Книга первая

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 37

как и птиц, не приманишь пугалом. Не надо творить зла, чтобы творить добро.

Низвергают трон не для того, чтобы воздвигнуть на его месте эшафот. Смерть

королям, и да живут народы. Снесем короны и пощадим головы. Революция -- это

согласие, а не ужас. Жестокосердные люди не могут верно служить великодушным

идеям. Слово "прощение" для меня самое прекрасное из всех человеческих слов.

Я могу проливать чужую кровь лишь при том условии, что может пролиться и

моя. Впрочем, я умею только воевать, я всего лишь солдат. Но если нельзя

прощать, то и побеждать не стоит. Будем же в час битвы врагами наших врагов

и братьями их после победы.

-- Берегись, -- повторил Симурдэн в третий раз. -- Ты, Говэн, мне

дороже, чем родной сын. Берегись!

И он задумчиво добавил:

-- В такие времена, как наши, милосердие может стать одним из обликов

измены.

Если бы кто-нибудь услышал этот спор, он сравнил бы его с диалогом

топора и шпаги.

VIII

Dolorosa [Скорбящая (лат.)]

А тем временем мать искала своих малюток.

Она шла куда глаза глядят. Чем только была она жива? Трудно сказать.

Она и сама бы не ответила на этот вопрос. Она шла дни и ночи; она просила

подаяние, ела дикие травы, спала прямо на земле, под открытым небом,

забившись под куст; иной раз над нею мерцали звезды, иной раз -- ее мочил

дождь и пробирал до костей холодный ветер.

Она брела от деревни к деревне, от фермы к ферме, расспрашивая о судьбе

своих детей. Она робко останавливалась на пороге. Платье ее превратилось в

лохмотья. Иногда ей давали приют, иногда ее гнали прочь. Когда ее не пускали

в дом, она шла в лес.

В здешние края она попала впервые, да и вообще-то не знала ничего,

кроме своего Сискуаньяра и прихода Азэ, никто не указывал ей дороги, она

шла, потом возвращалась обратно, снова начинала тот же путь, делая ненужные

крюки. То шла она по мощеной мостовой, то по проселочным колеям, то по

тропке, вьющейся среди кустарника. От бродячей жизни вся ее одежда пришла в

окончательную ветхость. Сначала она шла в башмаках, затем босая и под конец

едва ступала израненными ногами.

Она шла сквозь войну, сквозь ружейные залпы, ничего не слыша, ничего не

видя, не думая об опасности, -- она искала своих детей. Весь край был

взбудоражен, не стало больше ни сельских стражников, ни мэров, ни властей.

Ей попадались только случайные прохожие.

Она обращалась к ним. Она спрашивала:

-- Не видели ли вы троих маленьких детей?

Прохожий оборачивался на голос.

-- Двух мальчиков и девочку, -- поясняла она.

И продолжала:

-- Рене-Жана, Гро-Алэна, Жоржетту? Не встречали?

И добавляла:

-- Старшему четыре с половиной, маленькой год восемь месяцев.

Она допытывалась:

-- Вы не знаете, где они? Их у меня отняли.

Прохожий глядел на нее, не отвечая.

Видя, что ее не понимают, она пускалась в объяснения:

-- Это мои дети. Вот я и спрашиваю про них.

Люди шли своей дорогой. Тогда она останавливалась и, молча, раздирала

ногтями себе грудь.

Как-то раз один крестьянин терпеливо выслушал ее. Добряк старался

что-то припомнить.

-- Подождите-ка, -- сказал он. -- Трое ребятишек?

-- Да.

-- Двое мальчиков?

-- И девочка.

-- Вы их ищете?

-- Да.

-- Слыхал я, как говорили, что какой-то сеньор забрал троих ребятишек и

держит их при себе.

-- Где этот человек? -- воскликнула она. -- Где мои дети?

Крестьянин ответил:

-- Идите в Ла Тург.

-- Значит, там я найду своих детей?

-- Может, и найдете.

-- Как вы сказали?..

-- Ла Тург.

-- А что это -- Ла Тург?

-- Место такое.

-- Это село? Замок? Ферма?

-- Никогда там не бывал.

-- А это далеко?

-- Не близко.

-- А где?

-- В сторону Фужера.

-- Как туда попасть?

-- Сейчас мы с вами в Ванторте, -- пояснил крестьянин, -- идите на

Лоршан, так, чтобы у вас по левую руку оставался Эрне, а по правую --

Коксель, а там пройдете через Леру.

И крестьянин указал рукой куда-то на запад.

-- Так и идите все прямо и прямо, вон туда, где солнце садится.

Не успел крестьянин опустить руку, как мать уже отправилась в путь.

Крестьянин крикнул ей вслед:'

-- Смотрите, будьте осторожнее. Там сражаются.

Она не ответила на его слова, даже не обернулась, и продолжала идти на

запад.

IX

Провинциальная Бастилия

1

Ла Тург

Еще лет сорок тому назад путник, проникший в Фужерский лес со стороны

Леньеле и направляющийся к Паринье, невольно остановился бы на опушке бора,

пораженный мрачным зрелищем. Там, где кончались заросли, перед ним внезапно

возникал замок Ла Тург.

Но не живой Тург, а лишь прах Турга. Тург полуразрушенный, весь в

трещинах, в пробоинах, в рубцах. Здание и его руины -- это то же, что

человек и его призрак. Тург вставал перед путником пугающим видением. Первой

бросалась в глаза высокая круглая башня, стоявшая одиноко на опушке леса,

словно ночной тать. Башня, возведенная на самом краю обрывистой скалы,

напоминала основательностью и строгостью линий творения римской архитектуры,

да и вся эта громада воплощала в себе идею величия в такой же мере, как и

идею упадка. Впрочем, не случайно она походила на римские башни, ибо была

башней романской. Заложили ее в девятом веке, а достроили в двенадцатом,

после третьего крестового похода. Импосты оконных проемов свидетельствовали

об ее возрасте. Путник подходил ближе, подымался по крутому откосу, замечал

пролом и, если у него хватало духу проникнуть внутрь, входил и, войдя,

убеждался, что башня пуста. Она напоминала гигантскую каменную трубу,

поставленную горнистом прямо на землю. Сверху донизу ни одного перекрытия,

ни крыши, ни потолка, ни пола, только остатки сводов и очагов, бойницы и

амбразуры для лебедок на различной высоте, гранитные выступы и несколько

поперечных балок, обозначавших прежнее деление на этажи и побелевших от

помета ночных птиц; могучие стены пятнадцати футов толщиной в нижней части и

двенадцати в верхней, кое-где провалы и дыры, бывшие двери, через которые

виднелись темные лестницы, высеченные в толще стен. А вечером путник услышал

бы уханье сов, крик цапли, кваканье жаб, писк летучих мышей, разглядел бы

под ногами среди колючих растений и камней гадов, а над головой звездное

небо, как бы заключенное в черный каменный круг, словно в устье огромного

колодца.

По местному обычаю, на верхних этажах башни имелись потайные двери,

вроде тех, что встречаются в гробницах иудейских царей: огромный камень

поворачивается вокруг своей оси, открывает проход, затем закрывается -- и

снова перед вашим взором сплошная стена; эта архитектурная традиция была

занесена во Францию крестоносцами вместе с восточной огивой. Двери эти

нельзя было обнаружить -- так плотно прилегали они к камням стены. И в наши

дни можно еще видеть такие двери в таинственных селениях Антиливана,

уцелевших от землетрясения, которое уничтожило в царствование Тиберия

двенадцать городов.

2

Пролом

Пролом, через который попадали внутрь башни, образовался вследствие

подкопа и взрыва мины. Человек, знакомый с трудами Эррара, Сарди и Пагана,

признал бы, что мина в свое время была подведена с величайшим искусством.

Пороховая камера конической формы по своим размерам вполне соответствовала

массивности башни, которую предстояло взорвать. В эту камеру входило по

меньшей мере два квинтала пороха. Туда вел змеевидный ход, который намного

практичнее, нежели прямой; после взрыва мины в толще треснувшего камня стал

ясно виден этот ход, диаметром в куриное яйцо. Башне была нанесена глубокая

рана, и через этот пролом осаждающие, должно быть, и проникли внутрь. По

видимости, башня эта выдержала в различные эпохи не одну регулярную осаду;

всю ее иссекло ядрами; и следы их относились к разному времени; каждое ядро

клеймит на свой лад, каждое ядро оставило на крепостной стене свой шрам --

от каменных ядер четырнадцатого века до чугунных восемнадцатого столетия.

Через этот пролом можно было попасть туда, где раньше, надо полагать,

помещался нижний этаж. Напротив пролома прямо в стене открывалась дверца в

склеп, который был высечен в скале и тянулся под полом залы нижнего этажа.

Этот склеп, на три четверти засыпанный землей, был расчищен в 1835 году

стараниями бернейского антиквара господина Огюста Ле Прево.

3

Каземат

Склеп служил казематом. Такой каземат имелся в ту пору в каждой башне.

Склеп, как и большинство подземных узилищ, был устроен в два этажа. Первый

его этаж, куда попадали через узкую дверцу, представлял собой довольно

обширное помещение со сводчатым потолком и находился на одном уровне с

нижним этажом башни. На двух противоположных стенах склепа виднелись две

параллельные полосы, которые шли вверх по потолку, и там их след был

особенно четок, напоминая две глубокие колеи. Это и впрямь были колеи. И

даже проложены они были колесами. В стародавние феодальные времена в этом

помещении четвертовали людей по способу, менее шумному, чем казнь с помощью

четырех лошадей. Для этой цели употреблялись два колеса, столь большие и

массивные, что они касались одновременно и стен и свода. Преступника

привязывали за руку и ногу к каждому колесу, потом колеса вращали в

противоположном направлении, и человека разрывало на части. Эта операция

требовала немалых усилий; поэтому-то в стене и остались две колеи,

выщербленные там, где колеса соприкасались с каменной кладкой. Подобное

помещение можно видеть еще и ныне в Виандене.

Под этой комнатой находилась другая. Это и был каземат в собственном

смысле слова. Попадали в него не через дверь, а через отверстие в полу.

Узника, раздетого донага, подвязывали подмышки веревкой и опускали в склеп

через люк, проделанный среди каменных плит пола верхнего помещения. Если

человек по случайности оставался жив, ему бросали через отверстие еду.

Подобные отверстия можно видеть еще и ныне в Буйоне.

Через это отверстие поступал воздух. Помещение, вырытое под полом

нижнего этажа башни, представляло собой скорее колодец, нежели комнату. В

нее проникала вода, по ней разгуливал ледяной ветер. Ветер, приносивший

верную смерть узнику нижнего каземата, нес жизнь заключенному на верхнем

этаже. Иначе человек задохся бы. Тот, кто был заключен наверху и продвигался

лишь ощупью по своей сводчатой темнице, мог дышать только благодаря этому

отверстию. Впрочем, тот, кто попадал туда, на своих ли ногах, или сброшенным

на веревке, уже не выходил отсюда живым. В этой кромешной тьме узнику

приходилось все время быть начеку. Один неверный шаг -- и узник верхнего

каземата становился узником нижнего. Впрочем, выбор был за ним. Если он

цеплялся за жизнь, он остерегался этого отверстия; если жизнь становилась

ему невмоготу, искал в нем спасения. Верх был тюрьмой, низ -- могилой. Так

же примерно было устроено и тогдашнее общество.

Наши предки называли такие узилища "каменным мешком". Исчезли каменные

мешки, и самое выражение утратило для нас первоначальный смысл. Благодаря

революции мы можем произносить это слово с полным спокойствием.

Снаружи, над проломом, который сорок лет тому назад служил единственным

входом в башню, виднелась амбразура более широкая, чем остальные бойницы; с

нее свисала железная решетка, вывороченная из своего ложа и погнутая.

4

З мок на мосту

Со стороны, противоположной пролому, непосредственно к башне примыкал

пощаженный временем каменный трехарочный мост. Раньше на этом мосту стояло

здание, от коего остались лишь руины. Это здание, с явными следами пожара,

представляло собой почерневший остов, сквозной костяк, через который

свободно проходил дневной свет; башня и замок стояли рядом, словно скелет

рядом с призраком.

Ныне эти руины окончательно рассыпались, и от них не осталось ничего.

То, что воздвигалось многими веками и многими монархами, пало от руки одного

крестьянина и в один день.

Ла Тург на здешнем крестьянском языке, склонном сливать слова, означает

Ла Тур Говэн, точно так же, как Жюпель означает Жюпельер, равно как имя

одного из вожаков вандейских банд горбуна Пэнсон-Череп должно было значить

Пэнсон-Черепаха.

Тург, сорок лет тому назад бывший руиною, а ныне ставший призраком, был

в девяносто третьем году крепостью. Эта фортеция, принадлежавшая роду

Говэнов, преграждала с запада подход к Фужерскому лесу, который в наши дни

не заслуживает названия даже перелеска.

Цитадель возвели на одной из сланцевых скал, которых такое множество

между Майенном и Динаном; они в беспорядке нагромождены среди зарослей

кустарника и вереска, и кажется, что титаны в гневе швыряли эти глыбы друг в

друга.

Вся крепость в сущности и состояла из одной башни; она возвышалась на

скале, у подножья скалы протекал ручей, в январе -- полноводный, как горный

поток, и пересыхающий в июне.

Сведенная ныне к одной только башне, крепость была в средние века почти

неприступна. Единственным уязвимым ее местом являлся мост. Средневековые

Говэны построили крепость без моста. В нее попадали через висячие мостки,

которые ничего не стоило разрушить одним ударом топора. Пока Говэны носили

титул виконтов, такая крепость их вполне удовлетворяла, даже ласкала их

взор; но, ставши маркизами и покинув свое гнездо ради королевского двора,

они перекинули через поток трехарочный мост, чем открыли к себе путь из

долины, а себе открыли путь к королю. Господа маркизы в семнадцатом веке и

госпожи маркизы в восемнадцатом уже не дорожили неприступностью. Все

подражали Версалю, как прежде примеру предков.

Напротив башни с западной ее стороны простиралось довольно высокое

плоскогорье, которое постепенно переходило в равнину; оно почти достигало

подножья башни и отделялось от нее лишь крутым оврагом, по дну которого

протекала речка, приток Куэнона. Мост, единственное связующее звено между

крепостью и плоскогорьем, покоился на высоких устоях; на них-то и стояло,

как в Шенонсо, здание в стиле Мансара, более пригодное для жилья, нежели

башня. Но тогдашние нравы еще отличались суровостью; сеньоры предпочитали

ютиться в каморках башни, похожих на тайники. Через все строение, стоявшее

на мосту и представлявшее собой небольшой замок, шел длинный коридор,

служивший одновременно прихожей и называвшийся кордегардией; над

кордегардией помещалась библиотека, а над библиотекой чердак. Высокие узкие

окна, богемские стекла в частом свинцовом переплете, пилястры в простенках,

скульптурные медальоны по стенам; три этажа: в нижнем -- алебарды и

мушкетоны, в среднем -- книги, в верхнем -- мешки с овсом, -- во всем облике

замка было что-то варварское, но вместе с тем и благородное.

Стоявшая рядом башня казалась дикаркой.

Своей мрачной громадой она подавляла кокетливое строеньице. С ее

плоской крыши ничего не стоило уничтожить мост.

Столь близкое соседство двух зданий -- одного грубого, другого изящного

-- скорее коробило, чем радовало глаз гармонией. По стилю они не подходили

друг к другу: хотя два полукружья, казалось бы, всегда одинаковы, тем не

менее округлая романская арка ничем не похожа на классический архивольт.

Башня, достойная сестра пустынных лесов, окружавших ее, была весьма

неподходящей соседкой для моста, достойного украсить версальские сады.

Представьте себе Алэна-Бородача под руку с Людовиком XIV. Страшный союз. И

тут и там величие, но в сочетании -- варварство.

С точки зрения военной, мост, повторяем, отнюдь не служил башне

защитой. Он украшал ее и обезоруживал; выигрывая в красоте, крепость

проигрывала в силе. Мост низводил ее на один уровень с плоскогорьем.

Попрежнему неприступная со стороны леса, она стала уязвимой со стороны

равнины. В былые времена башня господствовала над плоскогорьем, теперь

плоскогорье господствовало над ней. Враг, овладевший плоскогорьем, быстро

овладел бы и мостом. Библиотека и чердачное помещение становились

пособниками осаждающих и обращались против крепости. Библиотека и чердак

схожи в том отношении, что бумага и солома -- горючий материал. Для

осаждающего, который прибегает к помощи огня, безразлично: сжечь ли Гомера,

или охапку сена -- лишь бы хорошо горело, что французы и доказали немцам,

спалив Гейдельбергскую библиотеку, а немцы доказали французам, спалив

библиотеку Страсбургскую. Итак, этот мост, пристроенный к башне, был ошибкой

с точки зрения стратегической; но в семнадцатом веке, при Кольбере и Лувуа,

принцы Говэны, так же как и принцы Роганы или принцы Тремуйли, и думать

забыли об осадах. Строители моста все же приняли кое-какие меры

предосторожности. Прежде всего они предусмотрели возможность пожара; под

окнами, обращенными в сторону рва, подвесили на крюках, которые можно было

видеть еще полвека тому назад, надежную спасательную лестницу, доходившую до

второго этажа и превосходившую высотой три обычных этажа; предусмотрели и

возможность осады: мост отделили от башни посредством тяжелой низкой

сводчатой двери, обитой железом; запиралась она огромным ключом, который

хранился в тайнике, известном одному лишь хозяину; будучи на запоре, дверь

эта не боялась никакого тарана и, пожалуй, устояла бы и перед пушечным

ядром.

Чтобы добраться до двери, надо было пройти через мост, и надо было

пройти через дверь, чтобы попасть в башню. Иного входа не имелось.

5

Железная дверь

Второй этаж замка, благодаря тому, что здание стояло на мосту,

соответствовал третьему этажу башни; на этом-то уровне, для вящей

безопасности, и пробили железную дверь.

Со стороны моста дверь выходила в библиотеку, а со стороны башни в

большую залу, своды которой поддерживала посредине мощная колонна. Зала, как

мы уже говорили, помещалась на третьем этаже башни. Она была круглая, как и

сама башня; свет туда проникал сквозь узкие бойницы, из которых открывался

вид на всю округу. Неоштукатуренные стены обнажали кладку, камни которой

были пригнаны, впрочем, с большим искусством. В залу вела винтовая лестница,

устроенная прямо в стене, что весьма легко сделать, когда толщина стен

достигает пятнадцати футов. В средние века город брали улицу за улицей,

улицу -- дом за домом, а дом -- комнату за комнатой. В крепости осаждали

этаж за этажом. В этом отношении Тург был построен весьма умело; взять его

представлялось делом сложным и нелегким. Из этажа в этаж подымались по

спиральной лестнице, что затрудняло продвижение, а дверные проемы,

расположенные наискось, были ниже человеческого роста, так что при входе

приходилось наклонять голову, а, как известно, нагнувший голову подставляет

ее под удар; за каждой дверью осаждающего поджидал осажденный.

Под круглой залой с колонной были расположены две такие же залы,

составлявшие второй и первый этажи, а наверху шли друг над другом еще три

такие же залы; эти шесть ярусов, занимавшие весь корпус башни, увенчивались

каменной крышей -- площадкой, куда попадали через сторожевую вышку.

Для того чтобы устроить железную дверь, пришлось пробить всю толщу

пятнадцатифутовой стены; в середине образовавшегося прохода и навесили

дверь; поэтому, чтобы добраться до двери со стороны моста или со стороны

башни, нужно было углубиться в проход на шесть-семь футов; когда дверь

отпирали, оба прохода образовывали один длинный сводчатый коридор.

Со стороны моста в толще стены в коридоре имелась еще низенькая

потайная дверца, через которую выходили на винтовую лестницу, выводящую в

Blog

Книга первая