Аристид Иванович Доватур
Вид материала | Документы |
- Аристотель. Политика Доватур А. И. «Политика» Аристотеля, 3935.93kb.
- Даниил Иванович Хармс (Ювачёв) рассказ, 2364.05kb.
- Урок по русской литературе 4 и 2кл. Тема: Александр Иванович Куприн «Барбос и Жулька», 115.96kb.
- В. И. Вернадский – книги и статьи Вернадский, Владимир Иванович. Дневники, 77.32kb.
- Ревизор н. В. Гоголь, 893.68kb.
- Ватин Николай Иванович Цель и концепция программы программа, 218.84kb.
- Фонвизин денис Иванович, 71.58kb.
- Тема: Чарушин Евгений Иванович друг ребят и зверят, 101.3kb.
- Зубков Георгий Иванович учебный курс, 507.71kb.
- Аврелий Марк Размышления/ Марк Аврелий Антонин. Размышления. Отв ред. А. И. Доватур., 241.83kb.
1 2
, сделал, как кажется, государственный строй более подтянутым, и снова морской люд, став виновником Саламинской победы и т. д., усилил (V, 3, 5, 1304а, 17 sqq.). Исторический пример изменения строя в Афинах в результате возвышения учреждения (в данном случае Ареопага) пли части государства (в данном случае связанный с флотом демос) призван иллюстрировать общее положение об изменениях государственного строя.(стр. 206)
Как понять изменение или, точнее, два изменения строя, имевшие место в Афинах после нашествия Ксеркса? Вначале Аристотель говорит о переходе в олигархию, демократию и так называемую политик”. Но в какую из этих форм перешел афинский строй после возвышения Ареопага? Не может быть и речи об олигархии так как последняя причисляется Аристотелем к извращенным формам, а с этим не вяжется похвальный отзыв о правлении Ареопага; если, по словам Аристотеля, некоторые считали Ареопаг элементом олигархическим (II, 9, 2, 1273b, 39 sqq.), то это было чужое мнение, к которому Аристотель не присоединяется. Определять правление Ареопага как переход к демократии было бы абсурдом, так как и до того в Афинах установилась демократия. Не подходит для объяснения формы правления при главенстве Ареопага и термин “полития”: ведь ни о каком изменении во взаимоотношениях между социальными слоями афинского общества сравнительно с временами Клисфена говорить нельзя; средние слои населения не получили каких-либо новых преимуществ. Не дает нам ключа к пониманию нашего места и разбор перечисляемых вслед за приведенным выше текстом примеров из истории Аргоса, Сиракуз, Халкиды и Амбракии. В Аргосе знатные после битвы при Мантинее сделали попытку упразднить демократию, чтобы – так естественно дополнить – ввести олигархию. В Сиракузах после победы над афинянами народ заменил политию демократией. В Халкиде народ, соединившись со знатью, сверг тирана Фокса и сразу взялся за государственные дела, т. е. установил демократическое правление. В Амбракии народ вместе с заговорщиками изгнал тирана Периандра и переделал государственный строй в свою пользу – и здесь тирания была заменена демократией. Таким образом, один из примеров свидетельствует о замене (или о попытке замены) прежнего строя олигархией, три – демократией; нет вовсе примера перехода к политии. Отсюда следует, что в начальной части текста смысловое ударение падает на слова, выражающие причину переворота (учреждение или часть государства приобретает славу или силу). Что же касается направлений, в каком изменяется строй, то они названы лишь примерно,
(стр. 207)
так что совокупность исторических примеров вовсе не должна исчерпывать до конца этот примерный перечень; с другой стороны, примеры могут выходить за пределы этого перечня. Несколько выше, близко к началу V книги, откуда взят разбираемый текст, Аристотель говорит в самой общей форме о переворотах. Бывают и перевороты в рамках одной и той же формы правления, в частности, возможны переходы от более яркого, характерного вида какой-либо формы правления к менее яркому виду и наоборот; так бывает и с олигархией, и с демократией, и с другими формами (V, 1, 5, 1301b, 13 sqq.). Теперь можно считать бесспорным, что после нашествия Ксеркса афинский государственный строй, не переставая быть демократией, сначала, в правление Ареопага, стал более подтянутым (по выражению Аристотеля), т. е. менее демократическим, а затем приобрел более выраженный демократический характер. Эта последняя мысль по-разному выражена в Политике и в Афинской Политии: в первой сказано, что народ сделал демократию более сильной; во второй – что строй становился более ослабленный, обмякшим (26, 1); второй член антитезы подтянутый – ослабленный ярче выражен в Афинской Политии, нежели в Политике.
(стр. 208)
Падением Ареопага завершается определенный период в истории афинской демократии, в течение которого происходил медленный процесс ухудшения государственного строя (25, 1). После реформы Эфиальта наступает господство демократии. Большое, притом губительное, влияние оказывают на государственные дела демагоги (26,1; 41, 2). Афиняне перестают придерживаться законов (26, 2). В шестой год после смерти Эфиальта в архонты начинают избирать и зевгитов (ibid.). Руководящая роль переходит к Периклу, и строй приобретает еще более демократический облик (27, 1). Прослеживаются отдельные признаки дальнейшей демократизации афинского строя. Хотя личность и деятельность Перикла не вызывают к себе симпатии со стороны Аристотеля, он все же признает, что государственные дела шли гораздо лучше при Перикле, чем после него (28, 1). Последующих демагогов Аристотель рисует в очень непривлекательном виде (28,3-4;41,3).
Прямо, отмечено упразднение демократии в 411 г.: демократия отменяется и устанавливается строй Четырехсот (29, 1). Правление Четырехсот названо здесь строем (); в резюмирующем обзоре смены форм правления в Афинах оно названо порядком (– 41, 2). Ясно одно: Аристотель противопоставляет это правление правлению демократии (cf. 41, 2); об этом говорит и рассмотренное выше место, касающееся предложения Клитофонта (29, 3). Было проведено постановление, предусматривавшее передачу власти на время войны пяти тысячам граждан, способных и своими физическими силами и имуществом служить государству (29, 5). Аристотель приводит и два проекта конституции, из которых один должен был быть реализован в будущем (30), а другой немедленно (31). Недемократический характер этих проектов бросается в глаза. Специальной характеристики данных проектов в смысле вводимой ими формы правления Аристотель не дает. Причиной было, вероятно, не только обыкновение Аристотеля не сразу давать определения (исключение до сих пор он сделал только для тирании), но и то, что дело шло о проектах, а не о реально существовавших порядках. Аристотеля интересуют реальные факты. Новый совет вступил во власть раньше, чем истекли полномочия старого. Новая власть сразу же названа олигархической (32, 2; cf. 37, 1). Такое определение относится не к запроектированным конституциям, а к реально существовавшему режиму Четырехсот. Об этой олигархии сказано, что она водворилась при архонте Калии, почти через сто лет после изгнания тиранов. Из такого сопоставления следует, что Аристотель считал весь промежуток между 510 и 411 гг. временем господства демократии. При этом можно вспомнить, что в одном месте Политики олигархия сближается с тиранией (VI, 1, 12, 1318а, 22 sqq.). Правление Четырехсот изображается Аристотелем как самовластие: пять тысяч полноправных граждан были выбраны лишь на словах (З3, 2). После свержения Четырехсот наступило кратковременное правление Пяти тысяч, удостоившееся безоговорочной похвалы со стороны Аристотеля: афиняне прекрасно управлялись в это время, когда была война, и полнотой прав обладали те, кто вооружался на собственный счет (33, 2, fin.). Недолговечное правление Пяти тысяч, при котором полноправными были лишь те, кто способен был вооружиться на свои средства, импонировало Аристотелю тем, что соответствовало требованиям одного из его построений – “среднего государственного строя”, иначе именуемого политией. Очевидно, недолговечность этого режима побудила Аристотеля не выделять его в особую единицу в той главе, где дается общий обзор смены форм правления в Афинах (41, 2).
(стр. 209)
Не исключено, впрочем, и другое объяснение: правление Четырехсот и правление Пяти тысяч вместе представляют собой нечто, противостоящее демократии, которую они сменили и которой сами уступили место; олигархия, обманным способом воцарившаяся вместо запроектированной политии, и полития–законная и правильная форма – с этой точки зрения могли рассматриваться как две фазы единого периода.
Демократия последних годов Пелопоннесской войны названа демократией только в общем обзоре (41, 2). Она совершает ряд ошибок. Ее действия Аристотель считает неудачными (34, 2). Ошибки демократии приводят к поражению при Эгоспотамах и тяжелому для Афин миру.
Одно из условий мирного договора гласило: афинянам управляться прародительской конституцией (34, 3). Неясность этого условия породила троякое его понимание. Сторонники существовавшей демократии пытались на основании этого условия сохранить демократический строй в его прежнем виде. Участники олигархических гетерий и возвратившиеся после окончания войны изгнанники хотели на том же основании ввести олигархию. Третья группировка стремилась к прародительской конституции – (ibid.). Аристотель хочет этим сказать, что целью стремлений третьей группировки было возвращение к подлинной прародительской конституции. Носителей этой идеи Аристотель обозначает как людей непричастных к гетериям и ни в чем не уступавших никому из граждан. Среди наиболее видных представителей ‘этой третьей группы назван и Ферамен, которому дана блестящая характеристика в одной из предшествующих глав Афинской Политии (28, 5). Сам Аристотель несомненно считает правыми Ферамена и его единомышленников. Что касается содержания понятия “прародительская конституция”, то здесь естественнее всего думать о той старой конституции, какую дал Афинам Солон.
Поддержка Лисандра обеспечила победу олигархам. Автором текста постановления, которым было введено олигархическое правление, был Драконтид из Афидн (34, 3 fin.). Новые правители, так называемые Тридцать, держали все государство в своих руках (35, 1). Иначе, говоря, они установили олигархию. Впрочем, на первых порах их действия радовали афинян, думавших, что правительство задается благими целями (35, 2). Меры, радовавшие афинян (и приветствуемые Аристотелем), состояли в отмене того, что считалось опорой демократии в том ее виде, какой она приняла к концу V в. Почувствовав под собой более прочную почву, олигархи перестали стесняться и начали расправляться с людьми, выделявшимися своим состоянием, родовитостью, заслугами, и присваивать себе их имущество (35, 4). Свое неодобрение действиям Тридцати Аристотель выражает прямо. Государство “катилось вниз” (36, 1).
(стр. 210)
С этим глаголом мы уже встречались выше: постепенное падение престижа Ареопага воспринимается Аристотелем как скат вниз (25, 1). Олигархи опасались, как бы Ферамен, став во главе народа, не положил конец их произвольному правлению: “они испугались, чтобы он ... не низверг их господства () (36, 1). Последним словом Аристотель в Политике обозначает крайнюю олигархию, при которой правит не закон, а правители (IV, 5, 1, 1292b, 5 sqq.). Речь Ферамена против других участников правления Тридцати (36, 2) не представляет собой свободной композиции Аристотеля. Аристотель, вероятно, довольно близко следует своему источнику. Во всяком случае сличение с речью Ферамена в “Греческой истории” Ксенофонта (II, 3, 15–17) показывает большое сходство между отражением этой речи у обоих авторов, а оно могло появиться только в результате пользования одним и тем же источником. В Афинской Политии эта речь исполняет двойную функцию – она характеризует остроту политического момента и в то же время выражает отношение Аристотеля к олигархам. Последние оказались неисправимыми. Они медлили с составлением списка трех тысяч полноправных граждан, а затем, наметив кандидатов в этот список, не опубликовывали их имена, чтобы иметь возможность по собственному усмотрению одних вычеркивать, других добавлять (36, 2). Полученное Тридцатью право казнить любого из граждан, не внесенных в список, удаление Ферамена из списка и расправа с ним были началом новых жестоких репрессий со стороны олигархов (37, 2). Если Аристотель в заключительной главе исторического очерка называет правление Тридцати и последовавшее за ним правление Десяти не олигархией, а тиранией – (41,2), то этим, надо думать, он отдает дань обычному словоупотреблению: всякое жестокое правление можно было назвать тираническим. Коллегия Десяти, выбранная под давлением обстоятельств вместо устраненных Тридцати, также проявила себя с самой худшей стороны (38, 2). Только вторая коллегия Десяти оказалась на высоте положения: она примирила афинян, остававшихся в городе, с демократами, возвращавшимися вместе с Фрасибулом. Эта коллегия Десяти состояла из лучших мужей (38, 3). Благодаря им была восстановлена демократия. Выбранные на свой пост при олигархии, они сдали отчет при демократии, и никто из граждан, остававшихся в Афинах или возвращавшихся из Пирея, не выставил против них никаких обвинений (38, 4).
Сочувствие Аристотеля как самому факту примирения, так и первым шагам восстановленной демократии не подлежит сомнению. Архин, один из деятелей демократического режима, сократил срок для заявок о выезде из Афин во вновь образовавшееся (согласно договору) Элевсинское государство.
(стр. 211)
Аристотель приветствует эту меру (40, 2). Непосредственно за этим перечисляются с одобрением другие политические меры, проведенные тем же Архином: отмена псефизмы Фрасибула о даровании гражданских прав всем, кто вместе с ним вернулся из Пирея (некоторые из вернувшихся были рабами), решительное пресечение попытки мстить за прежние обиды. Сообщение о некоторых других шагах восстановленной демократии предваряется словами: “Кажется, они и в частных и в общественных делах самым прекрасным образом из всех и совершенно по-граждански воспользовались прошедшими бедствиями” (40, 3). Афиняне не только аннулировали все прежние обвинения, но сообща уплатили деньги, взятые в долг олигархами у лакедемонян на нужды войны, хотя по договору каждая из сторон (афинская и элевсинская) должна была уплатить долги порознь. Они поступили таким образом, полагая, что это должно быть началом единодушия. В сущности Аристотель хвалит демократию первого после ее реставрации периода за её умеренность: она не включил рабов в состав гражданства, не мстила тем, кто поддерживал олигархию, словом – не использовала своей победы для подавления и экспроприации своих противников, как это делали и афинские олигархи и демократы в других государствах, которые, захватив власть, проводят в жизнь раздел земли (40, 3). Самую реставрацию демократического строя Аристотель склонен считать справедливой, так как своим возвращением демос был обязан самому себе (41, 1).
Однако одобрительные отзывы Аристотеля не распространяются на более поздние стадии существования реставрированной после падения олигархов демократии. Свою рекапитуляцию исторической части Афинской Политии он заканчивает характеристикой этой демократии. В том виде, какой она имела в IV в., она не вызывает к себе симпатии автора Политии. Власть народной массы увеличивается все больше и больше (41,2). Народ сделал себя властителем всего; все управляется декретами и судами, в которых господствует народ; ведь и судебные дела, подлежавшие ведению совета, перешли к народу.
(стр. 212)
Впрочем, последнее Аристотель считает правильным на том основании, что немногих легче привлечь на свою сторону подкупом или услугами, нежели многих (41, 2). Возобновилась, хотя и не сразу, система денежного вознаграждения за посещение народного собрания (41, 3).
Опираясь на все изложение истории государственного строя Афин, используя прямые и косвенные оценки автора, привлекая высказывания его в Политике, получаем следующее истолкование общей композиции Афинской Политии. Сущность самой темы – внутренняя жизнь Афин, которые были демократией par excellence, определила схему построения всего сочинения. Демократия начинается с реформ Солона. Рассмотрение досолоновских конституций – царской и олигархической – служило как бы введением к большому, разделу, посвященному истории Солона. После Солона – Клисфен. Затем решительный перелом в сторону чистой демократии после Эфиальта. Два кратковременных периода олигархического правления; в промежутке между ними непродолжительный период демократии. Наконец, после падения второй олигархии окончательное торжество демократии, которая все более и более отдаляется от исконной демократии времен Солона и реализует все перечисленные в Политике основные демократические моменты (VI, 1, 8, 1317b, 17 sqq.). Это – доступ к занятию государственных должностей открыт для всех, власть всех над каждым и всякого в порядке очереди над всеми, замещение всех (или по крайней мере не требующих опыта и умения) должностей по жребию, отмена ценза (или требование незначительного ценза) для кандидатов на должности, запрещение одним и тем же лицам занимать одну и ту же должность два раза (или более ослабленные формы этого запрета), не распространяющееся, впрочем, на военные должности, краткосрочность должностей (по возможности всех), всеобщее право быть судьями (судьями могут быть все и из всех) по всем делам или по большей и важнейшей части дел (например, по поводу отчетов, государственного порядка и частных соглашений), распространение компетенции народного собрания на все и полное или почти полное пресечение инициативы должностных лиц, денежное вознаграждение за все: за участие в народном собрании, в суде, за исполнение должностей (или за многое из перечисленного с добавлением участия в совете). Если олигархия характеризуется принципами родовитости, богатства, образованности, то демократию, по Аристотелю, характеризуют безродность, бедность, некультурность. Поставив в центре своего внимания конституцию Солона и конституцию современных Афин, Аристотель прослеживает историю афинского государственного строя, подчиняя свое изложение идее постепенной порчи государственного строя Афин на протяжении более двух с половиной столетий (Солон – вторая половина IV в.), с учетом ретардирующих моментов, из которых одни несли с собой, с точки зрения Аристотеля, улучшение, а другие аннулировали недостатки афинской демократии только для того, чтобы заменить их недостатками иного рода.