Geum.ru

Тысяча лет одного рода

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   37
Рюрик: легенда и реальность

Предоставим слово «Повести временных лет».

«В год 6367 (859). Варяги из-за моря взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и с кривичей. А хазары брали дань с полян, и с северян, и с вятичей по белке от дыма (очага).

В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные урмане (норвежцы) и англы, а еще иные готландцы, — вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а наряда (управления) в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, — на Белоозере, а третий, Трувор, — в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же — те люди от варяжского рода, а прежде были словене. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города — тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах — находники, а коренное население в Новгороде — словене, в Полоцке — кривичи, в Ростове — меря, в Белоозере — весь, в Муроме — мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик. И было у него два мужа, не родственники его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом. И отправились по Днепру, и когда плыли мимо, то увидели на горе небольшой город. И спросили: «Чей это городок?» Те же ответили: «Были три брата, Кий, Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы тут сидим, их потомки, и платим дань хазарам». Аскольд же и Дир остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик же княжил в Новгороде».

Вот она, знаменитая «легенда о призвании» варяжских князей. Сколько «копий было сломано» из-за нее! Споры начались еще в XVIII веке и с тех пор длятся уже третью сотню лет. Камнем преткновения стала так называемая «норманнская теория» образования Русского государства. В советской историографии основателями этой теории были признаны три совершенно разных и мало связанных друг с другом ученых.

Готлиб Зигфрид Байер (1694 — 1738) еще в первые годы существования Петербургской академии наук был приглашен в нее в качестве профессора филологии. Сам он был крупным востоковедом и знатоком древних языков, а вот русского языка не знал и летописи читал в латинском переводе. В изданиях Петербургской академии наук появились написанные Байером на латыни сочинения «О варягах» и «О происхождении Руси». В них он доказывал норманнское происхождение первых русских князей и самого Древнерусского государства.

Идеи Байера развил его младший коллега Герард Фридрих Миллер (Мюллер) (1705 — 1783). В отличие от лингвиста Байера, Миллер был профессиональным историком и являлся профессором русской истории в Петербургской академии наук. Он также официально занимал должность историографа (кроме Миллера этой чести в России удостоились только князь Михаил Михайлович Щербатов при Екатерине Великой и Николай Михайлович Карамзин при Александре I). Заслуги Миллера перед русской наукой действительно велики. Он ввел в оборот несколько важных исторических памятников. А в 1733 — 1743 годах Миллер участвовал в прославленной Великой Северной экспедиции. Он входил в состав отряда, исследовавшего Сибирь. Миллер побывал во многих сибирских книгохранилищах, составил множество выписок из различных источников, и сейчас это собрание под названием «портфели Миллера» хранится в Государственном архиве древних актов в Москве. Оно поистине бесценно для историков, ибо оригиналы ряда документов, с которыми работал Миллер, не пощадило время. В 1749 году Миллер представил в академию свою большую работу «Происхождение имени и народа Российского». Он опирался на скандинавские источники, почти не уделяя русским внимания. В результате роль норманнов в формировании Русского государства была им преувеличена. Диссертация Миллера вызвала неудовольствие императрицы Елизаветы Петровны и по указу Канцелярии Академии наук была уничтожена. Так что «норманнизм» отнюдь не пользовался государственной поддержкой.

Почему же дщерь Петра Великого возмутили выводы Миллера? Императрица Елизавета желала выглядеть спасительницей России от «немецкого засилья». Свергнув с престола императора Иоанна Антоновича и окружавших его иностранцев немецкого происхождения, Елизавета совершила, как ей хотелось представить обществу, патриотический шаг. Все эти Бироны, Минихи и Остерманы отправились в ссылку, а слава России и русского народа засияла еще ярче. Концепция Миллера не вписывалась в тогдашнюю официальную идеологию.

По распоряжению Елизаветы Петровны написать русскую историю поручили Михаилу Васильевичу Ломоносову (1711 — 1765). Он более внимательно отнесся к анализу исторических свидетельств, но впал в другую крайность. Обрушившись на Миллера, Ломоносов не только пламенно защищал самобытность государственности в России, но и отрицал какое-либо существенное влияние на русскую историю норманнов. С Ломоносова начались в историографии попытки представить варягов не скандинавами, а племенами иного этнического происхождения. Впрочем, еще Василий Никитич Татищев (1686 — 1750), капитальный труд которого «История Российская» как бы стоял в стороне от основной линии споров, выдвинул версию о финском происхождении Рюрика и пришедших с ним варягов.

Третий основоположник «норманнизма» — Август Людвиг Шлецер (1735 — 1809) пробыл на русской академической службе недолго. Но и по возвращении на родину не оставил научных занятий в области русских древностей. Итогом его исследований явился фундаментальный труд «Нестор», в котором Шлецер провел скрупулезный источниковедческий анализ «Повести временных лет». С этого времени, по сути, началось научное летописеведение. Шлецер не сомневался в значительной роли норманнов при образовании государства на Руси, но ко многим скандинавским источникам относился с преувеличенным недоверием. Так, например, этот заклятый, по определению советских историков, норманнист считал скандинавские саги «глупыми выдумками» и предлагал «выбросить эти исландские бредни из всей русской древнейшей истории». Весьма странная позиция для закоренелого норманниста.

Но научная мысль развивается. То, что было приемлемо в XVIII веке, вряд ли может быть продуктивным в начале XXI. Но и до сих пор, несмотря ни на что, околонорманнистская полемика периодически возрождается, обретая былую остроту. Спад наметился еще в начале XIX века, благодаря совершенно новому уровню исследований, заданному Николаем Михайловичем Карамзиным (1766 — 1826). Вдумчивая работа с источниками, спокойное, довольно бесстрастное изложение и аргументированность выводов поставила его «Историю государства Российского» в ряд великих достижений русской научной мысли. Авторитет Карамзина, а затем и академика Михаила Петровича Погодина (1800 — 1875), на время притушил норманистские дискуссии. И Карамзин, и Погодин предпочитали следовать за русскими летописями, подкрепляя их данные иностранными источниками, и сформировали официальную историческую доктрину, согласно которой и Рюрик и другие первые русские князья были норманнами по происхождению.

Но с середины XIX века возродились идеи Ломоносова. В 1876 году увидел свет капитальный труд «Варяги и Русь». Его автор — Степан Александрович Гедеонов (1815 — 1878). Сын директора Императорских театров, почетный член Петербургской академии наук, он с 1863 года служил директором Императорского Эрмитажа. Эрмитаж в то время был крупнейшим хранилищем русских древностей, а научная школа этого учреждения находилась на большой высоте. С. А. Гедеонов камня на камне не оставил от «норманнской теории». Его главный тезис заключался в тождестве варягов и балтийских славян. Получалось, что государственность и династия на Руси были хоть и иноземными, но все равно славянскими.

«Варяги и Русь» стали поворотным пунктом в изучении норманнской проблемы. Во второй половине XIX века, да и в дальнейшем споры переместились в область происхождения самих варягов. Одни историки (академик А. А. Куник (тоже работавший в Эрмитаже), скандинавист К. Ф. Тиандер, датский востоковед Вильгельм Томсен, академик и ректор Московского университета С. М. Соловьев) считали варягов норманнами, другие (например, автор пятитомной «Истории России» и популярнейших гимназических учебников Д. И. Иловайский) — балтийскими славянами. Дмитрий Иванович Иловайский в своих обобщающих работах по русской истории даже вовсе не упоминал Рюрика, будто его и не существовало. К слову сказать, выдвигались и иные версии о происхождении варягов, но широкого распространения они не получили.

Где же пролегал основной рубеж между двумя сторонами, почему, казалось бы, вокруг чисто научной проблемы ломалось столько копий? Все дело заключалось в понимании патриотизма. Эта идея стала доминирующей при решении вопроса о происхождении Руси в советское время, существует она и сейчас. Почему-то считали, а многие считают и ныне, что иностранное влияние в начале русской истории, присутствие иноземцев на Руси и неславянское происхождение правящей династии ущемляет чувство национального достоинства русских, показывает их неспособность к самостоятельной самоорганизации. Такое понимание патриотизма выглядит весьма странным. Ведь Древняя Русь не была какой-то жесткой, «закрытой» системой, в которую не должны были проникать никакие заграничные веяния. Не была такой наша Родина и в дальнейшем. Вспомним, какой след в русской истории оставили монголы или те же немцы при Петре I. Что уж говорить о древнейших временах, когда границы были настолько расплывчаты, что и пределы государства в IX веке обрисовать сложно. Русь находилась на пересечении разных путей, этнических и культурных влияний, и стыдиться этого по меньшей мере нелепо. Англичане, например, гордятся тем, что в их истории оставили след и римляне, и норманны, но для нас это почему-то унизительно. Как аргумент, часто выдвигают знаменитую летописную фразу «земля наша велика и обильна, лишь порядка в ней нет», понимая ее абсолютно неверно. Не о порядке идет речь в летописи, а о «наряде», то есть управлении. Нужен был князь, его и позвали.

Этот ультрапатриотический настрой особенно был характерен для советской исторической науки 1930 — 1950 годов. Да и позже его накал не снижался. Тогда говорить не то что о влиянии скандинавов, но даже об их присутствии на Руси в древнейший период было невозможно. А страшный ярлык «норманиста» мог перечеркнуть всю деятельность ученого. Одновременно с этим история Древнерусского государства непрерывно удревнялась. Вообще стремление «прибавить» к своей истории одно-два, а то и десяток столетий — весьма распространенное явление, но в советское время оно проявилось очень уж сильно. Апофеозом стало празднование в 1982 году 1500-летия города Киева. Получалось, что Киев возник в конце V века, при византийском императоре Анастасии, с именем которого связывалось появление в Константинополе основателя Киева — князя Кия (о самом Кие речь впереди). Дата 862 год, как уже говорилось выше, вообще со страниц учебников истории исчезла. Рюрика считали чисто легендарной фигурой. Но все же проводились и серьезные исторические исследования, которые позволили более внимательно отнестись к проблеме.

Нужно заметить, что полемика по поводу норманнизма имела смысл лишь тогда, когда считалось, что происхождение династии напрямую связано с образованием государства. Такая традиция характерна скорее для средневекового мышления. Но даже у автора «Повести временных лет» эти явления разделялись. Еще в начале своего повествования он как бы поставил три вопроса, на которые дает ответ летопись. Первый — «откуду есть пошла Русская земля» — связан с происхождением Руси, то есть народов, ее населяющих, прежде всего славянского. Второй — «кто в Киеве нача первее княжити» — касался происхождения княжеского рода. Ответом были рассказы о Кие и его братьях, Рюрике (хотя сам Рюрик в Киеве не княжил, но там княжили его потомки), Аскольде и Дире, Олеге, Игоре и Ольге. А описание самого процесса образования государства отвечало на третий вопрос: «и откуду Руская земля стала есть», то есть «как она создалась». Таким образом, сначала летописец рассказывал о происхождении народа, потом о происхождении династии, распространившей из Киева свою власть на другие племена, а ответ на третий вопрос получался после объединения двух первых — этнического, основного, и династического, «наложенного» на этнический. Только после этого становилось понятно (согласно представлениям летописца), что сформировалось Древнерусское государство благодаря деяниям первых князей среди данных народов.

На современном же уровне развития исторической науки совершенно ясно, что от национальной принадлежности правящего рода сам процесс образования государства не зависит. Формирование государства происходит в результате долгого исторического развития. Поэтому в настоящее время околонорманнистские споры просто потеряли всякий смысл. Древнерусское государство возникло у восточных славян в IX веке. Двумя центрами, откуда оно началось, были Киев на юге и Новгородская земля на севере. Варяги же, хоть и сыграли заметную роль в ранней русской истории, конечно, не были создателями нашего государства, и поэтому происхождение династии Рюриковичей никак не может умалить «национальную гордость великороссов».

Благодаря исследованиям многих учёных — историков-источниковедов, археологов, лингвистов определен сложный характер самого летописного рассказа о призвании варягов. В нем как бы переплелись реальные, исторические, и легендарные черты. Отделить одно от другого сложно, но в этом особенность средневекового исторического сознания, когда реальность и миф сочетались в нем и составляли нераздельное целое. И все же мы можем отметить несколько реалий в летописном повествовании.

Прежде всего, подтверждается археологически этническая ситуация, которая сложилась тогда на севере русских земель. Эти территории были зоной активных контактов между разными народами. Археологи обнаружили немало славянских, угро-финских, балтских и скандинавских древностей в регионе, о котором говорит летопись. Вероятно, там сложилось и объединение нескольких племен, призвавших Рюрика на княжение. Это чудь, словене, кривичи и весь. Важно отметить, что это финно-угорские и славянские племена, причем финно-угорское — чудь стоит в летописном рассказе даже на первом месте. Это может свидетельствовать о том, что в исторической памяти долго сохранялся факт позднего (около VI — VII веков н. э.) прихода славянского населения на север Руси, в район Новгорода, где исконно обитали именно финно-угры.

В летописном рассказе упомянут и «ряд», то есть своеобразный договор, заключенный местными племенами с пришлыми князьями. «Ряд» определял права и обязанности варяжских князей на чужой территории и ставил их в определенную зависимость от местного населения. Практика подобных соглашений известна и в других регионах Европы, например, в Англии.

Наконец, необходимо признать и реальность самой фигуры Рюрика. Ведь его имя не мифично и не является искусственно созданным. Оно не объясняет тех или иных географических названий, как, например, присутствующие в летописи имена основателей Киева Кия и его братьев, родоначальников вятичей и радимичей — Вятко и Радима. Имя Рюрик историки выводили из разных языков, и существует несколько версий на этот счет.

В самом факте приглашения иноземного правителя на Русь также нет ничего удивительного. Ведь при решении межплеменных конфликтов, о которых в той же «Повести временных лет» сказано вполне определенно под 859 годом, обращение к третьей, как бы независимой этнической силе было вполне естественным. Можно привести аналогию из истории западных славян, которые избрали своим королем иноземца, по-видимому франка, — Само. В качестве такой силы могли выступать и ютландец (датчанин) Рорик и ободрит (балтийский славянин) Рерик (таковы главные интерпретации личности Рюрика, о которых будет сказано в дальнейшем). Ни тот ни другой этнически не были связаны ни с варягами — шведами, собиравшими дань с северорусских областей, ни с самим населением этих территорий.

В то же время в летописном рассказе воплотились и некоторые легендарные и фольклорные мотивы. Уже дореволюционные историки А. А. Куник и К. Ф. Тиандер обратили внимание на схожесть русского сказания с иностранными легендами об основателях государства. Так, у англо-саксов тоже была подобная легенда. Там в Англию прибыли со своими соплеменниками два брата-сакса Хенгист и Хорса, они создали свое государство и основали династию. Об этом известно из труда «Деяния саксов», написанного средневековым автором Видукиндом Корвейским. Историки даже назвали такие предания «переселенческими сказаниями». К. Ф. Тиандер считал, что в «Повести временных лет» сохранилось не одно, а целых три «переселенческих сказания» — в сообщениях о Кие, Рюрике и Аскольде и Дире.

Столь же легендарен, вероятно, и мотив троичности братьев-князей. Можно предположить, что летописец выстраивал единую родословную русских князей. Вот почему Синеус и Трувор могли «превратиться» в братьев Рюрика. Но интересно, что троичность вообще отразилась в самых разных культурных традициях, и не только применительно к истории Руси (достаточно вспомнить христианский догмат о Святой Троице). В «Повести временных лет» троичность также присутствует неоднократно. Кий основывает Киев с двумя братьями Щеком и Хоривом. На три части делит свои владения князь Святослав Игоревич для своих трех сыновей — Ярополка, Олега и Владимира. После смерти Ярослава Мудрого старшими на Руси остаются три его сына — Изяслав, Святослав и Всеволод, так что историки говорят даже о некоем «триумвирате». Арабские учёные, рассказывая о Руси, говорят о трех центрах русов — Куйабе (Киеве), Славии (Новгороде) и Арсе (?). Даже европейский хронист Титмар Мерзебургский, описывая русские события после смерти князя Владимира, говорит о том, что он оставил трех сыновей-наследников, хотя на самом деле у Владимира сыновей было гораздо больше. А скифская легенда о прародителях народа — трёх братьях Липоксае, Арпоксае и Колаксае? Такова традиция мышления, проявляющаяся в разных памятниках и у разных народов. Может быть, глубинный «архетип» оставил свой след и здесь?

Наконец, в рассказе о призвании князей воплотились и исторические идеи летописца. Прежде всего — идея единства княжеского рода. В соответствии с ней автор летописи создает и единую генеалогию династии, связывает всех деятелей родственными и функциональными отношениями: Синеус и Трувор — братья Рюрика, Олег — его родственник, а Аскольд и Дир — его соратники. Эта мысль нашла особенно яркое отражение в летописях значительно более позднего времени и в работах историков XVIII века. Здесь даже Аскольд и Ольга «оказались» генеалогически связанными с родом Рюрика. Впрочем, присутствие этой идеи в летописи само по себе не дает еще историкам права отрицать всю раннюю родословную русских князей.

С помощью добровольного призвания оправдывалась власть иноземной династии над Русью. Происходило узаконение, или, говоря научным языком, легитимизация Рюриковичей на Руси. Не захват или вторжение, не насильственное подчинение, а приглашение на престол служило оправданием власти варяжских князей в Древнерусском государстве.

Но призвание варягов также включало Русь в контекст общеевропейского и, шире, мирового исторического процесса. В «Повести временных лет» вообще очень много внимания уделено этому контексту, вот почему летописец начинает свой рассказ о происхождении и расселении народов, опираясь, конечно, на Библию. Славянские народы, в том числе и русский, занимают среди них свое особое и важное место. И наконец, призвание подчеркивало мысль о «даровании» Руси определенной династии и соответствующей формы правления. Призвание было сродни законному обретению княжеской династии, а власть князя из Рюрикова Дома считалась необходимым элементом государственной системы на всей территории Древнерусского государства. Даже в Новгороде, традиционно именуемом историками «боярской республикой», формально правили князья Рюриковичи. Приглашение Рюрика могло стать основой новгородской традиции приглашения князя на стол, или напротив, в летописном рассказе могли видеть историческое оправдание этой традиции.

Следует обратить внимание и еще на некоторые аспекты сказания. Сам факт появления династии да и правящей элиты (братья-варяги пришли «с роды своими») извне уже являлся существенным фактором легитимизации. Князья и их приближенные происходили, таким образом, не из местной, «своей» среды; они — принципиально «иные», как бы из другой системы, другого мира — и уже этим оправдывалось их высокое положение. Таким образом, иностранное происхождение совсем не лишало династию и элиту прав, а, напротив, оправдывало их власть и ведущее положение в обществе.

В этом плане можно, вслед за Куником и Тиандером, сопоставить русскую легенду с подобными преданиями других европейских традиций. В иностранных сказаниях тоже есть мотивы прихода родоначальника династии со своими приближенными, которые и составляют правящий слой, на земли каких-либо местных племен. В целом в европейских генеалогических легендах можно выделить несколько мотивов.

Родоначальник, первый правитель имеет местное происхождение. Он оказывается или порожденным землей, как греческий Эрихтоний — получеловек-полузмей, или же связанным с землей по роду своих занятий, как польский пахарь Пяст, основатель древней королевской династии в Польше. В этом случае родоначальник носит черты «культурного» героя, «возделывающего», «обрабатывающего» свою Родину. Можно вспомнить и римскую легенду о пахаре Цициннате, в момент угрозы принимающем власть, а затем возвращающемся к своему делу.

Родоначальник имеет божественное происхождение, то есть генетически связан с богами. Уже тем самым обеспечивается его законность в глазах подданных. Такие легенды были очень широко распространены. Греческие правившие династии возводили себя к богам-олимпийцам, а скандинавские и британские — к богам североевропейского пантеона. Основатели Древнеримского государства Ромул и Рем считались сыновьями бога войны Марса. Римские императоры династии Юлиев — потомками Венеры. Даже великие античные учёные Платон, Аристотель, Гиппократ среди своих предков числили богов. Этим подчеркивалась их уникальность.

Родоначальник мог появиться и «извне». Иногда вообще неизвестно откуда — как своеобразный «дар богов». Например, основатель датского королевского рода Скильд (Скьельд), по свидетельству англосакского эпоса «Беовульф», был найден младенцем в лодке, причалившей к датскому берегу. Как не вспомнить здесь и библейский рассказ о Моисее, младенцем найденным египетской царицей у берегов Нила. Или же основатель государства, народа, династии появлялся из другой, далекой, а иногда и вовсе мифической страны. К примеру, английские хронисты XII века писали, что основателем Британии был Брут, представитель древнего римского рода. Таким образом они связывали свою историю с мировой (в данном случае через античность). Античную прародину придумывали себе и другие народы. А в средневековой Скандинавии возникла легенда о происхождении верховных скандинавских божеств. Их именовали асами и по созвучию предположили, что они пришли из Азии.

Очевидно, что сказание о Рюрике и его братьях сходно именно с последним комплексом легенд. Хотя в той же «Повести временных лет» мы видим и другую легенду о прародителях, относящуюся еще к недатированному, как бы «доисторическому» периоду. Это рассказ о Кие, его братьях и сестре. Он, судя по происхождению имени самого князя, близок, по всей видимости, к первому пласту. Кий предстает в мифологизированном образе героя-кузнеца, приобретшего черты «культурного героя» местного происхождения. Он первопредок полян, их первый князь, почти равный по значимости самому императору Византии.

В летописном рассказе о призвании важно отметить и мотив неопределенности происхождения князей. Нет четких географической («из-за моря» — из какой страны?), социальной (братья — кто?) и этнической (варяги — какие?) локализаций. Эта неопределенность усиливается и отсутствием в летописи каких бы то ни было сведений о самих князьях до момента призвания. Да и их биографии удивительно кратки. Пришел — умер: Рюрик, Синеус, Трувор, отчасти Аскольд, Дир. Вообще более или менее развернутые биографии князей Рюриковичей начинаются в «Повести временных лет» только с третьего поколения династии, то есть со Святослава Игоревича. Конечно, летописец просто мог и не знать конкретных фактов о жизни и деяниях первых русских князей. Поэтому в данном случае, может быть, корректнее говорить не о том смысле, который был заложен в летопись изначально, а о том, который сформировался в процессе дальнейшего развития средневекового исторического сознания.

Тем не менее важно подчеркнуть особенности работы древнерусского летописца. Ведь во времена создания «Повести временных лет» книжная письменность была делом очень узкого слоя лиц, преимущественно относившихся к среде духовенства. Процесс письма, медленный и тщательный, и отношение к письму как к некоему важному и значимому действию определяли и отношение самого летописца к своему труду. Письмо воспринималось им как своего рода священнодействие, послушание, даже подвижничество. В этих условиях создатель летописи стремился скорее отразить как можно больше исторической информации и сделать это наиболее объективно, нежели путем субъективной редакторской работы искажать историческую правду, как зачастую предполагали историки. Естественно, субъективное отношение к тем или иным событиям у летописца проявлялось в том числе и с помощью использования библейских аналогий. Однако личный взгляд кардинально не снижал уровня объективности автора. Впоследствии летописи XVI — XVII веков, например Никоновская, пытались расцветить правления первых князей какими-либо деталями. Но это опять-таки не означает домысливания событий абсолютно во всех случаях: и в поздних источниках могли найти отражение сведения, не зафиксированные ранними памятниками.

Легендарные мотивы в известии о появлении Рюрика на Руси именно как основателя княжеского рода могли способствовать некоторой «сакрализации» самого этого имени. Исследователей не раз удивлял факт очень редкого использования имени Рюрик в дальнейшей истории династии. Но в принципе такова судьба значительной части имен родоначальников других раннесредневековых династий. Примерами могут служить основатели французской династии Меровей (равно как и Гуго Капет), польской — Пяст, венгерской — Арпад, датской — Скьельд. Как правило, имена таких предков не становятся родовыми именно из-за мифологизированной значимости их носителей. И имя Рюрик в данном случае не является исключением. Оно появилось вновь только в середине XI века у одного из сыновей внука Ярослава Мудрого — князя Ростислава Владимировича. Следует отметить, что эта ветвь рода была «изгойской», «выпавшей» из общей системы престолонаследия. Возможно, поэтому Ростислав и назвал трех своих сыновей именами основателя династии Рюрика и основателя христианской ее «части» святого Владимира (в крещении Василия) — Рюрик, Василько, Володарь. Так он стремился подчеркнуть свою преемственность от общего княжеского корня. Среди потомков Ростислава эта традиция существовала и далее: князья Владимирко Володаревич, Ярослав Осмомысл, Владимир Ярославич. В середине XII века имя Рюрик появилось еще два раза. Его носили Рюрик Ростиславич, внук Мстислава Великого, и Рюрик Ольгович из черниговской ветви Рюриковичей (по женской линии тоже потомок Мстислава).

Происхождение правителя извне, из другой культурной или этнической среды само по себе, повторяю, способствовало укреплению прав его потомков на власть. Полагаю, что именно с этой точки зрения можно рассматривать и генеалогические легенды русской аристократии. Дело в том, что большинство русских древних дворянских родов также имели легенды об иноземном происхождении своих родоначальников. Эти предания сформировались в XVI—XVII веках, а может быть, и раньше. В исторической науке такие легенды именуются «легендами о выездах». Направлений «выездов» было два: Европа и Орда. Причем Европа «покрывалась» словом «немцы», а затем иногда следовало уточнение, например, «из Немец, из Свейской (то есть шведской) земли», «Из Немец, из Фряжской (итальянской — варяжской) земли» и т. д. Романовы происходили от выходца из Пруссии Гланды Камбилы, Пушкины — от пруса Ратши, Толстые — от литовца Индриса, Лермонтовы — от шотландца Лермонта, Годуновы — от татарского мурзы Чета и т. д. Так чуть ли не вся русская аристократия, оказывается, имела иностранные корни.

Позже «легенды о выездах» все больше и больше стали превращаться в фантастические сказки. Вымыслы их авторов, как правило, представителей самих родов, не знали границ. Русская фамилия Козодавлевы искала предков в Германии — Кос фон Давен, Колмнины возводили себя к итальянскому роду Колонна, Бестужевы придумали предка шотландца Беста, а Супоневы (чисто русская фамилия) «обнаружили» в предках испанского короля Супа (!). На этом фоне легенды о знатном происхождении безродного Меншикова или мелкопоместного дворянина Потемкина выглядят невинными баснями. А Римские-Корсаковы еще в конце XVII века выдвинули идею о происхождении своего рода со времен Римской империи и стали-таки носить двойную фамилию!

Отношение к этим легендам у историков всегда было критическим. Один из основателей русской научной генеалогии Леонид Михайлович Савелов считал все эти рассказы абсолютно ничего не имевшими с действительностью. Но за критицизмом стали звучать и иные голоса. Историки в России и в эмиграции анализировали некоторые из этих легенд, наиболее древние, и обнаруживали отдельные исторические реалии, в них отразившиеся. Такие исследования были проведены по предку Пушкиных — Ратше, по предку Романовых — Гланде Камбиле. А эмигрант-генеалог Н. П. Михайлов даже обнаружил в архивах Ватикана документы о приезде на Русь некоего итальянца Савелли, который стал предком русского рода Савеловых и, следовательно, самого Леонида Михайловича Савелова. В Италии Савелли занимали не последнее место среди нобилей и двое римских пап — Гонорий III и Гонорий IV принадлежали к этой фамилии. В России представителем рода Савеловых тоже было высшее духовное лицо — только Русской православной церкви — девятый московский патриарх Иоаким (патриарх в 1674—1690 годах). Такова ирония истории!

Но независимо от того, содержалось или нет в «легендах о выездах» историческое зерно, они имели большое значение для русского дворянства. Это тоже были своего рода «переселенческие» сказания, хотя и появившиеся достаточно поздно, по сути сходные с легендой о Рюрике. Как основатель самой главной, первой династии правителей Руси оказался иноземцем, так и предки второй династии — Романовых произошли из Пруссии, так и другие роды в позднее средневековье стали фиксировать тот же мотив иноземного прародителя. Своеобразное этническое дистанцирование элиты ставило ее как бы «над» остальным обществом и тем самым оправдывало ее руководящее социальное положение.

Но вернемся к Рюрику. Если он был реальным историческим лицом, то что мы знаем о нем? «Повесть временных лет» свидетельствует о призвании Рюрика на княжение в Новгород. В то же время другие летописи, в том числе Новгородская Первая и Ипатьевская, говорят о первоначальном вокняжении Рюрика в Ладоге и лишь потом в Новгороде. По всей видимости, Рюрик действительно сначала стал правителем Ладоги, которую некоторые современные археологи именуют «первой столицей Руси». Затем, может быть, центром княжения Рюрика стало городище под Новгородом. Потом постепенно власть Рюрика распространилась и на другие окрестные территории (Изборск, Белоозеро, Ростов, Муром), где княжили его братья — Синеус и Трувор и «мужи» Рюрика. Но главный вопрос остается: каково же происхождение первого русского князя, а значит, и династии, которую он основал?