Панорама политической науки России: пространство и время политики

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3
*6. В разнящихся геополитических проекциях судеб одной и той же страны, ареала, мирового порядка в целом ученый обретает метод все более полного и разностороннего изучения этих объектов через построение серии пробных моделей и их сопоставительный анализ.

Позволю себе утверждение, которое не должно показаться парадоксом после всего сказанного выше. Критическая научная деконструкция аппарата геополитики, выяснение того, как протекает ее семиозис не может ее дискредитировать ни в ипостаси мировидения, ни как практику. Даже подход к ней как к “ложному сознанию” помогает осмыслить политические потенции пространства, преломляющиеся в призмах конъюнктур. Ограничивая, сужая и обусловливая применимость схем геополитики, такой анализ отводит ей место в поле предположительного знания-мнения, древнегреческой “доксы”, что, кстати, звучит вполне в духе заветов К.Хаусхофера, говорившего об объяснимости истории геополитическим инструментарием только на какой-то процент.

Покажу на примере, как критика таких конструктов помогает не только политологу глубже понять моделируемую ими реальность, но и геополитику — усовершенствовать свой аппарат, иначе говоря, как, провоцируя геополитическую имагинацию на самокритику, можно получать научное знание.

Мы уже видели, что образы гроссраумов способны подавлять вопрос о политических отношениях, которые должны установиться на проектируемых Больших Пространствах, о разных дистрибуциях амплуа центра и периферии, фокуса и хинтерланда, “хозяев” и “слуг” в зависимости от путей складывания внешне сходных целостностей. Ту же когнитивную ошибку допускали и наши первые евразийцы Н.С.Трубец­кой и П.Н.Савицкий, когда в своем изображении “России-Евразии” объявляли Российскую империю преемницей державы Чингисхана на том основании, что и та, и другая объединяли в разные времена одни и те же области внутренней Евро-Азии. При этом недооценивалось различие в положении центров, вокруг которых пространства “строились” в каждом из этих случаев. В наши дни Дугин особенно демонстративно пренебрегает подобными разницами, уверяя, что за вниманием к ним скрывается подмена собственно геополитического принципа “земли” инородным ему расово-национальным принципом “крови”. Думаю, не все так просто.

Конечно, в истории бывают случаи, когда два центра борются за одну и ту же роль в ареале, так что победа любого из них не меняет ни внутренних, ни международных его характеристик: похоже, к такому типу близка борьба Москвы с Тверью за главенство в “подордынской” Руси ХIV в. Но совсем другое дело, когда внутри наличного или потенциального гроссраума за тягающимися и сменяющимися центрами встают существенно разные физико- и культурно-географические комплексы, различные типы хозяйства, религиозно-идеологические “сакральные вертикали” и традиционные мировые ориентации. В борьбе таких комплексов за пространство разница способов его объединения выходит на передний план по сравнению с инвариантностью пространства как такового. Ибо в зависимости от того, которая из столкнувшихся сил это пространство организует, какой вид доминирования-подчинения и кооперации на нем установится, какие элементы будут ведущими, а какие — вспомогательными, получатся пространства по большому счету политически разные: иными будут внутренние связи, иным и положение в ойкумене.

Разберем все тот же казус с державой монголов и Россией. Я уже не говорю о первичной империи Чингисхана и его ближайших наследников, с ее явным восточноазиатским фокусом, с центром сперва в Каракоруме, затем в Пекине. Но и пример Золотой Орды, с ядром в поясе степей и полупустынь, с лесистыми краями на севере и северо-западе как своеобразными фронтирами, в частности, отделявшими ее от мира Европы, показывает всю проблематичность тезиса евразийцев. Это была другая пространственная структура, нежели Россия с ее лесным и лесостепным историческим ядром, по ХVIII в. защищавшаяся засеками от степей и полупустынь и даже в высшем цветении имперской мощи до второй четверти XIX в. медлящая с продвижением в Центральную Азию, осторожничающая в отношении безлесных равнин хартленда. Ни для империи монголов, ни даже для Золотой Орды не могли встать всерьез вопросы ни о балтийском, ни о “византийском” наследстве, ни, скажем, о Северном морском пути. Какое-то время Золотая Орда — улус Джучи — могла входить в один гроссраум с Монголией и даже с Китаем, но никогда ее властители не ставили в число своих приоритетов гегемонию на Европейском субконтиненте. Иначе — с Россией, чьи центры с ХV по XX в. соседствовали с этим субконтинентом — “домом” западной цивилизации, — вместе с ним принадлежа к западной части лесистого евроазиатского севера. Россию отличали от Орды и базисный вектор “центр — периферия”, и опорный тип ландшафта, и господствующие формы хозяйства, и привычный образ мира с византийским фокусом, и религиозная “вертикаль”. В сфере политической Орда не знала ничего подобного институту Земских соборов, ознаменовавшему эпоху Московской Руси, очертив фундаментальное для нашей будущей политической мысли отношение — “земли” и “власти”. Расхождение между системами оказывается неизмеримо нагляднее того “преемства”, которое пытались заложить в свой проект евразийцы. Большая Форма Жизни, радикально по-иному организованная и ориентированная, — это другая Большая Форма Жизни.

Я полагаю, что в рамках политологии может и должна выделиться отрасль, занимающаяся геополитикой как изучаемым типом политической мысли, и политической практики. Эта отрасль могла бы получить название метагеополитики или геополитологии. Иногда мы сталкиваемся с утверждением, что геополитика пребывает на той ступени преднаучного знания, которое должно развиться в “подлинную науку”, подобно тому, как из алхимии с ее образами духовно заряженных природных элементов возникла научная химия. Я настаиваю на отсутствии надобности в таком развитии, ибо соответствующая позитивная наука уже существует в лице политической географии. Думается, связь между геополитикой и геополитологией следует представлять не по типу отношений алхимии с химией, но наподобие той связи, которая, согласно К.Г.Юнгу, соединила алхимию с глубинной психологией XX в.; а именно от геополитологии следует ждать, прежде всего, раскрытия когнитивных структур, воплощающихся в геополитическом проектировании.

Критикуя мифы геополитики, геополитология и политическая география могли бы обучить ее мысль и ее практику чуткости к моментам, часто ею игнорируемым. А за это аппарат геополитики послужил бы политологу, ставящему свои вопросы к ее образам и направляющему само их порождение к важным для него целям. Политолог может заложить в этот аппарат указание на то, что вопреки многим геополитикам, начиная с Ратцеля, рост государства не всегда говорит о его здоровье и силе. Достаточно вспомнить экспансию Австрии сперва в Италии, а затем на Балканах в последний, закатный для ее империи, век. Тем самым он обратит геополитическую имагинацию к иным критериям и основаниям могущества. Он в состоянии применить геополитические навыки к моделированию пространственного расклада цивилизаций и попробовать по-новому осмыслить, исходя из этого расклада, их политическую феноменологию — как это сделал норвежец С.Роккан по отношению к Европе (69).

Задаваясь такими и многими другими вопросами, внушенными политической наукой, геополитика должна будет, в частности, войти в контакт с молодой ветвью последней — с хронополитикой, работающей с разнообразными версиями временных и стадиальных конъюнктур, осмысляя те шансы, которые появляются у государств и обществ в силу неоднородности исторического и политического времени, а также те ограничения, которые эта неоднородность накладывает*7 (70). В диалоге науки с пространственно-поли­ти­чес­ким конструированием, воли к истине — с волей к творчеству, вероятно, будет меняться и сам образ геополитики, но при сохранении ее парадигмальных прагматических устремлений и когнитивных особенностей, откристаллизовавшихся в первой половине XX в. — в желании перестроить произвольно размежеванный “постколумбов мир”.

1. Разуваев В.В. Геополитика постсоветского пространства. М.,1993.

2. Кобринская И.Я. Внутриполитическая ситуация и приоритеты внешней политики России. М.,1992.

3. “Российская газета”, 21.01.1992.

4. Лимонов Э. Ждут и живые и павшие. — “Советская Россия”, 15.01.1991.

5. Плешаков К.В. Геоидеологическая парадигма (Взаимодействие геополитики и идеологии на примере отношений между СССР, США и КНР в континентальной Восточной Азии 1949-1991 гг.). М., 1994.

6. Сорокин К.Э. Геополитика современного мира и Россия. — “Полис”, 1995, № 1.

7. Косолапов Н. А. Геополитика как теория и диагноз (метаморфозы геополитики в России). — “Бизнес и политика“, 1995, № 5.

8. Ильин М.В. Этапы становления внутренней геополитики России и Украины. — “Полис”, 1998, № 3.

9. Михайлов Т.А. Эволюция геополитических идей. М.,1999.

10. Дугин А.Г. Основы геополитики. М., 1997.

11. “Известия”, 9.12.1991.

12. Богатуров А.Д., Кожокин М., Плешаков К.В. После империи: демократизм и державность во внешней политике России. М.,1992.

13. Поздняков Э.А. Геополитика. М., 1995.

14. Туровский Р.Ф. Ядро Евразии или ее тупик? — Россия на новом рубеже. М., 1995.

15. Очень раннюю постановку вопроса о “геополитическом Я России” см.: Этап за глобальным. Национальные интересы и внешнеполитическое сознание российской элиты. М.,1993.

16. Цымбурский В.Л. “Остров Россия” за пять лет. Приключения одной геополитической концепции. — Россия и мир: политические реалии и перспективы. Информационно-аналитический сборник. № 10. М., 1997.

17. Жириновский В.В. О судьбах России. Ч.II. Последний бросок на юг. М., 1993; Жириновский В.В. Очерки по геополитике. М., 1997; Зюганов Г.А. Держава, М., 1994; Зюганов Г.А. За горизонтом (о новейшей российской геополитике). М., 1995; Зюганов Г.А. География победы. М., 1997; Бабурин С.Н. Российский путь. Становление российской геополитики начала XXI века. М.,1995; Митрофанов А.В. Шаги новой геополитики. М., 1997.

18. Послание по национальной безопасности Президента Российской Федерации Федеральному Собранию. М., 1996.

19. Савицкий П.Н. Континент Евразия. М., 1997.

20. Цымбурский В.Л. Тютчев как геополитик. — “Общественные науки и современность”, 1995, № 6; Константинов С.В. В долгу у Ивана Аксакова. — “Русский геополитический сборник”, 1998, № 3; см. также — на мой взгляд слишком патетические — публикации Е.Ф.Морозова о Милютине и Снесареве: “Русский геополитический сборник”, 1996-97, № 1, 2.

21. Батюк В., Евстафьев Д. Первые заморозки. Советско-американские отношения в 1945-50 гг. М., 1995; Константинов С.В. Сталин в борьбе за единство России (декабрь 1917 — март 1921 г.). — “Русский геополитический сборник”, 1997, № 2; Константинов С.В. Замолчанный Сталин. — Там же; Михайлов Т.А. Указ. соч.

22. Богданов А.П. От летописания к исследованию: Русские историки последней четверти ХVII в. М.,1995; Экштут С.А. “Доступим мира мы средины”.— “Вопросы философии”, 1997, № 4; Зорин А.Л. Русская ода конца 1760-х и 1770-х годов, Вольтер и “греческий проект” Екатерины II — “Новое литературное обозрение”, 1997, № 24; Зорин А.Л. Крым в истории русского самосознания. — “Новое литературное обозрение”, 1998, № 31.

23. Лурье С.В. Российская империя как этнокультурный феномен и ее геополитические доминанты (Восточный вопрос, XIX век). — Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Ч.1. М., 1993; Лурье С.В. Россия: община и государственность. — Цивилизации и культуры. Вып.2, М., 1995; Лурье С.В. Русские в Средней Азии и англичане в Индии: доминанты имперского сознания и способы их реализации. — Там же; Лурье С.В. Историческая этнология. М., 1997, гл. XI, XIII, XIX.

24. Цымбурский В.Л. “Остров Россия”: перспективы российской геополитики. — Иное: Хрестоматия нового российского самосознания. Т.II. М., 1995; Цымбурский В.Л. Тютчев как геополитик... ; Цымбурский В.Л. Новые правые в России: национальные предпосылки заимствованной идеологии. — Куда идет Россия? Альтернативы общественного развития. II. М.,1995; Цымбурский В.Л. “От великого острова Русии...” (к прасимволу российской цивилизации). — “Полис”, 1997, № 6.

25. Kjellen R. Der Staat als Lebensform. Berlin-Grunewald, 1924.

26. Сорокин К.Э. Геополитика современного мира и геостратегия России. М., 1996.

27. Гаджиев К.С. Геополитика. М., 1997.

28. Dorpalen A. The World of General Haushofer. N.Y. — Toronto, 1942.

29. Гейден Г. Критика немецкой геополитики. М., 1960.

30. Grabowsky A. Raum, Staat und Geschichte: Grundlegung der Geopolitik. Köln, B., 1960.

31. Parker G. Western Geopolitical Thought in the Twentieth Century. L., N.Y., 1985.

32. Encyclopaedia Britannica. Vol.10. L., 1960, col. 182.

33. Geopolitiques des regions fransaises. Sous la direction de Yves Lacoste. T.1. P., 1986.

34. В немецких работах неоднократно встречаем сравнение геополитики с медициной, объединяющей многообразие знаний, методы и технологии общей миссией предотвращения и лечения болезней. См.: Maull O. Das Wesen der Geopolitik. Leipzig, B., 1930, S.30; Scherer P. Warum Geopolitik? Fragen zu einer umstritten Wissenschaft. — “Berliner Debatte INITIAL”, 1995, № 3, S.6.

35. Bausteine zür Geopolitik. B., 1928.

36. Mattern J. Geopolitik. Doctrine of National Self-sufficiency and Empire. Baltimore, 1942.

37. Strausz-Hupe R. Geopolitics: The Struggle for Space and Power. N.Y., 1942.

38. Gottmann J. La politique des Etats et leur geografie. P., 1952.

39. Gottmann J. Docrtines geographiques en poltique. — Les doctrines politiques modernes. N.Y., 1947.

40. Маккиндер Х. Географическая ось истории. — “Полис”, 1995, № 4.

41. Makkinder H. The Round World and the Winning of the Peace. — “Foreign Affairs”, 1943,
vol. XXI, № 4.

42. Haushofer K. Weltpolitik von Heute. B., 1934.

43. Семенов-Тян-Шанский В.П. О могущественном территориальном владении применительно к России.— Рождение нации. М., 1996.

44. Spykman N.J. America’s Strategy in World Politics: The United States and the Balance of Power. N.Y., 1942.

45. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? — “Полис”, 1994, № 1; Хантингтон С. Столкновение цивилизаций и изменение мирового порядка. — “Pro et contra”, 1997, т. 2, № 2, ср. Haushofer K. Geopolitik der Pan-Ideen. B., 1931; Чхеидзе К.А. Лига Наций и государства-материки. — Евразийская хроника. Вып. 8. Париж, 1927, с. 32 и сл. — с очень важным комментарием П.Н. Савицкого.

46. Maull O. Das Wesen der Geopolitik. Leipzig, B., 1939.

47. Цит. по: Соколов Д.В. Эволюция немецкой геополитики.— Геополитика: теория и практика. М., 1993.

48. Taylor P.J. Political Geography. World Economy, Nation State and Locality. L., N.Y., 1985.

49. Haushofer A. Allgemeine politische Geographie und Geopolitik. Bd.1. Heidelberg, 1951.

50. Лурье С.В., Казарян Л.Г. Принципы организации геополитического пространства (введение в проблему на примере Восточного вопроса). — “Общественные науки и современность”, 1994, № 4.

51. Семенов Ю.Н. Фашистская геополитика на службе американского империализма. М., 1952; Каренин А.А. Философия политического насилия. М., 1971.

52. Fifild R.H., Pearcy G.E. Geopolitics in Principle and Practice. Boston, 1944.

53. Подробнее о бергсоновском идеале “открытого общества” как о возрождении средневекового мифа Града Божия в условиях кризиса Европы наций-государств см.: Ильин М.В., Цымбурский В.Л. Открытое общество: от метафоры к ее рационализации. М., 1997.

54. Mackinder H.J. Democratic Ideals and Reality: A Study in the Politics of Reconstrustion. L., 1919. Попытка П.Тэйлора развести империализм и геополитику, утверждая, что первый основан на доминировании, а вторая — на состязании независимых сил, явно выдает тот факт, что автор сложился как ученый в маккиндеровской традиции.

55. См.: Schmitt C. Land und Meer. Leipzig, 1942; Шмитт К. Планетарная напряженность между Востоком и Западом и противостояние Земли и Моря. — В кн. Дугин А.Г. Основы геополитики... с.526-549. Любопытно, что в русском переводе названия последней статьи заключительные пять слов привнесены переводчиком (у Шмитта — “Die planetarische Spannung zwischen Ost und West), явно стремившимся придать тексту более агональный стиль, чем в оригинале.

56. Бжезинский 3. Великая шахматная доска. М., 1998.

57. Сороко-Цюпа А.О. Проблемы геополитики в исследованиях французских авторов. — Геополитика: теория и практика. М., 1993.

58. Ср. Ильин М.В. Проблемы формирования “острова России” и контуры его внутренней геополитики.— “Вестник Московского университета”. Сер. 12, 1995, №1.

59. Morgentau H. Politics Among Nations. N.Y., 1978.

60. Стрежнева М.В. Регионализация и соотношение сил в Европе. — Баланс сил в международной политике: теория и практика. М., 1993.

61. Жан К., Савона П. Геоэкономика: Господство экономического пространства. М., 1997.

62. Agnew J., Carbridge S. Mastering Space: Hegemony, Territory and International Political Economy. L., N.Y., 1995; Quadrio Curzio A. Il planeta diviso: Geoeconomica politica dello svilupo. Milano, 1994.

63. Киселев С.Н., Киселева Н.В. Размышления о Крыме и геополитике. Симферополь, 1994.

64. См., например: Валлерстайн И. Холодная война и третий мир: старые добрые времена.— “Рубежи”, 1997, № 1.

65. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1987.

66. Колосов В.А. “Примордиализм” и современное национально-государсвенное строительство. — “Полис”, 1998, № 3.

67. Тириар Ж.-Ф. Евро-советская империя от Владивостока до Дублина. — “Элементы”, 1992, № 1; Тириар Ж.-Ф. Cверхчеловеческий коммунизм (письмо к немецкому читателю). — Дугин А.Г. Основы геополитики. С.515 сл.

68. Вебер М. Наука как призвание и профессия.— Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

69. См.: Ларсен С. Моделирование Европы в логике Роккана.— “Полис”, 1995, №1.

70. О предмете хронополитики см.: Ильин М.В. Хронополитическое измерение: за пределами повседневности и истории. — “Полис”, 1996, № 1; Ильин М.В. Очерки хронополитической типологии. Ч.I-III. М., 1995; также ср. Савельева И.М., Полетаев А.В. История и время: в поисках утраченного. М., 1997; Пантин В.И. Циклы и волны модернизации как феномен социального развития. М., 1997.

*1 Формально Готтманн критиковал геополитику с позиций ортодоксального академического политгеографа, осуждая ее развитие в сторону как идеологии, так и науки подготовки войны. На самом же деле, изображая ее явлением чисто немецким — как Маккиндера, так и Савицкого французский ученый оставляет в стороне, — он атакует геополитику Хаусхоферов как представитель иной национальной школы пространственного проектирования.

*2 Таково утверждение Челлена и Хаусхофера о том, что геополитика изучает государство как “пространственный организм”, а политическая география — землю в ее качестве “обиталища человеческих сообществ”, т.е. опять же пространственных организмов (28, с. 24). Или утверждение Позднякова, якобы политическая география рассматривает государство (и соответственно политику) с точки зрения пространства, а геополитика — пространство с точки зрения политики (13, с.41). Ведь на практике не так-то легко бывает сказать, что с точки зрения чего рассматривается.

*3 Конечно же, категории политической географии и геополитики отчасти пересекаются. Отнесение отдельных понятий к сфере той или иной дисциплины определяется в конкретный момент дискурсивной прагматикой. Так, ряд понятий, введенных Плешаковым (5): “эндемическое поле государства”, “пограничное поле”, “тотальное (непрерывное) поле”, “метаполе (поле, осваиваемое одновременно несколькими государствами)”, “геополитическая опорная точка”, — могут быть использованы политической географией как категории, характеризующие некоторую наблюдаемую реальность. В рамках этой науки термин “геополитическая опорная точка” отражает лишь общую возможность использования участка земли для осуществления некой региональной политики. Но все эти термины оказываются инструментами геополитики тогда, когда выступают средствами разработки и формулировки политического замысла.

*4 Поэтому о “геополитическом” в прошлом, в том числе и русской мысли по начало XX в., я считаю возможным говорить как о “геополитике допарадигмальной”.

*5 Я предпочитаю говорить “имагинация”, а не “воображение”, так как последний термин в русском языке обозначает интеллектуальную способность, я же говорю о процессе порождения образов и о продуктах этого процесса.

*6 В этом отношении хороший пример — Тэйлор, включивший в свою “Политическую географию” яркий раздел “Пересмотренная геополитика” (48, c.34-63).

*7 Термин “хронополитика” возник по аналогии с “геополитикой”, но отношения между их денотатами асимметричны: в отличие от геополитики хронополитика пока что существует как область академических исследований, а не как вид политического проектирования, так что сейчас она ближе по профилю не к геополитике, а к политической географии. Перефразируя определение “геополитики в строгом смысле”, данное Ильиным и относящееся, на мой взгляд, к политической географии, я назвал бы хронополитику “знанием (учением) о существовании политий в качественно определенном времени”.