Geum.ru

Й информации в общем случае, помимо личности их создателя, зависим от таких обстоятельств, как адресное назначение и способ фиксации смыслов культуры во времени

Вид материалаДокументы

Содержание


Изложение основного материала.
Ключові слова
Ключевые слова
Подобный материал:
УДК 821.161.1.09“18/19”

О.Л.Беличенко.,

кандидат педагогических наук,

Славянский государственный педагогический университет


“МОИ ВОСПОМИНАНИЯ” АЛЕКСАНДРА БЕНУА КАК ОТРАЖЕНИЕ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ ДВОРЯНСТВА


Постановка проблемы. Генетическая и функциональная особенность мемуаров проявляется в незримом присутствии в них “исторического момента”, в ощущении сопричастности автора микро- и макрособытиям исторического и частного времени, в осознании ценности личного опыта, сохранившего, благодаря его духовному труду, следы “пассионарности” уходящей повседневности. Информационный потенциал мемуаров как источников культурологической информации в общем случае, помимо личности их создателя, зависим от таких обстоятельств, как адресное назначение и способ фиксации смыслов культуры во времени.

По мнению В. Бычкова, повседневность является характеристикой обыденной рутинной части жизни человека, которая через свою тривиальность, примитивную утилитарность, серую обыденность, монотонность остается практически незаметной самим человеком и его окружением, протекает автоматически, как правило, не фокусируется сознанием [3].

Как феномены трансцендентной культуры литературные произведения или их сюжеты, мотивы, образы обладают способностью к возрождению после периодов забвения, духовно обогащая поэтику “текста-чтения”. Пребывая до поры до времени в “подполье” литературный текст, повинуясь ветрам “нового мышления”, воскресает из небытия, чтобы выполнить свою историческую миссию – быть свидетелем эпохи, социальным документом, открывающим тенденцию через художественную деталь. Рождение текстов литературной культуры, их умирание есть результат не только простого заимствования сюжетов и образов ушедших культур, но и движения смыслов литературной культуры как неких мировоззренческих констант.

Возникая из повседневной ауры, литературные тексты вбирают в себя осколки неофициальной картины мира, являя собой духовный опыт повседневного переживания времени их авторов и потенциальной читательской аудитории. Рожденные волей автора литературные смыслы-образы по различным коммуникационным каналам доходят до своего потребителя, интерпретируются им в соответствии с его реципиентным «горизонтом», а затем снова возвращаются в повседневность в мыслях, настроениях, психологических установках, поступках и деятельности людей, формируя новую культурную среду.

Стремление к самосохранению в достаточно суровой реальности современной культуры усиливает стремление человека к прекрасному, поиску, даже не всегда осмысленному, эстетического пространства своего существования. Мы уже привыкли к тому, что именно повседневность, “банальная” часть предметного мира часто поражает нас своей особенной красотой. Повседневность сегодня понимается глобально: как человеческая жизнь, рассмотренная с точки зрения тех функций и ценностей, которые составляют стержень жизни личности. Причиной обращения к повседневности являются существенные изменения в культуре, ее массовости, “стандартизация” жизни, в которой человек не устает искать нишу для собственного существования, стремясь при этом к полному комфорту и образности. Именно в результате преобразований в разных сферах повседневности происходят изменения и в культурном пространстве.

Важность изучения повседневной культуры актуализуется на фоне очевидной исчерпанности культурной парадигмы ХХ столетия и радикального перехода к парадигме информационной цивилизации. Так, на протяжении четырех последних десятилетий тема повседневности освещалась в большом количестве работ, связанных с формулировкой основных методологических направлений и концептуальных подходов, обоснованием сущностных характеристик понятия “повседневность” (П. Бувье, Б. Вальденфельс, Р. Кнабе, Т. Лукман, Х. Турн, М. Хайдеггер, А. Шюц, А. Ашкеров, Л. Беловинский, О. Золотухина-Аболина, Л. Ионин, И. Касавин, Ю. Лотман, А. Лустенко, Б. Марков, Л. Насонова, Б. Пукшанский, Л. Савченко, В. Суханцева, Б. Успенский, В. Харламова). В ряде исследований рассмотрены культурные смыслы отдельных повседневных вещей и собственно повседневной практики (Р. Барт, Ж. Бодрияр, Ф. Бродель, П. Бурдье, И. Гофман, У. Еко, Й. Гейзинга, Л. Баткин, А. Байбурин, К. Богданов, Н. Вамбольдт, А. Гуревич, И. Данилевский, Л. Ионин, Н. Козлова, В. Козырьков, И. Кондаков, А. Левинскон, В. Паперный, Р. Почепцов, О. Сальникова, М. Хамитов, М. Шубина, Р. Шульга). Предметом особенного научного интереса стали эстетические основы повседневной культуры (В. Бычков, О. Гавришина, Е. Дуков, В. Зверева, Л. Левчук, В. Лелеко, Н. Маньковская, Л. Мизина).

Но, по нашему мнению, составляющие дворянской и художественной повседневности остаются недостаточно изученными, хотя именно эти направления филологической мысли сегодня являются наиболее актуальными в процессе сохранения и самовыражения личности в условиях мирового культурного кризиса.

Поэтому, целью нашей статьи является попытка на примере воспоминаний Александра Бенуа воспроизвести дух и атмосферу дворянского Петербурга конца XIX века.

^ Изложение основного материала. Воспоминания живописца, театрального декоратора, художественного критика и историка искусства Александра Николаевича Бенуа (1870 – 1960) являются настольной книгой для интеллигентного читателя. По мнению академика Д. С. Лихачева, автор учит любви к своей стране, к своему городу, к своей семье и ее традициям.

Этой книге Бенуа придавал очень серьезное значение, мемуары стали главным делом жизни после вынужденного отъезда из России и фактического запрета возвращения на родину.

Впервые его мемуары были изданы в России только в 1980-м году, спустя 20 лет после смерти автора.

Воспоминания Александра Бенуа – огромнейший и бесценный клад различных сведений, блестящий литературный памятник, – памятник, принадлежащий не только выдающемуся деятелю, но и человеку с глазами художника и искусствоведа, оценившему не только художественные произведения своего времени, но и все то художественное наследие, которое оказалось таким действенным для конца XIX – начала XX века.

По характеру своего редкого дарования, по многогранности своих творческих занятий Александр Бенуа был одной из самых ярких личностей в русской художественной культуре рубежа веков.

Для художника, прожившего девяносто лет, его автобиография, доведенная до поры, когда ему не было еще и сорока, кажется оборванной слишком рано. Но, можно утверждать, что Бенуа сознательно сужал хронологические рамки своего жизнеописания, сильно сдвигая их в прошлое. Интересы хроникера повседневной жизни здесь были особенно явно подчинены внутренней идее произведения, взгляду писателя на свое сочинение как на важное душевное дело.

Имя Александра Николаевича Бенуа стоит в одном ряду с именами, которые олицетворяют крупнейшие достижения художественной культуры конца XIX – начала XX века.

Интересный живописец, великолепный иллюстратор Пушкина, тонкий знаток театра и создатель прекрасных театрально-декорационных работ, глубокий и проницательный художественный критик, он был влюблен в красоту и определял свое отношение к действительности мерою ее художественных потенций, степенью ее возможностей рождать “большое искусство”.

В течение всей своей долгой жизни Александр Николаевич Бенуа испытывал потребность в слове, в литературном способе выражения своих чувств, своего видения жизни и искусства. В этом заключалось одно из очень важных свойств его таланта, его миропонимания, его богато одаренной натуры. Он оставил огромное литературное наследие – фундаментальные историко-художественные исследования, десятки критических статей, тысячи писем, помогающие понять разные грани общественного и художественного сознания эпохи.

“Мои воспоминания” в полной мере отражают это яркое своеобразие творческой личности мемуариста. Венчая литературные занятия Бенуа, они оказываются естественным и органичным выводом из его настойчивого желания определить свою художественную позицию, рассказать читателю о себе и о своем времени, каким оно виделось деятельному участнику художественной жизни на рубеже двух столетий.

В 1934 году Александр Бенуа начал работать над своими воспоминаниями. Начав систематическую работу над “Моими воспоминаниями” зимой 1934 – 1935 гг., Бенуа занимался ими вплоть до самых последних лет своей жизни. Невозможность довести до читателя труд в полном и удовлетворительном виде “деморализировала” автора, тормозила его работу, и он с горечью писал о том, что, не имея перспективы издать книгу, он вынужден был остановить изложение на 1909г. и что поэтому остались “недосказанными” очень важные эпизоды его жизни. Впервые воспоминания А.Н.Бенуа под названием “Жизнь художника” были опубликованы в 1955 году на русском языке в двух томах в “Издательстве имени Чехова” в Нью-Йорке.

В 1960 и 1964 годах в Лондоне был издан двухтомный английский перевод мемуаров, который включал и новые главы.

Третье издание воспоминаний Бенуа, еще более полное и с примечаниями, появилось в 1980 году под названием “Мои воспоминания” в Москве в академическом издательстве “Наука”, спустя 20 лет после смерти автора. Этой книге Бенуа придавал очень серьезное значение, мемуары стали главным делом жизни после вынужденного отъезда из России и фактического запрета возвращения на родину.

С неповторимым мастерством воспроизводит Александр Бенуа дух и атмосферу дворянского, артистического и художественного Петербурга конца XIX века.

В начальных главах Бенуа пишет: “хоть и рассказывается у меня до сих пор про какого-то Шуреньку Бенуа, который в те годы ничего еще “мирового” не производил, однако в силу одной мне свойственной черты – этот рассказ про Шуреньку является в то же время довольно обстоятельным о целой культуре” [1, 65].

Бенуа смотрел на свое сочинение как на важное душевное дело. Довольно обычное для мемуарного жанра свойство – подробное внимание рассказчика к своим детским и юношеским годам приобретает в “Моих воспоминаниях” настолько акцентированный характер, что становится одним из главных отличительных признаков всего литературного замысла, всего композиционного построения мемуаров.

Среди художников его поколения, литераторов, музыкантов, деятелей сцены Бенуа не был одиноким в желании рассказать о своей жизни, и “Мои воспоминания” – совсем не единственное произведение мемуарной литературы, знакомящее с дворянским и художественным бытом конца XIX – начала XX в. В качестве примера можно назвать фундаментальную автобиографическую трилогию Андрея Белого или же “Мою жизнь в искусстве” К. С. Станиславского, “Автомонографию” И. Э. Грабаря, “Автобиографические записки” А. П. Остроумовой-Лебедевой, “Из прошлого” Вл. И. Немировича-Данченко, “Против течения” М. М. Фокина.

Поставленные в этот литературный ряд “Мои воспоминания” сразу же обнаруживают свою неповторимость, свое крупное художественное своеобразие, и объясняется это не только особенностями таланта Бенуа, но и реальными фактами его биографии, сложным содержанием его жизненного и духовного опыта.

Мемуары Александра Бенуа начинаются с родословной семьи и рассказом о родителях, которым посвящена целая глава. Отцу Александра Николаевича было около пятидесяти семи лет, когда он родился, самые же ранние воспоминания о нем относятся к тому моменту, когда он вступил в седьмой десяток. Немолодой казалась и мать, хотя она была на пятнадцать лет моложе своего мужа.

У матери в спальне, как описывает Александр Николаевич, как всегда тогда полагалось, стоял специальный туалетный стол работы Гамбса – с зеркалом в изогнутой раме и с десятками всяких ящиков для драгоценностей и косметики. Самих этих “бижу” у нее было не так мало, но кроме подаренной когда-то женихом эмалевой брошки в виде цветка иван-да-марья, она из этих сокровищ ничего не носила, а когда обе ее дочери вышли замуж, то девять десятых драгоценностей перешло к ним, а самый туалетный стол оказался у сестры Камиллы, после чего мать уже причесывалась перед своим маленьким зеркальцем, попросту стоявшим на комоде. Причесывалась она всегда на один манер, гладкими, разделенными пробором, прядями с шиньоном из ее же волос, пришпиленными на затылке.

С каким художественным совершенством Бенуа описывает семейные празднества, отмечая их атмосферу. Из всех торжественных дней самым торжественным было 1 июля. Уже к завтраку съезжались многочисленные папины сослуживцы, к обеду собирался весь синклит многочисленной родни. Детям было весело видеть, как горничные при помощи разных пришлых служанок в светлых ситцевых платьях и белых передниках, шурша накрахмаленными юбками, снуют с блюдами из кухни к столу, обнося ими гостей; весело было слышать, как выскакивают пробки из бутылок меда, пива и шампанского; странно и тоже весело было ощущать вместо паркета под ногами песок и беспрепятственно бросать на землю косточки и лакомые кусочки, которые тут же поедались собаками и кошками.

Александр Бенуа описывает ту обстановку, в которой протекало в составе общей жизни семьи его детство, отрочество и юность. Квартира осталась в его памяти как нечто целое и продолжающее существовать в своей целостности, тогда как она уже не существовала и перестала быть их. И в те времена, когда она была квартирой Бенуа, она вовсе не во всех своих частях оставалась неизменной. Несколько раз комнаты меняли свое назначение. Так, комнатой Шуреньки становилась то одна из комнат, выходивших во двор, то ее смежная; переезжали и родители, уступая свои покои внукам. Это бывало, когда кто-либо в семьях сестер заболевал заразной болезнью и все здоровые дети с матерями и няньками перебирались к дедушке и к бабушке. Столовая тогда переносилась в кабинет, кабинет в чертежную и т.д. Но всегда неизменно оставались передняя и “зала”; лишь на время танцевальных вечеров, балов последняя меняла свой характер гостиной – середина освобождалась от мебели, специально сгруппированной для приема визитов, а род гостиной тогда устраивался в соседней “Зеленой”, служившей вообще разнообразным назначениям.

То обстоятельство, что “дом Бенуа” был “родительским” домом в полном смысле слова, сыграло значительную роль во всем начальном мировосприятии Александра Бенуа, приблизительно такую же роль, какую играют для других людей родовые усадьбы или замки. Для психологии мальчика, имевшего в своем распоряжении совершенно необычайное количество комнат, имевшего на правах близкого родного доступ повсюду и во всякое время, считавшего и самые лестницы, соединявшие разные этажи, за части своего обиталища, все это расширяло и разнообразило “ощущение своего”. Оно воспитало и какое-то чувство защищенности в отношении всего окружающего. Будучи домом старым, уже обретавшим в своих стенах его прародителей, он был напитан атмосферой традиционности и представлял собой какую-то верность во времени.

В зале надлежало быть фортепиано (слово “рояль” привилось позже), стенным бра, люстре и той группе мебели, которая служила специально для визитов.

Напротив фортепьяно помещался “уголок” для визитов. То был полученный матерью в приданое ансамбль туровского производства (Тур, как и Гамбс, были знаменитыми мебельщиками в середине XIX в.), и состоял он из большого дивана, двух бержерок, четырех кресел, двух кушеток и нескольких стульев. Форма этой мебели была тяжелая, но все вместе создавало все же довольно внушительное и уютное целое, а когда на этом бархате сидели дамы в пышных тогдашних шелковых платьях, то получалось, в общем, и нечто парадное.

В углу кабинета, у двери в столовую находилось “мамино место” – четырехугольный стол и кресло; над ними висела полка, где были разложены толстые поварские книги, лечебники, словари; там же стояли всякие медицинские снадобья, среди них гомеопатическая аптечка.

Отцу Александра Николаевича, как архитектору высочайшего двора, полагалась на лето казенная дача в Петергофе, и ему предоставлялся один из тех “кавалерских” домов, которые были расположены вдоль аллеи, идущей от Большого дворца к Старому Петергофу. Эти дома, сооруженные еще при Александре I, были одноэтажные, крепкой деревянной стройки, они покоились на каменном фундаменте той эпохи. Выкрашены они были в коричневый цвет с белыми барельефами над окнами и с зелеными ставнями-ширмочками на окнах. Эти низкие зеленые ширмы особенно врезались Шуреньке в память, вероятно, потому, что, проснувшись утром, он их видел первыми, а над ними видел густую листву лип, от которых в комнатах стоял сладкий дух и зеленый полумрак. Занятно было примечать, как через узкие скважины этих ширмочек мелькают головы людей, проходивших мимо дома.

Печатью стилизации отмечены иногда те страницы – они связаны главным образом с впечатлениями юности художника, – на которых Бенуа вспоминает о доводившихся случаях наблюдать петербургское великосветское общество, лицезреть членов царской семьи. В этих бытовых зарисовках мемуариста можно ощутить не только заметную иронию, но и некое патриархальное благодушие, в общем-то мало свойственное главному, достаточно критическому взгляду автора на представителей вельможного “бомонда”, на атмосферу придворной жизни. Первая встреча с царем произошла в Павловске, когда Шуренька Бенуа был совсем еще младенцем. Вторично, осознанно царя он увидел в Петергофе – на иллюминации. Государь не ехал верхом, а сидел в причудливой плетеной колясочке, которую влекла шестерка белых лошадок, управляемых одетыми в золото жокеями. Дама в белом платье и в белой шляпе с пером рядом с Александром II была императрица.

Рядом с бытовыми сценами, в которых основная задача – передать изумление и любопытство юноши, впервые сподобившегося собственными глазами увидеть царствующих особ и их окружение, Бенуа воспроизводит свои рассуждения о государственной системе, о монархическом строе, о характере и типе самодержца.

В процессе функционирования литературный текст обретает многозначность, отражая новые контексты повседневного интерсознания. Новые тексты, равно как и новые значения “старых”, будучи включенными в циклический “круговорот” смыслов в культуре и подчиняясь ее энергии, способствуют обновлению межкультурной “мозаики” знаний и расширению гипертекстового пространства культуры.

“Мои воспоминания” охватывают все основные этапы жизни А. Н. Бенуа, возникновения и развития “Мира искусства» как целостного художественного объединения и, шире, как крупного художественного движения эпохи, которое было возглавлено Александром Бенуа и которое одновременно выдвинуло его в ряды выдающихся деятелей русской культуры рубежа двух столетий.

Выводы. Итак, повседневность, наряду с вершинами искусства, всегда наполняла культуру, рождала определенные эстетические образцы. Вместе с тем невозможно понять эстетический мир повседневной культуры вне конкретной историко-культурной эпохи, поскольку каждая конкретная культура создает свои границы соотношения “прекрасное – безобразное”, формируя свой неповторимый мир культуры повседневности. Исследование эстетического опыта прошлого сквозь призму особенностей формирования повседневности дает возможность нового прочтения культуры прошлых столетий, более глубокого понимания состояния эстетического поля повседневности современного мира.

Исследование мира повседневности той или иной культуры (субкультуры) как совокупности ценностных ориентаций и как способа человеческого поведения в различных ситуациях может быть осуществлено путем обращения к литературным текстам, репрезентирующим деяния и переживания “человека повседневного” посредством языка литературной коммуникации. Обращение к литературным текстам разной социальной природы и жанров как к технике бытописания и способу презентации бытия “человека частного” представляется не только перспективной сферой познания прошлых и нынешней эпох, но и действенной стратегией самопознания. Особое место в ряду литературных текстов как источников информации о повседневной жизни прошлых поколения занимают дневники, мемуары и художественная литература, среди которых заметное место играют и недостаточно изученные “Мои воспоминания” Александра Николаевича Бенуа.


Анотація

Стаття розповідає про долю талановитого письменника, художника, публіциста, критика, редактора. Автор приділяє увагу раннім рокам життя, коли відбувається становлення його літературного і художнього таланту. У статті розглядаються особливості культурно-історичного сприйняття повсякденного буття, досліджується спрямованість естетизації повсякденної культури XIX століття. В роботі зроблена спроба висвітлити життя відомого діяча, творчість якого була несправедливо забута, на тлі повсякденної культури.

^ Ключові слова: повсякденність, культура, атмосфера повсякденності.

Аннотация

Статья рассказывает о судьбе талантливого писателя, художника, публициста, критика, редактора. Автор уделяет внимание ранним годам жизни, когда происходит становление его литературного и художественного таланта. В статье рассматриваются особенности культурно-исторического восприятия повседневной жизни, исследуется направленность эстетизации повседневной культуры XIX столетия. В работе сделана попытка осветить жизнь известного деятеля, творчество которого было несправедливо забыто на фоне повседневной культуры.

^ Ключевые слова: повседневность, культура, атмосфера повседневности.

Summary

The article recounts the fate of a talented man of letters, critic, writer of political essays and an editor. The author of the article pays much attention to poet’s adolescence, the years of his literary and artistic talent formation. In this article the features of cultural and historical perception of life and becoming of concept “aesthetics of daily occurrence” are examined, and directions of aesthetics of everyday culture of contemporaneity are probed. The research is aimed at setting up the public figure, whose works have unfairly been forgotten against a background of occurrence.

Key words: daily occurrence, culture, daily occurrence.

Литература

1. Бенуа А. Мои воспоминания / Александр Бенуа. – В 5-ти книгах. Кн. I-III/ – 2-е изд., дополн. – М.: Наука, 1990. – 711 с.

2. Зильберштейн И. С., Савинов А. Н. Литературное и эпистолярное наследие Александра Бенуа 1917 1960 // “Александр Бенуа размышляет…” / Под ред. И. С. Зильберштейна. – М., 1968.

3. Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура ХХ века [Электронный ресурс] / Под ред. В. В. Бычкова. – Режим доступа: l="nofollow" href=" " onclick="return false">ссылка скрыта. – Название с экрана.

4. Шюц А. Структура повседневного мышления / А. Шюц // Социологические исследования. – 1988. – № 2. – С. 129 – 137.

5. Эткинд М. А. Н.  Бенуа и русская художественная культура конца XIX – начала XX века / М. Эткинд. – Л.: Художник РСФСР, 1988. – 480 с.


ВІДОМОСТІ ПРО АВТОРА


Біличенко Ольга Леонідівна


Кандидат педагогічних наук, доцент


Слов’янський державний педагогічний університет


Доцент кафедри загального та російського мовознавства і теорії та історії літератури


М. Слов’янськ, Донецька обл., пров. Парковий, 5, кв. 5, Україна, 84116 д. т. 0(6262) 3-99-70, моб. т. 0502924718, olgabelichenko64@mail.ru