Geum.ru

Книга посвящается всем свободным русским людям, жившим во все времена

Вид материалаКнига

Содержание


Глава 10 НЕМЕЦКАЯ ОПАСНОСТЬ
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   30
^

Глава 10

НЕМЕЦКАЯ ОПАСНОСТЬ



Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.

Граф Л. Толстой


Для того, чтобы сделать вполне понятным и наше повествование, и политику великих князей литовских, нам придется потратить время для рассказа еще об одном явлении – зловещем, неприятном и опасном: о немецком нашествии в Прибалтику и на славянские земли.

Это явление стало едва ли не важнейшим событием во всей внешней политике всего севера Восточной Европы.

Фактором, который действовал на поляков, Литву, народы Прибалтики, на Северную Русь, причем действовал с огромной силой и на протяжении по крайней мере четырех столетий.

С начала XIII века, когда первые рыцарские ордена крестоносцев появились в Прибалтике (фактор начал действовать!), и до полного развала последних орденов под ударами Речи Посполитой, с одной стороны, и Московии – с другой в середине XVI века, вся жизнь нескольких стран и народов не могла быть понята без учета этого явления.

В 1200 году на 23 кораблях в устье Двины ворвался епископ Альберт из Бремена. Место было хорошо известное, весьма подходящее для порта и торгового города. Немцы захватили поселение ливов при впадении речки Ридзине в Даугаву, близ моря, и построили город, который сегодня называется Ригой.

В 1202 году создан новый рыцарский орден «Братья Христова воинства». Создают орден рижский епископ Альберт и папа Иннокентий III, с самого начала предназначая его для захвата восточной Прибалтики. Распространенное название «меченосцы» произошло от того, что на белом плаще рисовали красный меч и крест.

Папа в 1207 году закрепил за новым орденом треть завоеванных ими земель. Легко, наверное, дарить чужое!

Орден не только «обращал в христианство» латгалов, ливов и эстов. Он сразу же начал вторгаться в Полоцкую землю, угрожал Новгороду и Пскову.

С запада, от границы Польши и Мазовии, надвигался Тевтонский орден. Возник этот орден в Палестине, в 1191 году, как объединение немецких рыцарей, о чем говорит уже название. Немецкие крестоносцы использовали имя дикого племени тевтонов, вторгшихся когда то в земли Рима и наголову разбитые в 102 году до Рождества Христова Марием при Аквах Секстиевых, после чего прочно и навсегда исчезли из хроник.

В 1198 году папа Иннокентий III признал новый орден.

Война на Переднем Востоке во время 3 го крестового похода не покрыла Тевтонский орден неувядаемой славой. Салах ад Дином они были часто и позорно биты, и везло им в основном при погромах Византийской империи.

К началу XIII века Тевтонский орден владел большими землями в Германии и в Южной Европе, в Романии, то есть на захваченной крестоносцами территории Византии.

Появлению Тевтонского ордена у себя дома жители Прибалтики обязаны удельному князю Конраду Мазовецкому. В 1205 году Конрад Мазовецкий получил Мазовию, Куявию. Хелминскую и Добжинскую земли от своего брата Лешека. А после смерти Лешека в 1227 году получил также Краков и все относящиеся к нему владения. Конрад Мазовецкий был женат на Агафье Святославовне, дочери перемышльского князя Святослава Игоревича, и имел от нее нескольких сыновей.

Конраду Мазовецкому очень докучали племена пруссов, которые постоянно вторгались в его земли. Есть основания полагать, что Конрад Мазовецкий не меньше докучал пруссам, постоянно вторгаясь в их земли, но об этом можно только догадываться. Неграмотные пруссы не вели хроник.

Польские хронисты, в том числе и Ян Длугошь, описывают Конрада Мазовецкого достаточно черными красками.

Жадный, нечестный король хотел загрести жар чужими руками и для этого позвал крестоносцев. Немецкий хронист Петр из Дусбурга описывает Конрада Мазовецкого как кроткого, богобоязненного монарха, «славного христианнейшего правителя», «человека вполне благочестивого и ревнителя веры», на земли которого все время нападали злые язычники пруссы. Приходится сделать вывод, что оценка личности Конрада Мазовецкого сделана под слишком большим влиянием собственной принадлежности к тому или другому народу.

В 1226 году Конрад Мазовецкий заключил договор с Великим магистром Тевтонского ордена Германом фон Зальца (1210–1239) и подтвердил его в 1230 году своей жалованной грамотой. По договору орден получил область Хелмно с правом расширять свои владения за счет прусских земель. Грубо говоря, что завоюет орден, надо делить пополам. Половина – ордену. Половина – Конраду.

Действительно ли так был наивен Конрад, рассчитывая покорить пруссов с помощью ордена? Как знать. Во всяком случае, дело было сделано, и крестоносцы утвердились в устье Вислы. Тевтонский орден лихо воевал с пруссами.

Знаменитая рыцарская «свинья» лихо врезалась в неорганизованные толпы не знавших строя дикарей. Стальное оружие, защищенные латами люди и кони шли против деревянных доспехов и охотничьих рогатин. Между 1230 и 1283 годами практически вся Пруссия и земли западных литовцев – ятвягов – были покорены. К 1283 огромная территория между устьями Вислы и Немана оказалась в руках ордена.

Но вот тут то выяснилось, что делиться крестоносцам не обязательно. Папский престол вынашивал планы создания в Прибалтике независимого орденского государства и полагал, что если крестоносцы завоюют земли язычников, то с чистой совестью могут взять их себе.

Булла папы Григория IX от 12 сентября 1230 года отдавала все земли пруссов Тевтонскому ордену, «во отпущение грехов, доколе будете выступать… за отвоевание земли сей из рук пруссов» [47].

Тевтонский орден утвердился, окреп и плевать хотел на прежние договоры с Конрадом Мазовецким. Окреп еще немного – и в 1309 захватил у Польши Восточное Поморье с городом Гданьском, который немцы называли Данцигом.

В том же, 1309 году столицей Тевтонского и Ливонского орденов сделалась крепость Мариенбург в Пруссии вместо слишком близкого к польским землям города Торуня.

Из чего, разумеется, вовсе не следует, что орден сразу же отдал Хелмскую землю обратно польским королям.

Вообще отношение к тому, кто имеет больше прав на Хелмскую землю, у историков находится в чересчур большой зависимости от того, поляки они или немцы. Поляки доказывают, что и в Хелмской земле всегда жили одни только поляки. Немцы – что до Х века в Хелмской земле жили пруссы и что в XIII веке Хелмская земля была разорена войнами поляков и пруссов. И что владычество ордена было единственным способом прекратить междуусобицу, взаимные набеги, кровную месть и истребление младенцев в люльках.

Разобраться в этом бывает не проще, чем в том, кто же был Конрад Мазовецкий – святой креститель язычников или циничный мерзавец, обманутый еще большими мерзавцами.

Пока же в XIII веке впущенные в Прибалтику ордена множились, как бациллы в благоприятной среде.

В 1237 году Великий магистр Герман фон Зальца, пользующийся огромным влиянием при дворе императора Священной Римской империи германской нации и в Ватикане, решил соединить Тевтонский орден и остатки меченосцев, уцелевших после разгрома под Шауляем. Новый, Ливонский орден изначально создавался как подразделение Тевтонского ордена, для ведения дел на востоке, в Ливонии.

Орден подчинялся Тевтонскому ордену в Пруссии и папе римскому. Ливонский орден тоже рос и укреплялся, не хуже материнского Тевтонского. К концу XIV века, после захватов всей Эстляндии (к 1346) и острова Готланд (в 1398), владения Ливонского ордена составили почти 67 тыс. кв. км. земли.

Стоило орденам объединиться, как в сфере немецкого нашествия оказались Литва и Жемайтия: эти языческие земли лежали между владениями Тевтонского и Ливонского орденов и мешали их общению… Ну, и еще мешали созданию единого государства. А кроме того, в руках у язычников оставались богатейшие земли, когда многие братья ордена оставались голодны и наги. Это нельзя было рассматривать иначе, нежели чудовищную несправедливость, и орден, конечно же, начал несправедливость исправлять со всем рвением детей Божиих, очень чувствительных к несправедливости.

Скажем честно, орденские братья сделали все, что могли. И если на земле еще можно видеть живого литовца – это никак не их вина. С 1340 по 1410 год Тевтонский и Ливенский ордена предприняли 100 походов против Литвы. По военному походу каждый год, во многие годы – по два.

Впрочем, первые попытки вторгаться в Жемайтию были предприняты еще в начале XIII века и с моря. Крестоносцы захватили литовский город Клайпеду и построили на его месте крепость Мемельсбург. Отсюда они могли наносить удары почти по всей Жемайтии. Ведь страна это небольшая, порядка 230 километров с востока на запад и сто пятьдесят – с севера на юг. И это плоская, равнинная страна.

В ней нет высоких гор, крутых откосов, бурных горных рек.

Видно далеко, двигаться можно в почти что любом направлении.

Крестоносцы нападали по ночам, истребляя все живое на своем пути. На этом этапе для них было важно не столько захватить, поработить, ограбить, сколько истребить и запугать. Сохранились названия сел, в которых после крестоносцев не осталось буквально ни одного живого человека: Юнигенды, Путеники.

Спасением жемайтов стала система пильякалнисов.

Пильякалнис – это или естественный холм, склоны которого превращены в крутые откосы, или насыпной холм, искусственный. Для таких холмов мужчины носили землю в мешках, женщины – в подолах. Раньше пильякалнисы использовали как родовое святилище главного божества жемайтов – Перуна, которого здесь называли Перкунасом.

Ну, и как высокое, крепкое место, где можно в случае чего отсидеться.

Их было до полутора тысяч в небольшой Жемайтии.

На прусской границе по всем путям, ведущим в глубь Жемайти, пильякалнисы стояли на расстоянии пяти шести километров.

К каждому пильякалнису вела кольгринда – извилистая дорога, проложенная по дну озера, реки или болота у подножия рукотворного холма. В мирное время у всех изгибов кольгринд стояли вехи – воткнутые в дно жерди или ветки деревьев. В случае войны вешки снимали и пройти становилось невозможно.

Пригодились и парсепилы – длинные узкие насыпи на пильякалнисах, возле изваяний Перкунаса Перуна. На них и раньше жгли костры в честь божества. Теперь на парсепилах складывали столько хвороста, что хватило бы на сто богослужений. Огонь в алтарях поддерживался круглые сутки. Как только с пильякалниса замечали, что крестоносцы перешли границу, на парсепиле поджигали все запасы хвороста. Днем сигнал подавал дым, ночью – свет костра.

Увидев сигнал, на других парсепилах тоже поджигали кучи хвороста. Огненная цепочка пробегала через страну, с некоторых городищ свет был виден за десятки километров.

Через час два вся Жемайтия знала, что началась очередная война. Женщин, стариков и детей уводили в дремучий лес, прятали в самых труднопроходимых болотах. Иногда в таких отрядах спасавшихся вообще не было мужчин – женщины сами умели найти тропки в глубь лесов и болот.

Мужчины взбирались на пильякалнисы, и рыцарям приходилось вести трудную, опасную осаду каждого рукотворного холма. А за это время к ставке великого князя стягивались войска, и уже регулярная армия наносила удары захватчикам.

Между прочим, пильякалнисы есть в Литве и сейчас, и к некоторым из них ведут кольгринды, сохранившиеся с незапамятных времен. Отношение к ним у литовцев своеобразное. Всех аспектов этого отношения иностранец, скорее всего, просто не способен понять, но вполне определенно присутствуют сентиментальные чувства и, пожалуй, немножко религиозные. Как у британцев к Вестминстерскому аббатству или у шотландцев к Эдинбургскому замку. Мой литовский приятель археолог весьма не советовал мне ходить по этим кольгриндам одному:

– Понимаешь. Андреас… свалиться с кольгринды, я так думаю, не очень трудно…

Зная стиль общения литовцев, я перевожу: чужой человек с кольгринды почти обязательно свалится. Литовец же немного молчит, скупо улыбается кончиками губ и заканчивает так же раздумчиво:

– А понимаешь… Не всякий жмудин будет тебя из болота вытаскивать.

Опять перевожу: если чужой полез по кольгринде, туда ему в болото и дорога, нечего соваться на национальные святыни.

К концу XIV века, в 1382–98 годах, крестоносцы захватили почти всю Жемайтию, и спасение пришло только извне, от Великого княжества Литовского. О чем ниже, в свое время.

Северо Западная Русь не собиралась мириться с немецким господством в Прибалтике. Немцы зарились и на Новгород, и на Псков. Богатства Новгорода принадлежали православным, а православные, с немецкой точки зрения, конечно же, не имели никакого права ими владеть. Богатство Новгорода рассматривалось ими как особенно тяжелая несправедливость, и в начале 40 х годов XIII века папский легат Вильгельм Моденский разработал план захвата Пскова и Новгорода (чем кончилось, известно, Ледовым побоищем 1242 года).

Но война шла и на территории современной Эстонии, порукой чему судьба Вячко из Тарту (ударение полагается делать на первый слог, и притом это – местная кличка, сокращение). Князь Вячеслав Борисович, сын Бориса Давидовича, княжил в Кукейносе. В 1208 году крестоносцы подступили к городу и взяли в плен храброго князя. Вячко бежал на Русь, в Новгород. По предложению новгородцев в 1223 году начал княжить в Юрьеве. В 1224 году магистр Ливонского ордена Альберт подступил к городу. Вячеслав Борисович отказался капитулировать и погиб в рукопашной на стенах.

Для того, чтобы понимать ход всех остальных событий, всей политики и Польши, и Западной Руси, и Северо Западной Руси, и всех племен и народов Прибалтики, причем решительно во всех остальных областях жизни, нужно хотя бы попытаться понять, что это реально означает – жить под постоянным страхом завоевания, смерти, порабощения.

И какого порабощения! Нашествие степняков, татарское иго – мягко говоря, не сахар. Но тут речь шла об иге все таки достаточно дикого народа, чей культурный уровень был, по крайней мере, не выше тех, кого завоевывали степняки. И об иге народа, который не собирался жить здесь же, который позволял завоеванным жить по своему, только уплачивая дань.

Здесь же захватывали чужие земли, крестили язычников те, кто вовсе не собирался уйти обратно, ограничиваясь сбором дани. Нет! Немцы приходили, чтобы прочно осесть на завоеванную землю, крепко усесться на шеи завоеванных народов и доить, доить, доить побежденных целенаправленно и полно, а потом завещать своим детям все то же право доить и доить. Да еще и изменять образ жизни и всю культуру завоеванных, как им хочется.

Завоевание Прибалтики, земель славян и балтов стало продолжением пресловутого Drang nach Osten. Первый этап Drang nach Osten, натиска на восток, завершился к XII веку завоеванием земель полабских славян. Но и позже те же самые причины заставляли немцев продолжать хищное движение на восток – относительное перенаселение, избыток ртов и рук, которым нет применения на родине.

Крестовые походы, идея крещения язычников оказывались благовидным предлогом для продолжения «дранга».

К немецким рыцарям легко приставала накипь со всей Европы. Благородная идея нести крест в дикие земли и рисковать собой для воцерковления дикарей оказывалась удобным прикрытием для совсем неблагородных поступков, для пешения самых меркантильных делишек. В крестоносцы, конечно же, шли и фанатики, и третьи сыновья многосемейных рыцарей и баронов, которым не было доли на родине.

Тот же контингент, что шел в крестовые походы в Палестину. Но и люди, не ужившиеся в обществе из за опасных, вредных, попросту патологических черт характера, легко оказывались в крестоносном воинстве.

Так позже среди конкистадоров причудливо смешивались бедные рыцари, так сказать, «избыточное население», и всевозможные психопаты, садисты, пьяницы, патологические грабители, убийцы по призванию и прочая сволочь. По отношению к язычникам допустимо было все, и грехи отпускались заранее. А для «завоеванных» речь шла о полной зависимости от воли всегда приблудных, всегда случайных и очень часто – не вполне вменяемых людей.

Ордена были страшны не только своим вооружением, дисциплиной и подготовкой солдат. Даже не тем, что религиозная идея позволяла делать из солдата завоевателя хоть в какой то степени, но и солдата фанатика, равнодушного к ранам и самой смерти во имя сияющей Истины.

Самое страшное было в том, что за крестоносными рыцарями стояла вся романо германская Европа. Рыцари побеждали далеко не всегда. Можно привести множество примеров их, казалось бы, сокрушительных поражений.

В 1234 году новгородский князь Ярослав Всеволодович нанес им тяжелое поражением под Юрьевым.

В 1236 был разгром под Шауляем, славное дело Миндовга. На Чудском озере в 1242 Александр Ярославович Невский утопил основные силы Тевтонского ордена.

В каждом из этих сражений орден терял больше половины своих людей и все руководство. Разгром был абсолютный, окончательный. Ни одно обычное государство уже не оправилось бы от любого из таких поражений… но не орден.

И во всех странах Германии, и во Франции, в Италии продолжали подрастать злополучные третьи сыновья. Изо всех обществ Европы извергались злобные, подлые, преступные, отягощенные пьянством отцов и одержимые темными желаниями. В обществе, где детей учили креститься раньше, чем подносить ложку ко рту, вырастали новые фанатики, готовые отдать жизнь за воцерковление язычников. На место перебитых приходили новые и новые. Сменялись папы и неизменно поднимали руку в благословении своим верным сынам, прорубающих сквозь орды полузверей язычников дорогу Святому кресту Господню.

В этом смысле Drang nach Osten очень напоминает нашествия викингов или набеги ватаг германцев и славян на империю. Каждый набег викингов можно остановить. Каждую ватагу варваров можно окружить и уничтожить. Но на их место неизменно придут новые и новые, просто потому, что так устроено извергающее их общество. И будет устроено, пока не научится получать больше продуктов на той же территории.

До сих пор не все осмыслили это обстоятельство – в XII–XV веках продолжался типичный Drang nach Osten, лишь торопливо и небрежно прикрытый фиговым листочком Идеи. Крестовый поход должен был расширить семью христианских народов, но для провозглашенной цели были избраны такие средства, что они давали прямо противоположный результат. Множество «язычников» умерли за свою веру вовсе не потому, что были глухи к могучей поэзии Библии, к проповеди евангельских истин и даже не потому, что так уж рвались умирать за своих племенных идолов.

А ровно потому, что слово Христово несли к ним не проповедники, а закованные в сталь разбойники. Язычество стало для них символом нормальной человеческой жизни; жизни племени, семьи и рода. Христианство – символом рева боевых рогов, гопота тяжелых рыцарских коней, столбов дыма за зубчатой стеной леса.

Тому, кто готов осудить упорное язычество жемайтов, пережитки язычества у эстов чуть ли не до нашего времени, посоветую одно: эдак живо, примеряя на себя, представить свою собственную семью, спасающуюся в лесах, бредущую тайными тропками по колено в болотной жиже. Вот это мать ваших детей озирается с искаженным от страха лицом, прижимает к себе малыша: не топает ли позади немецкий кнехт? У вас как с воображением, читатель? А еще лучше – представьте своих мать и отца или своих детей с веревками на шее, уводимых для принятия таинства крещения в каменные недра замка.

Кстати, и само крещение вовсе не было спасением от орденского нашествия. Ну, ладно, пусть православные, по словам крестоносцев, «такие христиане, что от их христианства самого Бога тошнит». Хотя, замечу, само по себе это довольно таки опасно самим решать, какой способ исповедания христианства правильный, а какой – нет.

Будем даже считать, что литовцы не особенно крепки в католической вере, используя ее порой так же непринужденно, как князь Миндовг, вернувшийся потом в язычество.

Но в конце концов и поляки, и мазуры приняли крещение по католическому обряду, и вовсе не подвергаясь насилию, еще лет за двести до описываемых событий. Крещение последних германских племен и поляков произошло почти одновременно. Поляки молятся в костелах, служат мессу на латинском языке и признают власть папы римского над Церковью. Казалось бы, и для рыцарей орденов, и для папского престола уж они то должны быть своими.

Но вот в очередной раз дело доходит до новой войны католиков немцев и католиков поляков. И всякий раз в рядах немцев крестоносцев оказывался весь европейский «интернационал», а папа римский благословлял их оружие.

Ни разу папа не запретил орденам воевать с его детьми – славянскими католиками. И сразу становилось очевидно, что даже немецкие разбойники остальной Европе ближе и роднее, чем славяне – добрые католики.

Более того. С поляками и мазурами псы рыцари воевали еще более жестоко. Ведь сильная современная армия, централизованное государство делали завоевание труднее, но зато и добыча, так сказать, созревший плод войны был бы в случае победы куда слаще. Ведь могучие армии с артиллерией и рыцарской конницей защищали то как раз тучные, ухоженные посевы, торговые города, поместья и замки, в которых поднакоплено добра.

Централизованное государство к тому же препятствовало завоевывать, обирать, порабощать язычников. Литва и Польша страшно мешали крестоносцам, сковывали их силы, мешали завоевать до конца Жемайтию, разделаться с русскими княжествами, вторгнуться в Мазовию.

А сами по себе славяне, балты или финно угры, вошедшие в число цивилизованных народов, известные в сердце Европы не хуже немцев, вовсе не становились для них своими. Наоборот, вызывали невероятное раздражение.

Став частью цивилизованного мира, причем став самостоятельно, явно без усилий псов рыцарей, славяне ставили под сомнение сам смысл крестового похода, саму идеологию «дранга». А преступления, чинимые орденом против христиан, все таки вызывали неодобрение мира, форпостом и защитниками которого хотели показать себя крестоносные разбойники.

Одна из любимейших легенд Московии – что она своей грудью защитила Европу от монголов.

Вспомним хотя бы ставшее классикой. Из А. С. Пушкина: «России определено было высокое предназначение… ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Россию и возвратились на степи своего Востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией» [48].

И из графа Алексея Константиновича Толстого: «Какой могла бы быть Россия, если бы не проклятые монголы!»

Но ведь с тем же успехом (и с таким же пафосом) можно сказать и иное: «А что осталось бы от России, захвати ее проклятые немцы!».

Весь XIII и XIV века страшная опасность висела над всеми русскими землями и землями всех прибалтийских народов.

Западная Русь своей собственной грудью заслонила Московию и княжества Северо Восточной Руси от опасности быть завоеванной немецкими рыцарями. Ни одно из этих княжеств ни разу не подверглось ни одному нападению тевтонцев! Ни разу не велись военные действия между Рязанским, Тверским или Владимирским княжествами и армиями Ордена меченосцев или Ливонского ордена.

И нет никакой уверенности, что удар орденской армии могло бы выдержать любое из этих княжеств. Тем более мало вероятно, чтобы княжества русского востока, включая и Московское княжество, могли выдержать удар, сравнимый с ударом Великой войны 1409–1411 годов. И так, чтобы остановить агрессию, потребовались совместные усилия Польши и Великого княжества Литовского, – объединенной Западной Руси и Польши.