Г. линьков война в тылу врага

Вид материала

Документы

Содержание 4. Первый удар по врагу

Подобный материал:

• Муниципальное бюджетное учреждение культуры города Новосибирска, 121.49kb.
• С. П. Алексеев; худож. Н. Андреев. М. Дрофа, 2003. 80 с ил. (Честь и отвага), 975.6kb.
• Неделя искусств великая Отечественная война в искусстве, 60.32kb.
• Конкурс школьных музеев и поисковых отрядов «Доблесть. Мужество. Героизм», 49.02kb.
• Первая. Основы общевойскового боя в тылу противника, 2149.96kb.
• 65 –й годовщины Победы в Великой Отечественной войне, 44.34kb.
• Материал к единому дню информирования, 163.21kb.
• Н. И. Алещенкова (Алещенков А., гр. 11 Одсп), 1318.38kb.
• -, 424.26kb.
• Каракалпакский государственный университет имени бердаха, 748.08kb.

. Ничего, боевой па­рень. Да и все другие у меня неплохие бойцы.

Со всячинкой у тебя, командир, бойцы,— сказал Захаров, подходя и присаживаясь к костру,— дисцип­лины не понимают. Вот сейчас ставлю одного на пост в лесу, а он спорит со мной: на опушку, говорит, давай...

Грохнул такой хохот, что Захаров долго не мог произнести ни слова.

• Да подождите вы... — повысив голос, заго­ворил он наконец. — Ведь вспомнил я — это Телегин, «лесной человек». Над ним еще в лагере все поте­шались.
  
• Теперь потешаться, пожалуй, не будешь. Послушаика вот, что про него Саша рассказывает, — ска­зал я и обратился к радисту: — Как у вас рация, то­варищ Крындин, в порядке?
  

— Рация в порядке, да ведь программы связи с Москвой нет, товарищ командир,—ответил тот.— Двухсторонней связи с Москвой установить никак невозможно. Правда, об этом мы еще помалкиваем в отряде. Ничего я Саше, кроме последних известий, дать не могу, а он, как командир, делает вид, что по­лучает по радио директивы.

Я невольно рассмеялся. У Шлыкова действитель­но появилось нечто новое: он держался с достоинст­вом, как и подобало командиру, и о своих людях су­дил теперь исключительно по их боевым качествам.

• Ну, расскажи, Саша, как на шоссейку ходили и как старосту судили,— предложил Крындин.
  
• Да я что же, я разве отказываюсь? Только... после этого «отбой». Согласны, товарищ коман­дир? — смеясь, обратился ко мне Шлыков и, не ожи­дая моего ответа, начал рассказывать.
  
• На вторую ночь мы пересекли шоссе Сенно — Коха нова и вошли в болотистый лес на реке Усвейке. Там соединились с окруженцами Стрельникова и простояли пять суток. Вот тогда я и придумал себе боевое задание. Рядом шоссе, большое движение ав­тотранспорта, а у нас тол, — как тут не испробо­вать свои силы? Взял я с собой Телегина и трина­дцать окруженцев со Стрельниковым. Когда начало смеркаться, вышли к шоссе. Местность — небольшие холмы, кустарники у самой дороги, противоположная сторона — открытое поле. Я приказал Трофиму Алек­сеевичу расположить бойцов для обстрела, а сам вместе с Телегиным направился на шоссе. Ну, зало­жили в мину пять килограммов толу. Не успел еще Валька приключить детонатор, как на холме, метров за восемьсот, засветились фары. Волнуюсь, говорю: «Скорее, Валька!» А он спокойно: «Ничего, успеем!» Автомашины не доехали до нас метров триста. «Го­тово!» — сказал Валька, и мы отбежали в сторону. Четыре грузовика с немцами двигались со стороны Сенно. Мина взорвалась под первым. В нем едва ли кто уцелел. Вторая машина наскочила на обломки первой и перевернулась. Две последние заскрипели тормозами. Мы открыли огонь по задним машинам. Кроме винтовок, у нас было два ручных пулемета и четыре автомата. Часть гитлеровцев успела залечь в кювет и открыла ответный огонь. Справа показались другие автомашины, и я приказал отходить... Вот и вся операция.
  
• А потери?
  
• У фашистов, как мы потом узнали, было чело­век сорок убитых и почти столько же оказалось ра­неных. А у нас было двое раненых. Обоих пришлось нести на руках. Пете Кольцову пуля попала в живот, и он на второй день скончался. В лесу и похоронили. Сплели венок из дубовых веток и положили ему на могилу. Второму перебило ногу разрывной. Его при­шлось оставить у лесника на хуторе. Поручили местным людям присматривать за раненым, достать медика­ментов.
  
• Кто эти местные люди и можно ли им доверять?
  

Шлыков немного замялся, потом ответил с застен­чивой улыбкой, словно извиняясь:

• Я все покороче стараюсь рассказывать, товарищ командир, и не все договариваю. Мы тогда узнали, что за организованный нами взрыв на шоссе гитле­ровцы произвели расправу с местными жителями. В двух ближайших деревнях они расстреляли семь че­ловек и около тридцати увели с собой, Много колхоз­ников ушло прятаться в лес.
  

К нам не пошли, видимо свой отряд организовать замышляют. Двое из них встречались со мной и Библовым, просили дать им боевое поручение. Я предло­жил им подорвать там мост один — небольшой, но важный.

• Это хорошо, что вы связались с местным насе­лением, — сказал я. — Ну, а как вы расправились с предателем?
  
• С предателем мужики сами разделались. А было дело так... Мы остановились у озера Селява. Леса там тоже знаменитые, и мы простояли там трое суток. Я послал группу бойцов в деревню на развед­ку. Заодно поручил раздобыть продукты для отряда. Хлопцы доставили продукты и рассказали, что жите­ли деревни просили убрать старосту, поставленного немцами. Служакой таким оказался, что никому житья не давал. Подобрал себе трех полицаев из бывших уголовников и давай хозяйничать. Троих сельских коммунистов по его доносу гитлеровцы расстре­ляли, и он, по слухам, готовил черные списки еще на большую группу активистов. Колхозники просили по­мочь... Я долго думал, как мне удобнее взять ста­росту вместе с полицаями. Дело было для меня новое. Вечером взял с собой десяток бойцов и направился в деревню. Нам повезло. Едва мои разведчики появи­лись в деревне, как им сообщили, что староста по ка­кому-то случаю с утра пьянствует с полицаями. Тут уж я, не раздумывая больше, прямо направился к не­му «в гости». Тихо пробрались во двор. Только суну­лись в сени, навстречу полицейский. Скрутили без шу­ма. Трое со мной ворвались в комнату. Одного из по­лицейских, схватившегося за кобуру, Яша Кулинич застрелил на месте. Старосту и другого полицейского связали и всех троих увели, а дом подожгли. В ту ночь из деревни с нами ушло в лес двенадцать человек, пять из них и теперь находятся в нашем отряде. Один здоровенный, усатый дядя, в колхозе бригадиром ра­ботал, как увидел старосту, взял его за шиворот и поднял, как котенка. «Ну, — говорит, — Иуда, расска­зывай, за сколько фашистам родину продал?!» С моего разрешения сами колхозники предателя и допрашивали, в протокол все записали. А потом бывшего кол­хозного бригадира судьей выбрали, заседателей на­значили. Этот суд и вынес приговор: повесить преда­теля советской родины на осине. И повесили.
  

Шлыков замолчал. Свет догоравшего костра начи­нал бледнеть. Наступило утро — тихое, ясное. Слегка подмораживало. Бойцы, в разных позах сидевшие во­круг костра, поеживались от утреннего холодка. Заха­ров поднялся, — очевидно, снова наступило время менять караулы.

• Ну, на сегодня хватит, — сказал я. — Отбой! Соснем немного, а потом. . .
  
• А потом, товарищ командир, первым делом на­до бы навестить здешних партизан. Отряд Щербины тут совсем рядом стоит. Мы с ним вчера познакомились: он даже мне рассказывал, что его люди где-то вас, товарищ командир, встречали.
  

— Рассказывал? — засмеялся я и подумал: «Инте­ресно, как встретит меня сам Щербина?»

* * *

В лесном лагере партизан нас приняли, как своих. Щербина, молодой широкоплечий чернобородый офи­цер, был весьма любезен, но было заметно, что ему очень и очень передо мной неловко. Он немедленно вернул мне оружие и часы и извинился за «ошибку» своих бойцов. А те ребята, что обобрали меня в тот злополучный вечер, убежали в лес, не будучи в силах смотреть мне в глаза. Трое из них и вовсе назад не вернулись, да и не место им было в отряде.

^ 4. Первый удар по врагу

В конце октября наступило похолодание. Вязкие болота покрылись твердой коркой, и открытые лужи­цы заблестели чистым, прозрачным льдом. Там, где стояла вода, грязь, стало возможно проходить в ва­ленках, двигаться на лыжах. Легче стало совершать переходы на большие расстояния. Но теперь и про­тивнику ничто не мешало организовать на нас облаву с танкетками, легкими танками и автобронемашина­ми. Но так только казалось. Оккупанты не представ­ляли себе особенностей белорусских лесов и болот и не имели понятия о стойкости и упорстве нашего со­ветского человека. Русский человек в этой войне по­казал не только храбрость, находчивость и беззавет­ную преданность своей партии и великому Сталину. Вместе с этим он показал и невиданную в мире выносливость. Оккупантов больше, чем нас, пугало наступление суровой зимы.

Уже выпал первый снег. А у нас еще не было ни запаса продовольствия, ни теплой одежды, ни земля­нок в лесу. Базироваться же в деревнях нельзя: люди мало обстреляны. Сражаться с противником в откры­том бою с такими средствами мы не могли.

Вечером 25 октября я со всем отрядом вошел в хутор Нешково, к которому когда-то подходил с такой опаской и где едва не попал в руки кара­телей.

Представьте себе огромную низменность, прости­рающуюся перед вами на десятки квадратных кило­метров, поросшую чахлыми сосенками, березняком, лозой. Кое-где на этой низине вкраплены песчаные островки, и на них бугрится лес. Растут там мачто­вые сосны, ели, огромные дубы и клены, встречаются рябины в несколько обхватов. У основания этих ги­гантов — кустарники крушины, ольшаника, лозняка.

Помнится, в сорок втором году, ранней весной, у нас на одном из таких островков были лошади. Ко­гда еще не протаял окончательно грунт подо мхом, мы решили переправить наших коней на соседний боль­шой остров. По чистому моховому болоту хлопцы еха­ли на них верхами, а у самого острова на солнечном припеке грунт местами уже протаял. Одна из лоша­дей провалилась, и пока бойцы снимали с нее седло, у нее снаружи осталась только голова, а когда были срублены и поднесены слеги, то лошадь вся ушла в трясину. Только дикие кабаны и лоси проскакивают с одного острова на другой в любое время года без за­держки, по своим собственным тропам.

В березинские болота «материк» врезался бесчис­ленными клиньями, полуостровками и возвышенностя­ми. На одном -из таких клиньев и размещался хутор Нешково. Три деревенские бревенчатые избы средних размеров и два сарая, обнесенные плотным забором,— вот и все постройки хутора. До прихода гитлеровцев здесь помещалось отделение правления Верезинского государственного заповедника и проживало четыре семьи сторожей. Во дворе ходило несколько приру­ченных лосей. Они привыкли к людям настолько, что кормились с рук, как коровы. Когда я подходил к это­му хутору с Васькой, то из леска с поленницы дров мы наблюдали, как эсэсовцы из карательного отряда в этом дворе развлекались с молодым лосем (два старых были уже вывезены ими на станцию железной дороги). Неподалеку от построек на песчаном островке хранились бурты картошки, предназначенной для подкормки диких свиней.

Единственная узенькая грунтовая дорога связывала этот кордон с деревнями Терешки и Великая Река.

Хотя мы заняли этот пункт без боя, «многочис­ленное» население не вышло к нам навстречу с хле­бом и солью, но гордость наших бойцов и команди­ров была не меньше, чем при занятии крупного стра­тегического пункта противника.

В хуторе Нешково мы разместились для продол­жительного отдыха. Молва о нас шла впереди, и к нам со всех сторон прибывали люди с просьбой зачис­лить в отряд.

Разведчики сообщили мне, что под самым хутором в лесу расположились бежавшие от немецкой распра­вы евреи и кое-кто из местных жителей. Прослышав о появлении сильного партизанского отряда, они, видимо, решили держаться к нам поближе. Было яс­но, что о нас в ближайшее время станет известно в гестапо и противник не замедлит выслать каратель­ную экспедицию. Меня это беспокоило. Большинство бойцов в отряде были необстрелянные люди, недо­статочно дисциплинированные. Оружие имелось, но плохо обстояло с боеприпасами. Пулеметы — а их у нас уже было пятнадцать ручных и один станковый— часто отказывали из-за негодных патронов.

Мы начали усиленную подготовку к боевым дей­ствиям, Я решил прежде всего тщательно обследовать окрестности и с этой целью выехал с разведкой из Нешкова. Углубившись в лес, мы сразу же наткнулись на большой еврейский лагерь. Люди ютились в наспех оборудованных шалашах и землянках, оборванные, го­лодные: были здесь и беременные женщины, были старухи, старики и детишки. Все высыпали нам на­встречу. Они не знали, что мы не сможем их спасти, и ждали какого-то чуда. Хоть и тяжело было, но я сказал людям правду: у нас лишь небольшой подвиж­ной отряд, и семьям следовать за нами нельзя. Обе­щал прислать голодающему лагерю хлеба и мяса и посоветовал всем уходить на зиму дальше, в глубь ле­са. Со мною могли пойти только люди, способные но- бить оружие и готовые отдать жизнь на борьбу с вра­гом. Несколько мужчин присоединились к нашему от­ряду.

• А знаете, товарищ начальник, — обратилась ко мне молодая женщина, до сих пор молча слушавшая наши разговоры, — здесь есть целый отряд, человек тридцать. У них командиром старший лейтенант Басманов, они бы вам наверняка пригодились. Хорошие ребята, боевые.
  

Как я мечтал о встрече с Басмановым во время своих одиноких блужданий!

• Что же, — ответил я, — скажите ему, коли встретите, что я хотел бы с ним повидаться.
  
• Як нему схожу, нарочно схожу, — сказала женщина, — только вы потом меня с собой возьмите воевать. У меня с фашистами особые счеты есть. Возь­мете?
  
• Возьму, — пообещал я и вспомнил свой разго­вор с Садовским: не все бежали в лес только спасать­ся, некоторые были готовы бить врага.
  

Наутро Басманов был уже у меня. Мы договори­лись с ним, что он со своими людьми присоединится ко мне. Ближайшая наша задача — устройство зим­него лагеря. Решили, что основную базу мой отряд бу­дет строить в дремучем бору между Нешковом и Терешками, а Басманов со своими людьми близ озера Палик достроит свой зимний лагерь, и он будет слу­жить нам запасной базой. Стоял этот лагерь на островке, и добираться к нему можно было только на лодках. Там раненые и больные находились бы в большей безопасности. Там же в случае разгрома основной базы мог укрыться и весь отряд.

Рассчитав с возможной точностью все сроки строи­тельных работ, мы расстались с Басмановым, усло­вившись о встрече через неделю.

* * *

Место для постройки базы мы выбрали по мед­вежьим следам, потому что медведь всегда роет бер­логу в самой глухой чащобе, подальше от человече­ского глаза. Бор был темный, густой, места высокие, для копки землянок удобные. В окрестных деревнях ребята добыли пилы и топоры, и работа закипела. В течение пяти дней были построены четыре землян­ки, баня и кухня, поставлены железные печки, засте­клены окна. Радисты установили на прием одну из трех уцелевших радиостанций, и мы начали слушать сводки Совинформбюро.

Сводки не радовали. Они говорили о продвижении фашистов. Болью отдавалась в сердце знакомая фра­за: «После упорных боев наши войска оставили...» Гитлеровская пропаганда старалась вовсю. О взятии Москвы они сообщали три раза. Оккупанты расписы­вали будущие парады на Красной площади, торжества и награды «победителям». «Так как Москва сильно минирована, — вещал роскошный бархатный баритон на чистейшем русском языке, — то, но мнению Бер­лина, работы по окончательному занятию азиатской столицы следует развернуть по завершении полного окружения Москвы. Этот час недалек...» Я с досадой выключал приемник: не было сил слушать дальше наглое бахвальство врага.

Зима в том году установилась рано. Снег лежал плотно. Морозы крепчали. Но теперь жильем мы бы­ли обеспечены, и наступление зимы нас больше не пугало. Надо было быстрее закалить людей в боевых схватках.

Шоссе, соединявшее города Лепель и Борисов, проходило поблизости от нашей базы. Немецкие авто­колонны двигались по нему днем и ночью. Остано­вить движение по этой магистрали имело большое значение и для действий нашего отряда. Было реше­но подорвать мост через реку Эссу в деревне Годив- ля, в двенадцати километрах от города Лепеля. Мост этот был небольшой, всего тридцать восемь метров длины. Но глубокая и быстрая река Эсса с торфяни­стыми, заболоченными берегами исключала возмож­ность переправы вброд, а постройка нового моста представляла большие трудности.

Положение с охраной моста нам было хорошо из­вестно. Девять человек гитлеровской охраны жили в отдельном домике, недалеко от моста, и вели настоль­ко беспечный образ жизни, что зачастую ложились спать, не выставляя часового на ночь.

Такое поведение фашистских солдат объяснялось тем, что мост находился в самой деревне, а деревня охранялась местным предателем по фамилии Мисник.

Завербованный гестапо, Мисник был назначен ста­ростой деревни. Он добился назначения в деревню небольшой команды немецких солдат. Но беспокоился он при этом не столько об охране моста, сколько о защите собственной персоны. Назначенному старшим команды ефрейтору он говорил: «Вы, господин офи­цер, можете спать спокойно. Об охране моста я сам побеспокоюсь, мне все равно деревню-то охранять на­до». Ефрейтор сначала слушал такие заверения бело­руса с недоверием и нес службу по всем правилам. Однако скоро убедился, что деревня ночью патрули­руется мужиками, и стал относиться к охране моста халатно.

Выполняя задание коменданта по очистке района от неблагонадежных людей, Мисник старался вовсю: выдавал советских активистов не только своей, но и окружающих деревень. Бойцы-окруженцы, пробирав­шиеся на восток, огибали Годивлю на добрый деся­ток километров. Попасть на глаза этому негодяю бы­ло все равно, что попасть в руки гестапо. Одних он немедленно сдавал в комендатуру со своей характе­ристикой, других убивал сам в пути «при попытке к бегству».

Мисника боялись. Еще больше боялся сам Мисник. Часть местных активистов гитлеровцы расстреляли, некоторых угнали на каторжные работы в Герма­нию, кое-кому удалось скрыться в лес. Оставшиеся мужчины подчинились Миснику, и он организовал с ними надежную охрану деревни. Выставляемые патру­ли он проверял сам и, боже упаси, если кто «прохло­пает» появление постороннего человека.

В самогоне и продуктах для немецкой команды недостатка не было, а на всякий случай староста по­беспокоился и о телефонной связи с лепельским гар­низоном.

Убедившись в своем благополучии, оккупанты перешли на санаторный режим.

Поэтому вся сложность операции по уничтожению моста заключалась в том, чтобы незаметно подойти к дому Мисника и захватить его. Только после этого можно было прервать телефонную связь с Лепелем и приступить к ликвидации фашистской охраны и моста.

Все эти данные нашей разведки и сообщения двух жителей деревни Годивля, находящихся в нашем от­ряде, были учтены, и план операции был продуман во всех деталях.

Выполнение операции я поручил Александру Шлыкову. В состав группы были включены неизмен­ный спутник Шлыкова — Валентин Телегин, как луч­ший из минеров, житель деревни Годивля Степан Азаронок в качестве проводника и пятнадцать боевых ребят из десантников и окруженцев.

Темной ночью Шлыков со своими людьми пере­брался через реку ниже деревни и подошел к ней со стороны Лепеля. Отряд разбился на три группы. Сте­пан Азаронок и с ним три бойца направились к дому старосты. Другая группа из трех бойцов во главе с Десантником Серпионовым пошла уничтожать теле­фонную связь с Лепелем. Она же должна была сле­дить за выходами из деревни и никого не пропускать в сторону города. Выждав немного, Шлыков с осталь­ными бойцами незаметно подошел к хате, в которой размещалась охрана моста.

Пять гранат почти одновременно разорвались в помещении, где спали гитлеровцы. В ответ не разда­лось ни одного выстрела. Два бойца через проемы в окнах прыгнули в дымящуюся хату, осветили ее фо­нариком. Фашисты оказались в большинстве переби­тыми. Троих, очумевших от взрывов, пришлось при­стрелить из пистолетов.

Покончив с охраной, Шлыков повел свою группу на мост. В это время подошли трое посланных к до­му старосты и доложили, что Миснику удалось бе­жать. Злая собака подняла такой свирепый лай, что всегда настороженный предатель, очевидно, почувствовал приблйжение опасности и поспешил скрыться. Это значительно осложняло операцию. Надо было торопиться.

Телегин приступил к минированию свай, но сразу же обнаружилось, что толу на весь мост нехватит. Тогда бойцы бросились к расположенной поблизости смолокурне, и через каких-нибудь полчаса десяток бочек со смолой и скипидаром, приготовленных для отправки в Лепель, были расставлены на мосту. Те­легин, закончив минирование, начал подводить к боч­кам конец бикфордова шнура.

Наконец все было закончено. Оставалось только чиркнуть спичку, и середина моста взлетит на воздух, а остальное докончит огонь. Но надо было дожидать­ся товарищей, выделенных для уничтожения телефон­ной связи. Если мост подорвать — им придется пере­бираться через реку вплавь. А они почему-то задер­живались.

Шлыков нервничал. Больше Шлыкова был рас­строен своей неудачей Степан Азаронок. Предатель Мисник его перехитрил и успел скрыться. Это пред­вещало большие неприятности для многих из боль­шой семьи Азаронков, остававшихся в деревне. Сте­пан стоял в стороне, охладев ко всему, что происхо­дило вокруг него, мрачно посматривая через перила моста в черную воду реки.

На дороге показались четыре человека.

• Стой! Кто идет? — окрикнул их постовой.
  
• Свои, — послышался знакомый голос.
  

Шлыков бросился навстречу.

• В чем дело? Почему вы так задержались? — спросил он у Серпионова.
  
• Да вот, какой-то гражданин бежал обочиной дороги по направлению к Лепелю. Мы его задержали, как было приказано, а когда повели сюда, он пытался улизнуть. Еле поймали. Назвался Гредюшкой Игна­том. Говорит, что местный. Сбежал будто из немец­кого лагеря и обходил деревню, чтобы не напороть­ся на патрулей старосты...
  

Бойцы обступили задержанного.

- Степан! — окликнул Шлыков Азаронка, по-прежнему смявшем у перил на мосту. — Иди-ка сю­да. Ты вот этого гражданина Гредюшко не знаешь?

• Кого? — нехотя отозвался Степан и, точно пьяный, покачиваясь, медленно зашагал к неизвест­ному. Бойцы, державшие за руки приведенного чело­века, почувствовали, как он вздрогнул, услышав голос Степана, и рванулся, чтобы вырваться, но они удер­жали его.
  

Азаронок остановился, не доходя несколько шагов до задержанного, и на мгновение оцепенел. Винтовка выпала у него из рук, но в следующую секунду он прыгнул вперед, перескочив через винтовку, и судо­рожно вцепился в глотку опасному противнику.

— А-а!.. Ми-ис-ни-ик!! — гортанным голосом про­хрипел он и, свалив свою жертву на землю, начал душить.

Он был страшен в этот момент, этот простой и обычно нерасторопный пожилой колхозник. Когда четыре крепких бойца оторвали его от Мисника и оттащили в сторону, он не сразу пришел в себя от ярости.

По просьбе всех бойцов Шлыков разрешил Сте­пану собственноручно убить предателя. Азаронок это выполнил прямо здесь же, на середине заминирован­ного моста.

Когда семнадцать человек перешли мост и удали­лись метров на семьдесят, восемнадцатый чиркнул спичку. Бочки со скипидаром, расставленные на мо­сту, вспыхнули, зашипел бикфордов шнур. Убедив­шись, что все в порядке, Телегин побежал за товари­щами.

Через минуту под охваченным пламенем мостом раздался взрыв. Труп предателя вместе с обломками свай темным силуэтом метнулся в воздухе.

• Задание выполнено! Пошли! — сказал Шлыков и зашагал к лесу.
  

Группа была уже за деревней Веленщина, когда от горящего моста послышалась стрельба из винтовок и автоматов. Это гитлеровцы, подъезжая к месту взрыва, открыли стрельбу по местам, в которых могли быть партизанские засады.

Весь обратный путь Степан Азаронок шел в при