Серия: жанр

Вид материала

Книга

Содержание 100 Великих авантюристов Корнелиус герц 100 Великих авантюристов Сонька золотая ручка 100 Великих авантюристов Сонька золотая ручка Сонька золотая ручка

Подобный материал:

• Список отечественных реферируемых журналов, 49.66kb.
• Серия: жанр, 9548.69kb.
• Сказка повествовательный фольклорный жанр, он характеризуется своей формой бытования., 665.04kb.
• Серия: жанр, 8356.05kb.
• Тест по творчеству Л. Н. Толстого., 34.62kb.
• Итоговый тест 5 класс Назвать музыкальный жанр, не связанный с литературой: а романс, 20.73kb.
• Серия: жанр, 9337.47kb.
• Тема: Жизнь и творчество Л. Н. Толстого, 55.94kb.
• Блиц турнир «Все о библиотеке и книге», 44.99kb.
• Аврелий Августин, 77.04kb.

В ходе шантажа Рейвдк тщетно пытался убедить Герца, что он не располагает больше никакими средствами, переданными компанией Панамского канала для подкупа парламентариев и министров. А для большей убедительности в марте или апреле 1889 года барон переслал вымогателю список лиц, получивших взятки, и сумму, доставшуюся на долю каждого из достойных законодателей. Рейнак не мог не понимать, какое оружие он вкладывает в руки Герца, и тем не менее пошел на этот отчаянный ход. И снова вопрос: зачем?

1


370


^ 100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ


Известно, что банкир сделал попытку избавиться от шантажа с помощью наемного убийцы. Рейнак предложил некоему Амьелю, бывшему полицейскому агенту, изгнанному со службы, за крупное вознаграждение отравить Герца. Амьель предпочел, возможно, получив аванс, уехать в Бразилию, а оттуда послать Герцу предостережение относительно угрожавшей ему опасности. Герц с помощью своего адвоката Андрие предложил Амьелю уступить за определенную сумму письмо от его нанимателя. Сделка состоялась, и доктор получил письмо Рейнака к Амьелю. По совершенно необъяснимому легкомыслию барон даже не потрудился изменить свою подпись. Судя по показаниям, которые впоследствии давал Андрие, Герц объявил Рейнаку, что письма к Амьелю у него в руках. Рейнак пытался сначала обратить все дело в шутку, потом сказал, что хотел только заставить доктора уехать из Парижа, а кончил предложением прекратить распри, забыть старое и даже просил руки дочери Герца для своего сына. Примерно через полгода после "примирения", видимо, недешево обошедшегося барону, Амьель неожиданно скончался. По одним намекам, он стал искупительной жертвой этого "примирения", по другим сведениям, причиной смерти был приступ астмы. Однако ясно, что Рейнак обратился к услугам Амьеля, когда был выведен из себя все новыми требованиями Герца.


Современники терялись в догадках относительно секрета Рейнака, которым владел Герц. Может быть, убийство Рейнаком какого-то банковского служащего, как впоследствии уверял Герц? Совершение деяний, равносильных государственной измене, например, занятие шпионажем в пользу одной из иностранных держав? Участие в каком-то тайном государственном деле исключительного значения? Во всяком случае, спасение Рейнака от непрекращавшегося шантажа действительно стало рассматриваться правительством как дело государственной важности.


Герц не прекратил вымогательств и после краха Панамской компании, когда Рейнаку вменялось соучастие в преступных действиях администрации, которой инкриминировалось мошенничество и нарушение доверия. Подобное обвинение не мешало Рейнаку продолжать свои дела.


Однако в ноябре 1892 года запахло новым скандалом, связанным с Панамой. Велось строго секретное расследование. Когда 8 ноября один из следователей явился в особняк барона на улицу Мюрилло, дом 20, ему сообщили, что хозяин дома путешествует по южным курортам. В конце второй декады слухи о предстоящих разоблачениях просочились в печать. Стали называть имя Рейнака. Самое интересное, что барон сам снабдил некоторые из газет сенсационной информацией при условии, что они лично его оставят в покое. Барон пытался с помощью взяток помешать выступлениям с разоблачениями в парламенте. 18 ноября буланжистская газета "Кокарда" обвинила члена палаты депутатов Флоке в том, что он в 1888 году получил от Панамской компании 300 тысяч франков для покрытия расходов своих сторонников во время избирательной кампании. На следующий день началось обсуждение этого обвинения в палате депутатов...


Рано утром 19 ноября встревоженный Рейнак приехал на квартиру министра финансов Рувье. Банкир выглядел очень взволнованным и заявил, что для него вопрос жизни или смерти — добиться прекращения газетной кампании и что это вполне может сделать Корнелиус Герц. Рувье ответил, что он готов принять Герца и, следовательно, просить его оказать помощь барону Рейнак ринулся за Герцем, но вскоре вернулся: доктор сказался больным. (Все это могло происходить только до 11 часов утра, когда началось заседание совета мини-


^ КОРНЕЛИУС ГЕРЦ


371


стров, в котором принял участие Рувье). Позже по настоянию Рейнака Рувье согласился сопровождать банкира к Герцу, как разъяснил позднее министр финансов, исключительно из соображений человеколюбия. Рувье, однако, оговорил в качестве условия этого филантропического похода, чтобы при встрече присутствовал еще один свидетель. Сошлись на кандидатуре Клемансо. Лидера радикалов нашли в парламентском здании, он также согласился отправиться к Герцу.

После заседания палаты депутатов Рейнак вместе с Рувье поехали на улицу Анри Мартен, где жил Герц. Прибывший незадолго до этого Клемансо еще снимал пальто в прихожей, когда они вошли. Так по крайней мере позднее утверждал сам Клемансо, но, может быть, он уже успел переговорить с Герцем? Рейнак попросил Герца содействовать прекращению нападок печати. Герц отказал: теперь слишком поздно, надо было бы его ранее поставить в известность. Повторные настойчивые просьбы снова натолкнулись на отказ. Покинув Герца, Рейнак упросил Клемансо съездить с ним к бывшему министру внутренних дел Констану, которому открыто высказал свои подозрения, что тот инспирировал всю кампанию в печати. Констан негодующе отрицал свою причастность к этим газетным статьям и заявил, что не может ничем помочь. Прощаясь с Клемансо, Рейнак заявил:"Я погиб!"

Весь этот эпизод — визит к Герцу и Констану — известен только со слов Клемансо и Рувье. Заслуживают ли доверия их свидетельства? По мнению французского историка Дансета, не заслуживают. О роли самих Рувье и Клемансо в их версии сказано столь мало, сколь возможно было сказать, не нарушая правдоподобия всей истории. Прежде всего, разумеется, "человеколюбие", о котором шла речь, было проявлено и Рувье и Клемансо, чтобы обезопасить самих себя: в интересах обоих было не допустить усиления скандала, причем как из политических, так и из сугубо личных мотивов. Лишь это и могло побудить политиков пренебречь риском, который представляло их совместное путешествие с находившимся под следствием Рейнаком к Герцу, а потом поездка Клемансо к Констанцу, очень опасному и коварному политикану.

...На следующее утро около семи часов слуга банкира, как обычно, постучался в дверь комнаты Рейнака Но, увы, его услуги барону больше не понадобились, так как он скончался. Узнав об этом печальном событии, Герц в тот же день выехал в Лондон (по другим данным доктор еще неделю оставался в Париже).

Поселившись в 1892 году в Англии, доктор Герц заявил, что он тяжело болен — страдает от сахарного диабета, сердечной недостаточности, последствий простуды и еще ряда заболеваний. Это подтвердили как французские, так и английские медики. В результате просьба о выдаче мошенника, переданная французским правительством, не могла быть даже рассмотрена английским судом, заседавшим в Лондоне, поскольку Герц поселился в Борнемуте и по состоянию здоровья считался неспособным доехать до английской столицы В конечном счете пришлось под давлением новых французских демаршей изменить соответствующий закон и разрешить слушание дела вне Лондона На это, разумеется, ушли годы, и результаты рассмотрения дела оказались самыми благоприятными для доктора. Суд счел доказанным лишь, что Рейнак признал себя в одном из своих писем должником Герца' речь, следовательно, могла идти не о выдаче доктора, а об уплате причитающейся ему суммы. . В результате все прежние решения французского суда, признававшие Герца виновным в шантаже, столь же мало его трогали, как исключение из списков Почетного легиона Более того, доктор сумел еще вволю поиздеваться над

372


^ 100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ


высшими французскими властями В 1897 году Герц, узнав о назначении новой парламентской комиссии, предложил ей, если она хочет докопаться до истины, прибыть в Борнемут.


Желая вначале удостовериться, что письмо действительно от Герца, комиссия направила к нему двух депутатов. Авантюрист милостиво соизволил принять их, при этом иронически заметив, что нетрудно было проверить подлинность его подписи, не выезжая из Парижа' ее легко мог удостоверить министр иностранных дел или президент Республики... Герц уверял, что он знает много не вскрытых еще чудовищных вещей и намерен теперь рассказать все. Возбуждение в комиссии достигло предела, она спешно телеграфировала Герцу, что готова 22 июля прибыть в Борнемут и выслушать его показания. Ответ Герца, датированный 20 июля, был совсем иного рода: доктор откладывал свои разоблачения, просил доставить протоколы всех судебных процессов, где он затрагивался, и разъяснял, что долгом комиссии, после того, как она выслушает его, Герца, будет громко признать его невиновность и мученичество, которое пришлось претерпеть... Это было уже открытым глумлением, возможно, что вся игра Герца была очередным шантажом в отношении правительства, где по-прежнему заседали "панамисты". Ходили слухи, что правительство сумело договориться с доктором в промежуток между посещением Герца членами парламентской комиссии и издевательским письмом от 20 июля...


Герц не прекращал шантаж и в последующие месяцы. Например, он потребовал от французского правительства возмещения убытков в 5 миллионов долларов за то, что одно время по просьбе Парижа за ним было установлено полицейское наблюдение в Борнемуте. Все это продолжалось вплоть до смерти авантюриста в июле 1898 года.


Сонька Золотая Ручка


(1846 — ?)


Настоящее имя — Шейндля-Сура Лейбова Соломошак-Блювштейн Изобретательная воровка, аферистка, способная перевоплощаться в светскую


даму, монахиню или простую служанку. Ее называли "дьяволом в юбке ", "демонической красавицей, глаза которой очаровывают и гипнотизируют "


^ СОНЬКА ЗОЛОТАЯ РУЧКА


373


Популярный в конце XIX века журналист Влас Дорошевич назвал легендарную авантюристку "всероссийски, почти европейски знаменитой" А Чехов уделили ей внимание в книге "Сахалин".

Софья Блювштейн, в девичестве Шейндля-Сура Лейбова Соломониак, прожила на воле не слишком долго — едва ли лет сорок. Но как начала девчонкой с мелких краж — не останавливалась до самого Сахалина. В игре она достигла совершенства. А талант, красота, хитроумие и абсолютная аморальность сделали эту молодую провинциалку гением аферы, легендарной авантюристкой.

Золотая Ручка занималась в основном кражами в гостиницах, ювелирных магазинах, промышляла в поездах, разъезжая по России и Европе. Шикарно одетая, с чужим паспортом, она появлялась в лучших отелях Москвы, Петербурга, Одессы, Варшавы, тщательно изучала расположение комнат, входов, выходов, коридоров. Сонька изобрела метод гостиничных краж под названием "гутен морген". Она надевала на свою обувь войлочные туфли и, бесшумно двигаясь по коридорам, рано утром проникала в чужой номер. Под крепкий предрассветный сон хозяина тихо "вычищала" его наличность. Если же хозяин неожиданно просыпался — нарядная дама в дорогих украшениях, как бы не замечая "постороннего", начинала раздеваться, как бы по ошибке приняв номер за свой... Кончалось все мастерски разыгранным смущением и взаимными расшаркиваниями. Вот таким манером оказалась Сонька в номере провинциального отеля. Оглядевшись, она заметила спящего юношу, бледного как полотно, с измученным лицом. Ее поразило не столько выражение крайнего страдания, сколько удивительное сходство юноши с Вольфом — остренькое личико которого никогда ничего близкого к истинной нравственной муке изобразить не могло.

На столе лежал револьвер и веер писем. Сонька прочла одно — к матери. Сын писал о краже казенных денег: пропажа обнаружена, и самоубийство — единственный путь избежать бесчестья, — уведомлял матушку злосчастный Вертер. Сонька положила поверх конвертов пятьсот рублей, прижала их револьвером и так же тихо вышла из комнаты.

Широкой Сонькиной натуре не чужды были добрые дела — если прихотливая мысль ее в эти минуты обращалась к тем, кого она любила. Кто, как не собственные ее далекие дочки, встали перед глазами, когда Сонька узнала из газет, что вчистую обворовала несчастную вдову, мать двух девочек. Эти 5000 украденных рублей были единовременным пособием по смерти ее мужа, мелкого чиновника. Сонька не долго раздумывала: почтой отправила вдове пять тысяч и небольшое письмецо. "Милостивая государыня! Я прочла в газетах о постигшем вас горе, которого я была причиной по своей необузданной страсти к деньгам, шлю вам ваши 5000 рублей и советую впредь поглубже деньги прятать. Еще раз прошу у вас прощения, шлю поклон вашим бедным сироткам".

Однажды полиция обнаружила на одесской квартире Соньки ее оригинальное платье, сшитое специально для краж в магазинах. Оно, в сущности, представляло собой мешок, куда можно было спрятать даже небольшой рулон Дорогой ткани. Особое мастерство Сонька демонстрировала в ювелирных магазинах. В присутствии многих покупателей и с помощью своих "агентов", которые ловко отвлекали внимание приказчиков, она незаметно прятала драгоценные камни под специально отращенные длинные ногти, заменяя коль-Ца с бриллиантами фальшивыми, прятала украденное в стоящий на прилавке горшок с цветами, чтобы на следующий день прийти и забрать похищенное.


С1 ч


374


^ 100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ


Особую страницу в ее жизни занимают кражи в поездах — отдельных купе первого класса. Жертвами мошенницы становились банкиры, иностранные дельцы, крупные землевладельцы, даже генералы — у Фролова, например, на Нижегородской железной дороге она похитила 213 000 рублей.


Изысканно одетая, Сонька располагалась в купе, играя роль маркизы, графини или богатой вдовы. Расположив к себе попутчиков и делая вид, что поддается их ухаживаниям, маркиза-самозванка много говорила, смеялась и кокетничала, ожидая, когда жертву начнет клонить ко сну. Однако, увлеченные внешностью и сексуальными призывами легкомысленной аристократки, богатые господа долго не засыпали. И тогда Сонька пускала в ход снотворное — одурманивающие духи с особым веществом, опиум в вине или табаке, бутылочки с хлороформом и т. д. У одного сибирского купца Сонька похитила триста тысяч рублей (огромные деньги по тем временам).


Она любила бывать на знаменитой Нижегородской ярмарке, но часто выезжала и в Европу, Париж, Ниццу, предпочитала немецкоязычные страны: Германию, Австро-Венгрию, снимала роскошные квартиры в Вене, Будапеште, Лейпциге, Берлине.


Сонька не отличалась красотой. Была небольшого роста, но имела изящную фигуру, правильные черты лица; глаза ее излучали сексуально-гипнотическое притяжение. Влас Дорошевич, беседовавший-с авантюристкой на Сахалине, заметил, что ее глаза были "чудные, бесконечно симпатичные, мягкие, бархатные... и говорили так, что могли даже отлично лгать".


Сонька постоянно пользовалась гримом, накладными бровями, париками, носила дорогие парижские шляпки, оригинальные меховые накидки, мантильи, украшала себя драгоценностями, к которым питала слабость. Жила с размахом. Излюбленными местами ее отдыха были Крым, Пятигорск и заграничный курорт Мариенбад, где она выдавала себя за титулованную особу, благо у нее был набор разных визитных карточек. Денег она не считала, не копила на черный день. Так, приехав в Вену летом 1872 года, заложила в ломбард некоторые из похищенных ею вещей и, получив под залог 15 тысяч рублей, истратила в одно мгновение.


Постепенно ей прискучило работать одной. Она сколотила шайку из родственников, бывших мужей, вора в законе Березина и шведско-норвежского подданного Мартина Якобсона Члены шайки безоговорочно подчинялись Золотой Ручке.


...Михаил Осипович Динкевич, отец семейства, почтенный господин, после 25 лет образцовой службы директором мужской гимназии в Саратове был отправлен в отставку. Михаил Осипович решил вместе с дочерью, зятем и тремя внуками переехать на родину, в Москву. Динкевичи продали дом, прибавили сбережения, набралось 125 тысяч на небольшой дом в столице.


Прогуливаясь по Петербургу, отставной директор завернул в кондитерскую _ и в дверях чуть не сшиб нарядную красавицу, от неожиданности выронившую зонтик. Динкевич невольно отметил, что перед ним не просто петербургская красотка, а женщина исключительно благородной породы, одетая с той простотой, какая достигается лишь очень дорогими портными Одна ее шляпка стоила годового заработка учителя гимназии.


Спустя десять минут они пили за столиком кофе со сливками, красавица пощипывала бисквит, Динкевич расхрабрился на рюмку ликера. На вопрос об имени прекрасная незнакомка ответила:


"Графиня Тимрот, Софья Ивановна"


"О, какое имя1 Вы ведь из московских Тимротов, не так ли?"


^ СОНЬКА ЗОЛОТАЯ РУЧКА


375


"Именно так".

"Ах, Софья Ивановна, кабы вы знали, как в Москву-то тянет'"

И Михаил Осипович, испытав вдруг прилив доверия, изложил графине свою нужду — и про пенсию, и про скромный капитал, и про грезу о московском не самом шикарном, но достойном хорошей семьи особнячке...

"А знаете что, любезный Михаил Осипович... — после кратного раздумья решилась графиня, — мы ведь с мужем ищем надежного покупателя. Граф получил назначение в Париж, послом Его Величества..."

"Но графиня! Да я и мезонина вашего не осилю! У вас ведь имеется мезонин?"

"Имеется, — усмехнулась Тимрот. — У нас много чего имеется. Но муж мой — гофмейстер двора. Нам ли торговаться? Вы, я вижу, человек благородный, образованный, опытный. Другого хозяина я бы и не желала для бебу-товского гнезда..."

"Так батюшка ваш — генерал Бебутов, кавказский герой?!" — всполошился Динкевич.

"Василий Осипович — мой дед, — скромно поправила Софья Ивановна и поднялась из-за стола. — Так когда же изволите взглянуть на дом?"

Договорились встретиться через пять дней в поезде, куда Динкевич подсядет в Клину.

Сонька хорошо помнила этот городок, а вернее, небольшую станцию, так как из всего города ей был знаком только полицейский участок. Свое первое приключение Сонька вспоминала всегда с удовольствием. В ту пору ей не исполнилось и двадцати, при небольшом росте и изяществе выглядела на шестнадцать. Это через шесть лет ее стали называть Золотой Ручкой, когда Шей-ндля Соломониак, дочь мелкого ростовщика из Варшавского уезда, прославилась как мозговой центр и финансовый бог "малины" международного размаха. А тогда у нее был лишь талант, неотразимое обаяние и школа "родового гнезда", которым она гордилась не меньше, чем графиня Тимрот, Гнезда не генеральского, а блатного, где она росла среди ростовщиков, скупщиков краденого, воров и контрабандистов. Была у них на побегушках, легко выучивая их языки: идиш, польский, русский, немецкий. Наблюдала за ними. И как истинная артистическая натура, пропитывалась духом авантюры и беспощадного риска.

Ну а тогда, в 1866-м, она была скромной воровкой "на доверии" на железной дороге. К этому времени Сонька уже успела, кстати, сбежать от своего первого мужа, торговца Розенбада, прихватив на дорожку не так уж много — пятьсот рублей. Где-то "у людей" росла ее маленькая дочка.

Итак, подъезжая к Клину, в вагоне третьего класса, где она промышляла по мелочи, Сонька заприметила красавца юнкера. Подсела, поклонилась, польстила ему "полковником" и так простодушно во все глаза (силу которых Уже знала хорошо) разглядывала его кокарду, сверкающие сапоги и чемоданчик возле них, что молодой военный немедленно ощутил порыв, свойственный всем мужчинам, встречавшимся на Сонькином пути: защитить и опекать эту девочку с лицом падЩего ангела — по возможности до конца своих дней.

На станции Клин ей уже ничего не стоило послать покоренного юнкера — НУ, допустим, за лимонадом.

Это был первый и последний раз, когда Сонька попалась с поличным Но и тут сумела выкрутиться. В участке она разрыдалась, и все, включая облапо-Шенного и отставшего от поезда Мишу Горожанского, поверили, что девущ-

^ СОНЬКА ЗОЛОТАЯ РУЧКА


377


Э/о__________________________________


ка взяла чемодан попутчика по ошибке, перепутав со своим. Мало того, в протоколе осталось заявление "Симы Рубинштейн" о пропаже у нее трехсот


рублей.


Спустя несколько лет Сонька отправилась в Малый театр. И в блистательном Глумове узнала вдруг своего клинского "клиента". Михаил Горожанский в полном соответствии с псевдонимом — Решимов — бросил военную карьеру ради театра и стал ведущим актером Малого. Сонька купила огромный букет роз, вложила туда остроумную записку: "Великому актеру от его первой учительницы" — и собралась послать премьеру. Но по дороге не удержалась и добавила к подношению золотые часы из ближайшего кармана. Все еще молодой Михаил Решимов так никогда и не понял, кто разыграл его и почему на крышке дорогого сувенира было выгравировано: "Генерал-аншефу N за особые заслуги перед отечеством в день семидесятилетия".


Но вернемся к "графине" Софье Тимрот. В Москве ее, как положено, встречал шикарный выезд: кучер весь в белом, сверкающая лакированной кожей и пышными гербами двуколка и классическая пара гнедых. Заехали за семейством Динкевича на Арбат — и вскоре покупатели, как бы не смея войти, столпились у ворот чугунного литья, за которыми высился дворец на каменном цоколе с обещанным мезонином.


Затаив дыхание, Динкевичи осматривали бронзовые светильники, павловские кресла, красное дерево, бесценную библиотеку, ковры, дубовые панели, венецианские окна... Дом продавался с обстановкой, садом, хозяйственными постройками, прудом — и всего за 125 тысяч, включая зеркальных карпов! Дочь Динкевича была на грани обморока. Сам Михаил Осипович готов был целовать ручки не то что у графини, но и у монументального дворецкого в пудреном парике, словно специально призванного довершить моральный


разгром провинциалов.


Служанка с поклоном вручила графине телеграмму на серебряном подносе, и та, близоруко сощурившись, попросила Динкевича прочесть ее вслух: "Ближайшие дни представление королю вручение верительных грамот тчк согласно протоколу вместе супругой тчк срочно продай дом выезжай тчк ожидаю нетерпением среду Григорий".