12 3 45Дмитрия Рагозина «Старый парк» (Знамя, № 8), – невидимые читателю участники литературного процесса: рукопись, редактор, издатель. И старый парк, где редактор скрывается от опостылевшей рукописи и утомившего его издателя.
Главный герой пришел в старый парк, чтобы поработать: поправить чужую рукопись. Он встретил девушку – Сильвию (так он назвал ее, не зная имени), которая что-то искала в этом парке. Но что она ищет? Как ее настоящее имя? Что она делает в парке? Кто она на самом деле? Это герою предстоит разгадать.
По стилю роман можно отнести к произведениям «потока сознания». «Проба нащупать границу, пролегающую между сюжетом и невнятицей чувств, лицом и его словесным выражением, прописью и пропастью. Из бессвязного, бестолкового ропота складывается история. Или не складывается? Распадается на «периоды», каждый из которых проживает свою маленькую смерть. Часы, дни недели выпадают. И бывшее еще только имеет место быть». В романе авторские описания, реплики перемешаны с мыслями, обрывками мыслей, первыми впечатлениями, глубокими размышлениями главного героя, его диалогами с другими героями. Привлекает язык произведения: просторечия, пословицы, поговорки, афоризмы, детские считалки, необычные сравнения, метафоры.
В двенадцатом номере «Нашего современника» Сергей Козлов выступил с повестью «Движда», героями которой являются журналисты, отправляющиеся в российскую глубинку. Здесь представители четвертой власти сталкиваются с настоящей жизнью без всяких прикрас и преувеличений. В этом произведении убедительно, с присущими северному литератору лаконичностью и колоритностью нарисованы человеческие образы. Повесть «Движда» была признана лучшим прозаическим произведением «Нашего современника» по творческим итогам 2009 года.
Герой романа Михаила Земскова «Когда Мерло теряет вкус» ( Дружба народов, № 2) – модный московский художник Егор. Он отправляется в Алма-Ату, получив телеграмму о болезни матери. Однако родительница жива-здорова. Размышляя о том, кому выгодно его отсутствие в Москве, Егор попутно ищет ответы и на другие вопросы, неожиданно вставшие перед ним на родине: не является ли мошенником ухажер его матери, стоит ли доверять старому школьному другу, и возможно ли комфортно существовать в ситуации l`amour a trios. Заодно он создаёт концептуальное произведение искусства и совершает благородный поступок, который по нелепому стечению обстоятельств стоит жизни его другу... Роман Михаила Земскова – о поисках своего места в жизни и нелепостях, ее осложняющих. Кто мы, куда движемся, как найти себя и не потеряться под напором стремительных перемен – эти вопросы встают перед героем и перед читателем.
Илья Бояшов в были «Кто не знает братца Кролика» (Октябрь, № 8) остроумно и правдоподобно рассказывает о жизни российских интеллектуалов в лихие 90-е. Пестрая компания прозябающих в безденежье товарищей слоняется по холодному Питеру, рефлексируя, выпивая и пытаясь подзаработать. Они встречают неунывающего Кролика – типичного российского предпринимателя из братии интеллектуалов, фонтанирующего безумными бизнес-идеями... Попойки, поэтические вечера, братание с омоновцами, продажа замороженных куриц, Чечня, задушевные беседы с батюшкой и другие неотъемлемые атрибуты отечественной интеллектуальной жизни – все это присутствует в повести.
Повесть Юрия Шубика «Докторская колбаса» (Звезда, № 9) состоит из юмористических историй из практики врача, которые накопились у него за годы работы на скорой помощи, в больнице, в научно-исследовательском институте, в клинике. Кроме того, в повествование вплетен рассказ о горах, где главный герой был не только врачом, а еще и альпинистом.
Лев Гордон написал философский рассказ под названием «Когда требуется ангел» (Нева, № 10). Люди, имеющие отношение к науке, по сути своей атеисты. Они если прямо не отвергают или не признают существование Бога, то вспоминают о нем крайне редко. Интересна и еще одна закономерность: с годами мы, перечитывая художественные произведения, относимся к ним, к автору, героям иначе, понимаем то, что было непонятно раньше, находим ответы на вопросы философского плана. Так, главный герой рассказа Захар Горин, человек образованный и умный, ищет ответы на эти вопросы в произведениях литературы, где описываются ситуации, схожие с его жизненными обстоятельствами и в которых говорится о Боге, ангелах, покаянии, всепрощении, тяжелых болезнях, исцелениях, смерти.
Герой рассказа Эдуарда Фактора «Наполеон и алопеция» (Нева, № 4) Александр Михайлович Штоф был стопроцентным петербургским интеллигентом. Однажды ему, знавшему французский язык в совершенстве, подвернулась непыльная работенка. Нужно было поработать переводчиком во время встречи французских бизнесменов с двумя российскими гражданами, в одном из которых французы видели потенциального инвестора. Речь шла об открытии в Петербурге клиники по пересадке волос. Вскоре все вопросы были решены, и клиника открылась (правда, она вскоре обанкротилась). Но главное заключалось в том, что Александр Михайлович познакомился с инвестором Шипиловым, который всерьез интересовался личностью Наполеона. Исторический роман об императоре как раз переводил Александр Михайлович. Все это дало повод для дружбы между столь разными людьми. И немало было сделано исторических открытий, которые и придают рассказу Фактора необычный колорит.
Герои рассказа Павла Крусанова «Бог театра» (Нева, № 2) задумали ни много ни мало произвести революцию в мире искусства. Они создали некий «реальный театр», в котором актеры должны были не играть свои роли, но проживать их в полном соответствии с тем, что написано в тексте пьесы (ставили «Маленькие трагедии» Пушкина). Таким образом, актеры (или, вернее, гладиаторы) обязаны были все делать по-настоящему, в том числе и умирать. Задумка удалась только отчасти, так как сразу после смерти барона в «Скупом рыцаре» потрясенные зрители разошлись, а сами актеры, шокированные тем, что один из них действительно погиб, быстро охладели к «реальному театру». Вопрос о том, где заканчивается искусство и начинается реальная жизнь, не единожды поднимался в литературе. Крусанов продемонстрировал собственную оригинальную точку зрения. Его рассказ лишь приподнимает завесу над тайной, понять которую, наверное, не дано никому.
«Печальная история с относительно счастливым концом» под названием «Железная дверь без ключа» (Знамя, № 3) скорее комична, чем печальна. Впрочем, как явствует из подзаголовка, все здесь относительно. Автор истории Николай Веревочкин дал волю богатой фантазии и рассказал о фотолаборанте, которого уволили из редакции провинциальной газеты, поскольку люди, умеющие проявлять пленку, вдруг стали никому не нужны – их заменил компьютер. Кроме того, редакция переезжала из шикарного здания в более скромное и половину сотрудников пришлось уволить. Зато фотолаборанту досталась добротная железная дверь – в момент переезда каждый сотрудник газеты норовил взять себе что-нибудь на память (желательно вещь полезную и дорогую). Правда, мыкаться фотолаборанту с новой дверью пришлось довольно долго, поскольку он вообще был из породы неудачников. Но, как уверяет в финале истории автор, неудачников на самом деле не бывает...
Повесть Валерия Попова «Нарисуем» (Октябрь, № 3) написана нарочито неряшливо. Это нисколько не умаляет ее достоинств. Внушительный по объему текст посвящен дружбе героя (его тоже зовут Валерий Попов, и он тоже писатель) с довольно странным персонажем по прозвищу Пека. Когда-то в молодости Пека и Валерий учились во ВГИКе и пытались написать сценарий, отображающий жизнь рабочего класса. Пекина биография открывала богатейшие возможности для написания требуемого произведения. Но весь Пекин жизненный опыт, как говорится, ни в какие ворота не лез – цензура забраковала бы сценарий, даже не дочитав его до конца. Так и мыкались горе-студенты по просторам СССР, пытаясь создать что-то стоящее. Зато была у них любимая присказка, выручающая в трудную минуту. «Нарисуем!» – говорили они и ненадолго забывали о своих заботах. Прошло несколько десятилетий. Герои не перестали дружить и ввязываться в рискованные авантюры. Каждому из них пришлось хлебнуть горя. Но любовь к жизни и отказ от поиска легких путей постоянно поддерживали их в тонусе. Попов написал непростую вещь, и тема дружбы здесь не единственная. Нашлось место и для любви, и для скорби, и для многого другого. Но что самое ценное – нашлось место для юмора.
Герой повести Владимира Торчилина «Лабух» (Дружба народов, № 5) – профессор университета в небольшом американском городке. Давным-давно он переехал в Штаты из России. Здесь он успел жениться, развестись и наладить научную работу. Но неожиданно в его делах образовался кризис. У Вадима, или Дайма (на американский манер), появилось свободное время. Тут-то его и пригласил поиграть в своей джазовой команде один очень колоритный музыкант. Вадим, который неплохо играл на барабанах, неохотно согласился. Но постепенно он втянулся в музыкальную жизнь и почувствовал, что не чужой в группе. Вскоре обстоятельства сложились так, что Вадиму пришлось выбирать между основной работой и хобби. Повесть, тем не менее, написана не столько о проблеме выбора, сколько о живой радости, которую получают музыканты от выхода на сцену. Музыка, согласно Торчилину, – это высшее благо, и с ним трудно спорить.
«Постмодернистская» проза Натальи Рубановой «Чешуекрылые» (Новый мир, № 6), где обозначены контуры русского портретного рассказа, – об одинокой, стареющей, не слишком здоровой женщине, учительнице французского языка; автор разворачивает что-то вроде мистериального прозаического и поэтического действа. Сюжет этого действа показывает ужас героини не столько перед старостью и смертью, сколько перед неизбежной утратой того образа жизни (яркой, осмысленной, насыщенной), который, собственно, и дает силы жить.
События ряда следующих произведений журнальной прозы происходят в разные исторические периоды.
Действие повести Максима Яковлева «В годы отрока Варфоломея» (Москва, № 9) разворачивается в XIV веке на Руси. В центре повествования ростовский боярин Кирилл и его семья. Кириллу приходится, мягко говоря, нелегко. Постоянная угроза со стороны Орды и недружелюбность войска князя московского Ивана Калиты заставляют его сняться с насиженного места и уехать в местность, именуемую Радонеж. Один из его сыновей еще в раннем детстве начал проявлять стремление к праведной жизни... Нетрудно догадаться, что Яковлев пишет о будущем святом Сергии Радонежском. Автор рассказывает о чудесах, которые сопровождали появление Варфоломея на свет, не забывая упомянуть и о страшной смуте, что царила тогда на Руси. Описываются бесчинства, творимые как ордынскими ханами, так и русскими князьями. Намек автора вполне понятен. Одолеть врага можно только сообща и с верой в Бога. Панорама той далекой и непростой эпохи показана довольно убедительно. Яковлев добивается этого различными средствами, но прежде всего, обращает на себя внимание его язык – тугой и смачный, заставляющий верить и сопереживать.
Александр Кабаков представил на суд зрителей повесть «Дом моделей» (Знамя, № 2) о действительно тоскливых временах, годах нудных и скучных, несмотря на молодость главного героя и ностальгические воспоминания о молодости читателей среднего возраста. Во всяком случае, именно так показал 70-80-е годы прошлого века автор. Повесть напомнит о том, чего давно уже нет в нашей жизни: о плакате, предрекающем победу коммунизма, железном занавесе и запретах на любые проявления индивидуальности. Повесть заставит и задуматься: а что, собственно, изменилось за 30 лет в отношениях людей? Желание угодить начальству? Интриги? Аморалки? Неприязненное отношение к не таким, как все? Или вечное «хочешь жить, умей вертеться»?
И действительно, никаких особых событий в повести нет. Обычная жизнь небольшого провинциального городка, да еще в застойные 70-80-е годы. Фотограф-внештатник, пытающийся внести что-то новое в советское искусство фотографии, в частности съемки полуобнаженной натуры. Нравы, царящие в мире моды, пороки, не укладывающиеся в сознание рядового советского труженика, а поэтому даже не названные в открытую. Автору удалось создать атмосферу напряжения, тесноты и духоты, в которой жили тогда мы все. Немного раздражает встречающаяся ненормативная лексика, но в целом повесть читается вполне неплохо.
Роман Ирины Богатыревой «Кадын» (Октябрь, № 7) о царице, ставшей свидетельницей и жертвой роковых перемен в жизни и духе своего народа. В основу замысла легла научная сенсация – уникальное захоронение молодой женщины, обнаруженное в 1993 году в приграничной зоне Алтая на высокогорном плато Укок. Прекрасно сохранилась не только мумия, но и одежда, и поразительный по пышности и высоте парик, и ритуальная атрибутика. Всплыли легенды о древних девах-богатырках, хранительницах алтайского народа. Разгорелся интерес к культуре жителей алтайских гор в VIII-VI вв. до н. э. Ирина Богатырева не считает свой роман ни исторической реконструкцией, ни опытом в жанре фэнтези. Ее произведение заставляет прожить по универсальным законам человеческого существования – пусть и в пространстве мира, о котором известно только то, что он был и безвозвратно канул в Лету.
В 1-м и 2-м номерах журнала «Москва» опубликована повесть Александра Сегеня «Свет светлый». Это историческая повесть о событиях, происходивших на Руси в XIV веке и рассказывающая о митрополите Алексии Московском. Но среди действующих лиц повести – и Сергий Радонежский, и московские князья, и богатыри Пересвет и Челубей. Повесть интересно читается, но, кроме того, необходимо отметить ее актуальность. Ведь рассказ идет об одном из смутных времен на Руси, времени феодальной раздробленности, когда русские князья враждовали друг с другом на радость внешним врагам. Очень сильна в произведении патриотическая линия. Конец повести весьма символичен: сошлись в смертельной схватке богатыри Пересвет и Челубей, что стало началом конца монголо-татарского ига на Руси.
Лариса Ермилова – дебютант «Москвы» – порадовала своим рассказом «Царица» (Москва, № 11). В рассказе трогательно и очень по-женски описана незадачливая судьба купеческой жены, в которую вмешались сначала революция и гражданская война, а потом война Отечественная. Всех выпавших ей на долю жизненных перипетий Оленька не выдержала и предпочла уйти из жизни добровольно. Рассказ очень трогательный и грустный.
Рассказ Кристины Гаус «Достойно есть» (Нева, № 7) также написан о смутном времени. На сей раз это 1918 год. Только действие происходит не в России, как можно предположить вначале, а в Испании. Но главный герой – русский, бывший чиновник посольства. Автор повествует о некой таинственной и мрачной организации, которая торгует... смертями. Если кому-нибудь из клиентов, например, заблагорассудится умереть не в собственной постели, а на людях, с помпой, то члены организации мигом найдут человека, который, напротив, желает умереть у себя дома. И легко обменяют смерть одного на смерть другого. Писательница ввела в рассказ главную тему, которая сформулирована как «гордость маленьких людей». Бывший чиновник, проживший скромную жизнь, отказывается от заманчивого предложения. Ему не нужна красивая смерть. И этот поступок ставит его на один уровень с самыми знатными клиентами таинственной организации.
Повесть Александра Кабакова «Беглец (дневник неизвестного)» (Знамя, № 5) представляет собой искусную стилизацию под дневник человека, жившего и писавшего в России во время Февральской революции 1917 года. Впрочем, в предисловии автор утверждает, что дневник этот – подлинный. Он даже рассказывает, как тот попал ему в руки. Дело в том, что еще до перестройки автор собирал старинные вещи, и однажды судьба привела его в дом к некой старушке, которая и подарила ему тетрадь, заключавшую в себе дневник. Пожелтевшие от времени страницы поведали автору трагическую историю банковского работника, на глазах которого рушилась страна. Это был типичный русский интеллигент. В личной жизни был он несчастен; в профессиональной сфере добился мало, к тому же имел страсть к выпивке. Но он любил свою семью и свою родину. В дневнике же герой исповедовался во всех мыслимых и немыслимых грехах, которые, как человек крайне мнительный, видел в своих поступках. Он намеревался сжечь дневник, но рукописи не горят, и по воле автора повести теперь эти записки доступны читателю.
Роман Вацлава Михальского «Прощеное воскресенье» (Октябрь, № 1) посвящен судьбам двух разлученных в детстве сестер. Одна из них, Мария, в годы второй мировой войны оказалась в Африке, где жила среди кочевых племен. После войны она нашла пристанище во Франции. Вторая сестра, Александра, была военным фельдшером в советских войсках. В самый разгар войны она вышла замуж за сослуживца, который вскоре пропал без вести и считался погибшим. Но уже в мирное время Александра выяснила, что ее муж остался в живых и женился вторично, после чего был арестован и осужден на десять лет без права переписки. В романе Михальского послевоенная жизнь показана без прикрас. С горечью пишет автор о тех, кому было суждено после победы погибнуть от голода, и о тех, кто без вести сгинул в лагерях. На фоне всеобщей разрухи судьбы Марии и Александры складываются по-разному, но каждая из них по-своему несчастна. Первая осталась без родины, вторая без любимого человека. Но обе они сохранили надежду.
Роман Андрея Горохова «Дорога в рай» (Москва, № 6) необычен по своей структуре. Точнее говоря, это не роман, а сборник рассказов. Девять рассказов на первый взгляд ничем не связаны между собой. Действие каждого из них происходит в разное время – от средневековья до наших дней. Места действия рассказов также весьма далеки друг от друга: это и Япония ХII-го века, и Ближний Восток того же времени, и средневековая Франция, и Россия времен гражданской войны, и Венеция наших дней, и Чечня. Один рассказ посвящен таинственному случаю в океане во время второй мировой войны, а другой – вообще вне времени и пространства. И все же у рассказов есть нечто общее, что, собственно, и связывает их в единое целое и позволяет назваться романом. Это, во-первых, то, что все герои, так или иначе ищут смысл жизни. Во-вторых, каждый из рассказов заканчивается переводом небольшого, но очень изящного средневекового японского стихотворения танка. В-третьих, последний рассказ (о японских монахах, постигающих мудрость жизни) продолжает первый и тем самым закольцовывает повествование в единое целое. Каждый рассказ по-своему хорош и мудр, а также познавателен.
Рассказ «Итака», несмотря на название, посвящен одному из эпизодов гражданской войны в России. Эта часть романа полна болью за нашу страну и за ее многострадальную историю. Белый офицер Плетнев оказывается проездом в родных краях и узнает, что крестьяне сожгли имение. «Вы меня, ради бога, поймите, господа, – сбивчиво заговорил Плетнев, обращаясь к капитану и доктору, – для меня усадьба эта и пруд, долина, леса эти – и есть… родина. Здесь мои дети должны были жить и внуки. Это часть меня, как рука, к примеру, или нога, без них я – инвалид, калека, урод душевный… И разве дурачок этот во всем виноват? Или остальные, крестьяне мои бедные, которых я с детства всех по именам знаю? Нет, господа, тут другое… Тут рок, волна океанская, судьба наша общая… И война, и революция, и резня эта междоусобная – как все глупо! И Россия наша, если вдуматься, – одна сплошная, великая глупость».
Герой рассказа «Прерывистый смысл», довольно преуспевающий писатель, вдруг узнает о том, что он тяжело болен, и жить ему осталось не более трех месяцев. Пытаясь подвести итоги своей жизни, «своего такого короткого, но уже затянувшегося существования», он хочет написать что-то важное, серьезное, но вдохновение не приходит. Через некоторое время повторное медицинское обследование показывает, что он совершенно здоров. Писатель радуется, думает, что вот сейчас он напишет что-нибудь хорошее, но… Вдохновение не возвращается. Перенесенный стресс напрочь убивает его. «После еще нескольких надрывных и бесплодных попыток подступило понимание: это не временная инвалидность, это – навсегда. Писать так, как прежде, он больше не мог, а по-другому – просто не умел. Смысл того, что называлось творчеством,.. не выдержав перегрузок, разлетелся на элементы в коротком аннигилирующем взрыве, не оставив после себя ничего, даже горстки остывающего пепла». И возвратить писателя к жизни как творца может только любовь. Любовь и Смерть – две движущие силы Жизни. «Тысячи сюжетов для романов, повестей, рассказов, стихотворений, эссе, кинофильмов и просто зарисовок,.. главными (и единственными) персонажами которых всегда выступают две заезженные, с трудом передвигающие ноги, достойные искренней жалости клячи, носящие клички Любовь и Смерть».
Немного выпадает из общего содержания рассказ «Пенистый след от винтов», который посвящен одному таинственному случаю в океане, а точнее, явлению корабля-призрака, но рассуждения о природе таинственных явлений вообще дополняют общую идею поиска смысла жизни и сути бытия. «Многие люди, в особенности глубоко верующие, считают все эти случаи… явлениями одного порядка, призванными увести мысли людей в противоположном от Бога направлении… Другие, однако, убеждены, что ничто в мире не происходит без дозволения Божьего, и поэтому полагают, что такие морские видения – это призыв к покаянию и очищению для тех, кому было даровано видеть израненный, несущийся по волнам линкор, то ли взывающий к отмщению, то ли молящий небеса об упокоении скитающихся над морем душ… Третьи вообще не признают никаких тайн, которые время от времени исторгает из себя океан, так и оставляя их неразгаданными. Такие «тайны», полагают они, лишь проявления иной, скрытой от нас ипостаси реального мира, и поэтому попытки разгадать их по своей сути бессмысленны – они равносильны желанию поймать ветер ладонью или запечатлеть на холсте запах осенней листвы».
Июньский номер «Дружбы народов» открывается романом киргизского писателя
