Ристовой церковью, поместной, как именуются церкви после великого рассеяния первоначальной, единой, иерусалимской общины и образования множественности церквей

Вид материала

Документы

Содержание Любовь к богу Святость русских иерархов “благоверного князя корень” Сын олега Изнеможение русской зeмли Умаление печерской обители

Подобный материал:

• Изнеможение и наказание русской земли, 112.44kb.
• Карташев А. В, 8681.61kb.
• А. В. Карташев, 8795.05kb.
• -, 378.53kb.
• Истории Помесных Православных Церквей для 4-го класса заочного сектора Почаевской Духовной, 46.61kb.
• Лан комплексный анализ правового регулирования собственности Русской православной церкви, 146.86kb.
• Как минимум, для Президента возрождение как самого казачества, так и присущих ему традиций, 118.8kb.
• Икона и авангард, 69.54kb.
• История Русской Церкви XX век Учебное пособие для студентов 4 класса Сергиев Посад, 3384.23kb.
• Реферат по теме: Исторический портрет, 399.61kb.

После смерти Святополка, его жена, очевидно, согласно его завещанию, раздала целое богатство монастырям и нищим, так что все дивились: никогда не было такой милостыни.

* Приказавший незадолго перед этим утопить св. Григория Печерского в Днепре (см. выше).


^ ЛЮБОВЬ К БОГУ

В начало | Оглавление | Предыдущая глава | Пропустить главу

В те времена княжны, пользовавшиеся полной свободой (в противоположность теремным московским царевнам), руки которых просили, считая за великую честь, иностранные короли, принцы, императоры и многие были повенчаны на западе, - но также многие шли в монастырь, и некоторые потом причислены к лику святых. Так, известная красавица Предислава, княжна полоцкая, молодой девушкой основала монастырь и там постриглась с именем Евфросиньи*, за ней последовали ее сестры, родная и двоюродная.

* Св. Ефросиния, княжна полоцкая.

Здесь было совсем не то, что на нашем тяжеловесном церковном языке называется спасать душу, отказываясь от радости жизни. Нет, это была любовь к радостям жизни духовной, нежелание нести тягости земного устроения. То был высокий вкус прекрасной души, для которой невидимый мир, вечная действительность, воистину дарованная нам Богом, бесконечно, ближе, чем мир, строящийся, вопреки воле Господней, человечеством.

Тем знаменуется чудесность киевского века, торжество победной церкви Христовой. Самые далекие, казалось бы, от Христа люди, как мы показали в предыдущих очерках, побеждались не силой, а братолюбием.

Во всех родах княжеских, даже почти в каждой семье, были замечательные христолюбцы. Про брата Олега, Давида, внука Ярослава Мудрого, степенная книга сообщает: “братья любили его доброго, честного, смиренного; кончина этого князя сопровождалась чудесами”. Его сын - инок Печерского монастыря, причисленный к лику святых, именовался: Никола Святоша. К лику святых причислен сын Мономаха, оказавший любовь Олегу, Мстислав, в древнем Прологе о нем сказано: “он был неудержимо милостив ко всякому, серебра и золота в руки не принимал и заранее узнал день преставления своего”. Два сына Мстислава также святые: Всеволод, Гавриил, княживший в Новгороде и скончавшийся на княжении в Пскове, и Ростислав, князь смоленский, на старшинстве в Киеве 1159-1168 гг. И у Ростислава были изумительные сыновья: Роман и Мстислав Храбрый. Драгоценная радуга Святой Руси в каждом из них сияла особым цветом. Будем об этом еще говорить.

^ СВЯТОСТЬ РУССКИХ ИЕРАРХОВ

В начало | Оглавление | Предыдущая глава | Пропустить главу

Борцами за Христову правду в Русской земле всегда были иерархи и, вообще, священнослужители. Большинство епископов были из Киево-Печерской обители. Св. Симон, епископ суздальский, означил их число пятьдесят в течение 80 лет.

У церковных историков принято жаловаться на киевское время, что мало сохранилось сведений о делах иерархов. Но это потому, что тогдашние летописцы старались сохранить для потомства святые действия священнослужителей, и очень мало, а может быть, и совсем не интересовались обыденностью управления начальников церквей, - то есть тем, что ныне считается наиболее историческим материалом. Тогда записывали слова святые, слова свидетелей верных, любящих Христа и ближних. И слов этих достаточно сохранилось, чтобы судить о борьбе служителей церкви с противлением Христу. Необходимо познакомиться с существенными чертами этой борьбы, ибо здесь открывается церковная истина во всей ее чистоте, светя будущим векам.

Прежде всего следует отметить у борющихся иерархов того времени отсутствие всякой властности; они не повелевают, не угрожают, не пугают никого ни здешними наказаниями, ни муками загробной жизни, они тихо говорят, ласково: просьба, моление, печалование - вот их средства борьбы. Этим, конечно, они свидетельствуют свою духовность, Отсутствие властности поднимает их над миром земных властителей, и с этой горней высоты легче наблюдать им за княжеским уклонением от правды. Власть земная всегда соблазнительна, даже лучшие, прекраснейшие люди, облеченные властью, иногда могут поступать опрометчиво и забывают о милосердии. В этом отношении письмо митрополита Никифора к Владимиру Мономаху является великим свидетельством.

“Что говорить тебе - такому человеку в похвалу поста, когда благочестием ты воспитан, воздержание твое все видят и чудятся”. “Что говорить такому князю, продолжает митрополит Никифор, который больше на сырой земле спит, дому бегает, платье светлое отвергает и, только по нужде входя в город, облекается в одежду властелинскую. Что говорить такому князю, который другим любит готовить обеды обильные, а сам служит гостям, работает своими руками, другие насыщаются и напиваются, а сам князь сидит и смотрит только, как другие едят и пьют, довольствуясь малой пищей и водой; руки его простерты ко всем; никогда не прячет он сокровищ, не считает золота, но все разделяет, а между тем казна его никогда не бывает пуста”.

“Кажется мне, мой князь, что, не будучи в состоянии всего увидеть своими глазами, ты прислушиваешься к голосу других, и в отверстый слух твой входит стрела. Исследуй внимательнее, подумай об изгнанных, осужденных, презренных, вспомни, кто кого оклеветал, и сам рассуди и отпусти, да и тебе отпустится... Только не опечалься словом моим; не подумай, что кто-нибудь пришел ко мне с жалобой и потому я написал тебе это - нет! - так просто я пишу тебе для напоминания, в котором нуждаются владыки земные: многим пользуются они, но зато и несут большую ответственность”.

Вот изумительный образ письма и обращение к брату истинного пастыря Христовой церкви. Любовь Христова к людям учит его, и он говорит так же, как Сам Господь. Вспомним слова Христа прославленного, явившегося апостолу Иоанну на острове Патмосе и повелевающего ему написать семи церквам.

Сначала Господь говорит в похвалу церкви (если только она не пала окончательно, как Лаодикийская), чтобы смягчить и расположить ее сердце к восприятию необходимого наставления от Него. И только за тем следует призыв к покаянию. И, наконец, как бы с извинением Господь просит не опечалиться вразумлением.

Но что больше всего обращает внимание при этом сравнении слов свидетеля верного со словами Самого Христа, что свидетель говорит более осторожно, гораздо менее властно, чем Сам Христос, - это потому, конечно, что прославленный Христос - Бог, Которого слово столь благодатно, - значит, полно любви, - что, говоря даже строго, Он не возмущает душу грешника, а умиляет, то есть привлекает к Себе; от свидетеля же верного “требуется много искусства (конечно, искусства любви), чтобы страждущие убедились добровольно подвергнуться врачеванию” (Иоанн Златоуст, Том II, слово 3) .

Невозможно сказать, сколь важно письмо Никифора, этого истинного пастыря церкви, к лучшему, почти святому князю, какое это великое указание и предостережение для тех будущих царей и императоров, которые, вообразив себя помазанниками Божьими (при явном попустительстве со стороны иерархов, зараженных антихристовым духом), не станут нуждаться в советах пастырей добрых, истинных помазанников Божиих. И к престолам иерархическим будут допускать не тех, кого им следует слушаться, а тех, кто будет раболепно выполнять их собственную волю.

В эту же - лучшую пору жизни русской церкви иерархи, будучи очень смиренными - какой изумительный тон выдержан в письме м. Никифора к Владимиру Мономаху! - были, однако, очень тверды в своем блюстительстве Христовой истины, в каждом сомнительном случае они как бы летят на помощь духовному изнеможению князей. Позднему времени необходимо учиться здесь многому, ставшему темным.

К такого рода духовному уроку для будущего относится одно дело во время княжения неудержимо милостивого ко всем св. Мстислава, сына Мономаха.

В Черниговской области внук Олега вытеснил с главного престола своего дядю, и тат вынужден был уйти в Муром, северный, далекий удел. Мстислав целовал раньше крест, что будет поддерживать всегда Ярослава (дядю) в Чернигове, и вот он стал думать о походе на незаконно захватившего власть, но выступил один игумен киевского монастыря- Григорий, которого почитали в Киеве, он сказал Мстиславу: “лучше тебе нарушить клятву, чем пролить кровь христианскую”. Целование креста считалось нерушимым делом среди князей и казалось великим преступлением неисполнение такой клятвы. Однако созванный собор ободрил Мстислава: “на нас будет грех клятвопреступления”. Мстислав послушался их и не исполнил своего крестоклятвенного обещания Ярославу. Таким образом, Дух Святой через святых этого Времени (и Мстислав святой) изволил выразить здесь христианскую истину: ничто не может оправдать пролития христианской крови, даже исполнение крестоцелования*.

* Не мешает здесь, пользуясь случаем, вспомнить слова блаженного Августина: “Мудрый никакой войны не хочет. Всякий человеческий смысл потерял тот, кто какую бы то ни было войну оправдывает”.

Не было на это двух мнений у пастырей Русской земли. Когда много позднее у киевского князя Рюрика, внука св. Мстислава, явилось некоторое недоумение, митр. Никифор II повторил с исчерпывающей ясностью то же, что сказано деду Рюрика: “князь! мы приставлены от Бога к Русской земле удерживать вас от кровопролития; если станет проливаться христианская кровь в Русской Земле из-за того, что ты дал волость одному и крест целовал, то я снимаю с тебя крестное целование и беру его на себя, а ты послушайся меня: возьми волость у того, кому ты дал, и дай ему другую, а волость эту отдай князю, который хочет из-за нее воевать”. И Рюрик исполнил совет митрополита. Честь княжеская приносится в жертву любви христианской.

Единство Русской земли было чудом, ибо это было истинное единство церкви Христовой, которое блюдется только любовью членов церкви друг к другу. Когда святое чувство такого единства стало меркнуть в народе, иерархия, оставшись верной этому чувству, стремилась возогревать его в народе и среди князей. Огонь любви к своим и к соседям, к ближним и к дальним горел в сердцах русских священнослужителей.

Сохранилась запись Черниговского игумена Даниила, как ставил он в Иерусалиме кадило на гробе Господнем. В его рассказе дан образ любви русского иерарха того времени, сокровенное его души.

В Великую пятницу отправился Даниил к королю Балдуину (первый король Иерусалимский после взятия города крестоносцами) и поклонился ему до земли. Тотчас же из последующих слов мы познаем, что это был за поклон. Тот земной поклон святого каждому, с кем он имеет дело, которым он смягчает сердце человека (вспомним земные поклоны св. Серафима Саровского всякому приходящему - и знатному и последнему рабу). Перед Даниилом был католик, завладевший святым местом и не поделившийся им с православными, - конечно, ревнители православия уже заранее ненавидели бы такого короля. Но в радости любви Даниил чувствует совсем иное: ему кажется (быть может, это и на самом деле так), что и король исполнен к нему любви: “он же поклонился мне и призвал к себе, ибо добр был и любил меня очень, муж блaгодeтeлeн и смирен вельми и не гордец”. - “Что надобно тебе, игумене русский?” - спросил король. - “Княже мой, господине, молю тебя ради Бога и ради князей русских: повели, чтобы и я мог поставить кадило на гробе Господнем от всей Русской земли”. Он же с тщанием и с любовью повелел мне поставить кадило за всех князей русских и за всех христиан Русской земли.

Простое обращение с просьбой к властителю места превращено здесь в великую любовь между королем католиком и игуменом православной земли российской.

И, пребывая в Иерусалиме, Даниил не забыл там ни одной обители, где бы не оставил на поминание имена всех русских князей - и Олега Черниговского, и Святополка киевского, и Владимира Мономаха, и многих других - без различия: враги ли они или друзья.

Вот чувство единства, которым крепка была Русская земля. Когда эти люди стояли во главе земли, и все их слушались, - вернее сказать, любили их: мир и счастье царили в Киеве и везде.

^ “БЛАГОВЕРНОГО КНЯЗЯ КОРЕНЬ”

В начало | Оглавление | Предыдущая глава | Пропустить главу

После кончины Владимира Мономаха (1125 г.) его сын св. Мстислав сел на киевском столе. О времени его правления почти ничего не говорит русская история, она только сообщает: никаких распрей среди князей тогда не было. Что значит это на языке духовном, как раскрывается святое правление во внутреннем сердечном мире человеческих отношений? Святой на престоле в своем сердце сосредоточивает движения душ правителей царства. Он предчувствует зарождающиеся сумятицу, противление, начало вражды в их сердцах и, как бы оттягивая их в свое сердце, - их угашает, примиряет, успокаивает великим трудом своей любви к ним; и так предупреждает всякое волнение; хранит мир. Всем спокойно, кроме святого, мучающегося за всех.

Велик труд сердца! Неимоверно милостивый ко всем св. Мстислав княжил в Киеве только семь лет. В 1132 году, на 56-м году жизни он почил.

Его брат Ярополк, которого летопись зовет: “благоверного князя корень”, не был святой и не мог заранее предузнать готовящейся людской невзгоды. Однако три года его правления прошли совершенно спокойно. Затем ему пришлось тушить поднявшуюся злую междоусобицу; но Ярополк умел, как истинный князь Святой Руси, прекращать ее не великими победами, а уступчивостью. Вот как торжественно сообщает об этом летописец: “Ярополк собрал множество войска изо всех земель, но не вышел против врагов, не начал кровопролития, он побоялся суда Божия, смирился, хулу и укор принял на себя от братьи своей и от всех, исполняя заповедь: любите враги ваша; он заключил с черниговскими князьями мир, отдал им то, что прежде они просили (их отчину: города по Сейму).

Через три года черниговский князь своими поступками снова заставил Ярополка собирать большое войско. Но когда, испугавшись великих приготовлений киевского князя, собирался бежать к половцам, от своих же черниговцев услышал такие слова: “ты хочешь бежать к половцам; но лучше отложи свое высокоумие и проси мира, мы знаем Ярополково милосердие - он не радуется кровопролитию, Бога ради он помирится, он соблюдает Русскую землю”. И, действительно, как только последовала просьба о мире, Ярополк его тотчас даровал. Так же, как Мстислав, Ярополк недолго правил Русской землей. Скончался в 1138 году.

^ СЫН ОЛЕГА

В начало | Оглавление | Предыдущая глава | Пропустить главу

После кончины Ярополка (1138 г.) в Киев прибыл следующий сын Владимира Мономаха, теперь старший в этом роде - Вячеслав, князь Туровский, но вслед за ним из Чернигова явился старший сын Олега - Всеволод, желая занять старший стол.

Продолжая славу своего рода, Вячеслав сказал Всеволоду: “если ты, брат, захотел этого стола, то пожалуй, буду меньше тебя, пойду в свой Туров, а тебе Киев”. И он удалился в свой город. Для характеристики этого князя следует привести его любимую поговорку: “смолоду не любил я кровопролития”.

Никто из других князей не возражал против Всеволода, молчаливо принимая его старшинство. И продолжалось братолюбство Русской земли.

По формальному тогдашнему праву сын не мог занять старшего стола, если не сидел на нем отец. Олег никогда не был киевским князем. Но он и не домогался в свое время стать им; он был старше Владимира Мономаха, но когда в 1113 году киевляне стали просить на престол Владимира, Олег спокойно продолжал править в Чернигове.

Видимо, князья нравственно ценили миролюбие Олега и теперь не формально, а по братолюбству признали его сына своим “отцом в правду” - киевским князем.

Всеволод княжил семь лет, ему удавалось всех мирить, так что время его было счастливо для Русской земли. И когда, умирая в 1146 году, он заявил, что хочет, подобно Мономаховичам в свое время, - теперь утвердить киевский стол за своим братом Игорем Ольговичем, никто не только не возражал, но все целовали Игорю крест на верность.

Казалось бы, как прежде время Мономаховичей, так теперь время Ольговичей сулило Русской земле спокойную жизнь. Но внезапно из каких-то глубоких низин киевского мира поднялся дух злобы и восстал некто, от дел которого раздралась :вся Русская земля.

Это был родной сын святого Мстислава, внук Мономаха, Изяслав.

^ ИЗНЕМОЖЕНИЕ РУССКОЙ ЗEМЛИ

В начало | Оглавление | Предыдущая глава | Пропустить главу

Нечестие прорастало в большом городе - всегдашнем царстве великой блудницы. Бог хотел и дал великую помощь Киеву, знаменовав этим грядущую в отдаленнейшие времена славу русской церкви. Но, как мы знаем из “Откровения св. Иоанна” (апокалипсиса), до разрушения великой блудницы зверь всегда побеждает святых. И потому ни чудная святость Киево-Печерской общины, ни светлость князей, духовно преображенных этой общиной, не мог ли до конца уничтожить в Киеве дух противления Христу. Десятки лет являла Русская земля некую свою несравненность, но изнемогла.

^ УМАЛЕНИЕ ПЕЧЕРСКОЙ ОБИТЕЛИ

В начало | Оглавление | Предыдущая глава | Пропустить главу

Изобилие благодати сменилось духовной скудостью. Это особенно стало заметно в Печерском монастыре. Инобытие его насельников перешло в обыденную жизнь, обуреваемую грехами: теперь они не других духовно поддерживают, а сами почти гибнут. Святые этого времени, плохо поддерживаемые любовью братий, впадают в тягчайшие греховные состояния, которые доводят их даже до болезни.

Так, святой Арефа имел много богатства в своей келье (для времен Феодосия вещь безумная и невозможная) и никогда не подавал нищим. В одну ночь воры украли все его сокровище. Отчаяние довело Арефу до болезни. Но, выздоровев, он раскаялся, раздал нищим все, что у него осталось, и стал великим молитвенником.

Преп. Еразм, который все свое имение употребил на украшение великой церкви Печерской, вдруг впал в искушение: ему стало казаться, что лучше было бы сберечь деньги, чтобы подавать нищим. Эта мысль долго мучила его, довела до такой болезни, что семь дней лежал он в бесчувственном состоянии. Но на восьмой день Еразм внезапно встал, как здоровый, и сказал: отцы и братия, я видел Пречистую Богородицу с Предвечным Сыном Ее на руках, и Она сказала мне: “Ты украсил Мою церковь иконами, а Я украшу тебя в царстве Сына Моего; через три дня отойдешь к Господу”. И Еразм, исповедав свои грехи перед всеми, через три дня скончался.

Пресвитер Тит и диакон Евагрий были большими друзьями, но почему-то возненавидели друг друга. Много времени прошло в такой вражде. И вот Тит смертельно заболел и послал к Евагрию, прося простить его. Когда братия насильно привели Евагрия к постели умирающего, Тит поднялся с помощью других и на коленях просил прощения, говоря: “прости меня и благослови”. Но Евагрий отвернулся и сказал: “Не прощу его, ни в этом веке, ни в будущем!” и вдруг упал мертвый. А Тит встал совершенно здоровый.

Как видим, святые эти не только не творят чудес, но даже не в состоянии преодолеть злые страсти, только чрезмерное страдание дает им силу явить себя такими, какими они были в действительности - любящими Бога и людей. Дух Святой свидетельствует и поучает через эту особенность их жизни, что их время отсутствием любви не дает стать праведными даже очень хорошим людям. Но сила Божия восстанавливает их истинную сущность и Господь прославляет их на пользу церкви. Так продолжает Бог высказывать великую милость к Киевской Руси. Великая милость Его необычайно видима в воскресении из мертвых Афанасия. В Печерском монастыре умер инок и несколько дней лежал непогребенным в своей келье (так как присовокупляет житие св. Афанасия, он был беден и никто не хотел его хоронить: какое страшное свидетельство при сравнении с прежней святостью общины). Но вот игумен, по вразумлении свыше, с несколькими иноками пришел совершить погребальный обряд. К их ужасу мертвый оказался живым. Тогда все приступили к Афанасию с просьбой открыть им, что видел он, когда был мертвый. Афанасий отказывался, говоря, что если он и скажет, то они не послушают. Но на настойчивые просьбы и обещания сделать по его слову сказал: “слушайтесь игумена и молитесь, чтобы не впасть в искушение”. После этого он затворился в пещере и до конца жизни не сказал ни слова. Явно, что св. Афанасий был возвращен к жизни, чтобы стать живым укором установившейся в обители греховной обыденщине.

В Печерской обители началась и та обрядовая мелочность, которая в XVI-XVII веках совершенно заела русскую церковь. Чудовищным плодом ее явился раскол (с его безумием, самозжиганиями и проч.), увлекший почти половину всего церковного народа. Теперь дело ограничилось только созывом собора из всех епископов, игуменов, священников и ученых монахов, - спор был о том, можно ли в большие (господские) праздники есть сыр, яйца и масло, если праздник приходится в среду и пятницу? Игумен Печерский Поликарп утверждал, что можно, с ним не соглашалась часть иноков и к этим последним присоединился митрополит-грек. Однако собор своим мнением (огромного большинства) показал, что духовность еще была очень высока в русской церкви: собор постановил не выносить по поводу этого спора никакого решения, так как решение зависит от игуменов монастырей: кто как хочет, - иначе сказать, собор признал, что подобные споры не имеют никакого духовного значения для церкви.

К Поликарпу, затеявшему совместно с митрополитом-греком этот спор, сохранилось письмо св. епископа Симона, написанное лет за тридцать-сорок до игуменства Поликарпа. Симон, бывший монахом Печерским в пору его святой жизни, строго выговаривает Поликарпу за его желание быть архиереем, не имея на это никаких внутренних качеств: “Пишет ко мне княгиня Ростиславова-Верхуслава, что хочет поставить тебя епископом или в Новгород, или в Смоленск, или в Юрьев; пишет, не пожалею и тысячи серебра для тебя и для Поликарпа. Я ей отвечал: дочь моя Анастасия, дело не богоугодное хочешь сделать; если бы он пробыл в монастыре в послушании игумену и всей братии, трезвясь во всем, то не только бы облекся в святительскую одежду, но и вышнего царства достоин был бы. Ты хочешь быть епископом? - хорошо, но прочти послание ап. Павла к Тимофею и подумай, таков ли ты, каким следует быть епископу. Если бы ты был достоин этого сана, я не отпустил бы тебя от себя, а своими руками поставил бы тебя наместником в обе Епископии (Суздальскую и Владимирскую), как и хотел князь Георгий, также княгиня Pостислaвовa. Совершенство состоит не в том, что быть славиму от всех, но в том, чтобы исправить житие свое и сохранить себя в чистоте”.