Д. К. 100 Великих вокалистов

Вид материалаРеферат

Содержание


Ив монтан
Шарль азнавур
Подобный материал:
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   ...   35

Сигер дал сотни, тысячи концертов, но одним из самых памятных стал грандиозный концерт в Вашингтоне, собравший у памятника Джорджу Вашингтону около 400 тысяч человек. Певец вспоминает:

"Автору этих строк тоже довелось выступить на митинге. Вместе со своим другом, замечательным негритянским певцом Фредом Киркпатриком, я спел песню, содержание которой касалось всех, кого волнуют проблемы войны и мира. Короткий рефрен: "Верните наших парней домой!" — подхватили хором все. После того как песня кончилась, я вопросительно посмотрел на председателя, чтобы увидеть, осталось ли время еще для одной песни. Он одобрительно кивнул мне, и мы с Киркпатриком затянули короткую фразу, которая сама по себе кажется совсем непритязательной… Однако эта песня доставила мне одно из самых необычайных переживаний всей моей жизни…

Мы напевали снова и снова одну-единственную фразу, услышанную мною впервые на пластинке "Битлз":

"Мы говорим одно — дайте миру шанс!"

Киркпатрик и я затянули эту короткую песню, не будучи уверенные в том, как ее примут. Однако после четырех или пяти повторений люди уже пели ее вместе с нами; постепенно они поднялись со своих мест, подняли руки вверх, изображая букву "V" — символ победы. И наконец, они стали раскачиваться слева направо, назад и вперед в медленном движении песни. Популярный дирижер оркестра легкой музыки Митч Миллер вскочил на сцену; чтобы помочь нам сохранять верный ритм этого движения, он тоже стал раскачиваться, как бы дирижируя аудиторией. Питер, Поль и Мэри присоединились к нам у микрофона. Мы пели нашу коротенькую фразу снова и снова, целых восемь или десять минут… Потрясающее впечатление производил этот многоголосый хор и равномерное движение сотен тысяч людей!"

Пит Сигер сочинил много песен, которые считаются классическими, в том числе "Куда девались все цветы" и "Песня молота". Некоторые его песни добились большого коммерческого успеха. Так песня "Куда девались все цветы" стала хитом в США и за границей в исполнении известной французской певицы Далиды. Триста тысяч пластинок с записью этой песни в исполнении неповторимой Марлен Дитрих были проданы в Германии.

Хотя Сигер записывался и на знаменитой "Коламбии", в основном его пластинки выходили на небольшой фирме "Folksways" — "Пути народные".

Коммерция никогда не привлекала Сигера: "Улица Жестяных Сковородок выполняет роль, противоположную роли царя Мидаса. Все, к чему она прикасается, превращается в мусор. Можно любить музыку или заниматься коммерцией. Но нельзя делать и то и другое. Девяносто процентов того, что вы слышите в джук-боксах, может быть сброшено со счетов, потому что все это исполняется людьми, которые гордятся тем, что ничего не понимают в музыке".

Пит Сигер горячо верит в силу и жизнеспособность народной песни: "Коммерция не убьет народной музыки, — говорит он. — Она может несколько ее испортить, но настоящая народная музыка будет жить, пока будет жить народ".

С середины 70-х годов Сигер регулярно сотрудничал с сыном Вуди Гатри, Арло Гатри, выступал в поддержку экологических движений, ездил с концертами в Китай и в СССР, хотя его выступления в защиту свободы слова и вызывали некоторое смущение у тогдашних руководителей нашей страны. Несмотря на солидный возраст, он остается одним из ведущих певцов идей свободы и равенства.

В семьдесят пять лет Сигер получил неожиданную, но заслуженную награду: он увенчан лентой и медалью почетной премии Центра искусств имени Джона Кеннеди. Так Америка отблагодарила бунтаря и защитника всех униженных и оскорбленных, народного певца и поэта легендарного Пита Сигера.


^ ИВ МОНТАН

(1921–1991)


Ив Монтан (настоящее имя Иво Ливи) родился 13 октября 1921 года в итальянской деревушке Монсуммано Альто, в пятидесяти километрах от Флоренции.

"Мама назвала меня Иво, — вспоминал Монтан. — Фамилия моего отца — Ливи. Когда я появился на свет, у меня уже были брат и сестра. Родители говорили, что жизнь была тогда очень трудной: нищета, безработица. В 1923 году, когда отец со всеми нами сбежал во Францию, мне было всего два года. Ему не нравился фашизм. Он боялся, как бы его сыновей не забрали силой в отряды Балилла. (Отряды Балилла — фашистская молодежная воспитательная организация, созданная в 1926 году. — Прим. авт.) "Мои сыновья не будут ходить в черных рубашках, они не будут носить траур по Италии…". Он был прав. Италия черных рубашек была страной, заранее надевшей траур по своим детям.

Мы задержались в Марселе. У нас не осталось ни гроша, и дальше ехать было не на что…".

Иво стал ходить во французскую школу и неплохо учился. Но школу пришлось бросить: отцу слишком тяжело, он кормит троих детей и жену. С пятнадцати лет Иво пошел работать. Кем только не был: гарсоном в кафе, учеником бармена, рабочим на макаронной фабрике и даже дамским мастером.

"Я вкалывал не только ради куска хлеба, но и ради свободы, ради права делать то, что я хочу, — говорит Монтан. — Все остававшиеся деньги я тратил на пластинки Мориса Шевалье и Шарля Трене. Я умирал от желания стать таким, как они. Для меня они были самыми великими! Я знал наизусть все их песни. Я ходил их слушать, когда они приезжали в Марсель. Дома перед зеркалом я копировал их жесты. Я работал так часами и был счастлив. И вдруг однажды мне удалось спеть в одной забегаловке на окраине. Для меня это был "Альказар" (старейший французский мюзик-холл. — Прим. авт.).

Именно в этом кабачке мне пришлось изменить фамилию. "Иво Ливи, — сказал мне хозяин, — это плохо. Слишком типично и не звучит". Я взял французское имя, "a monta" превратил в Монтана.

Я выступал сначала в маленьких третьесортных залах, потом во второсортных и, наконец, добрался до "Альказара". Его хозяин — Эмиль Одифред. Ему я обязан началом своей карьеры. Он ко мне великолепно относился. Он говорил: "Вот увидишь, сынок, в Марселе тебя ждет мировая слава". И мы оба смеялись. Но в первый вечер меня колотило от страха…

Когда в Марселе люди идут в театр, они несут с собой автомобильные гудки, помидоры, тухлые яйца с намерением пустить их в дело, если что-то не понравится. Со мной все прошло отлично, даже устроили овацию.

…Война все поломала. Я стал рабочим-металлистом, точнее, формовщиком. Это очень вредно для легких. Мне выдавали три литра молока в день… Потом я стал докером…".

Прекрасно понимая, что в Марселе настоящей карьеры не сделать, Монтан подался в Париж. Ему повезло — в феврале 1944 года он выступил в "ABC".

"В 1944 году он, спасаясь от мобилизации на трудовой фронт, бежит из Марселя в Париж и начинает искать ангажемент, — пишет Н. Сарников. — В руках у него потрепанный чемодан, в кармане несколько франков и выцветшая марсельская афиша: "Поет Ив Монтан, человек-динамит". Монтан шарахается от немецких жандармов, смешит парижан своим марсельским акцентом и, с трудом сдерживая дрожь в коленках, ездит в метро, которое приводит его в ужас. Ему волей-неволей приходится много колесить по Парижу: он пробуется чуть ли не во всех кабаре — "Болье", "Фоли-Бельвиль", "Бобино"… Наконец приходит черед "Мулен-Руж" (для молодого певца это уже успех) — тут Монтан встречает Эдит Пиаф. Она поможет ему сделать карьеру, научит разговаривать с импресарио… И навсегда разобьет его сердце".

О первой встрече Монтана и Пиаф подробно пишет в своей книге о великой певице С. Берто:

«Периоду, который наступал, суждено было длиться долго. Эдит назвала его "фабрикой", потому что она сама стала формировать певцов. Открыла их серийное производство. Начала она с Ива Монтана.

Лулу сказал как-то Эдит: "Больше вам не будут навязывать актеров в качестве "американской звезды". Теперь право выбора за вами.

Для концертов в "Мулен-Руж" вам предлагают Ива Монтана". — "Нет. Я о нем не имею представления… Я хочу Роже Данна, оригинальный жанр. Это товарищ, его я знаю".

Но Роже не было в Париже. И никого нельзя было пригласить из провинции, все стало слишком сложно. Дело происходило за месяц до Освобождения.

"Ну ладно, — сказала Эдит. — Назначьте прослушивание вашему Иву Монтану. Я приду".

Сидя в глубине зала "Мулен-Ружа", Эдит ждала. На сцену вышел крупный темноволосый парень, по типу итальянец, красивый, но безвкусно одетый: куртка в немыслимо яркую клетку, маленькая шляпа, наподобие шляпы Шарля Трене. В довершение всего он стал петь старые американские и псевдотехасские песенки, подражая Жоржу Ульмеру и Шарлю Трене. До чего же это было плохо! Я следила за Эдит, будучи уверена, что она не досидит до конца.

Спев три песни, он вышел на авансцену и вызывающе спросил: "Ну что, продолжать или хватит?"

"Хватит, — крикнула Эдит, — подожди меня".

Я была уверена, что он сейчас взорвется. Эдит знала, что он злится на нее за это прослушивание и что он, не стесняясь, говорил о ней так: "реалистическая песня в уличном исполнении", "скука смертная" и т.п.

Забавно было смотреть на них издалека: он стоял на краю сцены, она — внизу, такая маленькая, что ее нос не доставал до его колен. Он счел унизительным для себя нагнуться к ней. Но Эдит не собиралась вести с ним длинной беседы: "Если хочешь петь в моей программе, приходи через час ко мне в отель «Альсина»".

Ив задохнулся, побелел от бешенства. Однако через час в комнате отеля "Альсина" сдался на милость победителя. Эдит не стала надевать белых перчаток.

"Для краткости начнем с твоих достоинств. Ты красив, хорошо смотришься на сцене, руки выразительные, голос хороший, приятный, низкий. Женщины по тебе будут сходить с ума. Ты хочешь выглядеть и выглядишь умным. Но все остальное — нуль. Костюм дурацкий, годится для цирка. Жуткий марсельский акцент, жестикулируешь, как марионетка. Репертуар не подходит совершенно. Твои песни вульгарны, твой американский жанр — насмешка". — "Он нравится! Я с ним добился успеха". — "В Марселе! Там уже четыре года ничего не видели. А в Париже публика рада, когда пародируют оккупантов. Здесь аплодируют не тебе, а американцам. Но когда американцы будут здесь, рядом с ними ты будешь выглядеть как придурок. Ты уже вышел из моды".

Пытаясь подавить злость, Ив даже скрипел зубами. Эдит внутренне веселилась.

"Спасибо, мадам Пиаф. Я понял. Я вам не подхожу".

"Опять не угадал. Подходишь, и я не хочу помешать тебе заработать на жизнь"».

Пиаф стала той ракетой, которая вывела Монтана на орбиту большой эстрады. В дальнейшем же своей эстрадной и кинематографической карьерой Монтан в немалой степени обязан Симоне Синьоре, которая ради него оставила мужа, режиссера Ива Аллегре. Ив и Симона поженились 22 декабря 1951 года в мэрии Сен-Поль-Де-Ванса.

Монтан говорил: "Она была такая умница, в совершенстве знала английский, латынь, историю — не то что я, дремучий босяк. Симона воспитывалась в интеллигентной семье, ее отец дружил с драматургом Жаном Ануем, художником Полем Гримо, а сама она общалась с Превером и Луисом Бунюэлем. Меня, примата, только в 23 года узнавшего о существовании Бодлера, она заставляла читать книги и даже в домашней обстановке изъясняться высоким стилем: "Прошу, подайте соль, что под рукой у вас", "Сударыня, как приятно вас лицезреть"…"

Под умелым и внимательным руководством Синьоре он совершенствует свое мастерство. В своих песнях он обращается к поэзии Л. Арагона, Г. Апполинера, П. Элюара, Ж. Провера, к актуальным политическим темам.

Во второй половине 50-х годов Ив Монтан приехал в СССР. Его уже знали благодаря прославленному кукольнику Сергею Образцову. Из Парижа он привез несколько пластинок и с помощью радио познакомил с Монтаном советского слушателя. В 1956 году в предисловии к книге Монтана под названием "Солнцем полна голова" Образцов рассказывал:

"Тот концерт, на который мы пришли в зал "Этуаль", не был премьерой Монтана. Он пел в этом зале и вчера, и позавчера, и неделю назад. Он пел уже несколько месяцев подряд одни и те же песни, и каждый день две тысячи человек заполняли зал и еще сотни не могли достать билетов.

Молодой, спортивный, в коричневой куртке с расстегнутым воротом, заправленной в такие же коричневые штаны. Легкий, но не развязный, ловкий, могущий сделать во время песни про акробатов "колесо", но вовсе не эксцентричный и не хвастающийся своей ловкостью.

Сзади него — большой, туго натянутый занавес из тюля. За тюлем маленький оркестр. Он виден, но не мешает, не лезет в глаза. Как только Монтан начинает петь, перед вами остается только один человек, объемный силуэт которого вырезан на белом экране тюля.

Какие же песни поет Монтан? Разные, очень разные. О чем они? О многом. И об очень значительном, и о том, что, на первый взгляд, может показаться пустяком, но что никогда не пустяк…

Девушка, красивая, молодая, качается на качелях, и ничего ей, кроме качелей, не нужно. Влюбился в нее человек. Простой человек. Стал угощать конфетами, повел смотреть балаганы. Она сказала "мерси" и побежала качаться на качелях. Он дождался ее внизу и поцеловал. Но она опять убежала качаться. Наконец он сделал ей предложение. Женился. А она все-таки бежит на качели. Смешная песня. Комичность ее Монтан сохраняет полностью и ничем не отягчает песенной легкости, но все это окрашено таким нежным, добрым и чистым отношением Монтана к героине своей песни, что сама песня становится прекрасной, как хрусталь.

А вот другая песня. Маленький негр чистит обувь белым людям. Солнце он видит только тогда, когда оно отражается в блеске начищенных им башмаков. Луч прожектора освещает Монтана. Черная тень все растет и растет сзади певца на широком экране, и песня о маленьком негритянском мальчике становится песней о судьбе большого народа. Вы видите, как не похожи эти песни — веселая и совсем не веселая. По-смешному любовная и социально заостренная, антирасистская. Совсем не похожи. Но верой в людей объединяет их Монтан.

Он поет о шофере, ведущем грузовик по бесконечной ленте дорог, и вы понимаете, как безжалостен бывает труд. Он поет про дирижера симфонического оркестра, полюбившего обыкновенную девушку, которой нравится только простая музыка танцев, и вы понимаете, что, как бы прекрасно и сильно ни было искусство, все равно любовь сильнее, потому что она прекраснее.

Он поет про солдата, идущего на войну с надеждами на славу и возвращающегося никому не нужным, с узелком грязного белья за спиной…

А потом Монтан рассказал — не спел, а тихо рассказал — про девушку, которую звали Барбара. Он любит ее, хоть и видел всего только раз. Это было давно. Она шла по лестнице, и кто-то ее окликнул: "Барбара!.." И девушка кинулась на этот зов, и стало ясно, что ее позвал возлюбленный. С тех пор прошли годы. Была война. Неужели девушка несчастна? Неужели ее возлюбленный убит? Как горько, как страшно думать о том, что девушка, которую любишь, несчастна!"

Представ перед москвичами, Монтан полностью оправдал надежды. Однако после того как Монтан, убежденный антисталинист, снялся вместе со своей женой в известном фильме 1969 года по мотивам горестных воспоминаний чешского коммуниста Артура Лондона "Признание", он подвергся несправедливым нападкам со стороны советской прессы. Участие в фильме "Признание" надолго сделало его "невъездным" в СССР; он приехал туда только в 1989 году, когда этот фильм показали в Москве.

Параллельно с эстрадными триумфами успешно развивалась и его кинокарьера. Свою первую роль в кино он получил в фильме М. Карне "Врата ночи" (1946), где еще выглядел явно беспомощным. Однако Монтан оправдывает свой псевдоним "растущий". Он очень трудолюбив и явно прогрессирует в фильмах, где режиссеры используют его выгодные внешние данные, мужественность. Первый большой успех принесла ему картина Анри-Жоржа Клузо "Плата за страх" (1952).

Далее он с убедительным мастерством и обаянием играл в таких содержательных фильмах, как "Сейлемские колдуньи", "Люди и волки", "Война окончена", "Жить, чтобы жить", "Все хорошо", "Красный круг", "Полицейский пистолет «Питон-357»", "Признание", "Убийцы в купе", "Дикарь".

Последнюю роль актер сыграл в фильме Ж.-Ж. Бенекса "ИП-5", вышедшем на экран уже после его смерти.

В 1985 году умерла жена певца Симоне, а в шестьдесят семь лет Монтан впервые стал отцом. Матерью стала его бывшая секретарша Кароль Амьель, с которой он начал встречаться еще при жизни Симоне. Увы, Монтану недолго довелось общаться со своим сыном Валентином: он умер 9 ноября 1991 года.


^ ШАРЛЬ АЗНАВУР

(1924)


"Единственное искусство, которое я признаю, — искусство народное", — говорит Шарль Азнавур. Эти слова можно было бы счесть за красивую фразу, каких немало произносят в интервью популярные звезды эстрады. Но в его устах они имеют глубокий смысл: Азнавур не просто говорит об этом, он стремится и сам творить искусство столь же простое, естественное, непосредственное, как народное. В этом, вероятно, и состоит главный секрет его успеха.

Бертран Дикаль писал в 1997 году:

"Представьте себе столбик высотой 80 сантиметров и весом 8 килограммов. Именно так выглядит стопка из 30 компакт-дисков с записями Шарля Азнавура. Двадцать шесть из них, начиная с "Jezebel" и заканчивая его последним альбомом, "Toi et moi" ("Ты и я"), вышли раньше, а четыре увидели свет впервые, пополнив "полное собрание сочинений" артиста: переиздание пластинки "Eire" ("Быть"), запись концерта 1978 года в Олимпии, совместные песни Роше и Азнавура 40-х годов и, наконец, пространное интервью с Аденом Пуланжем с канала "Франс-Интер". Но это еще не все. Азнавур готовит к выпуску новую подборку своих "Золотых песен", диск с рождественскими песнями и двойной компакт-диск с записью сольного концерта в "Карнеги-холл" в Нью-Йорке".

Шарль Азнавур (настоящее имя Шанур Варенаг Азнаурян) родился 22 мая 1924 года в семье эмигрантов из Армении. Варенаг вырос в актерской семье. Отец был довольно известный баритон в опере, мать выступала в небольших театральных труппах, и сыну на роду написано пойти по их стопам. Действительно, уже в девять лет будущий певец вместе с сестрой появился впервые на любительской сцене, сразу проявив незаурядную одаренность.

Позже юноша выступал на подмостках оперетты, снимался в кино, посещал театральные школы, пробовал выступать в парижских кафе и мюзик-холлах, но успеха не имел. Его долго не замечали, этого невысокого армянского подростка, комплексовавшего в жизни и на сцене из-за носа с горбинкой и щуплого сложения.

В годы войны Азнавуру в оккупированной Франции приходилось зарабатывать перепродажей подержанных велосипедов, потом маленькими ролями в театрах. Месяцами он скитался по французской провинции, выступая в дуэте с другом куплетистом П. Роша. Друзья сочиняли и исполняли множество песенок, быстро приобретавших популярность.

К середине 40-х годов Шарль Азнавур уже снискал определенную репутацию как композитор и поэт. Тогда и произошла его встреча с Эдит Пиаф, во многом повлиявшая на его дальнейшую жизнь. Вспоминает подруга Пиаф Симона Берто:

"Не успела она с ним поговорить и десяти минут, как без всякого стеснения заявила:

— Слушай, с твоим носом нельзя лезть на сцену. Его нужно сменить.

— Что это вам — колесо от машины? У меня нет запаски.

— Поедем со мной в Америку, я тебе там сделаю другой!

Поездка предстояла примерно через полгода. Шарль не поверил своим ушам. Я тоже, несмотря на то, что это мы уже "проходили". Она с ним только что познакомилась и уже говорила о поездке в Америку!

"Надо к нему приглядеться, — сказала я себе, — наверное, в нем что-то есть". На первый взгляд он не подходил по мерке к мужчинам, которые нравились Эдит, и глаза у него были не голубые. Тогда что же?.. Я это узнала тут же.

— Слушай, вот ты пишешь песни. Та, что ты пел, "Париж в мае", действительно твоя? У тебя талант.

Вот оно что! Она унюхала, что он может писать для нее…

…Однажды вечером, по возвращении в Париж, Шарль торжественно явился в новом черном костюме. Он считал, что выглядит шикарно, и был страшно доволен. Эдит облила его ушатом холодной воды:

— Под меня работаешь?

— Но, Эдит…

— Замолчи. Такой же костюм я заказала Эдди. Как я появлюсь между вами двумя? Оба в черном, как из похоронного бюро! Вернись и переоденься.

И он послушался.

Разумеется, она не заказывала такого костюма для Эдди. Но она почувствовала, что в черном Шарль становится чем-то похож на нее, а этого она не могла допустить. Как певец он ее раздражал. "Стиль Пиаф хорош для меня. Для мужчины он не годится!"

Эдит была не права. Шарль никогда ни в чем не подражал ей. У всех, кого она создала, от Монтана до Сарапо, можно было найти жесты, интонации "а ля Пиаф". Но не у Шарля. И тем не менее, по существу, он был к ней ближе всех остальных. Поэтому она лезла на стенку. Она знала, что после нее только один человек способен будет потрясать простых людей, брать их за сердце, выворачивать им душу, как умеет она. Это — Азнавур…"

Да, Пиаф смогла по достоинству оценить не только композиторский дар Азнавура, но и его артистический потенциал. А сделать это нелегко: ведь на первый взгляд у него нет оснований конкурировать с мастерами эстрады: маленький голос, невзрачная внешность. Но, включив выступление Азнавура в свою программу, Пиаф не ошиблась. Правда, поначалу зрители иной раз даже посмеивались над ним, но с годами лед недоверия был сломлен.

Первый большой успех пришел к Азнавуру в 1953 году во время гастролей в Марокко. Еще через два года он дебютировал в знаменитом парижском зале "Олимпия". И вдруг все с изумлением обнаружили, что певец и актер Азнавур лучше других способен интерпретировать Азнавура — поэта и композитора.

С тех пор Шарль Азнавур на эстраде. И хотя его песни, в силу своей специфики, особенно много теряют без перевода, слушатели разных стран полюбили французского артиста за искренность, простоту, задушевное обаяние. За то, что, выходя на эстраду, он не воздвигает невидимого барьера между собой и зрительными рядами, но как бы сливается с публикой. Происходит так потому, что он поет о простых, всем понятных вещах — о дружбе, любви, об одиночестве и радости человеческого общения, о Париже, с которым связано для него так много радостных и печальных воспоминаний. Творческая манера Азнавура очень своеобразна. Стиль его песен складывается из разных элементов: в них можно уловить и черты французского шансона, и ритмы джаза, и ориентальные мелодические обороты, и, наконец, характерные приемы мелодекламации. Но все это он умеет слить в единое целое, превращая каждую песню в отточенную музыкально-драматическую миниатюру.