Geum.ru

Тимирханов валентин Рахимович моделирование лингвофилософских явлений в свете имяславской традиции

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Основное содержание работы
В первой главе «Имяславие как одна из традиций отечественного языкознания»
Подобный материал:
1   2   3   4

^ ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении определяются объект и предмет изучения, указываются основные цели и задачи работы, обосновывается ее актуальность, теоретическая новизна, практическая значимость, кратко характеризуются методология и методы исследования, формулируются основные положения, выносимые на защиту.

^ В первой главе «Имяславие как одна из традиций отечественного языкознания» рассматриваются теоретико-методологические позиции историографического, научно-аналитического изучения и представления имяславской лингвофилософии как особой продуктивной макромодели теоретического языкознания (философии языка) в России в единстве ее лингвофилософских оснований и обеспечиваемых ею принципов моделирования, формирующих смысловую и категориальную целостность оценки образа языка и определенные теоретические модели языковых явлений; предлагается внутренне мотивированная версия истоков, обстоятельств возникновения и преемственности данной макромодели со времени раннего христианства; осуществляется интерпретация комплекса религиозно-философских, теоретико-лингвистических и социокультурных факторов становления имяславского учения о языке.

Разработанность темы имяславского языкознания слаба, использование достигнутого им лингвофилософского понимания языковых явлений в качестве ресурса современного лингвистического моделирования также минимально, критически мал и объем соответствующих качественных изысканий, которые не могут пока ни скрыть, ни восполнить картину, недостойную высокого уровня отечественной лингвистической аналитики и абсолютно несоразмерную лингвофилософскому масштабу имяславской традиции. Вот почему и сама она, и предлагаемые ею возможности перспективного моделирования языковых явлений остаются фактически tabula rasa для истории и теории языкознания.

В последнее время серьезное внимание к имяславскому учению о языке обнаруживает православное богословие. Здесь можно обозначить два основных вектора, определяемых преимущественно мерой допустимого контакта с формами светского знания и терпимости к экуменическим тенденциям: ортодоксально-догматический (строгий) и рационально-богословский (умеренный). В рамках первого подхода (прот. А. Геронимус) имяславская лингвофилософия, несмотря на критику ее интеллектуального дискурса, увлеченного платонической систематикой и соловьевством, объявляется созвучной святоотеческому Преданию и вырастающей из признания синергетической апофатической сути исихастского священнобезмолвия. Имяславское отношение к слову, онтологизм в качестве метафизического принципа бытия и познания находит поддержку представителей второго подхода (свящ. Р. Слесинский, прот. К. Копейкин). Сохраняется в современном богословии и имяборческая составляющая (игумен П. Пиголь).

В отличие от лингвистики, не в пример более активно и успешно осваивает поле имяславских смыслов (как правило, укорененных в рефлексию о природе языка) философия. В рамках философски ориентированного дискурса считаем возможным выделение следующих направлений исследования: познавательно-идентификационного, историко-философского и философско-лингвистического. Представители первого (А.Б. Бочаров, Г.Ф. Гараева, К. Гарднер, А.Ф. Управителев, А.В. Усачев, С.С. Хоружий) квалифицируют философские основания и структуры имяславской традиции, проблемы языка здесь являются фоном, на котором дается гносеологическая и культурфилософская интерпретация трудов имяславцев в свете общефилософских представлений о референции, истине, значении. Серьезные усилия в деле историко-философского анализа имяславской лингвистики в развитии философски значимых тенденций отечественной лингвокультуры как теории познания были предприняты Н.И. Безлепкиным. В философско-лингвистическом дискурсе (В.И. Моисеев, Д.И. Руденко, В.В. Прокопенко, Ю.С. Степанов, Э. Холенштайн и др.) сталкиваемся с исключительно избирательным и фрагментарным опытом разработки метафизического словаря и концептуализации довольно разрозненных сегментов имяславских лингвистических построений, касающихся отдельных интересов и сторон единой традиции. Главное, что их объединяет,– это сугубая сосредоточенность на описании философских концептов, вычитываемых из лингвистической теории.

Более определенной лингвофилософской рефлексией проникнуты работы отечественных языковедов, сознательно смещающих исследовательский приоритет в сферу объяснительных возможностей имяславской традиции для самой лингвистики. Наиболее значимы заслуги в открытии имяславской философии языка для современной лингвистической мысли и включении ее в методологический и отчасти в историко-научный контекст В.И. Постоваловой, Л.А. Гоготишвили и А.М. Камчатнова. В трудах первых двух авторов основной тон остается преимущественно эпистемологическим, общеметодологическим, чаще – философско-лингвистическим, редко и фрагментарно эксплицирующим непосредственно лингвистическую рефлексию, хотя освидетельствование ими текстов имяславской традиции всегда подразумевает лингвофилософский контекст, имплицитно к нему обращено и, т.о., создает необходимые предпосылки для лингвофилософской транскрипции имяславского языкознания. Ни в учебном (кроме новаторского учебного пособия А.М. Камчатнова и Н.А. Николиной по курсу «Введение в языкознание»), ни в историографическом жанрах лингвистического дискурса имяславская тематика пока не нашла своего законного и заслуженного места. За редчайшим исключением, касающимся предельно кратких упоминаний, в современных переизданиях известных и авторитетных трудов по истории лингвистики так же, как и в новейших работах, авторы предпочитают не замечать имяславское учение о языке.

Характер имяславской лингвистической традиции как лингвофилософской макромодели должен определяться, исходя из следующей совокупности и последовательности факторов: условий органичности духовно-мистического понимания догматической первоосновы восточно-христианского вероучения, мировоззренчески цельного позиционирования изнутри православного знания и религиозной приверженности метафизическим истокам Предания; методологической и онтологической общности установок представителей данного направления, безусловного признания доминирующей роли глубинного типа отношений между сферами языка, мышления и реальности при фокусировке внимания к сущностному смысловому истолкованию явлений естественного человеческого языка как феноменологического, синергетического, принципиально существенного, но частного случая (проекции) эйдетического языка; согласованности категориально-лингвистических акцентов, оценок и процедур, превалирующих теоретических трактовок лингвофилософских фактов; приоритетно избираемых и стратегически развиваемых единой стилистикой исследовательского мышления подходов к анализу языкового материала; существования широкого объяснительного диапазона лингвофилософских ресурсов и предлагаемых на их основе позиций лингвистического моделирования. В этом случае имяславская лингвистика как макромодель и персонифицированная традиция может предстать в качестве самостоятельного факта историологии науки о языке и особого лингвофилософского направления, как достоверный и уникальный документ, содержащий и хранящий в себе не только систематически реализованные и потенцируемые, актуальные принципы языкознания, но и свидетельства внушительного отрезка времени с его социально-культурными, духовными приметами и мировоззрением, значимый документ, отражающий достигнутое и перспективное понимание не только языковой, но и внеязыковой реальности.

Макромодель как инвариант аналитической историко-научной конструкции, как матрица базового уровня и способ включения лингвистической традиции в историографический и теоретический контекст языкознания обеспечивает моделирование лингвофилософских явлений с учетом вариативной фокусировки научных задач по отношению к реально-жизненной вариативности самого языкового материала, чтобы, максимально детально и максимально полно охватив языковое явление, построить его лингвистическую модель и тем самым вернуться к целостному инварианту, единораздельно порождающему, представляющему и объясняющему установленную вариативность при помощи лингвофилософской рефлексии. Лингвистическая же модель, в случае непротиворечивой экстраполяции в ней исходной общей аксиоматики традиции, в процессе такого конструирования отсылает и возвращает исследователя языка к макромодели и становится достоверным объяснительным свидетельством самой традиции как макромодели, т.е. историографическому и лингвофилософскому документу. Лингвистическая модель как матричное образование второго уровня, удовлетворяющее матричным запросам первого уровня, металингвистически работает в соответствии с принципами реализации структуры макромодели на определенном языковом субстрате и объяснительно свидетельствует об аутентичном лингвофилософском понимании исследуемого языкового явления. Модель в ее межуровневом, общесистемном понимании, интерпретирующая «структуру в определенных параметрических условиях» (А.Ф. Лосев), должна удовлетворять базовым требованиям единораздельности представления фактов историологии языка, теории языка и, наконец, самого языка, а также принципам «упорядочения составляющих ее элементов» и «порождения» как возможности перехода «от целого к его частям и от одной части целого к его другой части, а также и ко всему целому… с выдвижением вперед активно-смыслового становления цельности внутри нее самой в виде ее частей или в виде ее элементов или частей». При таком подходе соблюдается содержательное и уровневое различие понятий макромодели, модели и общих принципов моделирования, а также обеспечивается логика их внутреннего единства, укорененная в имяславское представление о моделировании в лингвистике.

Созданная в духе Отцов церкви, восточной патристики оригинальная имяславская философия языка органично слита с православным мировоззрением. Именно в нём – обращение к слову как основе мироздания, понимание внутренней сущности языка как Богочеловеческой синергии, возможность точно обосновать свой взгляд на устройство мира. Система православного знания прежде всего отражается в «теантропокосмической» парадигме философии языка, «в которой язык рассматривается в максимально широком контексте (Бог, человек, космос)» (В.И. Постовалова).

Методологическими, мировоззренческими «ключами» к решению проблем современного теоретического языкознания в России следует считать следующие: качественные характеристики софийной иерархичности и структурированности мира и знания о нем, отношение к миру как к слову, основания диалектического реализма. Всё это обусловливает особый тип отношений православного вероучения и лингвистического знания с точки зрения истории и теории лингвистики. Связь между современными принципами, постулируемыми отечественными лингвистами, и лингвофилософским наследием имяславия, не имеет, как правило, прямого либо непосредственного характера. Однако связь эта, будучи, в силу понятных причин, ослабленной, но не пресеченной временем, является предсказующей, мотивированной логикой развития российской научно-философской парадигмы, традициями морально-этических основ русской филологической мысли, самой нашей словесности, единством, поддерживавшимся опытом церковного служения и его непрекращавшейся проповеднической деятельности, а также современной переоценкой отношения науки к духовной жизни. Не только основы отечественной реалистически ориентированной риторики, но и теоретико-методологические разыскания российской лингвофилософии, семасиологии, ономасиологии, этимологии, лингвистики текста, других отраслей языкознания могут быть органично вплетены в надежный и авторитетный «узел» православия и имяславского онтологического словоучения.

Комплекс антропологических и эпистемологических положений ранней патристики в сфере мировоззренческих проблем лингвистического знания имеет смысл определить хронологически как период восточно-христианской протофилософии языка. Лингвофилософское исследование корпуса богословских трудов св. Афанасия Великого (IV в.), св. Никифора, патриарха Константинопольского (конец VII – начало IX вв.) позволяет сделать следующие выводы. Богословская основа указанного комплекса содержится в нем уже в полном объеме и выполняет по отношению к другим составляющим (компонентам, звеньям) провиденциально-конституирующую функцию. Фундаментальность теологических оснований поддерживается базовым характером полагания: догматический компонент Предания (своего рода компендиум) сохраняется в репрезентативно-сжатом формате и далее не трансформируется, не расширяется, оказываясь вне какой-либо научно-философской конъюнктуры. В то же время этот стабильный «узел» демонстрирует возможности развертывания, творчески осваивается в последующем применительно к задачам религиозной коммуникации, исторической жизни Церкви, критики светской философии, научно-аналитическим процедурам светского знания. Прототипические построения лингвофилософского содержания целиком подчинены задаче формирования концепции словоучения. Задачи развертывания доктрины о Боге-Слове объективно создают предпосылки имяславской «теоантропокосмической» трактовки языка и современного православного богословия языка. Слово Божие нетварно, неподвижно, ничем не содержимо, наоборот, все содержит в Себе. В человеке же Слово «по причастию», Оно дано человеку извне, как всеобъемлющая власть над ним. Сила Слова – в промышлении всего сущего, в истолковании. Со-бытийные проявления Слова соответствуют уровням Его эйдетического воплощения в мире в результате различных процессов становления Смысла и обретения Им формы, в целой серии формообразований. Дискретность языка задает его профанные свойства: дробность речемысли, метонимичность и метафоричность, протекание в пространстве-времени, препятствующие универсальному, всецелому охвату действительности. Поэтому слово в естественном языке, «слово, какое имеет словесный человеческий род», есть образ изменчивый, динамичный, определенным способом формализованный. Подчеркивается активный характер человеческого знания и языка как особой сферы духовной реальности. Функции прямого и рефлектированного наблюдения над языковыми фактами сведены к минимуму. Никакого специализированного языковедческого анализа здесь нет, никакая выводная теория языка не содержится. Но (и в этом нет парадокса) основные компоненты для начала интенсивного процесса генерирования нового теоретического знания о языке уже наличествуют. Все это позволяет нам говорить о смысловой заряженности восточно-христианской протофилософии языка лингвистическим знанием и о богатом лингвистическом потенциале текстовых импликатур ее создателей. Имеет место лингвистическая латентность святоотеческих текстов, которая выявляется, кроме собственно смысловой стороны корпуса, во-первых, в особенностях православного дискурса (прежде всего через его верификационные возможности, поиском путей вербализации духовного опыта святых отцов) и, во-вторых, в авторской заботе о соблюдении определенных дискурсивных правил и в этой связи в оценке отдельных языковых единиц.

В контексте развития лингвофилософской мысли русское лингвистическое имяславие занимает особое место, определяемое его отношением как к формированию системы ценностей восточно-христианского богословия, так и к истории общефилософского процесса. Во втором ряду прежде всего заметен уникальный непантеистический платонизм имяславия, он пропитан и обогащен христианским вероучением. Сходство же принципов лингвофилософии имяславия с той линией европейской философии, что провозглашает приоритет понятия сущности, осмысления бытия и духа с точки зрения имени как исходной точки, в которой скрещиваются проблемы миропонимания, имеет по преимуществу формальный характер. Это касается всех разновидностей сенсуалистической, рационалистической и позитивистской философии Запада, оказывающихся совершенно чуждыми русскому имяславию в силу стремления их видеть первоэлементы мысли или в области чувственных представлений, или в системе абстрактных схем и категорий. Метафизика и феноменология также важны не сами по себе, используются не в западноевропейской философской транскрипции, они становятся средством поиска и развертывания глубинных смысловых связей, обоснования диалектического единства бытия.

Другая составляющая лингвистического имяславия представляет собой линию развития философии языка в России, очерченную взглядами представителей формального и психологического направлений в русском языкознании. Эти предшественники имяславцев доказывали существование непосредственной связи языковых форм с формами сознания и народной жизни, чем в определенном смысле приблизились к пониманию бытийности языка, смело и обоснованно отказались от прямолинейного логицизма, отвергнув схоластические принципы универсальной грамматики. Однако акцент, сделанный ими на формальной стороне языковых единиц, не позволил в полной мере сосредоточиться на проблемах языкового мышления, признать соединение идеи и формы фактом самого бытия языка, а его сущностью то, что человеческое познание осуществляется в слове. Серьезное значение в качестве предпосылок имяславской лингвофилософии имели устойчивые мотивы реализма и онтологизма в лингвистической позиции К.С. Аксакова.

Новой идейной почвой, на которой созрели принципиально иные подходы лингвофилософского анализа, стало развитие русской религиозной философии. В сравнении с первым (Ф.А. Голубинский, С.С. Гогоцкий, В.Н. Карпов и др.), а также вторым (В.С. Соловьев, В.Д. Кудрявцев-Платонов, казанский архиепископ Никанор и др.) периодами ее становления, третий этап онтологической философии имени (П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков, А.Ф. Лосев) характеризовался доминированием лингвистической проблематики, поскольку признавалось, что раскрытие тайны языка ведет к апофатическому постижению законов тварного бытия, а человеческое слово причастно к началам, его объединяющим и объясняющим. Решающим фактором возникновения лингвофилософии имяславия стал сам историко-культурный фон научно-философского процесса в России начала XX в., определяемый не только духовным ренессансом русской гуманитарной науки, стремившейся преодолеть негативные секулярные установки прошлого, тормозившие живое движение научной мысли и ее воссоединение с православной традицией, но и афонскими спорами имяславия и имяборчества, занявшими не последнее место в общественном сознании и вовлекшими в свою орбиту не только церковников, но и широкие научные и общественные силы. Имяславие может быть рассмотрено в методологическом плане как триединая система мировоззренческих принципов, оказывающих тотальное воздействие на решение всего комплекса познавательных и научно-теоретических основ миропонимания; мировоззренческий ресурс имяславия именно в силу своей единораздельности соединяет в один эпистемологический узел и неразрывно увязывает решение отдельных частнонаучных проблем языкознания с их философским обоснованием и богословским оправданием. Следовательно, методологически корректным может быть признано только такое систематическое поуровневое и межуровневое рассмотрение содержательных пространств православного духовно-мистического опыта, реалистической диалектики и частнонаучной лингвистической аксиоматики, которое отвечает принципу аутентичности каждой из трех феноменологических проекций.

Образ языка в имяславии моделируется посредством особых лингвофилософских категорий, обеспечивающих рассмотрение мира сквозь призму слова и определение принципов смыслового объяснения языковых явлений, но ни поиск, ни нахождение, ни установление каких-либо новых лингвистических фактов. Метод нового изложения лингвофилософских явлений предусматривает применение процедур моделирования языковых явлений, в основе которого лежит имяславское понимание модели в качестве коммуникативно-смыслового «конструирования упорядоченной последовательности языковых элементов» «в определенных параметрических условиях», реализованную на определенном субстрате, в пределах единораздельной целостности языкового «семантического континуума», которая имеет значение не сама по себе, но «как знак человеческого мышления и вообще человеческого сознания в процессах общения одного индивидуума с другим» (А.Ф. Лосев). Краеугольным основанием лингвофилософского метода имяславия является характеристика языка в категориях сущности и явления. Сущность открывает себя, свои черты в своих явлениях. Однако сущность как таковая не сводится к тем чертам и свойствам, которые можно увидеть в ее явлениях. Сущность представляет собой основу предмета действительности, любой реалии, в которой нерасторжимо и источно содержится вся информация об этом предмете, его бытии. Одновременно сущность дает понять себя в предмете настолько, насколько велик объем сведений, отражаемых человеческим языком в мысли об этом предмете. Отсюда человек и выраженный в его языке мир становятся главными осями лингвофилософского анализа имяславия, проникая в каждую его категорию. Представление образа языка в имяславии связано с категорией отражения. Однако отражение не понимается как слепое копирование или воспроизведение действительности, либо как сугубо свойство только самой материи. В основе отражения лежат сложные функциональные отношения между действительностью и ее переработкой в человеческом языке. В работе отражения на первый план выходит активный характер обратного воздействия человеческого языка и сознания на действительность. Основу лингвофилософских категорий прерывности / непрерывности и конечности / бесконечности составляет имяславское понимание бесконечного многообразия и бесконечной изменчивости мира и языка. Поэтому методология имяславия требует безусловного преодоления эмпиризма, понимаемого как бесконечное перечисление отдельных языковых фактов вне их лингвофилософского упорядочения. Совокупность как множество есть всегда нечто целое, в свете которого только и должны представляться и оцениваться отдельные его факты. В лингвистике, которая оперирует бесконечным числом оттенков смысла и бесконечным варьированием единиц и категорий в живой речи, нельзя обойтись без лингвофилософского понятия предела в отношении к целому множеству. С этой целью на основе реалистической диалектики вырабатываются лингвофилософские категории части / целого и предела. При этом элемент целого тоже не есть просто какая бы то ни было его часть, но такая его часть, которая рассматривается в свете этого множества как некая цельность. Такое понимание имеет универсальное значение для построения любой теоретической модели языка.

Имяславие более чем здраво относится к познавательным возможностям лингвофилософских категорий, понимая всю их условность и апофатизм, однако их применение в создании достоверного образа языка представляет собой необходимую основу для выработки лингвистикой собственной и строгой теории без превращения языка в мертвую материю, но позволяющей видеть в нем «живой и самостоятельный организм» (А.Ф. Лосев). Лингвофилософская категория в имяславии – базовое понятие, умственное построение методологического характера, отображающее фундаментальные свойства онтологического отношения мира и языка и упорядоченно представляющее конкретные факты этого отношения, философски синтезированные мистическим опытом православной антропологии и восточно-христианского реализма, транспонированное в системном изложении в качестве смысловой основы лингвистического моделирования языка. Лингвофилософские категории – это набор регулятивных квалификаторов методологического порядка, выполняющих по отношению к теории языка конститутивно-дефиниционную функцию. Применение лингвофилософских категорий к анализу лингвистического материала позволяет раскрыть смысловые особенности решаемых проблем, сформулировать идейно значимые позиции исследователя и дать целостную и ценностную мировоззренческую характеристику представленной автором системы фактических данных и теоретических положений. Накладываясь на сеть лингвофилософских категорий научного текста, лингвистические единицы получают методологическую мотивированность и приобретают статус онтологических объектов.