Макс Фрай Чайная книга

Вид материалаКнига

Содержание


Елена Боровицкая
Рецепт приготовления чая, оставленный Варечке ее любимым мужчиной
Юка Лещенко
Манник от зайца (Для тех, кто выпил чай)
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   24
^

Елена Боровицкая




Счастливое платье



Лизка нетерпеливо переминалась и жала кнопку звонка соседской двери: раз-два-три. «Иду, да иду же», — раздался голос тети Вари. Дверь распахнулась, и соседка ахнула, увидев Лизку:

— Сожгла свадебное платье? Утюгом? Говорила ж тебе, осторожнее!

— Да нет, тетечка Варечка, с платьем все в порядке, можно войти? Тетечка Варечка, спаси!

— Ну проходи в комнату… Да не ори громко, соседский Мишка со смены вернулся под газом. Получка у них, спит теперь.

В комнате Лизка взахлеб принялась рассказывать: такая беда, вот ведь не додумались, приехала родня Кольки из деревни, надо не только свадебное платье, а еще и на второй день. В деревнях свадьбы большие гуляют, как же без второго дня?

— А у меня только синее, шерстяное, которое ты мне в позапрошлом году для училища сшила, а так юбки обтрепистые, сама знаешь, откуда у меня еще одно платье, — Лизка от расстройства чуть не рыдала, — Колькина мать губы поджала, говорит, ты что, в поле обсевок? И денег нет, да и были бы — где матерьял купить, мне уж на свадебное-то Нюрка из сорок шестой устроила… Тетечка Варечка, милая, ну придумай что-нибудь…

Если и был кто в силах помочь Лизкиной беде, так это Варвара. Шутка ли — уж лет тридцать, с шестнадцати, портнихой в ателье работала. И не в простом, а для начальства. Золотые руки у Варвары: хоть платье с плиссе или гофре, или тонкую вышивку, а то и плетеное кружево — все умела. Лизке такое подвенечное за неделю сшила — все бабы ходили смотреть. А тут такая напасть — еще одно понадобилось.

— Ты вот что, Лизавета, принеси стремянку, в передней стоит, да слазь-ка на антресоль. У меня там всякие обрезки-остатки, может, чего придумаем…

У Лизки мигом высохли слезы, и она умчалась. На это она и надеялась — знала о Варварином антресольном богатстве. А кружев там! Кружев! На подвенечное Варвара расщедрилась, такую вставку ей сделала, говорила — брюссельские, трофейные. Лизка взгромоздилась на стремянку.

— Так, достань мне вон тот фанерный чемодан, помнится, там креп-жоржет был у меня, желтый в черную крапинку.

— Я желтое не люблю, — предупредила Лизка, но чемодан достала. Ну и тяжелый же сундучище!

Что может быть интереснее, чем копаться в диковинных обрезках? Да Лизка таких в жизни не видала: узорный панбархат, гладенький креп-сатен… Прикладывала обрезочки к себе и представляла себя дамой, у которой целое платье из такого есть.

— Тут одна мелочь, надо посмотреть, что в глубине… — Варвара вытащила кусок чего-то струящегося, желтого, как солнышко. — Ну вот, если это скомбинировать с чем-нибудь, то платьишко может выйти…

— Ой, тетечка Варечка, а это что? Целое платье! Ой, да какое! — Лизка держала в руках крепдешиновое платье.

Платье действительно было загляденье. Бело-синее, полосатое, с пышной юбкой клиньями, а на лифе — оборки из однотонного синего, в тон, плиссе!

— Надо же, давно на него не смотрела, — неожиданно грустно сказала Варвара.

— Это твое? С такой талией?

— Ты что ж, думаешь, я всегда такая была?

— Ой, тетечка Варечка, — Лизке было не до переживаний соседки, — а можно померить? Ну пожалуйста, тетечка!

— Да меряй, не жалко, — вздохнула чему-то своему Варвара.

Лизка скинула застиранный халат и погрузилась в платье. Юбка широкая — как не повертеться перед зеркалом. Лизке платье шло. Она сунула руку в кармашек, в шве юбки.

— Ой, что это? Тетя Варя, это ты?

Варвара осторожно взяла в руки твердый четырехугольник. Совсем пожелтела карточка, смешная карточка, сделанная у моментального фотографа. Варвара в этом самом платье, молодая совсем, в руках — рожок с мороженым. А рядом с Варварой мужчина. Высокий, худощавый, почти худой. Взгляд непонятный, словно не здесь он, или здесь? Губы тонкие, но не злые. А Варвара — от счастья светится.

— Интересный какой. Кто это?

— Все тебе скажи… Муж мой.

— Ой, муж… а сейчас он где? На войне погиб, да? — Лизка быстро окинула глазами — вдруг не заметила чего — стены комнаты и полки этажерки. Нет, не было у Варвары нигде фотографий, обычных в семьях погибших на фронте.

— Нет, мы давно расстались, до войны еще. Да и прожили-то вместе всего два года… Ладно, снимай платье, давай чаю попьем, подумаем, как тебе помочь.

Лизка, успокоившись, что перед деревенской родней своего жениха не осрамится, принялась грызть пряник. Нет-нет да и поглядывая на карточку. Странно ей казалось — никогда она ничего о муже Варвары не слыхала. Впрочем, «до войны» она не помнила.

— Теть Варь, а он кем работал? Выглядит как образованный… Учитель или вообще — профессор. — Лизка прыснула, представив себе профессора в Варвариной коммуналке.

— Да, образованный, в музее он работал. Языков знал много, четыре-пять ли, — Варвара отвечала скупо. Непонятно было, то ли говорить не хочет, то ли, наоборот, не может удержаться от соблазна, чтобы не поговорить.

— С ума сойти! А где ж ты с ним познакомилась?

— Да тут и познакомилась. Комнату мне тут дали. Генеральша одна слово замолвила. Больно ей нравилось, как я ей платья гоношила, тогда гофре в моду вошло. А на всю Москву всего несколько мастериц его делали… А он тут жил, в угловой, где Мишка теперь с Клавкой.

— Ну и? — Как всякая невеста, Лизка про чужое любовное слушать любила — чтобы со своим сравнивать: кто счастливее.

— Что «ну»? Так и сладилось. Он тихий был, ласковый. Шанежки очень любил. Я мало понимала, что у него на работе было. Спрошу, ответит: «Хорошо все, Варенька». Да и куда мне с восемью классами-то.

— Чай, в койке-то классы не нужны! — Лизка засмеялась собственной шутке.

— Ох и дура ты еще молодая, Лизка, — необидно фыркнула Варвара. — Я всегда, все два года знала — не по себе дерево валю, не по себе… Ну да что? Два года счастливых — а все мои.

— Ну и что, бросил он тебя, да?

— Да нет, почему бросил. Просто ушел. Наследство какое-то получил, что ли. Да и съехал. Подвальчик снял. Книги туда перетащил свои да и съехал.

— Ну а ты что же? Даже не спросила, мол, а я как же?

— Ну что спрашивать? Не позвал, ушел, значит, решил, что больше не по пути. Да я ж говорю, знала, не по плечу он мне. Умный, книгу писал… А я — что я кроме ниток да иголок видала? Да и другая у него появилась.

— Да ну? Молодая, наверное?

— Я и сама нестарая тогда была. Другая — лучше не скажешь. Вот уж пава-то была. Красавица, холеная, аж светится. Надо же, сколько раз ее у нас в ателье видала…

— В ателье? Она что, тоже у вас работала?

— Лизк, ты чем слушаешь? Такие дамы не работают, они у нас платья заказывают. Она, правда, у Зинаиды Алексеевны, Зинки то есть, шила. Та уж старшей мастерицей была… А потом опустел подвальчик. И другие люди там поселились.

— А ты откуда знаешь? Что, ходила, следила? Варвара опустила глаза.

— Да что греха таить, ходила. Только не следить, а хоть на минутку его увидеть. Опустел подвальчик. Пава еще какое-то время в ателье заходила, а потом и она пропала. Не знаю, сладилось у них или нет. Ну, да дай бы бог.

— Как ты так можешь! Гордости в тебе нет, тетя Варечка, вот! — Лизка от полноты чувств шмыгала носом, ярилась не на шутку. — И что, так за двадцать лет ни разу и не объявился? Попользовался тобой, как ветошкой, да и выкинул? И как звать тебя забыл?

— Ну зачем ты так, глупая, — Варвара улыбнулась. — Ничего он, конечно, не забыл. Он человек чувствительный был. Однажды дворняжку дверью в парадном зашиб, приблудная собачонка была, так, почитай, полгода потом маялся, все рассказывал: Варенька, снится она мне… А ты говоришь, меня забыл. Да что ж он, по-твоему, — нелюдь? Разве может человек забыть того, кто душу ему отдал?

— А что ж не объявился?

— Значит, не смог. А говорить так не смей. Он тоньше нашего чувствовал. Вон, Мишка напьется, бывает, себя не помнит, но Клавку-то не забывает. Он, Мишка-то, — рвань. А тот душевный был.

— Ой, тетечка Варечка, а ты его до сих пор любишь, да?

— Не знаю, Лизка, люблю ли. Понятно, позвал бы — так на коленках бы на край света за ним поползла. Да не нужна, видать. И что я разболталась с тобой… Все платье это полосатое. Зинка тогда крепдешину по спецталону достала — большой отрез. Себе и мне. Хороша я в этом платье была. Один раз всего и надела. Мы с ним тогда еще в музей пошли, лекция там была. А потом мороженое ели в парке. Фотографировались… — Варвара замолчала, задумалась, а потом тряхнула упрямо головой: — Вот что, Лизка. Теперь опять такое носят. Я тебе воротничок чуть-чуть подправлю, да и забирай ты это платье. Будешь красавица! Да не сомневайся: это платье — самое счастливое!


^ Рецепт приготовления чая, оставленный Варечке ее любимым мужчиной


Ополоснуть заварочный чайник крутым кипятком да еще и поставить его на просушку сверху на чайник с кипящей водой. Всыпать в просушенный таким образом заварочный чайник по чайной ложке заварки на каждую предполагающуюся чашку чаю. Воды пока не наливать! Заварочный чайник прикрыть крышкой и оставить на пару минут на кипящем большом чайнике. Потом налить в заварочный чайник до половины кипятка. И снова подержать на водяной бане. Если вода слишком жесткая, щелочная, бросить в чайник кусок колотого сахару. И долить водой доверху.

чай должен быть темно-янтарным, прозрачным. Пить его надо сразу, потому что, постояв, он мутнеет. Лучше всего для такого метода подходит крупнолистовой черный чай — английская и ирландская смеси, к примеру, которые можно иногда купить в коммерческом магазине на Арбате. Эти чаи продаются в красивых железных коробках, в которые потом можно складывать нитки, иголки, мулине и пуговицы.


^

Юка Лещенко




Заячий пирог



Сижу с компрессом, облепленная ватой, пропитанная спиртом, завернутая в целлофан, под носом кружка с горячим, масляной пенкой набухающим чаем, и бабушкины руки пахнут аптекой, на указательном — рыжий йодовый след, на мизинце зеленка.

— Ну пей уже.

Я умею выпадать из плохих минут, главное, зажмуриться до звездочек, скукожиться, — и вот чтобы носки не кусали пятки. Душно, влажно, пневмония, и по стенам ходит страшное: караморы на длинных лапках, шерстяной пучеглазый бабай, вытянутое лицо фонаря — желтое с зеленым, главные цвета болезни.

— Ну пей, пей, скоро дедушка придет.

Я знаю, дедушка идет к нам через лес — в лесу живут морщинистые сосны, белка, чужие дядьки и ягода земляника, потом через поле — летом поле цветет гречихой и жужжит пчелами, а зимой там бегают куропатки — такие птицы в крапинку, раньше их ели, теперь едят кур, они все равно некрасивые.

Дедушка идет с работы, у него черный портфель с блестящей, как будто соленой, застежкой, дедушка никого не боится. Когда дедушка доходит до полянки — от нее три дорожки вверх, одна к нам, — из тучи выползает луна, я знаю, что она не из сыра, но ночью так вкусно прикусить ее плавающий в окне краешек — зубам холодно, и язык в пупырышках.

Дедушка останавливается возле пенька — под ним живут мурашки, если засунуть к ним палочку, а потом облизать, будет кисло, тоже хорошо. Дедушка говорит в темноту:

— Я тут.

Из-за пенька выходит зайка, ну заяц — настоящий, только в серой шубе, они летом всегда переодеваются в серое.

— Юленька хорошо себя вела? — спрашивает заяц строго, прямо как бабушка.

— Хорошо, — говорит дедушка, он немножко врет, но это не страшно.

— И все лекарства выпила? — снова спрашивает заяц и прядает мягким ухом.

— Все, все, — говорит дедушка и складывает указательный и средний крестиком, чтобы вранье не считалось.

— И чай? — удивляется заяц. — Горячий масляный чай? С медом? Весь выпила?

— Да, — выдыхает дедушка, он настоящий октябренок и не сдается. — Ну почти весь, на донышке осталось.

— Ах, какая хорошая девочка! — говорит заяц и улыбается, и лапкой закрывает зубы — просто зайцы боятся стоматологов, прямо как я, и никогда к ним не ходят, ни даже на минуточку просто посидеть в клеенчатом кресле. — Раз она такая умница, я передам ей что-то секретное, что-то очень вкусное.

— Спасибо, — говорит дедушка и прячет в портфель пакет. — До завтра.

— Ладно, — отвечает заяц, — там видно будет.

Дедушка идет дальше по тропинке. Сосновые иголки поют под ботинками, где-то в папоротнике топает еж, и звезды такие чисто вымытые, что прямо поскрипывают…

— Ну пей, — снова говорит бабушка и смотрит на часы, — пять минут осталось.

Компресс прилип, и караморы смотрят сердито. Я вылущиваюсь из одеяла и в пять огромных, торопливых — в горле щелкает и ухает, как сова, — глотков выпиваю чай.

— Юленька молодец, — говорит бабушка.

И я слышу шкряб-шкряб-шкряб ключа в замочной скважине, покашливание, шелест пакета.

Дедушка снова прошел через лес — он протягивает мне крошащийся треугольник пирога, с изюминами, с сахарной корочкой, с прилипшей сосновой иголкой.

— От зайца? — спрашиваю я шепотом.

— От зайца, — шепчет дедушка. — Только он сказал…

— Он сказал — еще чаю, — киваю я. Я знаю правила, я часто болею.

Дедушка дует на лампу, и та гаснет. Когда-нибудь я тоже так научусь. А пока у меня есть заячий волшебный пирог. Самое удивительное, что бабушка печет такой же, но у заячьего совсем другой вкус.


^ Манник от зайца (Для тех, кто выпил чай)


Взбиваются в пену четыре яйца и стакан — обычный советский граненый — сахара, туда же добавляется 250-граммовая баночка сметаны — желательно без баночки —

и опять-таки граненый стакан манки, смешанной с разрыхлителем теста, пачка творога и немножко сливочного масла. Изюм и прочие радости можно добавлять по вкусу. Все еще раз хорошенько взбалтывается, выливается в форму и ставится в предварительно разогретую до 180 градусов духовку, где и печется при той же температуре 40 минут. Съедается моментально.



1 Этот традиционный турецкий рецепт, до сих пор имеющий хождение среди старых сефардских семей в Иерусалиме и Яффе, хорош тем, что позволяет достичь удовлетворительных результатов при использовании посредственного чая, в том числе даже черного порошкового чая фирмы «Высоцкий» в мешочках (одной чайной ложечке листового чая соответствует один мешочек). В таком случае мешочки с чаем следует вынуть из чайника после первого этапа заварки. — Примечание автора.


2 Александр Галич. После вечеринки.


3 Александр Галич. Баллада о вечном огне.