Источник: В. Хализев, О. Майорова, Лесковская концепция праведничества

Вид материалаДокументы

Содержание


Праведники Лескова не выступают как идеологи
Нил Сорский
Праведники часто непоняты своим окружением и в конфликте с ним
Агеографическая тональность
Подобный материал:
25. Генезис и поэтика «цикла о праведниках» Н.С.Лескова: «Однодум», «Очарованный странник», «Несмертельный Голован» и др. произведения

Источник: В. Хализев, О. Майорова, Лесковская концепция праведничества


1.

Герои праведнического склада встречаются как в самых первых, так и в самых поздних работах Лескова, иногда это периферийные персонажи (Сила Крылушкин в «Житии одной бабы», ряд персонажей «Мелочей архиерейской жизни» и «Заметок неизвестного»), но, в общем, это сквозной образ всего его творчества; нередко они помещены в экзотическую обстановку и облачены в необычные одежды («Скоморох Памфалон» и «Гора»), но это не мешает нам почувствовать их родство с центральными персонажами лесковского творчества: Несмертельным Голованом, однодумом Рыжовым, Иваном северьянычем Флягиным, протопопом Туберозовым и княгиней Протозановой. В центре статьи – созданный в 1870-е годы цикл рассказов о праведниках, а также хроники «Соборяне» и «Захудалый род», где эта тема разработана наиболее полно.

Лесков стоял в стороне от организационно оформленных течений русской мысли и не проповедовал ни одной «готовой» идеологической доктрины. Однако, в герои он выбирал маргиналов (см. Беллкин конспект!). В письме к Аксакову Лесков писал: «Может быть, напишу Вам «праведника» из острожных смотрителей, между коими чаще встречаются звери». «Живые и привлекательные личности» искались им «в сферах самых обыкновенных»; большинство его праведников – не знать и не чернь, а служилые люди, зависимые, которым правоту соблюсти труднее.

Опорное миросозерцательное начало для Лескова – идея деятельного и самоотверженного добра. «Жизнь состоит в борьбе добра со злом, и проклятие лежит над всякой неподвижностью». Сугубо практическая нравственность: Марфу он предпочитает Марии, прямо интерпретируя евангельский сюжет (это некая неоконченная повесть Лескова, названье не приведено, но в любом случае Марфу и Марию стоит взять на вооружение как главную метафору при ответе!). Незаметная деятельность обыкновенного человека: даже в романе «Некуда», где врачебная практика Розанова противопоставлена глобальным планам его оппонентов. Добродетели праведника – понимание «самых простых обязательств» и житейский здравый смысл простолюдина.

Праведники Лескова не выступают как идеологи. Но Вигура говорит: «мне всего дороже – это моя воля, возможность жить по одному завету, а не по нескольким, не спорить, не подделываться и никому ничего не доказывать». Идея справедливого порядка у праведников включает как христианские законы, так и сословные границы, этикет, власти, народные устои и т.п. – отклонение грозит хаосом. Поэтому нравственная ориентация героев имеет социально-гражданский характер, и свят труд людей, «исполняющих положения гражданского порядка». Верность России: Туберозов («Соборяне») призывает «быть в ладу со своей старой сказкой», говорит, что нельзя жить без идеала и без почтения к деяниям предков, потомки должны беречь и умножать их славу. Сам Лесков видел уязвимость «честных нигилистов» в том, что они «не взяли в напутствие ни одного доброго совета». То есть почвенник он. Праведники об этом не рассуждают, но привержены национальному укладу: вспомним Ивана Северьяныча («Очарованный странник») в татарском плену! Образы праведиков близки традициям древнерусской литературы. Реальность часто противоречит идеальному миропорядку, поэтому праведники проявляют в реальности черты должного. Праведник свободен от царящих вокруг мнений, независим. «Я из-под неволи не проповедник» - говорит Савелий Туберозов. Горький писал, что лесковским праведникам некогда подумать о собственном спасении – они заняты спасением и утешением ближних. Главный побудительный мотив – жалость (это слово вообще много имеет значений у Лескова, Флягин и татарскую жену свою «жалел»): Флягин идет в солдаты за другого, пожалев родителей рекрута. Я же предлагаю толковать «спасение» еще буквальноправеднически и вспомнить, как Иван Северьяныч убил Грушеньку по ее просьбе: иначе бы она наложила на себя руки, а так он еще может праведной жизнью замолить свой грех. Это и образчик пресловутого житейского здравого смысла. «Однодум», «Пигмей», «Павлин» и т.п. – герои тоже лишены эгоизма, «евангельская беззаботливость о себе». Княгиня Протозанова учила своих детей «с достоинством жить в счастье и в несчастье» - тут еще я, лично, упомянула бы тему фатализма лесковских героев, граничащего с пофигизмом. Интрига и авантюра характризуют отрицательных персонажей, а хорошие – простодушны. Жизнь иногда заставляет их использовать интригу как средство достижения высоких целей: Туберозов: «Хочу интригой учредить у себя общество трезвости. Что делать, за неволю и патеру Игнатию Лойоле следовать станешь, когда прямою дорогой ходу нет». Ради того, чтобы неверная жена была счастлива с другим, Павлин инсценирует собственную смерть и живет под чужим именем. В «Запечатленном ангеле» староверам удается спасти икону от уничтожения путем ухищрений, которые сами откровенно называют воровством. В этих случая авантюрное поведение функционально перевернуто: служит не к собственной выгоде праведника, а для его самопожертвования!

Праведники далее сравниваются с заволжскими старцами-нестяжателями XV века, из них самая яркая фигура – Нил Сорский, поборник незаметного и тихого «умного делания»: Лесков собирался писать о нем. Но яркая отличительная черта лесковского праведничества от русского подвижничества XIV-XV вв. заключается в том, что второму сопутствовали уединение от людей, созерцательное погружение в молитву и борьба с собственной греховностью, а лесковские ребята не из таких. Лесков осудил сосредоточение на собственном нравственном совершенстве в образе Ермия («Скоморох Памфалон»), прославившегося святостью вдали от людей и устыдившегося, при встрече со скоморохом, что «залюбовался собой». Героиня «Юдоли» не видит в пользы в созерцании собственного пупа подобно «чудакам в Индии». Не возиться в прошлом, а встать да отряхнуться и идти доброй дорогой. Пример такого поведения являет нам мой любимый Иван Северьяныч, которому каждое его мокрое дело как с гуся вода. Т.е. аскеза и бегство от мира противопоставлены лесковской концепции! Лесковские герои свободны от рефлексии. Собственно, я думаю, что сказ (см. Беллкин блестящий конспект!) и рефлексия – две вещи несовместные.


Истоки лесковской темы праведничества: поздний Гоголь: во втором томе «МД» много говорится о том, что каждый должен быть верен нравственным принципам, находясь на своем месте. Идея своего места (см. выше о миропорядке) иллюстрируется, конечно же, Иваном Северьянычем, который должен был попасть в монастырь – и попал, а если бы сразу пошел, то избежал бы греха и мытарств: "Мне надо было бы этим случаем воспользоваться да тогда же, как монах советовал, в монастырь проситься; а я, сам не знаю зачем, себе гармонию выпросил, и тем первое самое призвание опроверг, и оттого пошел от одной стражбы к другой".

Скрытая полемика с современниками: в «Интересных мужчинах» герой утверждает, что интересные личности находятся «гораздо пониже» тех сфер, где обитают «Люди отличных дарований»: «Вот эти-то средние люди, по-моему, еще чуднее, чем те, которые подходили к типу лермонтовских героев, в которых в самом деле ведь нельзя же было не влюбиться». В «Очарованном страннике» повторена психологическая коллизия «Героя нашего времени»: любовь князя и Груши, как отмечено в комментарии к повести, «проходит те же стадии, что и пылкое, но недолгое увлечение Печорина Бэлой». Но князь несимпатичен и оттеснен на задний план кем? – Любимым Иваном Северьянычем, «не затронутым проблемами века».

Несомненна близость Лескова автору «Записок Охотника». Тургеневский Чертопханов (кто-нибудь слышал о таком?!) родственен Рыжову, Флягину и КО. Но в то же время и тургеневскому герою наш праведник противопоставлен! Шерамур из одноименного лесковского рассказа сравнивается автором в теле текста с Рудиным: только туршеневский герой имеет «вид, содержание и нравственный облик», а лесковский – «что-то цыганами оброненное: какая-то затерть». Но мы-то знаем, что хотел сказать поэт!

Герои Тургенева (из «Дворянского гнезда») упоминаются в «Несмертельном Головане»: автор как бы отмежевывается от них, его интересуют совсем другие люди, поскольку бескорыстие и самоотверженность праведника несовместимы с чувством собственной избранности и духовной привилегированности, свойственным сами знаете кому, кому, кому и кому. Слова из «Отцов и детей» о «Бездне базаровского самолюбия». Не пересмотр ценностей, а поиск жизни в недрах традиционных сословных отношений и уклада. Близок в этом Островскому, Некрасову с его интересом к странничеству, Мельникову-Печерскому, как бытописателю старообрядчества.

2.

Праведники часто непоняты своим окружением и в конфликте с ним: в честности Однодума, не принимающего «даров», жители Солигалича усматривают «неправославие» и «новость масонскую». Всякое несогласное мнение считается за дерзость. «Заметки неизвестного» (1884): об архимандрите, который пожелал выйти из монастыря «в мир простым человеком», почувствовав «жалость сердца» к равным ему людям. Так вот: он плохо кончил. Скитался и умер «один в нощи». Обличение подлостей служителей церкви – цель Лескова. Т.е. праведники иногда церкви и противопоставлены. Они обречены на забвение: собственное имя Левши утрачено для потомства. Вы, мол, тут героем времени занимаетесь, ан слона и не приметили. В сожалениях о безвестности праведников русских Лесков близок первому русскому ЖЖ-юзеру Достоевскому с его «Дневником писателя», где тот отмечал огромную культуротворческую и общественную значимость бедных и безвестных страдальцев за правду. Настороженно относился к культу образованности в западноевропейском духе, но и шовинистические умонастроения отвергал. Чужда ему и враждебна и неприязнь к людям нехристианских верований (Ой ли? Мой любимый Иван Северьяныч запорол Савакирея на своеобычливой дуэли и не поперхнулся: ведь тот некрещеный). Пример – отец Кириак («На краю света»)4 кстати о нем автор вспоминает призыв Кирилла Туровского молиться не только за своих, но и за иноверцев. «Сказание о Федоре-христианине и о друге его Абраме-жидовине» прекрасно уже своим названием. Туберозов: «Читал книгу об обличении раскола. Все в ней есть, да одного нет, что раскольники блюдут свое заблуждение, а мы своим правым путем небрежем; а сие, мню, яко важнейшее». Шестидесятники виноваты недостатком самообличения. Праведники лесковские, в отличие от последнего, не лишены узости, и вообще не иконы. Наивны и предубеждены. Однодум Рыжов – мелкотравчатый герой. Однодумство – и есть их типичная черта. Очарованный странник м.л.И.С. очарован в смысле бесовского колдовства (я этого не нахожу). Жестокость Флягина – не со зла, а так ему на роду написано.

Лесков называет своих героев «антиками» и «оригиналами». Тут еще можно сказать об анекдотичности у Лескова. Жизнь героев пестрит «казусами», «курьезами», «трагикомическими обстоятельствами» и «неожиданными происшествиями», которые вертят героями. Это связано с тем, что интриги и рассудочные планы бессмысленны: героями управляет предопределение: «будешь погибать и никогда не погибнешь». Тут бы еще вспомнить конспект Беллы, в котором освещена проблема занимательности у Лескова. Комическая ситуация как средство познания действительности. Пестрота жизни. «Анекдотический запас» ее: анекдоты как главное средство обрисовки героя. Типа, история с тростями в «Соборянах». Идейная борьба Ахиллы Десницына и Варнавы Препотенского, которые таскают друг у друга скелет. Фарсовые эффекты. Порой анекдотцы жутковаты: в молодости Ахилла возвращался с братом домой, подрались с солдатом из-за куста малины, и «братца Финогешу убили».

Агеографическая тональность, сиречь житийные черты у Лескова – в Однодуме (рассказ о рождении, родителях. Самовоспитании и чтении Библии), «Очарованном страннике» (сын «моленый» и «обещанный»). Далее действие строится анекдотически – на «курьезах» - потому что бесхитросно-простая, ровная жизнь его героев (Плодомасова, Протозанова, Туберозов) не дает материала для привычного романного построения.

«Анекдотический материал» - не выстроенный в фабульные ряды, а нагроможденный, хаотический – как бы первооснова произведений. За это его упрекали, в частности Достоевский.