Geum.ru

Вот и не верь после этого в приметы заявил Александр Владимирович, нежно обнимая женщину, которой через месяц предстояло стать его женой

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
Глава 9.

Следственный эксперимент.


-- А вам от меня новый подарок, -- сообщил вечером Пашка, усаживаясь в машину. -- Я решил стать карьеристом. Получается?

-- Сие зависит от цены подарка, -- информировал Алферов, протягивая руку.

-- Знал бы вашу корыстность, купил бы в твердом переплете, -- вздохнул лейтенант. -- Но сделанного не воротишь. Это снова Агата Кристи, "Убийство Роджера Экройда".

-- Тоже герметический детектив?

-- Нет, но все равно похоже. Убили богатого помещика, а среди подозреваемых -- самые разные люди. Двое друзей убитого, еще сын, племянница и ее мать -- это пятеро из одного круга. Потом слуги -- секретарь, дворецкий, экономка с сыном и горничная -- вот вам еще пять. И у каждого мотив! Ну, каково? А у нас подозреваемых тоже десять. За столом сидело тринадцать человек, минус Карповы и Юрский, правильно?

-- По сравнению с Агатой Кристи наше положение представляется довольно обнадеживающим, -- не стал скрывать майор. -- Юрская, Вольский и Снутко имеют мотивом ревность, Вольская -- бизнес. Четверо.

-- Еще Леночка Бальбух почему-то нервничала, -- поспешил вставить Пашка. -- Пусть будет хотя бы пять! А с остальными, боюсь, действительно глухо. Карповы и Юрский очевидным образом отметаются, Лазарева тоже.

-- А Лазарева-то почему?

-- А черт ее знает, -- пожал плечами лейтенант. -- По ней сразу видно. Она вредина и ехидина, но на убийцу не тянет. Бальбух мужского пола тоже не тянет. Павлова -- добрейшая тетка, божий одуван. Петухов -- полный отстой, но мне понравился.

-- В каком это смысле отстой?

-- Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша.

-- Раз крыша не на месте, способен на всякое.

-- Ладно, -- обрадовался Пашка, -- принято. Значит, шестеро. Все равно мы их сделаем в два счета. Что мы, тупее Пуаро? А подозреваемых у нас существенно меньше.

Майор не разделял оптимизма подчиненного, однако спорить не стал.

В квартире Юрских все выглядело примерно так, как накануне вечером. Алферов и сам толком не понимал, что заставило его потребовать следственного эксперимента и какие результаты он надеялся получить. То ли дело было в настойчивом голосе интуиции, то ли в том, что остальные методы расследования оказались фактически исчерпаны. Разумеется, можно было еще уточнить некоторые сведения о фигурантах, например, зайти в офис Юрского или в банк, где когда-то работала Майя, но, скорее всего, ничего принципиально нового не обнаружилось бы. Общая картина достаточно ясна и непротиворечива. Возможность совершить преступление имело десять человек, из них мотив был у четырех, причем все четверо на допросе явно хитрили. При полном отсутствии улик подозреваемых набиралось многовато, особенно если учесть, что наиболее вероятным кандидатом в отравительницы выглядела жена Юрского, задержать которую без веских оснований тот не позволит. Значит, оставалось искать улики. Неужели среди дюжины людей не нашлось никого, кто заметил бы хоть что-нибудь полезное? Например, некто наклонялся над чужой стопкой или слишком долго просидел в ванной. Изначально свидетель мог не обратить на это внимания, но при воспроизведении той же обстановки вспомнит и сообщит милиции. Кроме того, майору было интересно, кто именно первым сел на чужое место, сорвав таким образом планы убийцы. Этот вопрос тоже есть надежда разрешить с помощью следственного эксперимента. Да и вообще, вдруг у преступника в присутствии несостоявшейся жертвы сдадут нервы и он ненароком сам себя выдаст?

После недолгих совещаний гости сумели расположиться за столом в том же порядке, что вчера. По правую руку от хозяина два пустых стула для отсутствующих Карповых, по левую -- Майя. Рядом с нею Снутко (пристроился, хитрец!), далее Павлова, Юрская, муж и жена Вольские, Миша и Лена Бальбухи, Петухов и Лазарева. А вот по поводу конкретных мест разразились горячие дебаты. Стол овальный, и запомнить за ним свое место было нелегко. Правда, Лазарева утверждала, что ей весь вечер мешала ножка, вот эту-то ножку и решили принять за точку отчета. Майору стало ясно, что сесть по ошибке не туда, куда надо, да еще в темноте, -- самое простое дело. И тут кольнула интересная мысль: в темноте? Да сейчас ведь июнь, белые ночи! Но высказывать свое сомнение вслух он не стал, решив подождать развития событий. Вот он, смысл следственного эксперимента: лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать.

-- Здесь нарезки и минералка, -- жалобно произнесла Света. -- И еще кое-что со вчерашнего дня мы не доели. Ведь не обязательно накрывать так же, как в прошлый раз? Я ничего не готовила, только Вовочке диетическое.

-- Готовить, разумеется, не надо, -- добродушно согласился майор, -- но стол накрыть точно так же не мешает. Чтобы поточнее повторить вчерашнее.

Света с помощью Лены и Надежды Юрьевны принялась расставлять пустые салатницы, однако дело шло не слишком бойко. Немудрено -- ведь Юрский, примостившийся рядом с Майей и, похоже, воспринявший слишком буквально просьбу воспроизвести ситуацию субботы, шептал что-то, не переставая, и самодовольно ухмылялся. Это было неприятно даже Алферову, так что говорить о покинутой жене! У нее все буквально падало из рук. Майя слушала, опустив ресницы, иногда тихо отвечала. Снутко, по природе несколько апоплексического склада, от подобного зрелища совершенно побагровел. Зато Вольский, похоже, переживать не собирался. Будто и не он сегодня утром горячился при одном упоминании знакомого звонкого имени. Сейчас Алексей Александрович витал в облаках, не замечая ни бывшей жены, ни нынешней -- хотя нынешняя вещала столь громко и безапелляционно, что не заметить ее было мудрено. Она, сверля адвоката взором желающего казаться милым василиска, информировала собравшихся об успехах своего медицинского центра в области гинекологии, в частности, в вопросах, связанных с беременностью. Но адресат, увлеченный прекрасной соседкой, не обращал на ее усилия внимания. Зато совершенно некстати обратила Надежда Юрьевна, с мягкой укоризной заметив:

-- Евгения Петровна, ну, зачем вы здесь об этом? Девочкам неприятно. Светочке вон никак не родить, Мариночке не найти, от кого, а бедной Леночке дай бог прокормить хотя бы одного ребеночка, куда ей еще второй!

Разумеется, она хотела, как лучше, однако Алферов догадывался, что милые дамы предпочли бы обойтись без столь прямолинейной защиты, и осторожно обернулся к ним. Света Юрская вскрикнула, как от удара, Лена Бальбух, теснее прижавшись к Петухову, согласно кивнула, а Марина Лазарева явно собиралась что-то сказать, но, поймав взгляд майора, усмехнулась и смолчала. Ему стало неприятно, что она засекла его, и еще неприятнее, что усмехнулась. Над ним? Над собой? Над Павловой? Возможно, Лазарева недолюбливает ее именно за излишнюю прямоту? Алферов посмотрел на Надежду Юрьевну, и вдруг ему почудилось, что круглое нелепое лицо выражает с трудом скрываемое ожидание, а потом -- разочарование. Но этого не может быть! Она слишком наивна для подобных маневров. Нарочно подпускать шпильки и наслаждаться эффектом... нет, вряд ли, на что бы там ни намекала самоуверенная Лазарева.

Между тем Надежда Юрьевна, всплеснув толстенькими ручками, выпирающими из узковатых рукавов, испуганно ахнула:

-- Ну, я, как всегда... что ни слово, то глупость. Светик, родная, прости меня, дуру! Евгения Петровна права, сейчас такие хорошие врачи... тебя обязательно вылечат, и ты родишь Володечке ребеночка... и у вас сразу будет хорошая крепкая семья, которую никто не сможет разрушить. Честное слово!

Однако Юрская не утешилась нарисованной радужной перспективой. Наоборот -- на короткий миг потянувшись в сторону воркующего с Майей мужа, она отпрянула и разрыдалась на плече утешительницы, в глазах которой -- ну, ничего тут не поделаешь! -- майор прочел отнюдь не сочувствие, а удовлетворение и злорадство. А дамочка-то не проста, несмотря на простоватый вид. Она вовсе не болтает, что попало, она намеренно провоцирует конфликты. Зачем? А зачем утром на допросе Павлова, мило чирикая, сумела облить каждого грязью? Алферов подумал тогда, что сообщенные ею подробности одна другой неприятнее, однако это не поколебало его уверенности в доброжелательности собеседницы. Еще бы -- вызывающе неподходящая одежда, демонстративная глупость. Но разве хорошо оплачиваемый бухгалтер крупного банка может отличаться глупостью?

Размышления майора прервала Лазарева, которая встала, резко отодвинув стул, и решительно позвала:

-- Майя! Отвлекись на минутку. У меня к тебе дело.

Майя подняла голову и посмотрела на подругу, словно... Пожалуй, Алферов, против воли жадно ловящий каждый жест красавицы, сформулировал бы так: посмотрела с лукавой снисходительностью. Затем, не обращая ни малейшего внимания на лепет Юрского, тоже встала, стряхнула его руку со своей и плавно, точно невесомое облачко, поплыла вокруг стола. Но почему-то она выбрала не кратчайший путь к Марине -- мимо пустующих мест Карповых, -- а более длинный, мимо обоих бывших мужей. Снутко вскочил, но она не удостоила его вниманием, а спокойно обтекла, как вода обтекает преграду. Зато, оказавшись около Вольского, который даже не обернулся, невозмутимо потягивая минералку, Майя случайно -- случайно? -- чуть-чуть задела последнего обнаженным локтем. Майор давно не видел, чтобы столь незначительное действие имело столь разительный результат. Наверное, если б Алексея Александровича ударило током, он и то не вздрогнул бы так сильно, сжав длинными пальцами бокал. Стекло треснуло, на пальце выступила кровь.

-- Прости, -- коротко извинилась Майя, улыбнувшись в пространство.

У Алферова застучало в висках. Дивная улыбка Майи никак не могла напоминать нелепую гримасу Надежды Юрьевны, а между тем сходство определенно было. Слишком недавно видел он удовлетворенное злорадство в глазах одной, чтобы не узнать его у другой.

Вольская с перекошенным лицом молча потащила супруга в ванную, к аптечке. Тот не сопротивлялся.

-- Так что ты хотела, Марина? -- спросила Майя у подруги таким ровным, спокойным тоном, словно абсолютно ничего не произошло. Лазарева, не ответив, села, а Леночка Бальбух тоненьким, прерывающимся от волнения голоском выдавила:

-- Майка, как не стыдно... что он тебе сделал?

-- А что сделала Я? Я не понимаю, -- взмахнула смоляными ресницами Майя и обвела мужчин изумленным, растерянным и немного обиженным взглядом ищущего защиты ребенка. Майор почти физически ощутил, как этот магический взгляд касается сперва обомлевшего Пашки, затем Юрского, Снутко, Бальбуха и останавливается на Петухове. Одного Алферова Майя почему-то пропустила, и он сам не знал, радуется этому или огорчен. На душе у него было смутно.

-- Ты ничего не сделала, Майечка! -- вскинулся Петухов. -- А если у Лешки не в порядке нервы, при чем здесь ты?

-- Спасибо тебе, Славик, -- почти шепотом поблагодарила Майя, и этот шепот придал простой расхожей фразе удивительную интимность. Будто прозвучало не "спасибо", а "я тебя люблю".

Петухов, забыв о Лене, приблизился к Майе и быстро-быстро заговорил, так, что половины слов было не разобрать. Вроде бы, о своих профессиональных талантах. Алферов с искренним сочувствием понял, что бедная Леночка из последних сил сдерживает слезы. Она вдруг показалась ему гораздо милее и лучше самоуверенной феминистки Лазаревой или роскошной хищницы Ананиашвили. Прав был Вольский, прав! Кому, как не ему, знать собственную жену? В былые времена из нее вышла бы дорогая куртизанка, разоряющая поклонников и получающая удовольствие, когда кто-нибудь из них погибает. Простенькая, наивная Леночка сохранила открытость и чистоту, которые не снились ее более интеллектуальным подругам. Интеллект женщине лишь во вред.

Леночку требовалось поскорее отвлечь, и майор уведомил, что все должны сесть так, как сидели накануне. Петухову пришлось вернуться, однако интерес к соседке он полностью потерял. Сидел и возбужденно бормотал что-то себе под нос. Тогда Алферов предложил восстановить финал субботней встречи с пением при свечах. Присутствующие оживились, принялись вспоминать, что и как происходило. Тут же погасили электричество -- однако в комнате, как и предполагал майор, по-прежнему было светло. Невозможно представить, чтобы в подобной ситуации преступник подлил яду незамеченным.

-- Было темно, -- с претензией заявил Снутко. -- Я точно помню.

Майор повернулся к окну. Шторы были раздвинуты -- как, впрочем, и накануне вечером, когда он впервые посетил место преступления. Потом его взгляд невольно обратился к Лазаревой как к наиболее разумному из присутствующих.

-- Было темно, -- вслед за Снутко повторила она. -- Точнее, стало, когда выключили свет. Видимо, шторы на тот момент были сдвинуты. Свечи зажигались почти в полной темноте.

-- Кто же их сдвинул? И когда?

-- Мне кажется, когда мы пришли, окно не было занавешено. На занавешенное я бы, наверное, обратила внимание. Но я не уверена. Света?

Молодец! Вполне логично обратиться за разъяснениями к хозяйке -- кому знать, как не ей.

-- Не по-о-омню! -- прорыдала Юрская, не отрываясь от мягкого плеча Надежды Юрьевны. -- Я ничего не делала! Я не помню!

-- Когда мы пришли, шторы были раздвинуты, -- неожиданно прервал свое вечное молчание Вольский. -- Я смотрел в окно, тут очень красивый вид. Но когда их сдвинули, я не знаю.

Остальные тоже уверили, что не знают. Хотя несомненно, что как минимум один из них врет.

-- Ладно, -- вздохнул Алферов, -- а кто потом снова раздвинул шторы?

-- Я, -- после довольно длительной паузы сообщила Вольская. -- Я раздвинула шторы, когда Карпову стало плохо. Кто-то включил свет, а я решила заодно раздвинуть шторы.

-- Я включила свет, -- моментально вставила Лазарева.

-- Возможно, кто-то из вас видел, как другой задергивает шторы или просто подходит к окну перед пением при свечах? -- настаивал майор. -- Попытайтесь вспомнить.

-- Мы с Лехой и Славкой настраивали гитары, -- бодро объяснил Миша Бальбух, -- нам было ни до чего. Если б видели, конечно, сказали бы. Неужели я бы стал покрывать типа, который чуть не угробил Игорюху?

-- Который хотел убить Вовочку! -- гневно поправила Света.

-- Какого еще Вовочку? -- изумилась Лена.

-- М о е г о Вовочку!

Лена обвела всех круглыми глазами и вопросила в пространство:

-- Она что, того?

-- Это ты того, -- возмутилась Света. -- Кому он нужен, твой Игорь! Покушались на моего Вовочку. Это все знают, кроме тебя.

Слово "моего" снова было активно подчеркнуто интонацией. Лена взглянула на Марину и после молчаливого кивка той неожиданно принялась смеяться. Она смеялась немного истерично, однако с явным облегчением.

-- Вы хотите что-то рассказать? -- мягко поинтересовался у нее Алферов.

-- Нет, -- покачала головой она. -- Я просто ужасно сильно удивилась. Значит, не Игоря, да?

Большего от нее добиться не удалось, от остальных, впрочем, тоже. Никто не видел ничего подозрительного, никто не задергивал штор и не подливал яду. Все чисты, аки ангелы. Вопрос, кто первым сел за стол, тоже оставался открытым, и эксперимент ничуть тут не помог. Попев, люди в полутьме расселись, не обращая друг на друга внимания. Пришлось майору дать разрешение разойтись по домам. Прощаясь, Юрский демонстративно обнимал жену за плечи, намекая, что тронуть ее не даст. Да и повода, честно говоря, не было.

-- А я и не догадался, что с раздвинутыми шторами было бы светло, -- огорченно заметил Пашка уже в машине. -- Плохой я сыскарь, да?

-- Я тоже не догадался, пока своими глазами не увидел, -- не стал скрывать Алферов.

-- Нечего меня утешать, Александр Владимирович! Если б вы не догадывались, так зачем бы мы сюда притащились? В смысле, на квартиру Юрского.

-- А сам не знаю. Наверное, чтобы изобразить перед начальством бурную деятельность. Вот завтра понедельник, от меня потребуют отчета, и я с достоинством сообщу, что мы с тобою все воскресенье трудились, не покладая рук. Правда, с результатами труда несколько хуже, но кому нужны результаты? Главное, не наступить на мозоль милейшему Юрскому, а с этим мы, по-моему, справились.

Майор находился в дурном настроении и говорил полуиронично, полураздраженно.

-- Да, -- охотно кивнул Пашка, -- Юрский -- редкая свинья. В присутствии жены ухлестывать за другой женщиной, да еще которая явно показала, что ей это неприятно... Бедная Майя Вахтанговна!

-- Серьезно? -- съехидничал Алферов. -- А почему это она бедная? И с чего, кстати, ты решил, что ухаживания Юрского ей неприятны?

-- Ну, это же видно... Она вежливо его слушала, это да, но... В конце концов, Александр Владимирович, она же не виновата, что у нее такой мощный сексапил! Это происходит против ее воли. Конечно, другие бабы из зависти рады навесить на нее всех собак. Вот эта Бальбух, например. Сама изо всех сил об мужика трется, и ничего, а стоит Майе Вахтанговне совершенно случайно мимо кого-нибудь пройти, так она уже и виновата. Мне до сих стыдно, что за нее вступился не я, а этот сдвинутый Петухов. Она так на меня надеялась! Обычно у меня быстрая реакция, а тут... не знаю, почему так вышло.

"Потому что Майя наметила не тебя, а именно Петухова, так как хотела отомстить бедной Лене", -- подумал Алферов, но вслух этого не произнес. Какой смысл расстраивать бедного парня? Он все равно не поверит, вон, как горячится.

Настроение моментально улучшилось. Увидев со стороны, как выглядит мужчина, поддавшийся Майиным чарам, майор почувствовал большую радость оттого, что его лично сия чаша миновала. Быть участником группового помешательства -- нет уж, увольте. Ему никогда не нравилось, когда им пытались манипулировать, а тут манипуляция была на редкость откровенной. Удивительная женщина -- умеет каждому внушить, что он -- ее единственный защитник, надежда и опора. "П о ч т и каждому, -- не без гордости подумал он. -- Со мною этот номер не прошел". Впрочем, память услужливо подсказала, что еще пару часов назад номер проходил "на ура", и Алферов глянул на помощника с искренним состраданием. А тот, ничего не заметив, с энтузиазмом продолжил:

-- Снутко и Вольский оба ревнуют по-черному. Я бы поставил на Вольского. Снутко, тот ничего не скрывает и вообще на что-то еще надеется, а Вольский... делает вид, что ему все равно, а внутри кипит. Видели, как он разбил бокал? А нечего было упускать такую женщину. Оба они лохи.

-- Значит, поставил бы на Вольского? -- уточнил майор. -- А Юрская?

-- Покуситься на драгоценного Вовочку? -- хмыкнул Пашка. -- Да она скорее отравила бы всех баб и успокоилась. Нет, в нее я не верю. А вы?

Алферов пожал плечами, честно признавшись:

-- А у меня никак не вырисовывается разумная картина. Не удовлетворяет ни один вариант, понимаешь? С Юрской ты вроде прав, но ведет она себя довольно странно. Она хозяйка квартиры, и кому ориентироваться, например, в вопросе штор, если не ей? Она ведь не дура, а весьма проницательный и наблюдательный человек. Закрыла шторы и подлила яду, а изображает слепую любовь к мужу. Женщины вообще актрисы. -- Он вспомнил Павлову, однако решил не отвлекаться и продолжил: -- Хочется верить, что после сегодняшнего демарша своего муженька она его не прикончит.

-- А если прикончит? -- жадно поинтересовался Пашка.

-- Тогда мы будем виноваты, что ее не задержали. А задерживать ее не за что, да Юрский и не позволил бы. Пара звонков, и она на свободе, а мы отстранены от следствия. Огромное искушение так и сделать, а не морочить себе голову, выискивая убийцу. Юрская слишком любит мужа, Вольский пассивен, Снутко надеется вернуть Майю, Вольская не потеряла шансов договориться с Юрским по-хорошему. Каждого легко заподозрить, но что-то мешает до конца поверить в виновность. Мы увидели все своими глазами, но единственная пожива, кроме штор, -- это что Лена Бальбух была уверена, что отравить пытались Карпова, а не Юрского. Узнав, что Карпов не при чем, она явно обрадовалась.

-- Да, но почему?

-- Полагаю, у нее были с Карповым какие-то контры, и она боялась, что ее заподозрят.

-- Карпов уверял, ничего не было, -- возразил Пашка.

-- Мог скрыть, мог не придать значения. Мужчина и женщина часто по-разному воспринимают одно и то же событие, женщины придают значение всякой ерунде. Короче, на завтра у нас с тобой обширные планы. В выходной приходилось крутиться вокруг личных взаимоотношений, а завтра возьмем пару ребят в помощь и будем разрабатывать версию служебных конфликтов.

-- Вы думаете, дело в служебных конфликтах? -- с сомнением протянул Пашка.

-- Нельзя класть все яйца в одну корзину. Надо пошуровать в банке, где сейчас работает Павлова, а раньше работали Майя и Вольский. Сходить в офис к Юрскому, разумеется. В клинику Вольской. А там посмотрим...


Глава 10.

Новое преступление.


Люди, как известно, делятся на сов и жаворонков, причем Алферов утверждал, что данная классификация составлена именно последними. Иначе почему бы не назвать иначе -- на жаворонков и соловьев? Соловьи ведь тоже ночные птицы, а звучит весьма изящно, это тебе не какая-то страховидная сова. Короче, он, как мог, избегал ранних вставаний, но никогда еще подобная привычка не обходилась ему так дорого.

Майор появился на работе в начале одиннадцатого, засадил Пашку за изучение данных на фигурантов дела, затем, отправив ребят в банк и в диагностический центр, не спеша выпил кофейку. Было очевидно, что в офис Юрского придется тащиться самому, дабы не обидеть привередливого депутата приездом рядового сотрудника. Страшно не хотелось, поэтому возникла идея сперва смотаться к Юрской и попытаться поговорить с нею по душам. Муж, конечно, возмутится, однако будет куда хуже, ежели она его все-таки прикончит. Разумеется, к ней можно приставить наблюдателей, только какой смысл, раз парочка живет в одной квартире? Тут не убережешься. Ведь обещал же этот субъект, что не станет выводить жену из терпения и ухаживать за другой, а сам... Впрочем, Алферов понимал, что противиться воле Майи для мужчины дело фактически безнадежное. Она казалась ему теперь настолько же отвратительной, насколько сутки назад прекрасной. Вот стопроцентный типаж женщины-стервы, истинной убийцы, умеющей загребать жар чужими руками и выходить сухой из воды! Неважно, кого именно ревность подвигла на преступление -- Юрскую, Вольского или Снутко, -- но причиной являлась Майя, причем вовсе не случайно, как полагает наивный Пашка, а нарочно, из злобы, из желания продемонстрировать власть над другими людьми. Вчера, например, ей стало обидно, что Вольский не обращает на нее внимания, и она, не считаясь ни с чем, заставила его выдать свои чувства. За короткое время Майя умело и с удовольствием причинила боль многим -- Юрскому с женой, Вольскому с женой, Снутко, милой невезучей Леночке Бальбух. Майя, только Майя виновата во всем!

Размышления прервал телефонный звонок. Легка на помине, звонила Леночка. Она не представилась, но Алферов узнал испуганный прерывающийся голосок.

-- Александр Владимирович, он мертвый, -- с трудом произнесла она. -- Что мне делать?

-- Юрский? -- в ужасе спросил он.

-- Нет, Славик.

-- Петухов?

-- Да.

-- Где?

-- У него дома.

-- Причина смерти?

-- Я не знаю! Я пришла, он лежит на полу, совсем холодный. Что мне делать, Александр Владимирович? Мне страшно! Я не виновата ни в чем, вы верите мне?

Майор, плохо переносящий женские истерики, порадовался, что в данный момент не находится рядом. Хотя девочку легко понять. Труп приятеля -- не то, что жаждешь обнаружить в обеденный перерыв.

-- Конечно, верю. Постарайтесь успокоиться, ничего не трогайте и ждите моего приезда.

Надвигались крупные неприятности, и винить в них было некого, кроме себя самого. В том, что второе происшествие напрямую связано с первым, Алферов не сомневался. Чудесные совпадения оставим для дамских романов, а в жизни господствует здравый смысл -- то самое качество, которого, судя по всему, не хватало бедняге Петухову. Скорее всего, он видел, как кто-то из гостей... ну, скажем, достает из аптечки пузырек, или наливает в стопку яд, или, в крайнем случае, задергивает шторы. Видел, но утаил от милиции. Почему? Лазарева охарактеризовала его как крайне ненадежного и непредсказуемого, короткий опыт общения это подтверждал. Предположим, убийцей была женщина, и галантный Славик не пожелал ее выдавать. Хотя не обязательно, это лишь один из вариантов. По одному ему известным причинам Петухов обратился прямо к преступнику, а тот, не слишком надеясь на способность парня долго хранить тайну, его прикончил. Конечно, надо подождать результатов экспертизы, однако в естественную смерть верилось с трудом.

В отличие от некоторых других фигурантов дела Юрского, Петухов оставался для Алферова совершенно посторонним, чужим человеком, тем не менее его было жаль. Тридцать лет для мужчины -- даже еще не расцвет, жить бы да жить. Но куда сильнее жалости распирала злость на собственную глупость. Не уберечь свидетеля, опростоволоситься, как мальчишка, простительно лейтенанту Пашке, а не опытному сыскарю, дослужившемуся до майора. А он, старый идиот, думал лишь об одном -- не покусились бы снова на драгоценного Юрского, а остальных совершенно выбросил из головы. Надо было приставить к каждому "хвоста"... нет, к каждому из десяти не дали бы, разве что к одному-двум... Тогда, разумеется, к Юрской, Вольскому и Снутко... в крайнем случае -- только к Юрской. Но последнее казалось бессмысленным, поскольку она могла отравить мужа, не выходя из дома. Кто ж предполагал, что она отравит совсем другого!

"Нет, так не годится, -- спохватился Алферов. -- Я еще не видел тела, а уже выбрал и преступника, и способ преступления. Разумеется, я виноват при любом раскладе, и шеф будет прав, снимая с меня стружку, но без преждевременных выводов лучше обойтись".

Пашка был так ошарашен новостью, что лишь в машине, мчащейся к дому Петухова, произнес свой вердикт:

-- Александр Владимирович, ну, откуда мы могли знать, что этот Петухов что-то видел? Он даже не намекнул. Что мы могли поделать?

-- Приставить к Юрской "хвоста".

-- А если это не она? И потом, "хвост" ведь не пошел бы за ней к Петухову на квартиру, правильно? Парня бы все равно убили. Ну, мы бы, правда, знали, кто это сделал, но мы и так узнаем.

-- А, чушь, -- раздраженно махнул рукой майор. -- Легче всего придумывать себе оправдания. Убили бы, не убили бы... Все дело в том, что я недооценивал серьезность ситуации. Убийство из-за роковой красотки -- есть в этом что-то нелепое. Чай, не в Бразилии живем. Это покушение на Юрского казалось мне нереальным, игрой. Тем более, фактически никто не пострадал. Я не мог представить, что один и тот же человек способен в умопомрачении от ревности подлить яду Юрскому, а потом с холодной головой предумышленно избавиться от свидетеля. Я просчитался в психологии, и вот результат. Или нет, дело куда хуже. Парня убили потому, что я заботился о сохранении хороших отношений с Юрским больше, чем собственно о расследовании. Вот так.

-- Неправда! Вы делали то, что вам велели.

-- В моем возрасте пора уже самому соображать, ты не находишь? -- съязвил Алферов, беря себя в руки. -- Ладно, хватит! Второй раз наступать на те же грабли я не собираюсь, и, пока меня не отстранят от расследования, буду обращаться с Юрскими, как сочту нужным. Доминдальничался! Слушай, а книжки ты мне сегодня не припас?

-- Какой книжки? -- опешил лейтенант.

-- Агаты Кристи, какой же еще? Есть что-нибудь на очереди?

-- Припас, -- жалобно сообщил Пашка. -- Но вам не понравится.

-- Да? Все равно давай. Взятки, они затягивают, а коррупция в милицейских рядах растет. -- Он взял тоненькую книжицу. -- Ну-ка... "Десять негритят". Напомни, о чем.

-- Ну, у нас ведь без Карповых и Юрского десять человек, так? И там тоже десять. Снова герметический детектив, герои находятся на необитаемом острове, где их всех убивают, по одному в день. Я ж не думал, что у нас тоже убьют...

-- Боюсь, -- усмехнулся майор, -- по сравнению с Агатой Кристи жизнь у нас пока пресновата. Есть поле для прогресса.

Хотя, если честно, при виде тела несчастного Петухова он понял, что еще девяти подобных сцен ему бы пережить совершенно не хотелось. Особенно, когда дело дошло б до женской половины свидетелей... той же Леночки Бальбух он бы себе не простил.

Пока эксперты под присмотром Пашки занимались квартирой и трупом, она сквозь слезы рассказала, как примчалась сюда в обеденный перерыв, потому что... потому что... ну, потому что ей срочно надо было обсудить кое-что со Славиком. Она позвонила, никто не отозвался, но дверь вдруг сама открылась. Тогда она вошла и увидела... это. Вот и все.

-- Тело лежало именно так? Вы ничего здесь не трогали?

-- Нет, ничего! Вы же не велели трогать...

-- И на столе ничего не трогали?

-- Нет.

Труп лежал на полу в комнате, у обеденного стола, на котором стояла недопитая чашка кофе. Одинокая чашка и вазочка с конфетами. Вообще-то холостяки предпочитают есть на кухне или прямо за компьютером -- по крайней мере, в отсутствие гостей.

-- Вы бывали раньше у Петухова?

-- Очень давно, лет десять назад. Еще когда мы все пели в клубе.

-- Вы не знаете, он обедал на кухне или здесь, в комнате?

-- Не знаю.

Леночка отвечала с такой готовностью, так жалобно заглядывала собеседнику в глаза, словно именно от него зависело, казнить ее или помиловать. Впрочем, тон его наводил на мысль о помиловании, и она постепенно приходила в норму.

-- А почему вы искали Петухова здесь, а не на работе? -- ласково осведомился майор. -- У него сегодня что, выходной?

-- Да. Он вчера так сказал.

-- А что еще он вчера говорил?

-- Ой, много! Про работу. Какие у него там успехи и перспективы. И как ему одиноко. То есть не на работе одиноко, а в личной жизни.

-- А про покушение на Юрского?

-- Не помню, -- пожала плечами Леночка, окончательно осушив слезы и вернувшись к привычной живости манер.

-- А про кого-нибудь из гостей? Про Свету Юрскую, или Лешу Вольского, или Снутко?

Лена снова пожала плечами.

-- Но я его не очень внимательно слушала, -- объяснила она. -- Меня он не очень интересовал.

-- В каком смысле? -- изумился Алферов.

-- Ну, он за мной ухаживал, но я его не поощряла, -- лукаво улыбнулась Лена, придвинувшись поближе к собеседнику. -- Я как бы предпочитаю не таких мужчин, как он, а которые постарше и посерьезнее.

Майор неожиданно разозлился, его сочувствие бедной девочке, по наивности влипшей в историю, улетучилось. Конечно, много мозгов женщине ни к чему, но одной извилины все же недостаточно! Эта Бальбух откровенно ухлестывала за Петуховым, из чего хотелось сделать вывод, что парень ей нравится... и вот через час после его гибели над едва остывшим телом она, все забыв, пытается захомутать милиционера. Интересно, находись сейчас рядом любое другое существо противоположного пола, она вела бы себя так же? Похоже, да. Кто, ей абсолютно безразлично. Как безразлично и то, что из-за вранья, которое она принимает за кокетство, преступник останется на свободе.

С неописуемым ужасом оправившаяся было Лена обнаружила, что приятный мужчина, который так явно проявлял к ней особый интерес, вдруг превратился в жестокого непреклонного судью, мечтающего засадить ее за решетку.

-- Вы должны говорить правду! -- неделикатно настаивал он. -- Почему вы пришли сюда сегодня? Почему не позвонили по телефону?

Правда... Лена не любила даже думать о неприятном, а тем более говорить. Но сопротивляться было невозможно.

-- Я хотела спросить Славика про Майю, -- пролепетала она. -- Он вчера... я хотела узнать, в Майю он влюблен или в меня. Я не могла об этом по телефону! Я же не знала, что он мертвый, понимаете? Я его не убивала!

-- А что вас связывает с Карповым? Почему вы нервничали в субботу?

-- Ничего! Честное слово... Я вовсе не нервничала.

Но майор посмотрел так страшно, что Лена в отчаянье произнесла:

-- Да, я нервничала. Я боялась, подумают на меня. И подумали бы, а я ни в чем не виновата! Я же думала, не Юрский, а Игорь. А кто останется с Ксюшкой, когда меня посадят? Я ведь знаю, у Игоря нет врагов, никаких, одна я...

-- Из-за чего вы стали его врагом?

-- Я не стала, нет! Просто...

Она заплакала, горько и искренне. Слезы стекали по лицу, смывая дешевый тон и оставляя серые бороздки. Алферову вновь стало ее жаль, он даже хотел просить не продолжать, оставить при себе свои наивные тайны, но Лена уже не в силах была остановиться.

-- Почему меня никто не любит? -- горестно повторяла она. -- Почему? Чем я хуже других? Разве я не красивая?

-- Красивая, -- без промедления подтвердил собеседник.

-- Почему все с мужчинами, а я одна? А я скажу, почему. Потому что я порядочная, понимаете? Я никогда не отбиваю женатых. У меня типа принцип такой, понимаете?

-- Да, конечно.

-- А остальные женщины, они не такие, поэтому им легче. Женатого получить как бы легче. Которые холостые, они женщин боятся, а женатые нет. А в тот день мне так плохо было... как раз восьмое марта, понимаете? А я одна. Я пошла к Игорю в автосервис, он как раз работал... поболтать просто пошла, честное слово! Я и не думала ничего такого, просто от тоски... я бы не стала его от Ольги отбивать, мне бы и в голову не пришло, но он цветы мне подарил, представляете? Побежал и купил цветы, дорогие, в целлофане. С праздником, говорит, Леночка, оставайся всегда такой красивой и жизнерадостной. А ведь если мужчина цветы дарит, то он намекает, правда? Про это каждая знает. А он со мной не захотел. Мне так стыдно было, думала, умру! Он был прав, с женатыми нехорошо, я знаю. Я потом в глаза ему смотреть боялась. Как вы думаете, он Ольге рассказал?

-- Нет, не думаю, -- тихо ответил майор. -- В любом случае, ему было только лестно. Вам не стоит переживать.

-- Он, наверно, думает, я ненавижу его теперь. А я нет, честно! Он ведь прав. Вы меня арестовываете или отпустите? Я домой хочу! Все равно мне за сегодня уже не заплатят. У нас начальник очень злой. Мы даже обедаем на рабочем месте.

-- Я выдам справку, что вас как свидетельницу вызывали в прокуратуру.

-- Ой, не надо! Он не поймет, свидетельница или кто. В прокуратуру -- значит, как бы нечестная. Вы бы на работу мне не сообщали, а? Пожалуйста!

-- Да, конечно. Счастья вам!

Алферов и впрямь горячо желал Лене счастья, но забыл о ее существовании, едва захлопнулась дверь.

Подтвердились худшие опасения. Петухов умер пару-тройку часов назад от отравления алкалоидом, с большой вероятностью, болиголовом. Скорее всего, некто явился в гости, сел пить с хозяином кофе за парадным столом и незаметно подлил бедняге яду. Потом вымыл свою чашку, дабы не оставить отпечатков пальцев, и ушел, не сумев из-за отсутствия ключа запереть замок. В надежде, что отпечатки убийцы сохранились на каких-нибудь других предметах, Алферов заставил экспертов добросовестно засыпать все порошком, особенно двери. Кроме того, он разослал сотрудников по соседним квартирам и дворовым лавочкам. Вдруг какая-нибудь скучающая на пенсии бабулька видела, кто входил сегодня в подъезд? Погода стоит хорошая, и пенсионеры высыпали на улицу.

И главное -- в переполненном мусорном ведре обнаружился скомканный листок со следующим текстом: "Света, я видел, что ты сделала. Ты должна мне все объяснить. Славик". Кое-где буквы расплылись. Очевидно, на бумагу попала вода, и Петухов напечатал записку заново, а испорченный вариант выкинул.

Ситуация была яснее ясного. В субботу Юрская, не в силах выносить ухаживания мужа за Майей, потеряла голову от ревности и решила его прикончить. Попытка не удалась, пострадал ни в чем не повинный Карпов. Не будучи дурой, Света быстро поняла, что повторять покушение не стоит. Так бы все и затихло, если б не случайный свидетель Петухов. Окажись на его месте кто другой, сообщил бы об увиденном следствию, и Юрской можно было б предъявить обвинение. Но Славик предпочел иной путь. Он решил лично выслушать Светины оправдания. Что ж, оправдания у нее были, с этим не поспоришь. Адвокат не имел привычки считаться с чувствами жены, и бедный Петухов ее пожалел. А она вместо благодарности за подобную галантность убила его, побоявшись, что рано или поздно тот проговорится -- ведь он славился непредсказуемостью и ненадежностью. Даже если предположить, что Славик не стал бы обращаться в милицию, он мог бы ненароком выдать тайну Юрскому, под началом которого работал. Скорее всего, Юрский предпочел бы не выносить сор из избы, но и не простил бы жену. Он бы развелся, а Света не намерена была этого допустить. У нее, видимо, где-то хранилась еще одна порция болиголова, которую она и пустила в дело.

Оставалось поехать к подозреваемой и задержать ее, а не исключено, сразу получить признание. Вряд ли Юрская решится спорить с очевидным.

Света отперла сразу, даже не поинтересовавшись, кто там. Майор взглянул на нее -- и остолбенел. Вместо невзрачной серой мыши перед ним стояла элегантная светская дама, решительная, но очаровательная. Кожа почему-то стала ровной и гладкой, на щеках появился румянец, глаза приобрели выразительность (Алферов не догадывался, что тут надо сказать спасибо современной косметике). Зато новую прическу он заметил и изящный костюм тоже.

-- Добрый день. Проходите, пожалуйста, и садитесь. Чем обязана?

Юрская держалась так, словно принимала участие в конкурсе на замещение вакантной должности заместителя губернатора по связям с общественностью, причем, несмотря на сто человек на место, любой разумный губернатор выбрал бы именно ее.

-- Хотел задать вам пару вопросов, -- вежливо сообщил майор. -- Расскажите, пожалуйста, как вы провели сегодняшнее утро?

В подъезде неотлучно сидела любопытная консьержка, так что в определенных вопросах Юрская попалась бы на вранье сразу. Алферов уже знал, что дамочка ушла из дома в половину десятого, а вернулась ближе к полудню. Леночка Бальбух позвонила почти в двенадцать, к тому времени Петухов был мертв не меньше часу.

-- Я ездила по магазинам, -- объяснила Юрская.

-- В какое время?

-- Примерно с десяти до одиннадцати, -- мило улыбнулась Света. -- Точно не помню, но можете спросить у консьержки.

-- И в каких магазинах вы были?

-- В продуктовых. Я была на машине, объехала несколько. А какое это имеет значение?

-- Вы не заезжали на Гороховую?

Именно там жил Петухов.

-- Возможно, и проезжала, это ведь недалеко, -- спокойно ответила Юрская. Ее самообладание вызывало у майора все большее уважение.

-- Но вы не останавливались на Гороховой?

-- Александр Владимирович, поймите меня правильно. Магазины для меня -- это рутина. Я объезжаю их автоматически, не вдумываясь, что и как.

-- Да? Значит, вы, видимо, каждый раз посещаете одни и те же магазины? Наверное, вас там помнят?

-- Сомневаюсь. Я же не делаю оптовых закупок, да и не люблю однообразия. Еду по улице, вижу магазин и останавливаюсь. Меня просто интригует ваш интерес к данному вопросу! -- и Света непринужденно засмеялась. -- Ваша жена вас плохо кормит?

-- Настолько, -- вздохнул майор, -- что мне очень хочется взглянуть на ваши сегодняшние покупки.

Он помнил оброненную накануне вечером фразу, что в доме почти нет еды. В глазах собеседницы впервые мелькнул страх, и Алферову неожиданно стало ее жаль. Она держалась с удивительным достоинством.

Они прошли на кухню, открыли холодильник. В кастрюльке плескался диетический супчик для Вовочки, рядом стояла миска со свекольной икрой и лежал небольшой кусок вырезки.

-- И это все? -- уточнил Алферов. -- Все ваши покупки?

-- Я же говорила, что не делаю оптовых закупок.

Зазвонил мобильник. Майор выслушал сообщение без особой радости.

-- А адрес "Гороховая, сорок два" вам ничего не говорит? -- устало осведомился он. -- Светлана Ильинична, вы же умная женщина. Стоит ли отрицать очевидное?

-- Не понимаю, о чем вы, -- вежливо возразила Юрская. -- Почему сорок два?

-- Потому что ваша машина почти час стояла у этого дома.

-- Моя? Это точно?

-- Точно. -- Значит, там было удобно припарковаться. Я оставила машину и прошлась по ближайшим магазинам пешком, а на номер дома, естественно, не смотрела.

-- Вы настаиваете на своих показаниях?

-- Конечно.

-- Очень жаль, Светлана Ильинична. Дело в том, что вас видели входящей в один из подъездов этого дома. И выходящей, впрочем, тоже. И во сколько, как вы думаете?

Света, кивнув, провела рукой по лицу. Рука не дрожала.

-- Простите, Александр Владимирович. Было глупо врать. Но правде вы все равно не поверите. Она еще глупее. Да, я была сегодня в этом доме и в этом подъезде. Даже больше -- я зашла в квартиру Славика и видела там его тело.

-- Тело?

-- Он был мертв, Александр Владимирович. Я клянусь вам!

-- И что привело вас туда?

-- Вот.

Юрская открыла сумочку, вытащила из нее сложенный листок и протянула майору. Это оказалась отпечатанная на принтере записка. "Если вы хотите получить про Майю Ананиашвили информацию, которая скомпрометирует ее в глазах вашего мужа, завтра с десяти до одиннадцати утра будьте в третьем подъезде дома по Гороховой 42, между четвертым и пятым этажами".

-- Откуда это?

-- Я нашла вчера вечером в кармане халата. После того, как все ушли.

-- И вы провели целый час в подъезде?

-- Да. Утром проводила Вову на работу, он, слава богу, уехал рано, помаялась немного и поехала. Когда зашла в этот подъезд, вспомнила, что здесь живет Славик Петухов. Я решила, Майя провела у него ночь и до одиннадцати должна выйти. Вова очень самолюбив, его бы это оттолкнуло. Но она не появилась, и в начале двенадцатого я подошла к его квартире. Дверь была отперта, я вошла, увидела тело, испугалась и поехала домой. Вот и все.

-- У вас дома есть компьютер, Светлана Ильинична?

-- Да. Вы думаете, я сама напечатала эту записку? -- горько усмехнулась Света.

-- Эта мысль возникнет у каждого.

-- Именно поэтому я и не хотела говорить правду.

-- Однако, боюсь, последнее тоже не говорит в вашу пользу. Крутая перемена показаний редко вызывает к подозреваемому доверие. И еще одно. Вы ведь знали, Светлана Ильинична, что в субботу пытались отравить вовсе не Карпова, а вашего мужа. Знали сразу, а перед нами изображали, что нет.

-- Почему вы так решили? -- почти спокойно поинтересовалась Юрская.

-- Нам это известно, Светлана Ильинична.

Она пожала плечами.

-- Я сразу увидела, что Вову что-то тревожит. Он так внимательно смотрел на стопки! А, когда он предложил взять на экспертизу их все, я поняла: он подозревает, что яд предназначался ему. Действительно, кому нужен Игорь... Но я боялась Вове навредить и поэтому молчала.

-- Что значит -- боялись навредить?

-- Я должна была делать, как хочет о н. Раз он молчал о своих подозрениях, значит, надо было молчать и мне. Я ведь не знала, что он уже успел сказать вам о них. Вы не дали нам возможности переговорить наедине.

-- И кто же, по-вашему, на него покушался?

Глаза Светы сузились, в них мелькнула ненависть.

-- Майка обожает играть с огнем -- но рискуют при этом всегда другие. Вот и доигралась. Полагаю, она счастлива. Сталкивать мужчин лбами -- ее любимая забава, но впервые ей удалось довести дело до убийства. Леша Вольский или Снутко -- я не знаю, кто. Скорее, Снутко. Леша всегда хорошо ко мне относился. Он не захотел бы так меня подставить. Когда я увидела, что Славик мертв, я сразу поняла, что меня подставили, Александр Владимирович. Я не виновата ни в чем!

-- Следствие покажет, -- коротко заметил майор. -- Поедемте, Светлана Ильинична. Вашего мужа мы известим.

И тут лицо Светы вдруг переменилось, в один миг из делового и решительного став жалким и растерянным, как раньше.

-- Вы думаете, он поверит мне? -- прошептала она.

Алферов предпочел промолчать.

В офис Юрского он отправился лично. Скорее всего, ожидается скандал, так уж следовало принять его на себя. Сам напортачил, сам и отвечай.

Впрочем, адвокат и без того был в гневе. Он распекал подчиненных.

-- Почему мне все приходится делать самому? Для чего я набираю себе команду? Чтобы вы играли в компьютерные игры вместо работы, так?

-- Но я составил все, как вы сказали, Владимир Борисович, -- пояснил пожилой мужчина весьма солидного вида. -- Я постарался все учесть!

-- Надо было не стараться, а действительно учесть, -- съязвил Юрский. -- Если б мы подписали сегодня этот ваш контракт, через год потеряли бы огромные деньги.

-- Вы правы, Владимир Борисович, -- почтительно вставил другой, не менее солидный субъект. -- Если бы вы не заметили просчетов в контракте, страшно представить, что бы случилось! Но вы всегда настолько внимательны, что этого просто не могло произойти. Вы никогда ничего не упускаете!

-- Вот, полюбуйтесь, господин майор, -- повернулся к Алферову слегка смягчившийся адвокат. -- Все утро я был вынужден сидеть тут и лично править бумаги -- это при том, что имею полный штат рядовых сотрудников.

-- Все утро! -- изобразил потрясение Алферов.

-- В девять приступил и к обеду закончил. Но вас, наверное, это не интересует -- у вас свои проблемы. Давайте пройдем в кабинет.

Оставшись наедине с гостем, Юрский деловито осведомился:

-- Есть новости?

-- Да, -- кивнул майор и сухо, без комментариев, изложил события дня. Только факты -- от обнаружения тела Петухова до задержания Светы. Он готовился к буре, к угрозам и возмущенным крикам, но адвокат отвернулся и долго молчал, уставившись в жалюзи на окне.

-- В записке, найденной в мусорном ведре, написано имя Света? -- наконец, чужим голосом выдавил он.

-- Да.

-- А как опознали нашу машину? Цвет и марка?

-- Не только. Свидетельница без ошибки назвала номер. Машина стояла у подъезда целый час, а золотистый мерседес в тех краях -- явление редкое.

-- Свету опознали по описанию или по фотографии?

-- Фотографии у нас в тот момент не было, но Светлана Ильинична и сама теперь не отрицает, что заходила в квартиру Петухова.

-- Но не призналась, пока вы не приперли ее к стенке? -- мрачно уточнил адвокат. -- Врала и изворачивалась до последнего?

-- Да.

-- А ведь я жалел ее! -- резко повернувшись, произнес Юрский. -- Я боялся, развод ее убьет. Мне даже в голову не приходило, что это о н а убьет! Что она способна покуситься на мою жизнь. Я отрицал очевидное, поскольку считал ее безобидной. Я был уверен, она влюблена в меня по уши, как пять лет назад. Как она могла?

-- Ревность, полагаю.

-- Погодите... а кто-нибудь еще входил в подъезд в подходящее время? Снутко или Вольский, например.

-- Никого похожего не видели, хотя свидетельница сидела на лавочке у самого подъезда. Да и вообще, где Снутко или Вольскому взять новую порцию яда? Это Светлана Ильинична могла в субботу отлить куда-нибудь половину флакона, а другую половину вылить в вашу стопку. Она хозяйка дома, у нее все было под рукой. Кстати, именно ей было проще всех задернуть шторы.

-- Да, -- согласился адвокат, -- первое преступление явно было стихийным, так что вряд ли подозреваемые позаботились бы заранее о запасном флаконе для яда. Да и откуда им знать, что Петухов что-то заметил и его понадобится убрать? А вот Света вполне могла оставить половину болиголова в качестве лекарства. Это сообразит любой судья. Что касается штор, их действительно задернула она.

-- Что?

-- Мне надо было сразу вам сказать, но я... я полагал, это случайность. В ту субботу, когда на меня покушались, шторы задернула Света. Я это видел. А в темноте легче подлить яд.

Лицо Юрского постепенно прояснялось, становясь привычно деловым.

-- Надо смотреть правде в глаза, -- жестко резюмировал он. -- Покушение на себя я еще мог бы спустить на тормозах, но убийство Петухова -- нет. Журналисты пронюхают, а избиратели не простят. Конечно, Света подложила мне солидную свинью, но она всегда думает в первую очередь о себе. Я умываю руки. В конце концов, я такой же гражданин России, как все, и обязан подчиняться ее законам. Если моя жена виновата, она будет наказана. Если не виновата -- будет оправдана. Мне рекомендовали вас как грамотного специалиста, господин майор, и я полностью доверяю правосудию. Надеюсь, когда вас спросят журналисты, вы объясните им, что я не делал попытки воспользоваться своим положеньем и оказать на вас давление. Простите, мне надо побыть одному.