Даниэль Клугер баскервильская мистерия
| Вид материала | Документы |
- Даниэль Клугер баскервильская мистерия, 1983.66kb.
- "Мистерия-буфф" дорога. Дорога революции, 1123.22kb.
- Мистерия Христа «Мистерия Христа», 1310.9kb.
- Евгений Барсуков, 293.25kb.
- Тематическое планирование 9 класс, 26.74kb.
- Мистерия в поэзии В. Иванова и А. Блока, 139.83kb.
- Даниэль Пеннак Как роман, 2339.07kb.
- Дворец искусств, будапешт октябрь 2011 *классическая музыка, опера, 1050.07kb.
- Лекций, прочитанных в Дорнахе с 4 по 27 ноября 1916 года, 2577.77kb.
- Республики Беларусь, 16.37kb.
Преступник всегда "старше" сыщика, ведь преступление всегда предшествует расследованию – и "кровнородственен" ему. Из этой странной связи, таящейся в архетипических структурах детектива, вырастает бросающаяся в глаза необъяснимая симпатия двух антагонистов, их любовь-вражда, оценка преступником своего поражения как "предательства" со стороны сыщика – ведь "сын" побеждает "отца" (вернее, "мать")! Тут можно усмотреть отзвук древнейших мифических циклов, символизировавших покорение Природы. Например, греческую "Титаномахию", в центре которой оказывается столкновение старшего и младшего поколений богов. Еще интереснее тот факт, что в тех древних мифах Дионис относится одновременно и к древнему и к новому поколениям богов – двойственность его природы выражается в следующем эпизоде: младенца Диониса-Загрея титаны растерзали, и затем из его сохраненного сердца рождается новый Дионис – но с периодами оргиастического буйства, словно перешедшими к нему от более древней ипостаси.
Таким образом, в родстве сыщика-преступника, родстве кровном, родстве матери-сына (реже отца-сына, как, например, в романе Ж.-К. Гранже "Полет аистов"), опять-таки проступают мифологические корни жанра, схема уже неоднократно поминавшегося нами мифа об Эдипе.
Что касается третьего важного персонажа детектива – жертвы – то сей малоподвижный атрибут следует соотнести скорее не с мифологическим образом, а с процессом, ритуальным действием, каковым является, например, жертвоприношение. Потому он безлик и по сути лишен индивидуальных черт и индивидуальной биографии. Убийство имеет сакральный характер, а потому важен сам факт его совершения, но никакого значения не имеет личность жертвы. Жертва – это всего лишь жертва.
И еще одно замечание. Менее всего я хотел бы произвести впечатление человека, пытающегося отыскать в детективных текстах некие эзотерические, мистические откровения. Все, что присутствует в текстах детективных произведений, присутствует там лишь постольку, поскольку эти тексты, будучи частью культуры, несут в себе "культурный код", являющийся, по утверждению Ролана Барта, "перспективой множества цитаций, миражом, сотканным из множества структур... Единицы, образуемые этим кодом, суть не что иное как отголоски чего-то, что уже было читано, видено, сделано, пережито: код является следом этого "уже". Отсылая к уже написанному, иными словами, к Книге (к книге культуры, жизни, жизни как культуры), он превращает текст в каталог этой Книги". "В явление, которое принято называть интертекстуальностью, следует включить тексты, возникающие позже произведения: источники текста существуют не только до текста, но и после него. Такова точка зрения Леви-Стросса, конторой весьма убедительно показал, что фрейдовская версия мифа об Эдипе сама является составной частью этого мифа: читая Софокла, мы должны читать его как цитацию из Фрейда, а Фрейда – как цитацию из Софокла". Приведенная мысль не покажется парадоксальной не только психоаналитику, но и, скажем, социологу, без труда прочитывающему того же Софокла в терминах социально-экономической науки, о которой, разумеется, ни Софокл, ни его современники не имели ни малейшего представления".
Все это можно с полным основанием отнести и к произведениям массовой культуры, массовой литературы. Я хотел показать, насколько близок один из ее жанров – классический детектив – к фольклору, героическому эпосу, к низовой мифологии. И при желании легко можно будет вычленить мифологический пласт, который непременно присутствует в любом – подчеркиваю, любом – произведении подобного рода. Детектив – самый характерный жанр массовой литературы, он обращается к мифологическим архетипам, сформировавшим европейскую культуру, ее "память", – и адекватно воспринимаемым большинством читателей, живущих в контексте этой культуры. Все то, о чем мы рассуждали, все те образы, которые возникают в текстах писателей-детективщиков, зачастую проделывают это словно сами собой, без всякого сознательного умысла со стороны авторов. Таковы внутренние законы жанра, диктующие определенный набор образов и систему взаимоотношений между персонажами. Я предлагаю читателю следующий эксперимент: попробуйте сочинить волшебную сказку. Хотите вы того или нет, но, записав свое творение, вы обнаружите в созданном вами текст наличие тех образов, и тех событий, которые продиктовал избранный вами жанр. Мало того: поскольку волшебная сказка – это профанированный миф, то вы, возможно, сами удивитесь тому количеству мифологических архетипов, которое, оказывается, содержится в придуманной вами истории.
Правда, сегодняшний постмодернистский детектив (например, "Фламандская доска" или "Имя розы") создается писателями, прекрасно отдающими себе отчет в метафизичности и мифологичности жанра (Умберто Эко: "Самый метафизический жанр – детектив") и пользующимися этими особенностями старого почтенного жанра весьма умело – к вящей пользе литературы. Гримпенская трясина, кристаллизовавшаяся в ледники Герона, каменные джунгли Нью-Йорка, расчерченные квадратами улицы Сьюдад-де-Вадос – все эти аналоги шахматной доски, постепенно вытянулись в лабиринт, состоящий из одной-единственной прямой линии, где координаты точек составляют последовательность стремящейся к нулю бесконечно малой величины – вот истинный космос современного детектива. От рационализма раннего периода осталась лишь математическая абстракция, имеющая к познаваемости мира столько же отношения, сколько имеют параноидальные галлюцинации.
Почему это произошло? Почему детектив пришел к столь странному состоянию? Почему, покончив с маскировкой под реальность, выпустив наружу источник массовых страхов и надежд, он все чаще убивает надежду, оставляя читателя наедине со страхом?
Прежде всего, внешний рационализм классического детектива оставался именно внешним. Сколько бы ни уверял Шерлок Холмс своего друга Уотсона (и читателя заодно) в том, что он всего лишь подвергает бесстрастному "математическому" анализу действия преступника, ему никогда не избавиться от родимых пятен, от передавшихся ему по наследству архаических черт его прародителя – мифологического существа, связанного с миром абсолютно иррациональным, миром смерти и посмертного воздаяния. Ничего удивительного в этом нет – я не зря закавычил слово математический. Математика – или логика – присутствующая в детективном произведении – это своего рода математическое безумие, "арифмомания", не рационализм, а игра в него, доведение его до абсурда. Такое наполнение рационализма иррациональным содержанием, при котором обретение образы, долженствующие стать воплощением всесильного разума, "Разума познающего", обретают причудливый потусторонний характер, случается не только с детективом. Вспомним Герберта Уэллса. В статье "Человек миллионного года" он описал, каким представляет себе нашего отдаленного потомка, который, по его мнению, станет воплощенным ratio: огромный мозг, почти атрофировавшееся тело, беззубые челюсти и т. д. А уже через некоторое время именно по этому рецепту создал жуткие образы марсиан в романе "Война миров". Их абсолютно инфернальная, мифологическая природа столь очевидна, что, наверное, не стоит сейчас писать об этом подробно. Достаточно некоторых деталей – например, они питаются человеческой кровью, они одержимы манией разрушения; наконец, погибают они, побежденные собственно Природой, Матерью-Землей – невидимыми глазу земными насекомыми. Тут можно усмотреть своеобразную инверсию детективной схемы: стихийные силы природы выступают Защитником, напротив, существо вампирического типа, да еще и с чрезмерно развитым мозгом, становится воплощением страха.
Так что метаморфоза классического детектива в последние годы, повторяю, представляется вполне закономерной. Тут имеется еще одна причина – социопсихологическая, о которой тоже стоит упомянуть. Детектив – своеобразный социопсихологический барометр, более-менее точно отражающий состояние массового сознания, как мы уже говорили – он превращает в образы страхи и надежды существующие в обществе, в том коллективном бессознательном, о котором писал еще К. Юнг.
Слишком большое разочарование испытало общество и вместе с ним культура на протяжении последних полутора веков, чтобы по-прежнему сохранить веру в возможности разума, в возможности науки, позитивное отношение к познанию окружающего мира. Эта вера постепенно сходит на нет. Массовое сознание более не видит защитника в интеллектуале и более не боится "обычных" смертей, имеющих логическое объяснение. Иррационализм, немотивированное насилие, породило не только страх, но и веру в то, что с ним может справиться только иррациональная же сила.
Маньяка может поймать только маньяк. Иного может поймать только Иной. Безумному агрессору может противостоять только безумный же, непредсказуемый защитник. Благодаря этой формуле чужое существо, связанное с миром смерти и скрывавшего свою истинную природу под маской вашего соседа, получило возможность снять эту маску и предстать таким, каково оно есть. Этот герой может поймать обезумевшего убийцу и отвести от вас смертельную угрозу, а может заменить его и повести охоту на вас. Он непредсказуем, ибо он – Иной. Пока что он гонится за соперником по не имеющей толщины одной-единственной линии Лабиринта, выстроенной этим соперником, избегая ловушек и устраивая их, читая язык мертвых, небрежно и нетерпеливо отмахиваясь от проигранных фигур. Но когда-нибудь он остановится…
Впрочем, нет. Остановиться он не может, ибо "Баскервильская мистерия" – это непрекращающаяся, до конца веков, борьба двух сил за власть над миром. Борьба, которая имеет лишь временные результаты. Формулировка правил ее ведения может меняться, но суть неизменна.
Мы же по-прежнему останемся лишь свидетелями ее, читателями бесстрастных протоколов этого состязания, именуемого "классическим детективом".
Реховот (Израиль), 1997 – 2003 годы