Кириллова Л. И., кандидат педагогических наук Творчество Ю. Казакова в школьном изучении вчера и сегодня
| Вид материала | Биография |
- Программа воспитания и обучения в детском саду, 3718.01kb.
- Программа воспитания и обучения в детском саду, 3936.51kb.
- Программа воспитания и обучения в детском саду, 3924.08kb.
- Программа воспитания и обучения в детском саду, 3919.5kb.
- Итоги iоткрытой научно-практической конференции «Образование и научное творчество:, 781.08kb.
- Декан, кандидат педагогических наук, доцент Е. В. Шустова Доктор педагогических наук,, 538.89kb.
- Федеральными Государственными Требованиями детство примерная основная общеобразовательная, 3629.29kb.
- Федеральными Государственными Требованиями детство примерная основная общеобразовательная, 7829.77kb.
- В городе москве, 2083.9kb.
- А. Т. Смирнов Б. И. Мишин В. А. Васенев основы безопасности жизнедеятельности учебник, 5568.52kb.
Кириллова Л.И.,
кандидат педагогических наук
Творчество Ю. Казакова в школьном изучении вчера и сегодня.
Юрий Казаков был великий писатель. А мы, конечно, догадываясь об этом еще при нем, только сейчас начинаем понимать, какое богатство он после себя оставил. Его путь завершился накануне головокружительных перемен; теперь мы живем в другой стране, по другим законам, иногда даже кажется, что и люди вокруг совсем не те. Интерес к творчеству этого писателя сегодня не случаен, он вызрел в глубине нашей жизни.
Биография Юрия Казакова скудна внешними событиями и заурядна, да, впрочем, он и сам больше ценил биографию внутреннюю, ссылался на жизнь Блока, вроде бы ничем не примечательную, но насыщенную глубочайшими духовными драмами. Но все несчастья, все соблазны, обманы и прозрения XX века прошли через судьбу и жизнь писателя.
Москва такой город, что здесь важно для всей последующей жизни конкретное место рождения, детских лет и свежей глазастой юности. А Юрий Казаков родился в самом центре Москвы, и не просто в центре, а на Арбате. В арбатских дворах играли потомки славных дворянских родов, дети и внуки профессоров, докторов – бывших съемщиков лучших квартир, путем уплотнений загнанных в самые тесные комнатенки, поумневшие от горя дети «комиссаров в пыльных шлемах», уже хлебнувшие лиха за родительские грехи и жаждущие понять, что произошло, почему, кто виноват… Как раз напротив «Зоомагазина» во дворе дома, где шашлычная, настраивает гитару на новые песни комиссарский сын Булат Окуджава. А еще у Арбата была музыка. Она звучала из окон пожилых глуховатых людей, включавших на полную мощность старенький «Рекорд» или «СИ-235», когда исполняли Чайковского, Шопена. В одном доме с Казаковым жили Святослав Рихтер и Нина Дорлиак, и летом через открытые окна он слушал, бросив все дела, потрясающие концерты, не ведая меры своего везения.
Отважившись на писательство, Юрий Казаков был решительно не готов к литературному труду. Его мысли, представления о писательстве, сохранившиеся в дневниках 1949-1953 годов, были поразительно наивны и незрелы. Позже писатель сам признавался, что только в Литературном институте он понял, что чтение его пребывало на обывательском уровне, а это значит, что даже Лев Толстой и Чехов были освоены непрофессионально.
В первые же месяцы учебы Казаков с ужасом обнаружил, насколько он не подготовлен к писательству: вчерашние школьники легко побивали его в спорах и рассуждениях и о литературе, и о жизни, которую уж он-то, казалось бы, должен знать лучше их.
Ю.Казаков ринулся в чтение с отчаянием опоздавшего. У него был очень тонкий и умный педагог – критик, исследователь литературы Николай Иванович Замошкин. Шла глубокая подспудная работа, которую мало кто видел. И на взгляд со стороны произошло чудо.
В литинституте Ю.Казаков стал писателем, мастером прозы сразу. Рассказ «На полустанке», написанный в классе по заданию как этюд, ошеломил всех. К концу второго курса он уже был знаменитостью, его безоговорочно признали гением. Уже написаны многие вещи, которые будут включаться в его сборники и при жизни, и потом…
Но тут его ждал удар сокрушительный.
Все началось с маленькой книжки в бежевом картонном переплете с гравюрой, изображавшей лирический среднерусский пейзаж: «И.А.Бунин. Рассказы». Один из первых подарков Оттепели - скромный по составу сборник умершего недавно в эмиграции и насильно забытого писателя. Только эхом из уст старых людей доносится его имя. И, отозвавшись на эхо, Казаков купил книгу бунинских рассказов, стал читать…
И.А.Бунин – писатель интимный, он поражает не все общество, но лишь немногих, избранных. Зато настолько мощно и властно, что поначалу немеешь, завороженный, теряешь дар письменной речи… И как его не потерять, когда вдруг открывается, что твоя любовь к русской природе, твое удивленное открытие крестьянской речи и мудрого быта в самых глухих углах родины, только что постигнутый тобою психологизм неуловимых лирических состояний – все это уже написано, уже воплощено, да с таким блеском, в котором безнадежно гаснут твои былые удачи.
Высота критерия была очевидно недостижимой. А чужой стиль непосильно властным. Почему же Казаков выдержал удар, устоял?
Видимо, удар пришелся очень своевременно. К исходу 1955 года Казаков уже стал писателем. И уже был успех, и успех кружил голову, еще немного, глядишь, и сам стал бы учить, застывши в позе местного гения…Он слишком глубоко погрузился в писательство, и сворачивать с этого пути было просто – напросто поздно: уже пережита смена профессий, все трудности и болезни этого непростого процесса. И, главное, он еще не потерял способности жадно учиться.
В 1958 году Юрий Казаков начал издаваться. В Архангельске вышли детская книжка «Тэдди» и сборник рассказов «Манька». В ноябре автора приняли в Союз писателей.
Но критика встретила молодого писателя неласково. Травля сопровождала едва ли не каждую его новую публикацию.
С особой яростью критики терзали рассказы Ю.Казакова.
За что ж его так?
Претензии критики к Ю.Казакову сегодня кажутся смехотворными; пожалуй, лишь один упрек, да и то намного запоздалый, имел какие-то основания: подражание Бунину. Собственно, смехотворными они были и тогда, если бы не имели жестоких последствий.
Каков круг проблем, поднимаемых Ю.Казаковым? Счастье и его природа, страдания и преодоление их, нравственный долг перед народом, любовь, осмысление самого себя, отношение к труду, живучесть грязных инстинктов. А еще: в чем суть истинного счастья? Почему оно так часто зыбко и неустойчиво? Где кончается поэзия и начинается проза человеческих отношений? Есть ли прямой путь от сердца к сердцу? Как его найти? Почему один человек позволяет себе глумиться над другим? Что таится там, где мы все однажды окажемся? Эти гамлетовские вопросы томили его всю жизнь.
Вступая на путь лирической прозы, Юрий Казаков прекрасно осознавал, на что шел. Не случайно его единственное эссе называется «О мужестве писателя». Логическому прямолинейному разуму трудно дается этот силлогизм: литература и мужество. Почему из всех человеческих достоинств писателю первым требуется именно это? Рассказ написать – не на амбразуру же бросаться! Миллионы рассказов написаны до Казакова, миллионы будут писаться и после него…При чем тут мужество? А при том, что из миллионов сохранятся лишь десятки, оставленные после себя мужественными людьми.
К концу 60-х годов если не профессиональным критикам, то настоящим ценителям литературы было ясно, что Юрий Казаков – автор непревзойденной прозы: «На полустанке», «Некрасивая…», «Голубое и зеленое», «Тихое утро», «Нестор и Кир», «Осень в дубовых лесах», «Плачу и рыдаю…», «Проклятый Север» - все эти вещи будут жить, пока жив русский язык, без них нет нашей литературы XX века. Понимал это и сам писатель, у него доставало сил и профессионализма без ущерба для репутации выдавать новые рассказы, не снижая достигнутого уровня. Но – не мог. Не хотел.
Вероятно, писатель в конце 50 – 60-х годов не вполне еще осознавал, куда его влекло, где конец его пути. Даже истоки своей «новеллистичности», отвращения к романам он не вполне понимал. Рассказ для него – не «разведывательный» жанр, не заготовка для романа, а нечто вполне самодостаточное.
Рассказы Ю.Казакова всегда возвышались над модой дня. В них видна школа, которую он проходил в общении с классикой, – от И.Тургенева до М.Пришвина. Эта школа чувствуется в благородной красоте и живописности русского языка, точности стилистического приема, развитом чувстве художественной меры.
Уже во многих ранних рассказах – «Поморка», «Манька», «Арктур – гончий пес» - проявляется редкий дар Ю.Казакова вживаться в чужую жизнь, входить в нее изнутри, постигая до тонкости поразивший его характер. Писатель вообще испытывал тяготение к натурам необычным, выпадающим из общей меры, живущим своей особой внутренней жизнью. Такова одинокая девяностолетняя старуха Марфа в рассказе «Поморка», необычный мальчик в рассказе «Никишкины тайны» и многие другие.
Чем объяснить то, что коренной горожанин, москвич, стал по сути открывателем «деревенской прозы»?
Сначала страсть к охоте провоцировала его на добровольные скитания. Первые рассказы и рождались нередко в поездках на Волгу, в Городец, на Смоленщину.
Позже в его жизнь вошел наш Север. Мир, открывшийся Ю.Казакову за пределами городских стен, поразил его и светлыми, и темными сторонами. Знакомясь с «нутряной» Россией, на каждом шагу он убеждался в том, как мало похожа реальная деревенская жизнь на ту безмятежную идиллию, которая описывалась в послевоенной бесконфликтной прозе.
Писатели старшего поколения В.Овечкин, Г.Троепольский, С.Залыгин исследовали социально-экономические отношения в деревне, рассказывали о ее нелегких судьбах после опустошительного гитлеровского нашествия.
Ю.Казаков подошел к изображению деревенской жизни с другой стороны: его больше занимали те нравственные психологические проблемы, с которыми он столкнулся в новой для себя среде. Дело в том, что писатель рассматривал деревню глазами городского человека, открывшего для себя неведомый мир. Полная перемена впечатлений создавала особую резкость видения. Разрыв с прежней жизнью, когда человек становится еще не городским, но уже и не деревенским, драматизм и последствия этого разрыва – стержень содержания рассказов «На полустанке», «Запах хлеба», «Трали-вали», «Некрасивая».
Многие произведения Ю.Казакова допускают двойное прочтение. С одной стороны, это рассказы почти с натуры, в которых современник увидит разнообразные точные приметы своей эпохи, в которых «Казакову решительно скучно, неинтересно придумывать за жизнь что-то, чего на самом деле в ней не происходило» (2,с.556)
Так происходит в последнем рассказе писателя «Во сне ты горько плакал». Здесь автор выступает в двух ролях: наблюдательного бытописателя эпохи и в роли создателя художественной мифологии, где действуют не обычные наши современники, а своего рода обобщенные мифологизированные персонажи. Именно этот второй план, надстраивающийся над бытовым, не выделялся и не раскрывался критикой. Не выделяли его и литературоведы. План этот осложнял процесс знакомства «массового» читателя с творчеством Ю.Казакова и вызывал непонимание и даже неприятие: сложно.
Сейчас наша литература переживает своебразный мифологический «бум», а ведь в прозе писателя эта тенденция возникла задолго до взрыва интереса к мифопоэтике: в 70 – 80-годы XX столетия.
Рассказы писателя в школе изучались очень робко. Редко кто отваживался брать их на уроки внеклассного чтения, а в программах по литературе имя Ю.Казакова почти не встречалось.
Сегодня ситуация несколько изменилась, но не кардинально: на занятиях по внеклассному чтению некоторые учителя анализируют рассказы «Осень в дубовых лесах», «Тэдди», «Арктур – гончий пес»…
Лишь рассказ «Тихое утро» представлен в программах и методических изданиях полновесно. Исследование творчества Ю.Казакова в школе по сути только начинается, ему будет посвящена отдельная работа.
ПРИМЕЧАНИЯ
- Современный толковый словарь русского языка / Под ред. С.А.Кузнецова. М. 2004.
- Казаков Ю.П. Поедемте в Лопшеньгу. М. 1983.