Geum.ru

Вопросы к экзамену по курсу «история отечественной литературы третьей трети XIX века»

Вид материалаВопросы к экзамену

Содержание


37. Приемы юмора и сатиры в рассказах А.П. Чехова.
38. Тема «маленького человека» в творчестве А.П. Чехова.
39. Роль художественной детали в произведениях Чехова (на примере 2-3 произведений).
40. Русская поэзия в 1880-1890-е гг.: основные представители, основная тематика и проблематика.
Подобный материал:
1   2

36. Драматургическое новаторство А.П.Чехова в "Дяде Ване", "Чайке", "Трех сестрах", "Вишневом саде": конфликт, жанровое своеобразие пьес.

Бернард Шоу писал: «В плеяде великих европейских драматургов Чехов сияет как звезда первой величи­ны...». Драматургическое наследие А.П.Чехова не очень велико. Он написал около десяти пьес, каждая из кото­рых, тем не менее, стала событием в мировой и отече­ственной литературе. Мне бы хотелось рассмотреть новаторство Чехова-драматурга на примере пьес «Три сестры» и «Вишневый сад». Все произведения этого ве­ликого писателя XIX — начала XX века строятся не на быстрой смене событий, не на интриге и драматичес­ком противопоставлении персонажей-антиподов, а на развитии общей концепции, общей мысли. Поэтому язык большинства пьес А.П.Чехова отличается особой поэтичностью. В системе образов заложены определен­ные символы. Так, великий драматург показывает нам универсальные характеры не только типичных предста­вителей эпохи, но и всех времен и народов. Возможно, в этом и заключается «живучесть» творений Чехова, и я думаю, что по степени подачи «универсальных» харак­теров нашего великого драматурга можно сравнить с Уильямом Шекспиром, который максимально обобщал различные пороки и добродетели современной ему эпо­хи, наделял такими качествами своих героев. Однако спустя десятилетия, а затем и столетия эти персонажи совсем не устарели. Конфликт пьесы «Три сестры» состоит в том, что разное видение мира и восприятие действительности мешает Ольге, Ирине и Маше Прозоровым определить смысл собственной жизни. В одной из первых сцен мы видим, насколько различно их отношение к дому, в ко­тором они живут, какие воспоминания оставляет вре­мя. Ольга говорит, что «время — прекрасный художник», оно «не только очищает, но умеет опоэтизировать вос­поминания». В словах героини чувствуется определен­ная надежда, ее воспоминания связаны в основном с приятными эпизодами жизни. И в то же время Ирина в эмоциональных репликах выражает собственное отно­шение к действительности: «Зачем вспоминать!», а так­же «Уехать в Москву. Продать дом и уехать в Москву...». Героиню не устраивает провинциальная жизнь с ее нра­вами и бытом. Чехов намеренно использует в речи это­го персонажа инфинитивные предложения. Тем самым автор подчеркивает непреклонность и верность герои­ни своему решению. Жизненную позицию сестер можно, наверное, срав­нить с вокальным трио. Каждый из его участников об­ладает определенным тембром и оттенком голоса. В течение всей пьесы мы можем наблюдать эти различия, хотя в конце произведения сестры приходят к единому мнению. Их желание переехать в столицу оказывается общим. Как и большинство пьес Чехова, финал драмы «Три сестры» остается открытым, что позволяет нам, чита­телям, самим определить, а, может быть, придумать дальнейшую судьбу героинь. В драме «Вишневый сад», которую автор сам опреде­лил как комедию, показаны судьбы и характеры владель­цев и обитателей помещичьей усадьбы. Беззаботная и тихая жизнь дает возможность дворянам повышать свой культурный и интеллектуальный уровень, увлекаться поэзией и искусством. Но в то же время подобный стиль жизни приводит к тому, что люди не могут справиться с различными бытовыми трудностями, не могут существо­вать в изменившихся обстоятельствах. Любовь Андре­евна Раневская — типичный представитель такого рода помещиков. Она вынуждена продать родовое имение, так как ее семья находится на грани разорения. Безусловно, образ Раневской во многом противоре­чив и сложен для восприятия. С одной стороны, это в высшей степени порядочный, честный и щедрый чело­век. Но, с другой стороны, ее доброта не является ис­кренней. В течение всей жизни героиня не задумыва­лась о том, откуда берутся и куда уходят деньги. Тем не менее симпатии Чехова, на мой взгляд, находятся на стороне именно этого персонажа. Свое отношение к Раневской драматург вложил в уста Лопахина: «Хоро­ший она человек. Легкий, простой человек». Композиционное построение пьесы «Вишневый сад» выдержано Чеховым в традиционном для его драматур­гических произведений ключе. Безусловно, первые акты этого шедевра сценического искусства насыщены большим количеством персонажей, а в финале их не так много. Чехов и в этой пьесе остается верен себе и не дает окончательного представления о том, как разре­шится судьба героев. Хотя по манере повествования отчетливо видно, что мы становимся свидетелями ма­ленькой жизненной трагедии. Пьесы А.П.Чехова стали классикой мировой и оте­чественной драматургии. Я думаю, это во многом выз­вано тем, что великий писатель наряду с потрясающей наблюдательностью обладал еще и восхитительным та­лантом художника-словесника, и это умение он сумел с блеском воплотить в своих пьесах.

37. Приемы юмора и сатиры в рассказах А.П. Чехова.

По-разному оценивалось творчество А.П.Чехова на протяжении конца XIX, XX, начала XXI века. К.И.Чуковский вспоминает, что критики - современники Чехова - называли ранние рассказы "чеховскими однодневками", глядели на них с высокомерным презрением, считали безделками. Позднее, после выхода сборников "Пестрые рассказы" и "В сумерках", они же в общих словах превозносили "крупный и притом весьма симпатичный талант", "прирожденный здоровый юмор". В 1935 году Ф. Бутенко выпустил монографию "Сатирик революционной демократии". Даже заглавие этой работы несет на себе явные следы вульгарно-социологического подхода, но заставляет задуматься над вопросом: был ли Чехов сатириком? Издревле сатира считалась наиболее трудным видом искусства. Н.А. Некрасов писал об участи сатирика: Его преследуют хулы: Он ловит звуки одобренья Не в сладком ропоте хвалы, А в диких криках озлобленья. Судьба сатирика во все времена была тернистой. Сатира встречает препятствия в лице вездесущей цензуры и часто вызывает недовольство у читателей, не склонных сосредоточивать внимание на болезненных явлениях жизни. Искусство сатиры драматично по своей внутренней природе. На протяжении всего жизненного пути сатирик имеет дело с общественным злом, которое постоянно испытывает его душевные силы. Вот почему классическая сатира - явление редкое. "Имена сатириков в мировой литературе буквально наперечет. Эзоп в Древней Греции, Рабле во Франции, Свифт в Англии, Марк Твен в Америке и Салтыков-Щедрин в России" 6, - утверждал Ю.В.Лебедев. Э.А.Полоцкая называет "молодого Чехов сатириком", но отмечает своеобразие чеховской сатиры: "У Чехова, в отличие от Щедрина, нет чистой сатиры, она у него сверкает юмористическими блестками" 7. В доказательство она анализирует рассказ "Унтер Пришибеев" (1885). По ее мнению, в произведении создана картина нравственного распада личности в мрачные 80-е годы. "Сверхштатный блюститель" - так назвал сначала свой рассказ Чехов, и заглавие это точно передает главную черту героя: Пришибеев - добровольный доносчик, шпион не по обязанности, а, так сказать, "по любви" (раб по убеждению). После того как цензура запретила печатать рассказ, написанный для юмористического журнала "Осколки", его удалось поместить в "Петербургской газете" под заглавием "Кляузник", но в этом заглавии выпал момент добросовестности (сверхштатности) кляузничества. В конце концов Чехов остановился на том заглавии, которое, как теперь нам кажется, удачнее всего. Кто сейчас не знает, что такое пришибеевщина? Фамилия образована по давней литературной традиции от слова, обозначающего главную черту характера героя - от глагола "пришибать" (вспомним Скотинина, Собакевича, Держиморду). Цель этого унтер-офицера - пришибать на корню всякое отступление от закона и "порядка", отступление действительное или выдуманное им самим. Как всегда, Чехов направляет жало сатиры не только на героя, но и на тех, с кем тот вступает в столкновение. Из-за чего Пришибеева взяли под стражу? Из-за, выражаясь его же языком, "мертвого трупа". Утопленник лежал на берегу целые сутки (урядник сообщил о нем своему начальству, становому, "еще вчера"). Но Пришибеева, конечно, волнует не это. "Нешто в законе сказано, чтобы народ табуном ходил?" - возмущается он собравшейся толпой, кричит свое обычное: "Разойдись!", пускает в ход кулаки - и вот результат: человек, рьяно защищавший закон, законом же и наказан. Приговоренный к аресту на месяц, Пришибеев выходит растерянно из камеры, но когда его взгляд падает на столпившихся мужиков, он - вопреки здравому смыслу - опять кричит: "Народ, расходись! Не толпись! По домам!" И ясно, что арест его ничему не научит: с натурой своей, как пишет автор, совладать не может. Ясно также, что перед нами не характер, не личность, а какой-то психологический курьез. Э.А. Полоцкая делает вывод, что Пришибеев не только страшен, но и смешон, что к концу рассказа страшное побеждается смешным, а человеческие пороки молодой Чехов убивает смехом. Другие исследователи творчества А.П. Чехова не называют прямо писателя сатириком, но прослеживают его связь с традициями русской сатиры. В этом отношении показательно мнение Ю.В. Лебедева, который считает, что в ряде рассказов Чехова мелькают щедринские образы "торжествующей свиньи", "ежовых рукавиц", "помпадуров". Использует Чехов и щедринские художественные приемы зоологического уподобления, гротеска. Однако гротеск и сатирическая гипербола не становятся определяющими принципами чеховской поэтики. Уже в рассказе "Унтер Пришибеев" гиперболизм сменяется лаконизмом, выхватыванием емких художественных деталей, придающих характеру героя почти символический смысл. Ранние рассказы Чехова сплошь юмористичны, причем юмор в них весьма оригинален и резко отличен от классической литературной традиции. В русской литературе XIX века утвердился так называемый "высокий смех", "смех сквозь слезы". У Чехова, напротив, смех весел и беззаботно заразителен: не "смех сквозь слезы", а смех до слез. По-иному рассматривается творчество Чехова в статье энциклопедии "Русская литература. От былин и летописей до классики XIX века". "По свидетельству современника, "крохотные рассказы Чехонте засверкали на газетных полосах как рассыпанные на сером листе алмазы". Изображенные в них происшествия часто уморительно забавны. Авторский юмор улыбчив и безобиден. Но нередко он становится острым, больно жалящим таких персонажей, как полицейский Очумелов, грубый с простонародьем и лебезящий перед власть имущими ("Хамелеон", 1884г.), или добровольный соглядатай и кляузник, не дающий житья односельчанам ("Унтер Пришибеев", 1885г.). А в других случаях, напротив, этот юмор делается печально-сочувственным, например, в истории мальчика, отданного в учение к сапожнику и рассказывающего о своих горестях в письме с нелепейшим адресом: "На деревню дедушке" ("Ванька", 1886г.), или простодушно невежественного мужичонки, угодившего в равнодушную судейскую машину ("Злоумышленник", 1885г.)"8 На основании того, что я смог узнать, прочитать о сатире, думаю, что напрямую называть А.П. Чехова сатириком не стоит. Точку зрения Ю.В. Лебедева я, конечно, разделяю. Действительно, в ранних рассказах Чехова есть и зоологическое уподобление, и гротеск. Но выражение "смех до слез", которое Лебедев считает определяющим по отношению к юмору Чехова, не всегда передает то, что хотел сказать автор своему читателю. С этой точки зрения мне все-таки ближе подход к ранним юмористическим рассказам Чехова, изложенный в энциклопедии. Добродушным юмором пронизаны такие шедевры Чехова, как "Налим", "Хирургия". Но хотелось бы обратиться к нескольким менее известным произведениям, объединенным одной темой - любовное объяснение. Откровенно "дурачит" автор читателя в рассказе "В гостиной". Камин, освещающий портрет генерала с двумя звездами, покрытая кружевной кисеей кушетка - и парочка влюблённых. "Он - высокий, статный мужчина с роскошными, выхоленными бакенбардами и правильным греческим носом - сидел, развалясь, положа ногу за ногу, и лениво потягивал ароматный дымок из дорогой гаванской сигары. Она - маленькое, хорошенькое созданье с льняными кудрями и быстрыми, лукавыми глазками - сидела рядом с ним и, прижавшись головкой к его плечу, мечтательно глядела на огонь"8. Тишина, нарушаемая треском горевших поленьев, поцелуи, объятья…Внезапное появление третьего лица приводит парочку в крайнее замешательство. Напряжение достигает кульминации, когда автор воспроизводит мысли "догадливого" читателя: "Не обманутый ли это муж?". Но весь комизм ситуации в том, что это лакей и служанка изображали из себя "благородных", пока хозяина не было дома. Часто рассказы Чехова имеют подзаголовок "поэтический этюд", "новогодняя побрякушка", "водевильское происшествие"…Вот "рассказец" "О том, как я в законный брак вступил". Родители, уже всё решившие, оставляют молодых людей наедине, утащив даже свечку. Темнота делает героев смелыми, и они с упоением признаются в любви, но отнюдь не друг другу. "В душу мою хлынуло счастье, и стал я благодарить Зою, а Зоя меня. И оба мы, счастливые, благородные, стали друг другу руки целовать, благородными друг друга называть…Я ей руки целую, а она меня в голову, в мою щетину. И, кажется, даже обнял её, этикеты забыв. И, можно вам сказать, это объяснение в нелюбви было счастливее любого любовного объяснения. Пошли мы, радостные, розовые и трепещущие, к дому, волю нашим родителям объявить. Идём и друг друга подбодряем. - Пусть нас поругают, говорю, побьют, выгонят даже, да зато мы счастливы будем!"10 Видя, как "счастливы" дети, родители не дали им и слова сказать… Пришлось за последующие 25 лет героям "попривыкнуть" друг к другу. Та же ситуация любовного объяснения в коротком менее чем на страницу, рассказе "Знамение времени". Пламенную речь "молодого человека приятной наружности" (формулировка переходящая из рассказа в рассказ и усиливающая комический эффект) прерывает появление брата девушки, пришедшего выполнить "священную обязанность"-предупредить, что "этот субъект"-"большой руки подлец", доносчик. И девица принимает это к сведению: отвечая молодому человеку "да", целуясь, обнимаясь и давая клятвы, "была осторожна: говорила только о любви". Уже здесь начинают звучать другие ноты: добродушный смех становится острым и больно жалящим. Этот смех направлен против пошлости, квасного патриотизма, самодурства, а главное - против добровольного холопства. В "Толстом и тонком" Чехов "высмеивает закоренелость общественного неравенства". "Толстый" искренне рад встрече с гимназическим приятелем. "Тонкий" сначала ведет себя как равный, но как только узнает, что его бывший гимназический приятель преуспел по службе (уже называется "его превосходительством" и две звезды имеет), как тут же вдруг бледнеет, окаменевает и начинает подлейшим образом заискивать. Он откровенно лакействует, хихикая, как китаец, и вызывает презрение у "толстого", у автора и у читателя. Добровольным холопством проникнут и Червяков, герой рассказа "Смерть чиновника". В театре он нечаянно чихнул на лысину впереди сидящего статского генерала, и завязалась канитель с извинениями, которая кончилась смертью. Кончилась от его собственной трусости. Ведь генерал давно ему "простил" невольное "апчхи!!!", намекнул, что по службе преследовать не собирается, просил уволить от извинений, пока наконец не гаркнул: "Пошел вон!". Никакого человеческого языка Червяков не мог понять, а "пошел вон" понял сразу. В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплёлся…Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лёг на диван и … помер"11. "Жертва" здесь не вызывает сочувствия. Умирает не человек, а некое казенно-бездушное существо. "Что-то оторвалось" не в душе, в животе Червякова. При всей психологической достоверности в передаче смертельного испуга эта деталь приобретает ещё и символический смысл, ибо души-то вы герое и впрямь не оказалось. Живет не человек, а казенный винтик в бюрократической машине. Потому и умирает он, "не снимая вицмундира". К середине 80-х годов в юмористических рассказах появляются серьезные, даже драматические интонации. Читаем печальный рассказ "В приюте для больных и престарелых". Казалось бы, надо пожалеть дедушку Парфения Савича, на старости лет оказавшегося в грязном приюте. Но с его образом связано как раз юмористическое: нехорошие картины на стенах (купальщица, нимфы, мужчина с цилиндром на затылке, глядящий в щелку на нагую женщину), хвастливые рассказы о былом величии, о том, как "веселился во время оно"12. С увлечением рассказывает старик о том, как баб для потехи на колени ставил, как грамотных в наказание заставлял учить счетную книгу или с крыши в слух читать "Юрия Миославского", как стариков в награду за хороший поступок на молоденьких женил. Да и не беден он вовсе: каждую неделю, насытившись слухами и униженными просьбами невестками, выдает ей из сундука "желтую, сильно помятую бумажку". Сострадание вызывает запуганная "маленькая золотушная девочка в порванных башмаках" 13, заложница непростых отношений в семье, её отец дерзко пишет деду: "Скорей по трактирам буду шляться да крохи подбирать, чем перед Плюшкиным унижаться". Так юмор Чехова поворачивается к читателю разными гранями; при этом, читая ранние рассказы писателя, понимаешь, что это не анекдотические сценки: "мысль художника поднимается над курьезами к общим проблемам действительности, волновавшим интеллигенцию чеховского времени"14.

38. Тема «маленького человека» в творчестве А.П. Чехова.

Тема "маленького человека" в русской классической литературе является такой же вечной, как тема отцов и детей (взаимооотношений и смены поколений), тема чести и человеческого достоинства, тема личности и государства. К ней неоднократно обращались такие великие гуманисты, как А. С. Пушкин ("Станционный смотритель", "Медный всадник") и Н. В. Гоголь ("Шинель"). Ф. М. Достоевский и А. П. Чехов также не обходят стороной эту тему. Происхождение каждого из писателей сыграло тут не последнюю роль. Как Чехов, так и Достоевский провели свое детство в обществе "маленьких людей". Один- в больнице для бедных на Божедомке в Москве, другой - в лавке колониальных товаров в Таганроге. Вероятно, уже тогда сформировались взгляды будущих писателей на "слабых мира сего". В творчестве обоих писателей можно встретить героев, аналогичных гоголевскому Акакию Акакиевичу. Чиновник Червяков, случайно чихнувший на лысину генерала ("Смерть чиновника"), Липа ("В овраге"), Катерина Ивановна и Лизавета ("Преступление и наказание") одинаково бесправны и угнетены. Эти герои вызывают к себе жалость и сочувствие. Однако герои Чехова совсем не похожи на героев Достоевского. Что ограничивает и унижает "маленького человека"? У Чехова это страх и трепет перед начальниками, раболепство, желание сжаться и "влезть в футляр". Героев же Достоевского унижает бедность, нищета. Они часто становятся жертвами физического насилие, подвергаются побоям, публично оскорбляются. Какое страдание испытывают "маленькие люди"? Что является причиной этих страданий? "Маленькие люди" Достоевского мучаются от сознания своей нищеты, от безысходности, от невозможности изменить положение вещей. А главными источниками страданий являются грехи, сопутствующие нищете: пьянство и безответственность Мармеладка, прекрасно осознающего свое положение, но при этом ничего не пытающегося делать, чтобы спасти себя и семью; проституция Сони; чахотка и безумие Катерины Ивановны. Герои Достоевского воспринимают нищету как тяжкую, отвратительную болезнь. Все страдания героев Достоевского имеют единственную причину - бедность, то есть социально детерминированы. Мучения героев Чехова имеют иные причины. Так, ямщик из рассказа "Тоска" не может поделиться своим горемс окружающими, его никто не хочет слушать. Липа страдает от бессилю и кротости, а затем и от безнаказанности убийцы своего ребенка. Учитель греческого Беликов болен своим прямо-таки маниакальным страхом "а как бы чего не вышло". Он боится нарушить закон и не угодить власть имущим. В конечном счете страдания "маленьких людей" в творчестве Чехова вызваны жестокостью и бесчеловечностью окружавшей действительности, которые подчас приводят даже к душевной болезни (вспомним Громова и Рагина из рассказа "Палата No. 6"). Герои Достоевского не одиноки. Они находят некоторое утешение в 482
 общении друг с другом. Мармеладов делится своим горем с Раскольнико-вым (и тот понимает его), Соня и Лизавета вместе утешаются чтением Евангелия, у самого Раскольникова есть верный, честный и преданный друг Разумихин. у Чехова герои чаще всего страдают от одиночества. Их никто не хочет или не может понять. Так, Рагин, несмотря на то что имел приятеля, так и не смог найти с ним общий язык. Он вынужден посещать душевнобольного Громова, так как тот лучше всего его понимает. Доктор Старцев, проживший много лет в уездном городе и имеющий большую врачебную практику, так и остался одиноким. Но он уже не чувствует своего одиночества, так как все человеческое в нем давно уже умерло. Жива единственная страсть- "копить деньги". Именно эта страсть и превратила доктора Старцева в обрюзгшего Ионыча. "Слабые мира сего" из романа "Преступление и наказание" имеют отнюдь не маленькие души. Достоевский показывает их явное нравственное превосходство над сильными мира сего. Вспомним сцену несправедливого обвинения Сони Лужиным в воровстве. Или последнее свидание Дуни и Свидригайлова. Эти герои пришли или в конце концов придут к переосмыслению жизни и очищению страданием. Так в конце романа возрождаются к новой жизни Соня и Раскольников. В чеховской прозе немного таких героев, но зато много таких, которые вовсе не обнаруживают какой-либо духовной жизни. Ярчайший пример -- герой рассказа "Толстый и тонкий". Разве может вызывать сочувствие герой, подобострастно кланяющийся, забывающий о собственном достоинстве лишь потому, что его бывший товарищ имеет более высокий чин. Такому герою Чехов отказывает в сочувствии.  Как видим, в творчестве двух писателей тема "маленького человека" раскрыта по-разному. Герои Достоевского живут духовной жизнью, раскаиваются и утешаются. Главной причиной их страданий является причина социальная -- нищета. Большинство чеховских героев не нуждаются материально, но их духовный мир узок, иногда и вовсе отсутствует, так как часто благие порывы становятся лишь воспоминанием, а сытый и устойчивый быт -- именно тем футляром, через крышку которого невозможно достучаться до души человеческой (рассказ "Ионыч"). Они статичны. Эти герои вызывают только насмешку и презрение.

39. Роль художественной детали в произведениях Чехова (на примере 2-3 произведений).

Всем известно, как одна небольшая художественная деталь может преобразить литературное (и не только литературное) произведение, придать ему особое обаяние. Входят в реальность нашего времени такие детали, как “осетрина второй свежести” Булгакова, диван Обломова у Гончарова, бутылочное горлышко под луной у Чехова. Подобная особенность чеховского мастерства, кстати, далеко не сразу была понята критиками — долгие годы они твердили о том, что деталь в произведениях Чехова случайна и незначительна. Разумеется, писатель не подчеркивал сам значительности своих деталей, штрихов, художественных подробностей. Он вообще не любил ни в чем подчеркнутости, не писал, что называется, курсивом или разрядкой. О многом он говорил как бы мимоходом, но именно “как бы” — все дело в том, что художник, по его собственным словам, рассчитывает на внимание и чуткость читателя. В начале рассказа “Невеста” автор передает тяжелое, угнетенное состояние Нади Шуминой накануне свадьбы. И сообщает: “Из подвального этажа, где была кухня, в открытое окно слышно было, как там спешили, как стучали ножами, как хлопали дверью на блоке, пахло жареной индейкой и маринованными вишнями...” Казалось бы, чисто бытовые подробности. Однако сразу дальше читаем: “И почему-то казалось, что так теперь будет всю жизнь, без перемены, без конца!” На наших глазах “индейка” перестает быть только житейской деталью — она становится и символом сытой, праздной жизни “без перемены, без конца” Затем описывается ужин с манерными и пошлыми разговорами. И когда Чехов упоминает: “Подали большую, очень жирную индейку”, — эта деталь уже не воспринимается как нейтральная или случайная, она важна для понимания самочувствия и настроения главной героини. Еще более выразительно выглядит сходный штрих в рассказе “Дама с собачкой”. Гуров в Москве томится воспоминаниями об Анне Сергеевне. Однажды, выходя из докторского клуба, он начинает разговор со своим карточным партнером, об “очаровательной женщине”, с которой он познакомился в Ялте. И в ответ слышит: “А давеча вы были правы: осетрина-то с душком!” Эти слова, такие обычные, как будто ударяют Гурова и заставляют вдруг ощутить пошлость и бессмысленность жизни, в которой он участвует. Деталь у Чехова глубоко не случайна, она окружена атмосферой жизни, уклада, быта — как вот эта “жирная индейка” или “осетрина с душком”. Чехов-художник поражает разнообразием тональности повествования, богатством переходов от сурового воссоздания действительности к тонкому, сдержанному лиризму, от легкой, едва уловимой иронии — к разящей насмешке. Крылатым изречением стали слова писателя: “Краткость — сестра таланта”. В письме М. Горькому он писал: “Когда на какое-нибудь определенное действие человек затрачивает наименьшее количество движений, то это грация”. Краткость, умение сказать многое в немногих словах определяют все, что выходит из-под пера Чехова (исключение составляют разве лишь несколько ранних повестей и первая пьеса). Произведения Чехова поэтически изящны, внутренне соразмерны и гармоничны, недаром Лев Толстой назвал его “Пушкин в прозе”. А. П. Чехов—наследник лучших традиций русской классической литературы. Сын России, связанный с родной землей, с русской историей, культурой, жизнью всем духом и строем своих произведений, Чехов давно уже признан всем миром. Скромный, начисто свободный от суетного тщеславия писатель предсказывал себе как автору рассказов, повестей и пьес недолговечную жизнь. Однако он до сих пор современен, и ни одной морщинки нет на его творческом портрете. Он прожил в двадцатом веке всего несколько лет, но стал одним из самых любимых и читаемых писателей нашего времени Вместе с именами Толстого и Достоевского имя Чехова получило признание всего человечества. Чехов — один из самых репертуарных драматургов мира. Его называют Шекспиром современности. Нет ни одного континента, где не шли бы его пьесы и водевили. И может быть, самая драгоценная его черта в том, что, признанный миллионами, он входит в каждый дом не как модная знаменитость, а как незаменимый друг. Чехов по праву считается мастером короткого рассказа. За долгие годы работы в юмористических журналах автор научился в небольшой объем вкладывать максимум содержания. В маленьком рассказе невозможны обширные, подробные описания, длинные монологи. Именно поэтому в произведениях Чехова на первый план выступает художественная деталь, несущая огромную смысловую нагрузку.Рассмотрим роль художественной детали в рассказе «Хамелеон». Речь идет о том, как полицейский надзиратель, рассматривая случай со щенком, укусившим мастера ювелирных дел, несколько раз меняет свое мнение об исходе дела. Причем мнение его напрямую зависит от того, кому принадлежит собачонка — богатому генералу или бедному человеку. Лишь услышав фамилии персонажей, мы уже можем представить себе персонажей рассказа. Полицейский Очумелов, мастер Хрюкин, городовой Елдырин — фамилии соответствуют характерам, внешности героев. О внутренней буре, тревожащей полицейского надзирателя при расследовании случая, говорят короткие фразы «Сними-ка, Елдырин, с меня пальто» и «Надень-ка, брат Елдырин, на меня пальто...». Постепенно мы чувствуем, как унижается Очумелов, даже не перед генералом, хозяином щенка, а перед самим животным. Надзиратель преклоняется перед сильными мира сего, всеми силами стремится им угодить, наплевав на свое человеческое достоинство. Ведь от них зависит его карьера.О характере же другого героя рассказа, Хрюкина, мы можем узнать из одной маленькой фразы, что он собаке «цигаркой в харю для смеха, а она — не будь дура, и тяпни...». Развлечения Хрюкина, немолодого уже мужчины, совсем не подобают его возрасту. От скуки он издевается над беззащитным животным, за что и поплатился — Щенок его укусил.Название «Хамелеон» также передает основную мысль рассказа. Мнение Очумелова меняется так быстро и часто в зависимости от обстоятельств, как ящерица хамелеон меняет цвет кожи, соответствуя природным условиям.Именно благодаря мастерскому использованию Чеховым в своих произведениях художественных деталей, творчество писателя понятно и доступно каждому человеку.

40. Русская поэзия в 1880-1890-е гг.: основные представители, основная тематика и проблематика.

Русская поэзия 1880-1890-х годов -целостный этап в истории отечественной литературы - до сих пор остается малоисследованной. В последнее десятилетие творчество отдельных поэтов этой поры вызвало закономерный интерес: впервые опубликован сборник К. Р. (великого князя Константина Константиновича Романова) под редакцией А. Б. Муратова и книга материалов о его жизни и творчестве; увидели свет новые издания поэтических сочинений К. Случевского, Вл. Соловьева, С. Надсона, К. Фофанова, 3. Гиппиус; впервые после 1914 г. - в 2000 году - издано "Полное собрание стихотворений" Дм. Мережковского в Санкт-Петербурге. Увидели свет монографические исследования Е. 3. Тарланова о творчестве К. Фофанова (Петрозаводск, 1993) и Елены Тахо-Годи о творчестве К. Случевского (Санкт-Петербург, 2000). О русской поэзии 1880—1890-х гг. С. В. Сапожковым защищена докторская диссертация (Москва, 1999), в которой представлен широкий "подсистемный" спектр поэтических кружков и объединений, сыгравших свою роль в определении эстетической позиции многих лириков конца XIX века. Авторы вступительных статей к новым сборникам поэзии, — А. Муратов, М. Отрадин, Е. Калло, А. Успенская и другие, и названных выше монографий и диссертаций дали содержательную характеристику их творчества, свободную от идеологических и социологических схем, присущих, к сожалению, обзорным работам 1940 - 1980-х годов К. Бикбулатовой, Е. Ермиловой и др. Однако в общей оценке современным литературоведением поэтического двадцатилетия, завершающего XIX век, за редким исключением пока еще доминирует негатив. Этот период все еще определяется только как переходный, по преимуществу непродуктивно-эклектический, отличающийся отсутствием общего типа миропонимания и оригинального формотворчества, как период только подражательной, а потому "вырождающейся" поэзии. Таким образом, мы встречаемся со странным явлением: отдельные поэты-"восьмидесятники" XIX века: С. Надсон, К. Случевский, А. Апухтин, более известны и востребованы, чем, например, поэты-"любомудры", или поэты некрасовской поры, а между тем и любомудры и поэты-"некрасовцы" оцениваются как значительные явления в истории русской словесности. Творчество же восьмидесятников и девятидесятников XIX века аттестуется как "эпигонское" (В. Брюсов, В. Нечаева) и ярко "декадентское" (Б. Двинянинов, А. Ханзен-Леве и др.). Такое отношение явно не соответствует объективному восприятию сильного лирического "всплеска" - "поэтического бума" 1880-х и реакции, вызванной им в свое время — обилию появившихся критических и исследовательских отзывов в 1880-е - 1890-е годы и первые пятнадцать лет XX столетия. Емкий критический метатекст, порожденный поэзией указанного двадцатилетия, за редким исключением до сих пор не стал предметом пристального изучения исследователей, а между тем в нем были прописаны некоторые интересные догадки о содержательной новизне поэтического творчества рассматриваемого периода. В отличие от современников и ближайших "потомков", критики и исследователи, работавшие в советскую пору, проявили равнодушие, и даже демонстративный скепсис по отношению к поэзии рассматриваемого периода. Авторы специальных трудов чаще всего солидаризировались с народнической оценкой поэзии восьмидесятников, со статьями Н. Михайловского и А. Скабичевского, осуждавших поэтов за отказ от народно-демократической тенденциозности, или с характеристикой их творчества в более поздних символистских обзорах, например, В. Брюсова, акцентировавшего формальную традиционность и небольшую поэтическую оригинальность их искусства. Недооценка советским литературоведением крупного этапа в истории \ v отечественной поэзии объясняется игнорированием ее содержательной Щ}) глубины и новизны и односторонним подходом к определению ее специфики исключительно в аспекте формотворчества. Целью нашего исследования является определение содержательности \ целого этапа в развитии русской поэзии 1880-1890-х годов, - ее роли и значения в критическую эпоху общего поворота от политики к культуре и роли существенных перемен в ментальности россиянина, вызванных кризисом христианства, просветительства и народничества.