Начнем с того, что заглянем в словарь иностранных слов. Там говорится, что в современном русском языке слово «экономика» имеет два смысла. В первом смысле (совокупность производственных отношений) мы его уже не раз употребляли. Во втором смысле это «обозначение науки, изучающей данную совокупность производственных отношений».
Однако термины экономика и политическая экономия не следует считать равнозначными. В настоящее время термин экономика в смысле отрасли знания понимают скорее как экономические науки. Наряду с политической экономией эти науки включают теперь многообразные отрасли знания об экономических процессах. Организация производства, труда, сбыта продукции, финансирования на предприятиях — предмет экономических наук. Это относится как к капиталистическому, так и к социалистическому хозяйству. Как известно, в рамках больших капиталистических концернов осуществляется капиталистическое планирование, а его методы и формы представляют опять-таки предмет экономической науки. Государственно-монополистическое регулирование хозяйства, без которого немыслим современный капитализм, также нуждается в фундаменте объективных знаний о хозяйстве в его совокупности и по отдельным отраслям. Увеличиваются, таким образом, практические функции экономических наук.
Читатель хорошо знает, что и в нашей жизни профессия экономиста теперь включает весьма разнородные функции, начиная от очень конкретной, инженерно-экономической или планово-экономической работы и кончая сугубо идеологической деятельностью по преподаванию и пропаганде марксистско-ленинской политической экономии.
Все это можно объяснить сложностью самого понятия производственных отношений. Одни их формы носят наиболее общий, социальный характер. Это собственно предмет политической экономии. Другие рассматривают более конкретные формы производственных отношений, непосредственно связанные с техникой, с производительными силами. Иные технико-экономические проблемы связаны с производственными отношениями лишь сугубо косвенно. Значение конкретных экономических наук будет неизбежно возрастать. С их развитием в основном связано внедрение математики и новейшей счетно-аналитической техники в экономические исследования и в практику управления хозяйством.
Как философия, бывшая когда-то наукой наук и обнимавшая, по существу, все отрасли знания, стала теперь лишь «одной из многих», так и политическая экономия, обнимавшая ранее все экономические явления, теперь стала только головной в семье экономических наук. Это закономерно.
Вернемся в Самуэльсону. Означает ли название книги, что в ней рассматривается более широкий круг вопросов, чем собственно проблематика политической экономии? Отчасти да. В ней есть элементы бухгалтерского учета, науки об управлении предприятиями, банкового дела и т. п. Вытеснение в английском языке термина political economy термином economics (таково в оригинале название книги) объясняется в известной мере той же причиной — специализацией экономических наук.
Но дело не ограничивается этим. Политическая экономия, какой она вышла из рук Смита и Рикардо, была в своем существе наукой о классовых отношениях людей в буржуазном обществе. Центральной ее проблемой было распределение продукта (или доходов) — проблема социальная, и притом социально острая. Уже многие последователи Рикардо пытались смягчить социальную остроту его политической экономии, которая представляла собой высшее достижение классической школы. Но этого было уже недостаточно для буржуазии: ведь одновременно на базе рикардианства возникла политическая экономия Маркса, открыто провозгласившая предметом науки общественные производственные отношения и сделавшая вывод о закономерности гибели капитализма.
Поэтому в 70-х годах прошлого столетия одновременно в ряде стран появились и укрепились новые экономические концепции, которые на основе отказа от трудовой теории стоимости стремились лишить политическую экономию ее социальной остроты. В центре науки были поставлены некоторые общие принципы, лишенные общественного и исторического содержания: принцип убывания субъективной полезности благ при потреблении, принцип экономического равновесия. По существу, предметом этой политической экономии оказались не столько общественные отношения людей в связи с производством, сколько отношения людей к вещам.
Главной проблемой экономической науки стала «технологическая», лишенная социального содержания проблема выбора между альтернативными возможностями использования данного блага, или, как стали говорить, данного фактора производства: труда, капитала, земли. Проблема оптимального использования ограниченных ресурсов несомненно существенна для любого общества и входит в сферу экономических наук. Но она не может целиком определять предмет политической экономии.
Была провозглашена «социальная нейтральность» политической экономки: какое дело такой науке до классов, эксплуатации и классовой борьбы? Но за этим скрывалась новая форма идеологической защиты капитализма. В руках этих экономистов — Джевонса в Англии, Менгера и Визера в Австрии, Вальраса в Швейцарии, Дж. Б. Кларка в США — «старая» политическая экономия превратилась в нечто неузнаваемое. Теперь это был набор абстрактно-логических и математических схем, в основе которых лежит субъективно-психологический подход к экономическим явлениям. Естественно, что этой науке скоро потребовалось и другое название. Стали говорить о «чистой экономии», очищенной от всего социального. Термин «политическая экономия», который по буквальному смыслу и по традиции имел именно социальное содержание, стал неудобным и стеснительным.
