Geum.ru

Генрих Бёлль. Глазами клоуна

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   24

6




Я подложил под спину все подушки, какие только оказались под рукой,

устроил больную ногу повыше и пододвинул к себе телефон; я никак не мог

решить, надо ли пойти на кухню, открыть холодильник и переправить в

комнату бутылку коньяку.

Когда мать упомянула о "неприятностях по службе", ее голос прозвучал

особенно злорадно и она даже не пыталась скрыть свое торжество. А я-то

предполагал, что в Бонне еще не знают о моем провале. Какая наивность!

Мать в курсе, и отец, значит, тоже, а раз отец, то и Лео, и уже через него

Цюпфнер и весь их "кружок", включая Марию. Ей это будет очень больно,

больнее, чем мне. Если я перестану пить, то скоро опять достигну уровня,

который мой импресарио Цонерер обозначает как "в достаточной степени выше

среднего". На этом уровне я могу спокойно прожить двадцать два года, еще

отделяющие меня от кончины в канаве. Единственное, что ценит во мне

Цонерер, это мои "большие познания в ремесле", в искусстве мой импресарио

не понимает ровным счетом ничего, о нем он судит почти с гениальной

наивностью, в зависимости от успеха у публики. Зато в ремесле Цонерер

разбирается неплохо, он прекрасно знает, что я еще лет двадцать могу

продержаться в разряде клоунов "тридцать-марок-за-выход". Мария смотрит на

это иначе. Она будет огорчена и тем, что я "творчески деградирую", и тем,

что попал в тяжелое положение, которое, впрочем, не представляется мне

таким уж тяжелым. Человек со стороны (каждый человек находится в этой

позиции по отношению ко всем остальным) судит о положении другого иначе,

чем тот, кого это непосредственно касается, - либо слишком мрачно, либо

чересчур оптимистически, и так во всех случаях: будь то счастье или

несчастье, любовная трагедия или творческая деградация. Мне ничего не

стоит и впредь выступать в обшарпанных залах перед домашними хозяйками -

католичками или медсестрами из евангелических больниц с хорошей клоунадой,

а то и просто с грошовыми фокусами. К сожалению, все церковные союзы имеют

совершенно превратное представление о гонорарах. Добродетельная

председательница такого рода союза уверена, что пятьдесят марок за выход -

приличная сумма и что человек, которому выдают ее раз двадцать в месяц,

вполне может сводить концы с концами. Если даже я покажу ей счета за грим

и объясню, что для репетиций мне необходим номер в гостинице куда больше,

чем два двадцать на три, она все равно решит, что моя любовница

расточительна, как сама царица Савская. А если я еще расскажу ей, что

почти ничего не ем, кроме яиц всмятку, бульона, рубленых котлет и

помидоров, она осенит себя крестным знамением и подумает, что я морю себя

голодом, ведь, по ее мнению, хоть раз в день надо "прилично поесть". И

наконец, если я поведаю ей, что мои единственные пороки - это вечерние

газеты, сигареты и рич-рач, она сочтет меня, вероятно, первейшим

мошенником. Я уже давно перестал говорить с людьми о деньгах и об

искусстве. Там, где эти категории сталкиваются друг с другом, добра не

жди: за искусство либо не доплачивают, либо переплачивают. Однажды я

встретил в английском бродячем цирке клоуна, который как профессионал был

раз в двадцать выше меня, а как художник раз в десять; этот клоун получал

меньше десяти марок за вечер. Звали его Джеймс Эллис, ему было уже под

пятьдесят, я пригласил его поужинать - нам подали омлет с ветчиной, салат

и яблочные пончики, и Эллису стало нехорошо. За десять лет он еще ни разу

так плотно не ел за ужином. С тех пор как я познакомился с Джеймсом, я

больше не говорю ни о деньгах, ни об искусстве.

Я беру жизнь такой. Какая она есть, и никогда не забываю о канаве.

Мария думает совсем иначе, она без конца твердит о "миссии", все у нее

"миссия", даже то, что я делаю: ведь я "так светел душой, так чист, так

благочестив по-своему" и тому подобное. В голове у католиков страшный

ералаш. Даже выпить рюмочку хорошего вина они не могут просто - им

обязательно надо при этом выпендриваться; во что бы то ни стало они должны

"осознать", почему и отчего это вино хорошее. В смысле "осознавания" они

недалеко ушли от некоторых-марксистов. Мария ужаснулась, когда несколько

месяцев назад я купил гитару и сказал, что хочу петь под гитару песенки

собственного сочинения. Она заявила, что это будет ниже "моих

возможностей"; на это я ответил ей, что ниже канавы бывают только каналы;

она ничего не поняла, а я ненавижу разъяснять поэтические образы. Либо

меня понимают сразу, либо нет. Толковать тексты не моя специальность.

...Зрителям, наверное, казалось, что я марионетка с оборванными нитями.

Но все было не так! Нити я крепко держал в руке и понимал, что лежу в

Бохуме на сцене, с разбитым коленом, слышал, как в зале сочувственно

перешептывались, и обзывал себя подонком. Я не заслуживал сострадания,

лучше бы они свистели, и хромал я сильнее, чем следовало при таком ушибе,

хотя я действительно ушибся. Я хотел, чтобы Мария опять была со мною, и

начал по-своему бороться за то, что в ее богословских трактатах именуется

"вожделением плоти".