Geum.ru

Образы пространства и времени в поэзии Алексея Недогонова

Вид материалаДокументы
Подобный материал:

Образы пространства и времени в поэзии Алексея Недогонова


Боброва О.Б.,

зам. директора по УВР,

учитель русского языка

и литературы

гимназии имени А.С.Пушкина

кандидат филологических наук


Художественная значимость творчества А.Недогонова диктует сегодня необходимость определить роль и место его произведений в литературном процессе первой половины ХХ века, рассмотреть поэтический мир автора в его целостности и развитии. В образной системе лирики Недогонова особую значимость обретают художественные категории пространства и времени. Именно обращение к поэтике хронотопа позволяет наиболее отчетливо выявить особенности творческой индивидуальности и основные этапы художественной эволюции поэзии Недогонова.

В основе национально-культурных истоков мотивов и образов пространства-времени в художественной системе Недогонова 1934 – 1939 гг. лежат образы «геокультурного пространства», имеющие совершенно конкретную географическую узнаваемость: «от Раздор до Ростова», «гремящие каменоломни под Грушевском», «башни Старо-Черкасска», «Хутор. Степь», «Дон Иваныч…в кольчуге ледяной». Генетическая связь Недогонова с Донским геокультурным ареалом определяет специфику художественного осмысления «ландшафтно-культурных» и «ландшафтно-мифологических» примет макропространства в стихах этого периода, а также становится одним из главных импульсов в формировании мифопоэтической образности в поздней лирике.

Широта Донских просторов сменяется широтой мотивов пути/дороги, которые приобретают обобщенно-метафорическое значение: движение в прошлое (воспоминания детства) и будущее одновременно: «дорога как боль сквозная кидала вперед меня».

Бережно сохраненный в душе поэта образ «любимейшей сказки» - детства создает особый эмоциональный фон стихов, стимулирует развитие образных антиномий: родина-чужбина, детство-зрелость, летняя – зимняя метафорика, открытое пространство (донские просторы) – замкнутое пространство (блиндаж, окоп в снегу), сказочные образы (волк, Елена Прекрасная) – приметы реальности. Мотив Детства как локуса уюта, радости, сменяются мотивом Войны. Сквозь призму биографического мифа о сказочном детстве автор воспринимает реальность настоящего, обнаруживая резкую дисгармонию между пространством предвоенной реальности и идеалом детской мечты.

Специфика авторского восприятия реальности усложняется раздвоением сознания лирического субъекта. Поэт переживает трагическое чувство утраты единства бытия вследствие его распадения на два противоположных мира: реальный, существующий в координатах «всеобщего» пространства-времени, и метафизический, открывающий перед человеком истинное бытие Духа. Переход из «царства объективации» в подлинное – метафизическое – бытие осуществляется лишь в «экзистенциальном времени», которое «говорит о движении вглубь», «измеряется напряженностью и интенсивностью состояний объекта», открывая перед лирическим героем «выход к вечности»1: «я свою измученную память / за собой навеки унесу» («Моя эпитафия», 1935).

Идея «двойственной» сущности мира в стихах Недогонова мотивирована не только императивом исторической реальности, но и особенностями художественного мировидения поэта, наделенного сверхчувственной интуицией в осмыслении времени и истории. Катаклизмы эпохи способствовали углублению и обострению этого чувства: «Бьют копыта времен! / И путями сердцебиенья, Площадями Восстаний проходит Мое Поколенье, / потрясая богов / тишиною и бурей земною. / Пепел трех поколений / летит и звенит надо мною…» («Завещание», 1935).

Идея двойственности сознания реализуется и в мотиве сна, который также символизирует рубежное состояние сознания на границе соприкосновения двух миров – эмпирического (видимого) и умопостигаемого (невидимого) «как память, в забытье». Идея соприсутствия в сознании двух миров получает широкое развитие в стихотворениях Недогонова начала 40-х годов: «усни, мое детство, ты мне / напомнишь себя во сне» (1934), «Мне кажется, я не был на войне,/ не шел в атаку, не кричал «ура».//Мне кажется, все это было сном,/ хотя в легенду переходит бой» (Память, 1940); «Я спал в снегу. / И мне фиалки снились. / И милый сын. И домик под Москвой. / Неясное душевное томленье / щемило сердце сонное…» («Под Выборгом», 1940).

При этом очевидны исторические предпосылки возникновения этого мотива: в предвоенные и военные годы художник вынужден обитать не только в идеологическом подполье, но и в «подполье собственной индивидуальности», не снимая, однако, с самого себя ответственности за то историческое зло, которое вышло наружу: «Свинцовая струя / свистит вдоль штыкового острия: / идет в атаку третье отделенье!» («Под Выборгом», 1940).

Обращает на себя внимание переосмысленный образ войны - образ тюльпанов (в третьей части стихотворения «Память»): «…И я без слез, пожалуй, не смогу / припомнить, как под Выборгом цвели / кровавые тюльпаны на снегу». Трагичность образа усиливается антитезой: «тюльпанов нераздельное тепло» (воспоминание о любимой) // «кровавые тюльпаны» - символ смерти, горя.

В основе пространственно-временной организации стихотворений А.Недогонова военного периода лежит особая логика мышления и окружающего мира, подчиненная в большей степени не условному человеческому хронотопу, воспроизводимому в стихах, а закономерностям большого исторического времени. Принципом организации художественного повествования у Недогонова становится причинно - следственный, для которого характерна, по мнению Т. Колядич, «ориентация на хронологическое или последовательное описание событий».

Широта охвата пространственных координат в художественном мире Недогонова 1941 – 1945 гг. обуславливается биографическим фактором: поэт прошел всю Великую Отечественную войну: «Под Ростовом», «в госпитале города Орла», «вошли в Берлин сквозь Сталинград», «мороз в Москве, метель на Украине» и т.п.

Структурной доминантой исторического хронотопа является философско-художественная категория Времени. Горизонталь истории пересекается у Недогонова с Вертикалью Вечности. Историческое проецируется на метафизическую плоскость, поэтому события осмысливаются как постоянно творимое настоящее сквозь призму вечности: «бьют копыта времен по камням» (1935), «спокон веков», «вне расписанья бытия» (1938), «я люблю смотреть на день вчерашний, как на птицу в клетке золотой», «серые от пепла времена» («Прогулка по сказке», 1944). Такое восприятие указывает на то, что вечность не является в понимании поэта застывшей категорией, но соотносится с земной историей, которая в переломные моменты приобщается к вечности.

Поздняя лирика Недогонова приходится на 1947 – 1948 гг. Это период философских раздумий автора. Полнота и единство времени достигается в стихотворении «Камень» (1947), в котором поэт осмысливает гармонию вечного перерождения: «Водою горной камень точится, / потом в пылинку превращается; / ему лететь, как прежде, хочется: / он снова к звездам возвращается…//Планет извечное отчаянье - / в могучих линзах отражение: / какое долгое молчание, / какое светлое падение!» Мифологема времени и идея цикличности акцентированы лексически: «превращается» - «снова…возвращается» - «и снова метеором падает». Время наделяется поэтом целостностью и единством, поэтому круговое движение воспринимается как полное смысла «извечное отчаянье» - все приходит «на круги своя» - время историческое, время личное.

Таким образом, образы пространства и времени являются важной составляющей поэтического мира А.Недогонова. Структурно-тематические модели пространства-времени образуют в его поэзии диалектическое единство, при этом в различные периоды творчества можно выделить доминирующие хронотопы.


1 Бердяев, Н.А. Проблема истории и эсхатология /Н.А.Бердяев //Царство Духа и Царство Кесаря. М.: Республика, 1995. С.275.