Е. М. Дьяконова Движение истории в средневековых японских

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3

хирагана, т.е. написаны они на вабуне, гибком и “послушном”, мягком языке классической литературы. Эти и другие подобные эпизоды объединяет одно свойство: все они принадлежат к частной, так сказать, “человеческой истории” (нингэн рэкиси) императоров и их ближайшего окружения.

Если в своей, так сказать, “официальной” ипостаси император в биографиях “Великого зерцала” - фигура сакральная, осуществляющая связь с богами-ками и первопредками, потомок Богини Аматэрасу, Великий предок и божество риса, то “лирические” описания, словно бы призваны напомнить о том, что реальная власть сосредотачивалась в руках регентов и канцлеров из клана Фудзивара. “Практически к Х в. все подступы к императорскому двору захватил один род – Фудзивара, происходивший от древнего рода Накатоми, глава которого, как утверждают авторы хроник, некогда исполнял обязанности посредника между богами и государем”, - замечает исследователь /Горегляд, 1975, с. 14/. Так что и архетектоника государевых биографий “Великого зерцала” оказывается еще одной и немаловажной характеристикой глубинных исторических смыслов.

7

Идея преемственности, обращенности в прошлое, к предкам, как уже говорилось выше, едва ли не главная в жизнеописаниях правителей, что подчеркнуто в “Великом зерцале” еще и наличием закрепленного традицией формального перечня правителей, каковой, несмотря на свою лапидарность, выполнял чрезвычайно важную роль: само называние государей как бы размечало время, устанавливало хронологию, ведь эпохи часто именовались не только по девизу правления, но и по имени императора (годы Энги, годы Тэнряку и т.д.). В связи с этим особую смысловую нагрузку приобретают параллельные списки правящих регентов, канцлеров и министров Фудзивара, приведенные в третьей части “Великого зерцала”. Складывается впечатление, что сополагая один –императорский, сакральный – список с другим, неофициальным, анонимный автор как бы наделяет этот второй вполне легитимным статусом. Можно с определенностью утверждать, что в “Великом зерцале” происходит “трансляция” определенного типа личности, запечатленного в иерархическом генеалогическом типе мышления. Биографии императоров и министров во всей своей полноте заключают в себе четко отлаженный прием – представление единичного (т.е. отдельных императоров, министров) как целого (императорский род, род Фудзивара).

Во втором введении Ёцуги делает еще одно важное заявление: в его повествовании об императорах и министрах есть сверхзадача – поведать о блестящей жизни и распростаняющейся славе “господина, Вступившего на Путь” (за этой скромной формулой скрывается всесильный Фудзивара Митинага, а “Вступивший на Путь” ню:до: - это звание высокого сановника не ниже третьего ранга, принявшего монашеский постриг). Ёцуги весьма изящно обосновывает необходимость рассказа о многих поколениях императоров и министров, прежде чем поведать о судьбе главного героя дома Фудзивара, который, кстати, находился у власти именно в то время, когда старец вещал в храме Облачного Леса - Урин-ин. Ссылаясь на тексты Закона Будды (т.е. священные тексты буддизма), Ёцуги говорит: “Хоть и рождается великое множество мальков, трудно им стать настоящей рыбой; хоть и посадили дерево манго, но плодам завязаться трудно…” И в другом месте: “Не вырастит ветви и не принесет плода посаженое дерево, если не питать его корни. Поэтому я вспомнил августейшую последовательность императорских правлений, а затем последовательность министров.” Мысль вполне очевидная: для появления в мире такого человека, как Фудзивара Митинага, необходима вековая жизнь рода, и тогда - лишь раз в несколько столетий – может, как плод на зрелом дереве, родиться на свет выдающаяся личность.

Раздел “Великого зерцала”, содержащий жизнеописания министров и завершающийся главой о судьбе Фудзивара Митинага, “господина, Вступившего на Путь”, - состоит из биографий регентов, канцлеров, великих, левых и правых министров, т.е. исключительно из представителей правящих сановников рода Фудзивара. Все эти биографии написаны по-японски слоговой азбукой кана, причем почти исключительно в ракурсе частной жизни: здесь забавные случаи; описания встреч - с богами, духами, прекрасными женщинами; стихи, сочиненные по важному или незначительному поводу; любовные страсти и измены; рождения и смерти; даже душевные недуги – словом, быт, круг семейного существования во всей полноте и завершенности, воплощенный в литературной форме, выработанной жанром моногатари. В повествование об одном человеке - будь то император, министр, наследный принц или канцлер, - вовлекаются десятки других членов того же рода; нередко происходит подмена: персонаж, чью жизнь, судя по заглавию фрагмента, собирается поведать рассказчик, почти сразу отступает на задний план, а повествование сосредотачивается на его родне, на его врагах, на знакомых ему придворных дамах; попутно упоминаются прорицатели, соседи, просто случайные прохожие. Повторим, что подобный способ изложения, полностью соответствуя буддийскому представлению об иллюзорности и бренности бытия, позволялт создать своеобразную историческую мозаику, где личность – только повод для описания родовой истории, ибо жизнь отдельной личности мимолетна, и значима она только в бесконечной наследственной череде представителей рода.

Наконец, совокупность биографий “Великого зерцала” позволяет выявить механизм передачи власти в эпоху Хэйан, выработанный родом Фудзивара и, в первую очередь, одной из его ветвей – кланом Сэкканкэ, который выдвигал по преимуществу регентов и канцлеров. Механизм этот был сложным, но на протяжении столетий функционировал практически без перебоев. В роду Фудзивара ценились женщины -–дочери членов этого могущественного клана: представительниц семейства Сэкканкэ обычно старались выдать замуж или за наследного принца, или за императора (к примеру, четыре дочери Фудзивара Митинага были супругами императоров). Они рожали сыновей, принцев крови, которые в свой черед наследовали императорский сан. В расчете на высокое предназначение дочери получали тщательное воспитание и образование, литературное, музыкальное, их лелеяли и оберегали в семье. Не отставали от них в образованности и талантах и состоявшие при них придворные дамы.

С эпохи правления императора Монтоку (напомним, что именно с этого императора начинается повествование в “Великом зерцале”) к малолетнему императору назначался регент из рода Фудзивара, - отец матери, дед императора. Когда государь достигал совершеннолетия, регент принимал чин канцлера и продолжал править уже от имени взрослого императора, причем имел право принудить своего владыку принять постриг, а на освободившийся престол посадить следующего брата. Поскольку в эпоху Хэйан наследование традиционно шло по материнской линии, принадлежность мальчиков-претендентов по матери к роду Фудзивара соблюдалась неукоснительно. Вообще малолетние принцы крови были окружены в клане Фудзивара всеобщим почтением, ибо были залогом легитимной передачи верховной власти. Потому в хэйанской литературе мы так часто встречаем красочные описания счастливой детской жизни будущих властителей – балованых детей на попечении многочисленных сановных дам.

Со временем посты регента и канцлера слились; когда занимавший этот объединеный пост вельможа по возрасту уже не мог выполнять государственные обязанности, он назначал вместо себя одного из своих сыновей, и – как свидетельствует “Великое зерцало” - не обязательно старшего. Сам он по традции принимал монашеский постриг. Дальше история повторялась: у нового канцлера рождались дочери, получали соответствующее воспитание, их брали в жены мальчики из императорского рода, причем часто браки заключались в очень раннем возрасте. Потом дочери Фудзивара рожали мальчиков, и одному из них суждено было взойти на престол. Иногда сыновей рождалось в избытке (скажем, у императора Дайго было четырнадцать детей); тогда не все они становились принцами крови и могли претендовать на престол. Как правило, “неудачникам” давали при рождении родовое имя Минамото, которое понижало их статус и лишало надежды на трон (кстати, такова судьба сиятельного принца Гэндзи – героя знаменитого романа ; Гэн – просто другое чтение имени Минамото). Впрочем иногда, напротив, ощущался недостаток в наследниках мужского пола. Например, у императора Уда родился единственный сын, что поставило под угрозу сам принцип престолонаследия. Однако вопреки всем превратностям рождений описанный механизм передачи власти действовал с 850 г. вплоть до смерти в 1027 г. Фудзивара Митинага.

Повествование “Великого зерцала” заканчивается 1025 годом – годом наивысшей славы великого министра (канцлером он в порядке исключения так и не стал, хотя и правил Японией целых двадцать лет) Фудзивара Митинага. Еще в 1000 г. он, будучи левым министром, путем сложной интриги выдал свою старшую дочь Акико за императора Итидзё:, его власть усилилась, но Итидзё: не жаловал своего министра. В 1011 г. император скончался. Новый император Сандзё: правил под ферулой Митинага (он стал супругом второй дочери Митинага – Кадзуко), не выходя из повиновения, и тем не менее был пострижен в монахи; стараниями Митинага принц крови, сын его дочери Акико взошел на престол под именем Го-Итидзё: в 1016 г., и Митинага стал при нем регентом. Го-Итидзё: правил до 1036 г. , т.е. еще девять лет после кончины Митинага в 1027 г. Следующий император, Го-Судзаку, находился на троне до 1045 г., а государь Го-Рэйдзэй, правивший с 1045 по 1068 гг., был внуком Митинага через его дочь Ёсико; его преемник – Го-Сандзё:, властвовал с 1068 по1073 г. и приходился Митинага правнуком через Кадзуко. Таким образом, Фудзивара Митинага оставался прародителем императоров на протяжении нескольких царствовавших поколений после своей кончины. И хотя в “Великом зерцале” линия престолонаследия после 1025 г. не прослежена, отметим, что механизм передачи власти продолжал действовать в полном соответствии и с теми принципами, которые изложены в памятнике, и с самим его духом.

Повествование “Великого зерцала”, как и вся хэйанская проза, покоится на двух основных представлениях о путях истории. Во-первых, это буддийская идея кармы, понимаемая как совокупность деяний человека и их последствий, влияющих на его жизнь в прошлых и грядущих рождениях, идея метампсихозы. Именно карма предопределяет судьбы героев О:кагами. Как рефрен повторяется фраза: “Так предопределено было, видимо, в прежнем рождении!”. Примечателен в “Великом зерцале” рассказ о монахе-отшельнике, никогда не покидавшем свою обитель, кроме как в день проповеди, поскольку отсутствие его в храме могло неблагоприятно отразится на его судьбе в будущем рождении. Безличные силы природы, в своем круговращении в соответствии с натурфилософским принципом инь-ян, а не субъективные причины направляют и определяют поступки исторических персонажей. Сами по себе правота или виновность героя мало что решают – он рождается, гибнет, торжествует только благодаря счастливому или несчастному совпадению его стремлений с направленностью природных сил в данный момент.

Так, в “Великом зерцале” стремительный жизненный взлет Митинага осознается исключительно с точки зрения его кармы – как же иначе объяснить череду трагических – но для Митинага необыкновенно удачных! – случайностей, таких, к примеру, как ранняя гибель одного за другим двух его старших братьев, главных претендентов на должность канцлера? Или внезапная смерть не благоволившего Митинага императора Итидзё:? Не только люди, но и природа вынуждена подчиняться счастливой карме героя – сколько смиренного восторга в словах автора “Великого зерцала”: “Могут дуть ветры, могут изо дня в день лить дожди, но небо прояснится и земля просохнет за два или три дня до того, как он что-нибудь задумает.”

Кроме идеи кармы, представление об истории в “Великом зерцале” основывалось, как мы уже подробно говорили выше, и на тесно с ней связанной концепции иллюзорности мира, важнейшей для периода Хэйан. Мир, понимаемый скорее во временном, чем в пространственном смысле, представлялся следствием действия кармы, с одной стороны, и вместе с тем его иллюзорность не подвергалась сомнению, а бренность и мимолетность оказывались качествами, имманентно ему присущими. В этом контексте смена императорских правлений и правлений канцлеров из рода Фудзивара находилась в прямой зависимости и от кармы, и от мимолетности мудзё: - так во всяком случае трактовали движение истории произведения жанра “исторических повествований” и в том числе “Великое зерцало”.

Примечания

Существовало и в России “Великое Зерцало” – важный памятник переводной русской литературы ХVII в., включавший до 900 разнообразных анекдотов, повестей, преимущественно поучительного характера. Корни этого “Зерцала” уходят в сочинение иезуита Йоганна Майера “Magnum Speculum” (1605), где материал был систематизирован по рубрикам.
К семейным хроникам, антологиям, использованным в О:кагами, относятся, например, Митинага коки (“Записи Митинага”, составленные самим Фудзивара Митинага в Х1 в.); Цураюки касю: (“Собрание песен Цураюки”, Х1 в., лучшего поэта эпохи); Мидо: кампаку-но ки (“Записи канцлера Мидо:”, составленные Фудзивара Митинага в Х в.).
Ко:бо дайси (или Ку:кай, 774-835) - крупнейший мыслитель, поэт (писал китайские стихи), каллиграф, основатель секты Истинного слова Сингон; его считали создателем японской слоговой азбуки кана. Сётоку Тайси (574-622) – принц, регент, крупная политическая фигура своего времени, распространитель буддизма в Японии, ученый в конфуцианском духе, патрон многих искусств, основатель храма Хо:рю:дзи. Считался инкарнацией боддисатвы Каннон.
Есть теория, что легенда о царе Мидасе могла проникнуть в Японию с корейской хроникой “Самгук саги” Кима Бусика (Х11 в.).

5. Такая интерпретация имен предложена, например, Дж. Ямагива (см. O:kagami, 1967, с. 389 и далее ) и другими авторами.

Литература

Глускина - Глускина А.Е. Народные песни и пляски Кагура (рукопись).

Горегляд, 1975 - Горегляд В.Н. Дневники и эссе в японской литературе Х-ХШ вв. М., 1975.

Горегляд, 1997 - Горегляд В.Н. Японская литература УП – ХУ1 вв. Начало и развитие традиций. СПб. 1997.

Записи о деяниях древности – Кодзики. Свиток 1-3/ Пер. Е.М.Пинус, Л.М.Ермаковой, А.Н Мещерякова. СПб. 1994

Исэ моногатари - Исэ моногатари. Пер., статья и примеч. Н.И.Конрада. М., 1979.

Кроль - Кроль Ю.Л. Сыма Цянь-историк. М., 1970.

Малявин - Малявин В.В. Чжуан-цзы. М., 1985.

Мацумура - Мацумура Хиродзи. О:кагами. – В сер.: Нихон котэн бунгаку тайкэй. Т. 21. Токио, 1962.

Мурасаки - Мурасаки Сикибу. Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). В 4-х книгах. Пер. с яп. Т.Л.Соколовой-Делюсиной. М., 1991-93.

Нумадзава - Нумадзава Тэцуо. Нихон бунгаку хё:рон (Введение в японскую литературу). Токио, 1934.

Оригути - Оригути Синобу. Нихон миндзоку каку рон ( Изучение японских народных песен). Т. 7. – Оригути Синобу дзэнсю: (Полное собрание сочинений Оригути Синобу). Токио, 1974.

Сэкинэ - Сэкинэ Кэндзи. Рэкиси моногатари-но хо:хо: (Метод “исторических повествований”). – В кн.: Нихон бунгаку ко:дза (Лекции по японской литературе). Токио, 1987.

Фукунага - Фукунага Сусуму. Кэйфу то ицува. О:кагами-но рэкиси дзё:дзюцу (Генеалогия и исторический анекдот. Подлинные обстоятельства исторического повествования О:кагами). – “Бунгаку”. Токио, 1987, т. 55, № 10, с. 112 – 124.

O:kagami, 1976 - The O:kagami. A Japanese Historical Tale. Transl. by Joseph K. Yamagiwa. London, 1967.

O:kagami, 1980 - The O:kagami. Fujiwara Michinaga and His Times. Princeton, 1980.

Культура эпохи раннего средневековья,

или эпохи Хэйан

(1Х-Х11 вв.)

(курс лекций, продолжение курса А.Н.Мещерякова)

Японская историография и европейская историческая наука об эпохе Хэйан. Строительство в 794 г. столицы Хэйанке:, ставшей “центром мира” в средневековой Японии. Географическое, топографическое, культурное положение города, его иерархическая структура, ориентированность по сторонам света, геомантия, соотнесенность с концепцией инь-ян, монастыри, императорский дворец. Представления средневековых японцев о своей столице. Буддийские центры, новые направления в буддизме (секта тэндай и роль Лотосовой сутры), секта сингон. Государственная структура, основанная на конфуцианских принципах. Деятельность религиозных мыслителей и просветителей Ко:бо дайси и Сайтё:.
Литература на китайском языке. Поэзия канси. Сугавара Митидзанэ и влияние китайского классика Бо Цзюй-и. Различные стили китайского письма в Японии. Буддийские легенды сэцува. Появление сборников буддийских легенд, в частности “Нихон рё:ики” (“Записи о японских чудесах”, 822 г.). Новые представления о карме, о времени, основанные на обще-буддийских концепциях, пришедших из Индии, Кореи, Китая, запечатленные в сэцува.
Литература на родном языке – вабуне, изобретение слоговых азбук; появление разных типов повествований (моногатари): песенных повествований, “сделанных” повествований. “Прародительница всех повествований” “Повесть о старике Такэтори” (“Такэтори моногатари”, 1Х в.). “Повесть о прекрасной Отикубо” (“Отикубо моногатари”, Х в.), история о японской Золушке. Волшебные сюжеты и реальность.
“Малые шедевры” японской классической литературы: “Повесть из Исэ” (“Исэ-моногатари, 920-е гг.?) и “Повесть из Ямато” ( “Ямато-моногатари”, 951-952 гг.). Поэтико-повествовательный жанр. Фрагментарность как литературный прием, соотношение стихов и прозы, языковая игра, аллюзии.
Поэзия эпохи Хэйан. Поэтические соревнования (ута-авасэ), любование луной, цветами. Письменная фиксация устных состязаний в поэзии. Поэтические собрания. Принципы их составления. Императорские антологии. Антология “Кокинвакасю:” (“Собрание старых и новых японских песен” , начало Х в.), структура, темы, приемы (макура-котоба, какэкотоба, хонка-до:ри и т.д.). Крупнейшие поэты, Предисловие Ки-но Цураюки как программное сочинение. Триединство котоба (слов), сама (облика, формы) и кокоро (сердца).
Дневники эпохи Хэйан. “Тоса ники” (“Дневник путешествия из Тоса”, пер. пол. Х в.); “Кагэро: никки” (“Дневник эфемерной жизни”, последняя четверть Х в.) и другие дневники. Дневник как жанр и как способ постижения реальности. Путевые дневники. Лирическое начало, психологизм. Тип организации материала. Проза и стихи в прозе. Проблема “самоосвященности”.
Литература жанра “дзуйхицу” (букв. “вслед за кистью”). Формирование жанра, его особенности, его место в японской культуре. Складывание особой традиции мышления. Вершина жанра – “Макура-но со:си” (“Записки у изголовья”, начало Х1 в.) писательницы Сэй Сёнагон, начало эссеистического направления в культуре, имевшего большое будущее (более тысячи произведений жанра дзуйхицу в японской литературе).
Роман Мурасаки-сикибу “^ Хикару Гэндзи моногатари” (“Повесть о блистательном Гэндзи”, начало Х1 в.), состоящий из 54 свитков. Тысячелетнее направление в литературоведении, освещающее это произведение. Структура памятника. Герои. Политика и жизнь при дворе. Идеи (карма, как осознание причинной связи причин и следствий, и быстротечность, бренность жизни мудзё:). Литературные совершенства. Приемы. Композиция. Темы. Комментаторская традиция: Мотоори Норинага и его школа.
Исторические повествования (“рэкиси моногатари”) как средство изобразить течение истории (“рэкиси-но нагарэ”). Официальные и неофициальные истории Японии. “О:кагами” (“Великое зерцало”, Х1 в.) и “Эйга моногатари” (“Повесть о процветании”, Х1 в.). Проблема языка. Проблема передачи власти. Императорские регалии (меч, зерцало, яшма). Политическая организация хэйанского общества и ее отражение в литературе. Представления о времени. История как биография.

Рекомендуемая литература

Боронина И.А. Поэтика классического японского стиха (У111-Х111 вв.). М., 1978.
Боронина И. А. Классический японский роман (“Гэндзи моногатари” Мурасаки Сикибу). М., 1981.
Бреславец Т.И. Традиция в японской поэзии (Классический стих танка). Владивосток, 1992.
Волшебные повести. М., 1962.
Горегляд В.Н. Дневники и эссэ в японской литературе Х-Х11 вв. М., 1975.
Горегляд В.Н. Ки-но Цураюки. М., 1983.
Горегляд В.Н. Японская литература У111-ХУ1 вв. Начало и развитие традиций. СПб., 1997.
Исэ моногатари. Лирическая повесть древней Японии. Пер. Н.И. Конрада. Пг., 1921.
Кокинвакасю: Собрание старых и новых японских песен. Т.1-3. Пер. со старояп. и предисл. А.Долина. М., 1995.
Конрад Н.И. Японская литература от “Кодзики” до Токутоми. М., 1974.
Конрад Н.И. Очерк истории культуры средневековой истории. М., 1980.
Мелетинский Е.М. Средневековый роман: Происхождение и классические формы. М., 1983.
Митицуна-но хаха. Дневник эфемерной жизни ( Кагэро: никки). Предисл., пер. с яп. и коммент. В.Н.Горегляда. СПб., 1994.
Мурасаки Сикибу. Повесть о Гэндзи: В 4-х книгах. Пер. с яп. и прилож. Т.Л. Соколовой-Делюсиной. М., 1991-1993.
Нихон ре:ики. Японские легенды о чудесах: Свитки 1-й, 2-й, 3-й. Пер. со старояп. и коммент. А.Н.Мещерякова. СПб., 1995.
Сэй Сенагон. Записки у изголовья. Пер. со старояп. В. Марковой. М., 1975.
Ямато моногатари. Пер. с яп., предисл. и коммент. Л.М.Ермаковой. М., 1984.

Blog

Е. М. Дьяконова Движение истории в средневековых японских

Содержание