущая выступать даже против ее велений. В вопросе об отношении судьбы к богам мы должны говорить о разных ступенях исторического развития. То есть времена преобладания судьбы над богами – это древние, еще хтонические, доолимпийские времена, может быть, еще времена матриархата. А тексты, в которых веление судьбы совпадает с волей богов, отражают собой гораздо более поздний период, когда судьба уже не имела столь подавляющего значения. И, наконец, тексты с подчинением судьбы богам представляют результат новейшей для Гомера цивилизации, когда возросшая власть человека над природой уже давала возможность чувствовать себя свободнее перед непонятными и могущественными силами природы.
Так, многочисленные места из Гомера, где греческое слово moira («судьба») употребляется не столько в мифологическом смысле, сколько в общежизненном, повседневном, нарицательном смысле слова, относятся к первой ступени исторического развития – судьба над богами. Когда, например, говорится вместо смерти о жребии жизни, или о смерти как об «общей судьбе», или о смерти как о «судьбе» вообще, то во всех этих случаях мыслится уже обобщенное представление о судьбе как о жизненной катастрофе вообще, и о внезапности уже нет речи.
Это представление о мойре-судьбе, по-видимому, достигает даже персонифицированного образа, хотя и редко. Ахиллу при рождении судьба выпряла всю его жизнь. Поскольку прясть может только человек, то судьба здесь мыслится, судя по всему, антропоморфно.
Основные термины судьбы у Гомера совсем не обладают ясностью и вовсе не различаются так резко, как нам этого хотелось бы. Этимология слова «мойра» вполне ясная и указывает на «часть», «участь», «удел». Менее ясна этимология слова «айса». Если она связана с тем же корнем, который выступает в прилагательном 2равный», то «айса» у Гомера обозначает бы «равную часть», т.е. «определенную часть», может быть, «меру». Кажется можно наблюдать, что мойра используется для персонификации чаще, чем айса. Но разница между тем и другим наименованием судьбы довольно текучая.
В Одиссее по сравнению с Илиадой преобладает, во-первых, отвлеченное значение вместо персонификации, а во-вторых, значение это здесь расширяется и уходит далеко за пределы только «смерти» и «гибели» (шведский ученый Э. Хеден подсчитал, что в Илиаде мойра в 31 тексте из 48 обозначает «смерть» и «Гибель», а в Одиссее с этим значение только 10 из 61).
^ 12. Обряды жертвоприношений и погребений в «Илиаде».
Гомеровские поэмы наполнены разного рода молитвами, жертвами и возлияниями в честь богов; на первый взгляд это производит впечатление полной наивности, искренности и отсутствия всякого критицизма в отношении религии. Тем не менее было бы весьма легкомысленно принимать у Гомера все эти обряды первобытной религии за чистую монету. Цивилизованный поэт чувствуется на каждом шагу. Конечно, тут нет никакого атеизма. В Ил. выставляется тезис, что боги всегда умолимы, хотя они и выше нас добродетелью.
Молитвы смертных иной раз даже меняют планы бессмертных богов. Нестор горячо молится Зевсу о победе ахейцев, и Зевс вопреки собственному же плану исполняет просьбу Нестора и в знак этого даже гремит громом. Аякс умоляет Зевса не губить ахейцев, а если губить, то при свете солнца; и Зевс исполняет его просьбу, хотя во всей этой песне Зевс помогает именно троянцам, а не ахейцам.
Тем не менее мольбы смертных у Гомера далеко не всегда исполняются богами, так что Гомер ко всем этим мольбам относится достаточно трезво. Ахейцы и троянцы просят Зевса об исполнении приносимых ими клятв перед поединком Менелая и Париса, но тут же говорится, что Зевс не исполнил этой мольбы. Троянки умоляют Афину даровать победу троянцам и приносят ей в дар роскошный пеплос, но тут же Гомер весьма выразительно замечает, что богиня отвергла молитву этих троянок. Правда, все эти текста о неисполнении молитв можно понимать и более сложно в том смысле, что боги-де сами знают, что делают и не людского ума дело распоряжаться волей богов. Так, например, Аполлон натравливает Энея на Ахилла, но Гера, например, против этого, а Посейдон считает нужным придерживаться в этом деле нейтралитета, хотя сам Посейдон во внимание к жертвам Энея предлагает богам спасти его. Таким образом, здесь можно не видеть скептицизма Гомера и приписывать неисполнение человеческих просьб богами усложненному религиозному чувству Гомера.
^ 29. Сны, знамения и прорицания в «Илиаде» и «Одиссее».
Скептицизм и критицизм Гомера в религиозной области заметно проявляется и в отношении знамений и оракулов. В поэмах Гомера отражается иной раз еще и та ранняя ступень религиозного развития, когда вера в разные знамения еще ничем не поколеблена.
В Одиссее ставится вопрос об убийстве Телемаха в зависимость от ответа Зевса, а в 20 песне пролетевший слева орел с голубкой в когтях свидетельствует женихам о невозможности этого убийства.
Есть указания и на словесные прорицания, то есть на мантику или оракулы. В Ил. Андромаха предполагает в разговоре с Гектором, что ахейцы наступают по чьему-то предсказанию, а в Од. Нестор предполагает о прорицании богов для преследования Телемаха женихами, то же самое говорит Телемаху и Одиссей, а Евмей говорит Одиссею, что какой-то божественный голос сообщил женихам о гибели Одиссея.
Но уже в некоторых из этих эпизодов мысль поэта двоится. Андромаха считает не только возможным божественное внушение в наступлении ахейцев, но и их собственный почин в этом. Нестор, кроме веления богов, предполагает также возможность добровольной уступки Телемаха женихам.
У Гомера нас удивляет и прямое непонимание божественных знамений и их противоречие с самой божественной волей. В Ил. Зевс посылает страшное знамение, препятствующее троянцам переходить через ров, но как видно из последующих стихов этим он хотел только укрепить дух троянцев.
Наконец, есть у Гомера и прямые скептические выпады против знамений и оракулов. В Ил. мы находим ехидное замечание о том, что троянский птицегадатель Энном погиб в бою, несмотря на свое птицегадание. Толкователь снов Евридамант не сумел разгадать вещих снов двух своих собственных сыновей перед их гибелью. И самое знаменитое место из 12 песни, где Гектор, несмотря ни на какие указания птиц, высказывает общее и совершенно независимое суждение: «Знаменье лучшее всех – лишь одно: за отчизну сражаться».
^ 10. Эпитеты богов и их значение в «Илиаде».
В образах Зевса и Геры прощупываются следу хтонизма, во-первых, они родные брат и сестра, что говорит нам об отдаленных временах кровородственной семьи. Зевс – громовержец и тучеводец, он заведует громом, молнией, облаками, тучами и вообще воздухом и погодой. Знает Гомер и Зевса Подземного. Конечно, в героическую эпоху,к огда процветал Зевс, все эти природные стихии уже были у него в подчинении, но как раз это самое и является доказательством того, что некогда он от них был неотличим. Гера – волоокая, этот эпитет очень хорошо указывает на зооморфическое происхождение Геры. Дерзославная Гера.
Афина – совоокая, то есть когда-то была совой. Когда она вступает на колесницу Диомеда, та трещит под огромной тяжестью богини, кричит она вместе с Ахиллом на троянцев так, что те отступают только от одного этого крика. В сражении она пользуется непобедимой эгидой, шкурой когда-то вскормившей Зевса козы, или других мифических существ, от всего этого веет диким хтонизмом.
Арес – по словам Афины и Аполлона, «запятнанный кровью». В столь развитом поэтическом языке, каким является язык Гомера, все подобного рода выражения обыкновенно толкуются как простая метонимия. Но уже не раз указывалось, что это есть воскрешение страшных воспоминаний о диком прошлом, когда действительно демон войны не отличался от самой войны и когда само сражение понималось как дикое демоническое предприятие, а может быть, даже священнодействие. Для нас это, несомненно, хтоничский корень олимпийской мифологии, потому что эта последняя в лице Зевса в крайне резких выражениях осуждает всю эту дикость войны для войны. Еще один очень интересный эпитет Ареса – alloprosallos – «перебежчик» или «переметник». Мыслится, что во время сражения Арес все время перебегает с одной стороны на другую, поддерживая ту, которая ослабевает, т.е. воюя ради самой войны.
Гефест, прежде чем стать богом огня, был самим огнем, потому метонимия Гефест-огонь не просто метонимия, но реминисценция давно прошедших времен фетишизма.
Посейдон – «великий», «могучий», «широкомощный», «колебатель земли», «держатель земли», «синевласый» - подобного рода эпитеты приводили многих учебных к мысли о том, что Посейдон первоначально вовсе не являлся богом моря, а был супругом Земли и ее осеменяющей влагой.
Амфирита – супруга Посейдона – «синеглазая» - это отождествление с морем, как и Посейдонова «синевласость».
^ 23. Образы циклопов и феаков в «Одиссее».
Феаки – мореплаватели, обладающие сказочными кораблями, быстрыми, «как легкие крылья», не нуждающиеся в руле и понимающими мысли своих корабельщиков. Есть основания думать, что по исконному смыслу мифа феаки – корабельщики смерти, перевозчики в царство мертвых, но этот мифологический смысл в Од. уже забыт, и корабельщики смерти заменены сказочным «веслолюбивым» народом мореплавателей, ведущих мирный и пышный образ жизни, в котором наряду с чертами быта торговых народов Ионии 8-7 вв. до н.э., можно усмотреть воспоминания об эпохе могущества Крита.
В изображении феаков содержатся действительно древние рудименты человеческого общества, а именно матриархата. Фактическим правителем феаков является на царь Алкиной, а его жена Арета, которая к тому же является его родной племянницей и которую народ почитает «как бога». На большую древность образа феаков указывает так же и то, что они находятся в прямом и непосредственном общении с богами и что боги являются к ним в своем собственном виде. Это рудимент тех времен, которые еще совершенно не были затронуты никакой рефлексией и когда самые обыкновенные факты человеческой жизни трактовались буквально как божественные.
Но вместе с тем, у феаков есть и черты более позднего развития. То, что они оказываются отличными мореплавателями, это черта, хотя и более поздняя, но сама по себе она еще ничего не говорит о разложении общинно-родового строя. Но, двигая свои корабли при помощи весел, они все же дают направление им исключительно только своими мыслями; они мысленно приказывают своим кораблям двигаться в том или ином направлении, и те двигаются.
Циклопы – дикое племя людоедов, живущее скотоводством, не знающее земледелия, потому что земля сама родит все необходимые им для жизни растения. Циклопы – гордые и злые, не знают никаких законов, самовластно распоряжаются своими женами и детьми и вообще не знают никакого права и суда. Гомер явно дает здесь карикатуру на старинное дикое общество и явно иронизирует над ним с точки зрения человека цивилизации.
^ 20. Образы Телемаха, Пенелопы, Эвмея.
Телемах – спокойный, добродетельный, любящий своих родителей и патриотический настроенный юноша. Тем не менее, именно он перевешал всех неверных служанок с характерным прибавлением о подергивании ног и повешенных. И это производит такое же отвратительное впечатление, как и та бойня, которую так хладнокровно выполнил его отец Одиссей. Телемах похож на своего отца, и это трактуется в разных местах и разных смыслах; Афина находит в нем сходство по голове и глазам, Нестор – по разговору, Елена – по общему впечатлению, Менелай – по ногам, рукам, голове, кудрям, глазам. Телемах одновременно чересчур смел и чересчур застенчив. В Од. он весьма вольно разговаривает с матерью и женихами, в частности с Антиноем, а в третьей песне он, напротив, стесняется разговаривать со старшими. Впрочем, эта застенчивость ни чуть не помешала Телемаху весьма вежливым образом заставить Менелая вместо одного подарка дать ему совсем другой, куда более нужный.
Эвмей – преданный раб, свинопас, честный и гостеприимный, но искушенный тяжелым жизненным опытом и несколько недоверчивый, изображен с большой любовью, хотя и не без легкой иронии. Он горюет о пропавшем Одиссее, жалеет Пенелопу и Телемаха.
Пенелопа – «разумная», при помощи хитростей она затягивает брак. Она сказала, что дала обет на объявлять своего решения, пока на соткет саван для Лаэрта, умирающего отца Одиссея, днем она у всех на виду ткала, а ночью распускала сотканное, но служанки выдали ее и сопротивляться женихам стало еще сложнее.
^ 13. Эпические сравнения в «Илиаде».
15. Эпические сравнения в «Одиссее».
Гомеровские сравнения развертывают перед читателями целые картины, независимые от хода рассказа и далеко выходящие за рамки того образа, который послужил поводом для сравнения. Так, в 12 книге Ил. ахейцы и троянцы кидают друг в друга камни (цитата стр. 176).
Сравнение – традиционный прием народной песни, но в гомеровском эпосе оно получает особое применение и служит для введения материала, не находящего себе места в обычном ходе повествования. Сюда относятся картины природы. Описание природы как фона для рассказа еще чуждо Ил. и только в зачаточном виде встречается в Од., зато широко используется в сравнениях, где даются зарисовки моря, гор, лесов, животных и т.д. Нередки сравнения из жизни человеческого общества, причем очень любопытно, что в сравнениях употребляются такие черты быта и общественных отношений, которые устраняются из повествования о «веке героев». В то время как эпос в общем рисует картину социального благополучия в героические времена, в сравнениях появляются неправедные судьи, бедная вдова-ремесленница, добывающая своим трудом скудное пропитание для детей. Особенно характерны сравнения для стиля Ил., Од. пользуется ими гораздо меньше.
Предмет, выступающий в качестве сравнения, - чаще всего огонь (особенно бушующий с горном лесу), поток, метель, молния, буйный ветер, животные, и среди них особенно лев, искусства прикладные и изящные, факты обыденной жизни (трудовой, семейной) – рисуется гораздо подробнее, чем это требуется для пояснения. Встречаются несколько сравнений подряд (по 2-3), а иногда и целое скопление сравнений (по 5 – Ил., 2, 455-476) греков, выступающих в блестящем вооружении, - с огнем, с птицами, листьями, мухами и козами.
Прежде сравнения рассматривались в отрыве от содержания и поэм, как вставные эпизоды или как прием, имеющий целью замедлить развитие действия или же несколько отвлечь слушателя от излагаемых трагических событий. Теперь можно считать установленным, что сравнения тесно связаны с развитие м действия в поэмах. Так, если проследить последовательно равнения Од., то нетрудно заметить, что они постоянно подготавливают основное событие поэмы – избиение женихов.
^ 11. Эпитеты героев и их место в характеристике героев «Илиады».
Гомер использует очень много эпитетов, так, например, для описания Ахилла ему понадобилось 46 эпитетов. Ахилл – «быстроногий», воин, боец, богатырь, бесстрашный рыцарь и часто зверь, но в то же время у него нежное сердце.
Агамемнон – мощный, славный, могущественный витязь и царь, неустойчивый и слабохарактерный, жадный и сластолюбивый, скромный и податливый, грабитель и хищник, смелый критик Зевса, часто трус и пьяница с лирически тонкой, глубочайше оскорбленной и бесконечно страдающей душой.
Гектор – «шлемоблещущий», беззаветно преданный своему народу, его вождь, пламенный патриот, бесстрашный солдат, наивный. Нерешительный, колеблющийся и не всегда удачный полководец, излишне самонадеянный и нерасчетливый, хвастливый и ребячески напористый человек, нежнейший семьянин, герой, знающий свое роковое призвание и тем не менее открыто идущий в бой, волевой и обреченный, обманутый богами и раздавленный людьми, жалкая и скорбная жертва неприятельского зверства и человек, потерявший в конце концов решительно все: и родину, и семью, и собственную жизнь.
Нестор – оратор и миролюбец, старец, царь, солдат, вежливый джентельмен, благородный аристократ, дипломат, юморист, болтун, консерватор и большой любитель пиров.
Многие герои – «вскормленные Зевсом», например, Агамемнон, которому Зевс передавал скипетр для власти над народами.
^ 22. Коллективные образы в «Одиссее» - женихи, слуги и служанки, их основные черты и роль в сюжете.
Провидец Феоклимен нагляднейшим образом представляет себе близкую гибель женихов. Женихи пьют вино и едят мясо, веселятся и хохочут, не подозревая своей близкой гибели, хотя интересно будет подчеркнуть, что Гомер все же отмечает наличие в них инстинктивного предчувствия близкой смерти (Од., 20, 345-349). Заметим этот интересный и сложный психологический комплекс – обжорство, пьянство, помрачнение в мыслях, искаженные лица, хохот, слезы и предчувствие близкой гибели. Но то, что женихи предчувствуют только инстинктивно и глухо, то самое Феоклимен видит воочию и прорицает в самых ясных и страшных образах (351-357). Ясно – гибель женихов – дело высших, хотя в то же время и темных сил; даже и хохот возбудила в них, как сказано, сама Афина Паллада, которая вообще готовит их гибель, а когда Одиссей перебивает женихов, она в виде ласточки с потолка невозмутимо наблюдает происходящее. Такая гибель человеческих индивидуумов вследствие вторжения в их сферу надличного начала, когда эта гибель закономерно возникает из их жизни и поведения есть трагедия.