И. Г. Фихте (1762-1814), представитель субъективно-идеалистического направления философской мысли. Сидеями Фихте были связаны многие основные положения философско-эстетической системы ранних немецких романтиков

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21

Но события 1815-1833 гг., о которых рассказывается в «Отверженных», пошатнули уверенность самого епископа Мириэля в том, что только милосердие способно освободить народы от гнета и насилия. Встреча Мириэля со старым революционером, бывшим членом Конвента, и их моральный поединок приводит к тому, что оба они оказались союзниками: объединило же их бескорыстие и желание служить человечеству. Объединение идеи христианского смирения в романе с прославлением революции обеднило художественную правду. Гюго сам не мог решить, что важнее - отвлеченная идея гуманности или активная борьба. Этот вопрос будет волновать писателя до конца жизни. А пока он нарисовал подлинно народное сражение с истинно романтическим пафосом.

Именно народ становится в «Отверженных» носителем нравственной и исторической истины. Примеров тому много. Народ преклоняется перед жизнью епископа Мириэля, восторгается подвигом Жана Вальжана, который спас моряка, повисшего над бездной. Гюго восторженно рассказывает о скромном парижском труженике, он воспевает героизм защитников баррикад Сен-Дени и Сен-Мерри, а описывая историческую битву под Ватерлоо, решившую судьбу Наполеона, писатель отдает все симпатии не великим полководцам, а английским и французским солдатам.

Вслед за «Отверженными» Гюго создает эпопею о рыбаках Гернси, острова, где он жил в изгнании. В предисловии к «Труженикам моря» (1866) Гюго предлагает рассматривать этот роман как заключительную книгу трилогии, куда входят «Собора Парижской богоматери» и «Отверженные». Обозначение и объединяющая идея триптиха: борьба человека со стихийными, враждебными ему силами. Кульминационный момент романа - это схватка главного героя, простого рыбака Жильята, с океаном. Жильят совершает подвиг, обнаруживая исключительную силу, ловкость, находчивость [300] человека-труженика. В его образе Гюго прославляет труд-творчество, труд-подвиг. В безродном рыбаке писатель видит титана Прометея из героических преданий древних греков. Под стать рыбаку Жильяту и та романтическая природа, которая его окружает. Гюго одушевляет морскую стихию, наделяя волны, скалы и ветры человеческим характером. Поэтому Жилъят обращается к силам природы как к живым людям, своим противникам. Но не только в поединке с чудовищным спрутом герой проявляет мужество и самообладание. Совершив свой подвиг ради любимой девушки, Жильят узнает, что она любит другого. Он жертвует собой, устроив ее брак с молодым пастором Эбенезором, и добровольно уходит из жизни.

Гюго привлекает величие души Жильята, который своими поступками в нравственном отношении возвышается над миром мещанского благополучия. Хотя социальные мотивы поведения героя второстепенны по отношению к главной теме, но и в этом романе Гюго выступает обличителем существующего общественного порядка. В кратком разговоре Жакмена Эрода с Летьери писатель развенчивает ненавистные ему политические принципы: монархический деспотизм, рабство, правосудие, символами которого являются виселица, религиозный фанатизм, торгашеский дух современной религии.

Роман «Человек, который смеется» (1869) отразил тот опыт, который вынес Гюго, поселившись на островах Ламаншского архипелага Джерси и Гернси, принадлежащих Англии. На первых порах Гюго полагал, что он нашел страну свободы,, но действительность показала обратное. Именно в Англии он столкнулся с сословными предрассудками, имеющими глубокие корни. Поэтому, несмотря на то что действие «Человека, который смеется» обращено к прошлому Англии, к XVIII веку, писатель зачастую дает понять, что речь идет именно о современной ему действительности.

Композиционное построение романа таково, что уже с первых его страниц социальные контрасты составляют мрачную картину Англии: перечисляются богатства, привилегии, доходы, титулы английского дворянства и наряду с этим рассказывается о торговле людьми и о жестокой деятельности компрачикосов, о суровых законах, направленных против бедноты, о варварстве английского судопроизводства. [301]

Во второй части романа изображается аристократическая Англия начала XVIII в., которой противостоят главные герои: Гуинплен, сын республиканца-изгнанника, обезображенного по приказу короля; Дея, дочь нищенки, ослепшая в младенчестве, и Урсус, бродячий скоморох, бедняк. Два мира резко противопоставлены в романе. Это достигается при помощи контрастных характеристик героев (Гуинплен - лорд Дэвид, Дея - леди Джозиана); чередования глав («Урсус» - «Компрачикосы»). Социальный контраст между миром неимущих и миром богачей в романе усиливается символикой Гюго: мир бедняков - это «мир света», богачей - «мир тьмы». К «миру света» принадлежит старик Урсус, благороднейший бедняк, приютивший двух обездоленных детей - Гуинплена и Дею. Он не только дал кусок хлеба и кров двум несчастным детям, но и воспитал в них душевное благородство и высокую человечность. Образ Урсуса несет особую смысловую нагрузку в романе. Его философские монологи, которые развлекают зрителей перед началом представления, обнаруживают не только мудрость человека из народа, остроту ума и тонкую наблюдательность, но и его независимые взгляды на современные порядки. Устами Урсуса Гюго часто излагает свои суждения на различные актуальные темы (например, Урсус осуждает примирительное отношение к милитаризму и колониальной политике своего правительства; с помощью его философской пьесы «Побежденный хаос» автор излагает свою идею о преображении человека благодаря созидательной силе духа и конечной победе светлого начала над мрачными силами). Огромна заслуга Урсуса и в том, что он смог раскрыть пороки современного ему общества Гуинплену, воспитать его в демократическом духе. Доказательством тому является выступление Гуинплена в палате лордов.

Это выступление является идейным центром и кульминацией романа. Гуинплен, испивший всю чашу унижения и позора, выросший среди народа, говорит в палате лордов от его имени: «Сам я ничто, я только голос. Род человеческий - уста. Я - их вопль. Страдание - это не просто слово, господа счастливцы. Страдание - это нищета, я знаю ее с детских лет, это холод, я дрожал от него, это голод, я вкусил его, это унижения, я изведал их... Я пришел от тех, кого угнетают. Я могу сказать вам, как тяжел этот гнет...» Поистине революционного пафоса [302] достигает Гюго страстной обвинительной речью Гуинплена, но члены палаты лордов подвергли осмеянию мысли Гуинплена о восстановлении человеческих прав, об уничтожении нищеты. Делая Гуинплена символом народных страданий, его устами Гюго провозглашает незыблемую веру в очистительную силу грядущей революции: «...наступит час, когда страшная судорога разобьет ваше иго, когда в ответ на ваше гиканье раздастся грозный рев... Трепещите! Близится неумолимый час расплаты!..»

Революции посвящен последний роман Виктора Гюго, названный им просто и строго «Девяносто третий год» (1874). Он был рожден размышлениями писателя над событиями, происходившими во Франции в 1870- 1871 гг. (франко-прусская война, Парижская Коммуна и ее разгром), и мыслями о соотнесении гуманности и революционного насилия.

Созданию ярчайшего эпического полотна способствовало то, что Гюго был современником и очевидцем революций 1830, 1848 и 1870-х годов, что сам он на протяжении многих лет боролся за утверждение республиканского строя в стране. Но чтобы изобразить героическую атмосферу революции, писателю потребовалось значительное время (надо было тщательно изучить документы и литературу по истории Франции 1793--1794 гг.), так как замысел романа относится к началу 1863 г.

Драматизмом насыщен сюжет романа. «Девяносто третий год» начинается рассказом об острой борьбе, которую вынуждена вести молодая республика как с внутренними врагами, так и с внешними. Уже с первых страниц романа становится понятным, кто внутренний враг республики и что собой представляют внешние враги. Глубоко правдивы образы крестьян из мятежной Вандеи: мужественный и суеверный матрос Гальмало, слепо верящий в Бога и короля, мать троих детей, бредущая по лесу день и ночь, плохо понимающая, что происходит вокруг нее.

Забитостью крестьян Вандеи, жестоко обманутых церковью, восстановленных против республики, пользуется вождь восстания, монархист маркиз де Лантенак. Он глубоко презирает простой народ, хотя и использует этих невежественных людей для того, чтобы защитить привилегии своего класса, свои земли, свои титулы, свои феодальные права. Его программа действий - «все [303] предать огню и мечу» - неукоснительно выполняется; он расстреливает раненых республиканских солдат и пленных, выжигает деревни, жители которых помогали республиканцам; не останавливается он и перед тем, чтобы призвать в свою страну английских интервентов, предложив им за это часть французского побережья. Лантенак - представитель «старого режима», идущего на прямое предательство ради спасения социальных привилегий аристократии. Таким, как Лантенак, противостоят образы героев революции. В первом же эпизоде романа сцена усыновления малышей Мишель Флешар революционными солдатами из батальона «Красная шапка» сержанта Радуба является как бы увертюрой ко всему произведению.

Весь роман строится на самых разнообразных сопоставлениях. В нем можно выявить множество контрастных пар героев: Лантенак и Симурден, бывший священник, а затем революционер, воплощающий непреклонную веру и неподкупную честность, составляют одну из них. В отличие от Лантенака Симурден - человек, обладающий высоким чувством гражданского долга и ответственности перед народом. Поэтому Симурден осуждает Говена, своего воспитанника, за то, что он укрыл, а затем выпустил Лантенака на волю. Симурден, возглавляющий суд революционного трибунала, должен послать Говена на гильотину. Идеал писателя разделяется между двумя типами героев: Симурденом, защитником угнетенных, который стал проводить в жизнь идею возмездия в годы революции, и Говеном, мечтателем, грезящим о «республике идеала», всеобщем мире и братстве.

С одной стороны, Гюго, переживший кровавые дни Парижской Коммуны, отвергает идею абстрактного добра и всепрощения, которую он проповедовал в годы создания «Отверженных». С этой целью писателем создан образ нищего бродяги Тельмарша. Этот бедняк, живущий в лесу вдали от людей, старается не вмешиваться в их распри, но помогает всем, кто в его помощи нуждается. Так, он укрывает от возмездия Лантенака, считая, что если за его выдачу обещано огромное вознаграждение и если человека травят, как зверя, то его надо спасать. И это несмотря на то, что Тельмарш невысокого мнения о «старом режиме» и его представителях. Расстрелы пленных, ужасающие убийства женщин и детей раскрывают глаза Тельмаршу, он убеждается, что [304] совершил непоправимую ошибку, укрыв Лантенака от республиканских властей. «Если бы я знал! Если бы только я знал!» - восклицает Тельмарш при виде содеянного Лантенаком. Подчас добрый поступок, утверждает Гюго, может стать своею противоположностью.

С другой стороны, совсем отказаться от своего излюбленного тезиса (будто милосердие побеждает самую бесчеловечную жестокость) писатель не может. Гюго прибегает к исключительной ситуации: жертвуя собой, Лантенак спасает трех маленьких детей. Совершив благородный поступок, он отдает себя в руки Симурдена, предвидя свой приговор. Тем самым Гюго ставит и другого своего героя, Говена, перед выбором: можно ли ответить на добро, которое совершил Лантенак, злом, казнив его. В главе «Говен размышляет» показана внутренняя борьба революционера. В конце концов Говен убеждает себя в том, что Лантенак «вернулся в лоно человечества», и поэтому он освобождает его из-под стражи. Писатель сурово осуждает поступок Говена, так как перерождение Лантенака не состоялось: очутившись на свободе, он возобновил кровопролитную войну против республики. Говен сам осознает свой проступок и выносит себе смертный приговор: «...одно заслонило от меня другое; один добрый поступок, совершенный на моих глазах, скрыл от меня сотни поступков злодейских; этот старик, эти дети,- они встали между мной и моим долгом. Я забыл сожженные деревни, вытоптанные нивы... я забывал о Франции, которую предали Англии; я дал свободу палачу родины. Я виновен». Признав его вину, Симурден приговаривает Говена к смерти. Но он совершает этот поступок как представитель Комитета общественного спасения, как человек же он не выдерживает и убивает себя.

Итак, социальный конфликт перерастает в нравственный: понятия Истины и Справедливости как бы приподнимаются над «Революциями». В романе «Девяносто третий год», как и в более ранних романах Гюго, революция оценивается как величайшее прогрессивное событие, мятеж против нее - как преступление. Необходимость борьбы с тиранией и с интервенцией не вызывает, таким образом, сомнений у писателя. Другое дело - гражданская война, в которой приходится брату убивать брата. В этом случае Гюго не в состоянии объединить «два полюса истины»: гуманистические идеалы и продиктованное условиями классовой борьбы революционное [305] насилие. В романе «Девяносто третий год» Гюго поднялся до художественного прозрения, открывшего ему сложность исторических событий.

Никому из писателей, мемуаристов, историков, писавших о Французской революции, не удавалось так ярко показать еще одну из героических страниц истории - высшее воплощение французской революции - Конвент. Подчеркнув созидающую роль Конвента, который, «очищая революцию... одновременно выковывал цивилизацию...», Гюго подчас переоценивает буржуазно-демократические свободы, и в этом сказывается его идеалистическое представление о Французской революции. Гюго признает огромную роль народных масс в свершении революции, показывает и ее руководителей (знаменитая сцена беседы Робеспьера, Дантона и Марата в главе «Кабачок на Павлиньей улице»), давая им меткие сжатые характеристики.

Роман «Девяносто третий год» остался в литературе памятником романтизма. Романтическая эстетика, изложенная писателем в 20-х годах XIX в. в предисловии к драме «Кромвель», последовательно воплощалась в его художественных произведениях. Некоторая расплывчатость положительных образов в произведениях конца 20-х - начала 30-х годов, абстрактность тираноборческих выступлений, прозвучавших в трагедиях и в «Соборе Парижской богоматери», сменяются сценами драматической борьбы, заканчивающимися победой доброго начала, ассоциируемого Гюго с прогрессом. Романтичность, приподнятость, стремление выделить нечто грандиозное, подчас чудовищное,- все это характерно для метода Гюго. И все же писатель не остался чужд художественным завоеваниям реализма. Он воспринял от него интерес к документу, к точным историческим и географическим деталям; реалистическая тенденция, развивавшаяся в творчестве писателя, помогла ему просто и жизненно нарисовать портреты солдат из батальона «Красная шапка», дать множество интересных сведений о Франции 1793 г. Сложность и своеобразие творческого метода Гюго состоит в том, что реалистическая тенденция в его произведениях тесно сплеталась с романтической. Поэтому в творениях Гюго так необычайно ярок его оптимистический взгляд на мир, так сильна его непримиримость со злом. Вероятно, поэтому невозможно представить историю литературы без имени и наследия Виктора Гюго.

Blog