Т. В. Зуева Б. П. Кирдан русский фольклор учебник
Вид материала | Учебник |
Содержание3. Фольклор рабочих Там прорыты ямы, норы. А у наших у хозяев с жиру брюхо пучится. Горном Батюшке) |
- А. Д. Шалабодов 2010 г. Программа-минимум, 214.7kb.
- Программа курса «славянский фольклор», 164.4kb.
- Лекция 1-2, 1001.75kb.
- Учебник. Русский язык: учебник для 8 класса общеобразовательных учреждений, 89.38kb.
- Домашнее задание по русскому языку на 2 сессию Учебник, 96.88kb.
- Домашнее задание по русскому языку на 4 сессию Учебник, 95.55kb.
- Домашнее задание по русскому языку на 2 сессию Учебник, 136.34kb.
- Домашнее задание по русскому языку на 4 сессию Учебник, 85.3kb.
- Домашнее задание по русскому языку на III сессию Учебник, 71.08kb.
- Русский фольклор, 4293.62kb.
3. ФОЛЬКЛОР РАБОЧИХ
Фольклор рабочих (рабочий фольклор) — устные народные произведения, которые были созданы в рабочей среде или усвоены ею и переработаны настолько, что стали отражать духовные запросы именно этой среды.
Устный репертуар рабочих был значительно шире собственно рабочего фольклора. Еще в XIX в., а также позднее, в среде рабочих записывали крестьянские песни, сказки, пословицы и поговорки, обрядовую поэзию. Исследователями было отмечено, что эти произведения начинали трансформироваться, выражать жизненные интересы рабочих, их идеалы. Например, традиционный свадебный обряд, записанный от солеваров Прикамья, содержал величальную песню жениху, в которой тот прославлялся как мастеровой-умелец1. Подобные факты свидетельствовали о том, что фольклор рабочих, особенно на ранних этапах, формировался на почве культурной традиции, созданной патриархальной деревней.
Однако, в отличие от частушки, фольклор рабочих не превратился в национальное, общерусское явление. Его характерная особенность — локальность, замкнутость в пределах той или иной промышленной территории. Рабочие фабрик, заводов и рудников Петрозаводска, Донбасса, Поволжья, Урала, Алтая, Сибири почти не знали устных произведений друг друга.
Процесс создания новых произведений рабочего фольклора также был своеобразным. В большинстве случаев они имели авторов — непрофессиональных поэтов-самоучек. Утратив связь с устной народной культурой, эти люди лишь поверхностно приобщились к культуре городской, книжной и пытались ей подражать, что не могло не сказаться на художественном уровне произведений. Вероятно, потому, что он был невысок, произведения рабочего фольклора не имели большого количества вариантов. К примеру, одна из ранних рабочих песен, созданная сибирскими рудокопами близ Барнаула — "О, се горные работы ", в полном виде была записана только трижды (см. в Хрестоматии).
В фольклоре рабочих преобладали песенные жанры. В песнях изображались тяжелые условия труда и быта простого рабочего, которым контрастно противопоставлялась праздная жизнь Угнетателей — владельцев предприятий, надсмотрщиков. Песни
отличались приземленностью, натурализмом, почти документальным описанием процессов труда. Их лексика — бытовая, насыщенная профессиональными терминами. По форме это монологи-жалобы. Песни имели силлабо-тонический стих, литературные способы рифмовки и, как правило, четырехстрочные куплеты.
Образцы песенного творчества рабочих (вместе с деревенскими частушками) одним из первых опубликовал и прокомментировал Г. И. Успенский. Он писал: "В руках моих находятся несколько песен рабочих в шахтах, и получены они с Юга и Екатеринославской губернии. <...>
Вот рабочий день шахтера. На Дону открыли знаменитые залежи антрацита и тотчас же принялись за разработку.
^ Там прорыты ямы, норы.
Там работают шахтеры.
Одна яма там такая,
Огромадная, большая —
Сорок сажен глубины,
Три аршина ширины!
Сверху здания большие.
Там машины паровые
И канаты дротяные.
В них проведен там шнурок,
Наверху висит звонок;
Только дернешь за шнурок,
Сверху вдарит молоток,
Верховой дает свисток.
Не успел он просвистать —
Накопилось — негде, встать!
В шахту всех нас швыронуло!
Не успел сказать и слово.
Уж кричат: "Слезай, готово!"
По продольным разошлись.
За работушку взялись, —
Распроклята жизнь шахтера!
День и ночь мы работаем,
Ровно в каторге сидим,
День и ночь мы со свечами
Смерть таскаем за плечами!
Один Бог небесный с нами.
Никакой нужды не знаем!
По продольным мы гоняем.
Спину все себе сдираем!
Один Бог небесный с нами,
Никакой нужды не знаем!
Вот как описывается гибель шахтера, которого слишком второпях тащат из шахты. Садясь в бадью,
С белым светом он простился:
"Прощай, солнце, прощай, месяц,
прощай, белая заря!
Все премилые друзья!"
Вдруг бадейка всколыхнулась —
В шахту бедный полетел..
. А вот как живут шахтеры:
<...>Что шахтерски жизнь проклята.
не ведает про то?1
В Божью церковь он не ходит,
Он не знает про нее.
День и ночь он работает,
Ровно в каторге всегда!
Придет праздник-воскресенье —
Уж шахтер до свету пьян!
В кабачок бежит детина —
Словно маковка цветет;
С кабака ползет детина —
Как лутошечка гола!
Ой, гола-гола-гола —
В чем мамаша родила!
Кабак и ободрение пропащего житья — единственно вот в чем русский рабочий совершенно справедливо видит облегчение своего каторжного труда. Никаких иных перспектив он и не подозревает даже. Неведомая сила вытаскивает его из дому и тащит его в яму, под землю, на сорок сажен глубины. Он с испугом озирается кругом: "Прощай, солнце! Прощай, месяц! Прощай, милые друзья!.." Он день и ночь во тьме, с ободранной спиной. И что впереди? Так ли будет всегда? Не видно, чтобы он хоть на минуту допустил мысль о каком-нибудь изменении в своей участи. <„> Страшное дело этот "рабочий вопрос" вообще, но наше решение его единственно только при помощи кабака слишком уж просто"1.
Частушка была популярна в рабочей среде — она живо реагировала на общественно-политические события, нередко приобретая сатирическую окраску:
Сколь народу, сколь народу.
Сколь народу мучится!
^ А у наших у хозяев с жиру брюхо пучится.
Приемы традиционной народной лирики в рабочих частушках выветривались. Как отмечала Н. П. Колпакова, частушки на острые социальные темы были "построены полностью на самых обычных интонациях разговорной (хотя очень часто и озлобленной) речи, с будничной лексикой, с той системой синтаксиса, которая ничем не отличается от построения прозаических фраз. <...> Это была частушка малопоэтичная, но правдивая и резкая, суровая без прикрас, четкая по мысли и социальной остроте, не прикрытой никакими поэтическими уподоблениями и сравнениями"1.
Прозаические жанры рабочих были представлены преданиями, легендами, сказками, а также их промежуточными, переходными формами.
С легкой руки писателя П. П. Бажова в фольклористику для определения рабочей прозы вошел термин "сказ", который, как позже было установлено, не обозначал никакого нового фольклорного явления. По этому поводу С. Н. Азбелев писал следующее: "Некоторые исследователи давно уже утверждали, что новый жанр прозаического фольклора не только возник, но и процветает — это жанр "сказов". Выяснилось, что эти исследователи по существу выдавали желаемое за действительное. "Сказы" оказались преданиями, легендами, сказками, воспоминаниями, т. е. жанрами, которые существуют уже многие сотни лет. Современные исследователи рабочего фольклора пока не привели данных, которые действительно бы свидетельствовали о возникновении новых жанров"2.
Среди произведений несказочной прозы рабочих значительное место занимали предания. В них рассказывалось об основателях промышленных предприятий (например, о Никите Демидове, построившем в XVIII в. первые заводы на Урале). Сохранялись семейные предания о рабочих династиях. В местах, по которым прокатилась крестьянская война под предводительством Пугачева (1773—1775 гг.), рассказывали предания об этих событиях..
Рабочие создали социально-утопические легенды о благородных разбойниках — народных заступниках (Сороке, братьях Бе-лоусовых и др.). У героев этих легенд, как правило, были реальные жизненные прототипы.
Условия Урала, Сибири и других мест, где рабочие жили в окружении суровой и дикой природы, привели к возрождению языческих верований.
Д. К. Зеленин, записывавший сказки в начале XX в. в районе Каш-тымско-Каслинских заводов Екатеринбургского у., в предисловии к сборнику "Великорусские сказки Пермской губернии" писал: "Занятая Уральским хребтом, его разветвлениями и отрогами, гористая и лесная местность в громадной своей части необитаема как непригодная для земледельческой культуры. Она известна у местных жителей под именем "Урала , и слово это понимается здесь не в смысле определенного горного хребта, а в смысле дикого, необитаемого и малодоступного места. Дремучие, необозримые леса в этом "Урале", часто еще и поднесь не тронутые топором дровосека, глубокие долины, каменные вершины и скалы, богатство животного царства, особенно же змей, ящериц и насекомых, жизнь коих народу совершенно неведома; наконец, обилие больших и малых озер с их камышистыми берегами и каменными необитаемыми островками, — все это не могло не производить на обитающего тут человека впечатление чего-то таинственного, волшебного; все это должно было направлять воображение местного жителя в таинственный мир неведомого и чудесного, усиленно питать веру в близость этого чудесного и таинственного"1.
Среди рабочих возникли мифологические рассказы о хозяевах недр (см. в Хрестоматии сибирскую быличку о ^ Горном Батюшке), о природных богатствах и тех умельцах, которые смогли их взять из земных недр. Подобными рассказами уральских рабочих воспользовался писатель П. П. Бажов ("Малахитовая шкатулка").
Сказки рабочих, известные в очень небольшом количестве, представляли собой занимательные повествования, близкие анекдоту (см. в Хрестоматии "Кузнец и черт "). Они изображали адскую, каторжную жизнь рабочих и сатирически рисовали владельца завода. Чудесное в этих сказках представало как сатирическая метафора.
У рабочих бытовали многие общенародные пословицы и поговорки, которые, как и повсюду в живой речи, приспосабливались к новым условиям. По их образцу создавались собственно рабочие изречения, специфичные по содержанию. В пословицах рабочих ценилось профессиональное мастерство и умение (Всякая работа мастера хвалит), подчеркивалось, что мастерству надо учиться (Кукушка — не ястреб, а неуч — не мастер). Пословицы рассказывали о тяжелых условиях жизни рабочего человека (Батюшка Питер бока наши повытер, братцы-заводы унесли годы, а матушка-канава совсем доконала; золото добываем, себе могилу копаем; хлеб и вода — шахтерская еда). Отрицательную характеристику получали хозяева (Хозяину чужое горе не горько; кому чай да кофей, а нам чад да копоть).
В конце XIX — начале XX в. в рабочей среде возникли пословицы о политических событиях, например о расстреле демонстрации перед Зимним дворцом в 1905 г. (Ко дворцу шли просители, а от дворца мстители; пятый год фабрикантам даром не пройдет). Некоторые пословицы этого периода напоминали лозунги (Дай песне волю — она тюрьмы раскроет, непорядок разроет), а также иносказательные призывы (Руби столбы, заборы сами повалятся).
Со временем в пролетарскую среду быстро вошла книга, потеснив устную поэзию. С 60-70-х гг. XIX в. в песенный репертуар рабочих через пропагандистские газеты и журналы начали проникать стихотворения поэтов-революционеров, в которых преследовались политические, агитационные цели. Народник П. А. Лавров на мелодию и размер французской "Марсельезы" создал стихотворение "Отречемся от старого мира". Появились созданные марксистами революционные гимны и марши, также нередко имевшие свои литературные образцы ("Варшавянка" Г. М. Кржижановского, "Смело, товарищи, в ногу" П. А. Ради-на, "Интернационал" А. Коца и др.). Они исполнялись на маевках и демонстрациях.