Фильмы и книги о наркотиках

Вид материала

Книга

Содержание Глава 17. Кактус

Подобный материал:

• Фильмы и книги о наркотиках, 4047.15kb.
• Фильмы и книги о наркотиках, 1026.05kb.
• С общественностью в системе массовых коммуникаций: книги, фильмы, музыка, продвинутый, 1506.16kb.
• Методические фильмы. 70 71 21. Фильмы для релаксации. 72 22. Художественные фильмы., 2267.83kb.
• Как говорить с подростком об алкоголе и наркотиках?, 17.79kb.
• Фильмы в высоком разрешении full hd 720р и 1080р, 284.93kb.
• Прежде всего изменение в поведении подростков выражается на телесном уровне. Это может, 107.51kb.
• Этот сайт интересен тем, что предлагает возможность заработать, 3979.62kb.
• Что я должен рассказывать ребенку об алкоголе и наркотиках?, 129.99kb.
• Телевидение и пятиклассник Влияние телевидения на развитие детей, 31.69kb.

Глава 16. Спираль


Когда, в конце концов, я подобрала для этого явления подходящее слово, то назвала его Спиралью.

Вот как все происходило. Готовясь немного вздремнуть (тогда я еще была ребенком) или отходя ко сну ночью, я достигала такой точки релаксации, когда человек почти не сознает свое тело. Мелкие неудобства и зуд в теле перестают заявлять о себе, и разум отправляется в свободное плавание. Стоило мне почувствовать, что это началось (я никогда не знала, когда наступит этот момент), как я, возбужденная и довольная, сразу же приходила в состояние полной готовности, а потом просто лежала, не шевелясь, пока процесс набирал обороты.

Прежде всего изменялось мое дыхание. Оно становилось совсем неглубоким, так что моя грудная клетка едва двигалась.

Если кто-нибудь заходил в комнату и заговаривал со мной -это порой случалось - я могла открыть глаза и ответить как обычно; эксперимент не останавливался, он продолжался в моей голове.

Каждая часть процесса, каждый его этап всегда были неизменными. Цветовая гамма была исключительно черно-белая. Другие цвета отсутствовали, и, как я ни пыталась, особенно где-то в четырнадцать лет, я не смогла вывести цвет на внутренний экран. К тому же у меня никогда не получалось продлить то, что я видела, разве что на несколько секунд. Если все заканчивалось, то ничего поделать было нельзя.

Сначала я видела образ, в соответствии с которым и назвала эти переживания, - образ спирали. Я чувствовала, как мое «я» быстро погружается в крошечную сжимающуюся точку. Она сжималась до предела, а потом внезапно превращалась в туннель. Я неслась по нему с огромной скоростью. Я была совсем малюсенькая и неумолимо продолжала уменьшаться.

Одновременно я расширялась. Я разрасталась до размеров вселенной с той же головокружительной скоростью, с которой уменьшалась. Это сочетание сжатия и растяжения было не только образным, я его чувствовала, осознавала всем своим существом и приветствовала. Переживания самой себя в виде микро- и макрокосма длились ровно четыре минуты.

Изображение спирали обнаруживается везде, где человек оставил свой след. Спираль высекали на поверхности камня, рисовали на стенах жилищ и на глиняных горшках. Спираль встречается в пещерах, в которых проводились инициации. Я уверена, что спираль до сих пор имеет значение для людей всех рас, потому что это символ для обозначения описанных мною переживаний и символ идеи, понимания того, что интеллект формируется не из рациональных, а из духовных переживаний Альфы и Омеги.

Следующий этап наступал неожиданно, как и все изменения в этом опыте. Я смотрела на стоявшие фигуры, в которых смутно угадывались люди. Темные тонкие фигуры вытягивались и становились похожи на скульптуры Джиакометти⁴³. Они растягивались еще больше, их руки и ноги уже напоминали черную нить, растягивались до тех пор, когда, казалось, дальше было уже некуда. Тогда сцена менялась, и перед моим взором появлялись округлившиеся тела, двойники без костюмов, вызывавшие отвращение. Их маленькие головки и ножки утопали в раздувшейся плоти.

Эта сцена несла с собой дискомфорт и неприятные эмоции. Появлялось ощущение, будто что-то ужасно меня раздражает. Однажды я засекла, сколько по времени длится эта и следующая сцена. Оказалось, что вместе они продолжаются целых шесть минут. Обе сцены очень мне не нравились.

Потом наступала еще одна резкая перемена. Внутренний экран окрашивался в белый цвет, в ужасный мертвенно-белый оттенок, отвратительный и агрессивный, словно подбрюшье ската. После нескольких секунд самопрезентации эта белая поверхность начинала свертываться, начиная с внешних углов, окрашиваясь в черный цвет, пока весь экран не становился черным. Густой, жуткий, мертвый черный, цвет растекшейся смолы в темной глубокой пещере. После короткой паузы черный начинал свертываться по углам и переходить в белый. Превращение повторялось снова, и мои ощущения были сходны с теми, что я испытывала во время предыдущей сцены, - смешанное с раздражением неприятное чувство, доходящее до отвращения. В воображении у меня всегда стучали зубы, когда я переживала эти ощущения. Но я знала, что через это надо пройти, ибо этот путь нельзя было изменить.

Наконец, я переходила в заключительную стадию. Ради того, чтобы попасть туда, я всегда была и буду готова проходить через неприятную середину своего опыта.

Теперь я находилась на краю необозримой пропасти и смотрела в черноту, но она была совсем не та, что в сцене с переходом белого цвета в черный. Это была глубокая, убаюкивающая темнота бесконечной вселенной - пространства, без конца растянувшегося во все стороны. Мне нравилось находиться здесь, от этого я была совершенно счастлива. Если бы мне позволили, я осталась бы здесь навсегда, втягивая в себя эту прекрасную темноту и до боли знакомое ощущение бесконечности как живой, близкой и теплой, таинственной силы, окружающей меня.

После мгновения этого удовольствия приходило время приветствия Из верхнего левого угла вселенной Нечто, что знало меня и знакомое мне с момента становления времени и пространства, здоровалось со мной. Не произносилось никаких слов. Тем не менее послание было ясным и несло улыбку: «Привет, дорогой друг! Шлю тебе уважение-юмор-любовь. Видеть тебя вновь - это удовольствие пополам со смехом-радостью».

Нечто, здоровавшееся со мной, было бытием, настолько не похожим на что-либо, доводившееся испытывать человеку, что, повзрослев и попытавшись подобрать адекватное слово для описания увиденного, я пришла к выводу, что даже слово «бытие» не подходит. Любое слово задает границы, образ того, что ты описываешь, отличный от иных образов, которые определяются другими словами. А то, что довелось пережить мне, не имело ни образа, ни формы, ни определения, ни границ. Оно просто было. Оно есть.

Оно стало самым первым моим другом и приветствовало меня как равную. Я всегда отвечала ему волной любви, восторга и смеха.

Потом все заканчивалось.

На все про все уходило двенадцать минут.

Эти переживания были доступны мне постоянно, я принимала их как должное и не задумывалась о них, пока была ребенком. Лишь в четырнадцать лет я как следует взглянула на них и поняла, что этот опыт - нечто необычное, особенное, это принадлежавшее мне секретное сокровище. Я начала серьезно размышлять о нем, стала замерять время, в течение которого продолжался этот «сеанс» и предприняла первую - безуспешную -попытку что-либо в нем изменить. Но прошло много лет, прежде чем я отказалась от названия «микрокосм-макрокосм» как слишком длинного и громоздкого, остановившись на более простом слове «Спираль».

Возможно, это началось с самого рождения. Разумеется, точно это установить нельзя, однако, если учесть, что Спираль была частью моей жизни, сколько я себя помню, то я склоняюсь к тому, что она являлась мне с самого начала. Как-то раз мать сказала мне, что время от времени, когда я была совсем малышкой, со мной что-то происходило. Однако, по ее словам, она не волновалась по этому поводу, поскольку, когда все заканчивалось, я приходила в обычное состояние.

Я всегда видела Спираль в одних и тех же условиях (за единственным исключением) - когда ложилась в кровать, чтобы вздремнуть или заснуть ночью, но задолго до того, как я погружалась в сон.

Один-единственный случай-исключение произошел, когда мне было лет пятнадцать, вскоре после того, как мой отец был переведен в Сантьяго-де-Куба на должность американского консула. Мы жили в гостинице, пока нам помогали подыскать жилье. Отец с матерью, я и мой брат Бой обедали в гостиничной столовой. Я уставилась на масленку, стоявшую на столе. Ровно в центре круглой масленки лежал один кусочек масла. Каким-то образом вид кусочка масла по центру масленки запустил во мне знакомое ощущение, которое я связывала с запуском Спирали. Я удивилась и очень обрадовалась, поскольку никогда прежде эти переживания не начинались в таких необычных обстоятельствах.

Я была довольна еще и потому, что со мной происходило нечто особенное, личное. Попросив извинения и разрешения выйти из-за стола и подняться в свою комнату, я чувствовала собственную важность, что редко случалось, когда я была в кругу семьи. Я дала понять, что начинается моя странная «штука», и мои родители нехотя разрешили мне уйти. Я добралась до комнаты как раз вовремя и успела захватить прекрасные завершающие мгновения Спирали. Как потом выяснилось, пережить Спираль, находясь не в постели, а занимаясь обычными делами повседневной жизни, мне удалось лишь однажды.

Я пыталась вызывать Спираль не раз и не два, экспериментируя с различными предметами круглой формы с пятном в центре, но ни один из них не сработал. Я так и не нашла способ «включать» Спираль. Она приходила ко мне по собственному желанию, неожиданно, время от времени. Ее выбор не зависел от того, что со мной происходило, - ни вообще, ни в частности. В двадцать пять лет, поверьте мне, я цеплялась за любую связь, и ничего не нашла. Будучи ребенком, я думала, что Спираль является ко мне раз в неделю или около того. Но чем старше я становилась, тем реже имела удовольствие видеть Спираль. В тот год, когда мне было двадцать пять, это случилось всего дважды, и больше не повторялось вовсе.

Открытие того, что я была не одна в своем путешествии во внутренний космос, стало для меня полнейшим сюрпризом. Это открытие принесло мне несказанное удовольствие и породило целую серию новых вопросов. Оно настигло меня в двадцатидвухлетнем возрасте. Что само по себе уже интересно, я получила два доказательства в течение всего лишь четырех месяцев.

Оба случая были удивительно похожи.

Первый произошел однажды вечером, на вечеринке, которую устроил один мой приятель в Сан-Франциско. Я находилась на кухне с несколькими остальными гостями, занимаясь тем, что обычно делают люди на чужих кухнях во время неформальных тусовок, - говорила, пила, жевала картофельные чипсы и морковку, а через некоторое время обнаружилось, что я и некий парень по имени Эван остались на кухне одни. Мы с головой ушли в обсуждение необычных переживаний, большую часть информации о которых мы либо вычитали, либо слышали от других. Похоже, такой разговор завязывается гораздо легче в середине энергичной, шумной вечеринки, чем в другое время.

Внезапно Эван стал рассказывать мне о том, что происходило с ним с раннего детства. Он назвал это «по-настоящему сверхъестественной вещью». Помню, что почувствовала покалывание в спине, когда собеседник начал описывать эту вещь. Я тут же поняла, почему на его лице стали проступать смущение и тревога. (Она вот-вот подумает, что я сумасшедший; почему я говорю об этом?) Я постаралась подбодрить Звана кивками и даже по своей воле призналась, что знаю, какая сцена будет следующей, когда он запнулся. Он посмотрел на меня со страхом, почти с ужасом, отпил немного из своего бокала, пробормотал «да, все так и было», и завершил свой рассказ. Конец его истории отличался от моего; его путешествие обрывалось вскоре после свертываний белого и черного. С легкой жалостью я подумала, что, по всей вероятности, он упускает лучшую часть зрелища, хотя ему и удается пережить поразительную Спираль в самом начале. Я была довольна, что не подсказала ему, как все развивается дальше. Когда Эван закончил свое повествование, я сказала ему, что вижу точь-в-точь такие же образы и что он первый из всех знакомых мне людей, кто разделяет со мной этот опыт. Я умолчала о финальной сцене своих переживаний.

Он уставился на меня во все глаза. Не уверена, что он действительно слышал то, что я ему говорила. В конце концов, он улыбнулся и сказал, что я была первой, с кем он поделился этой личной «сумасшедшей штукой», и что он не может поверить -ведь это совсем из ряда вон - что я на самом деле знала, о чем он рассказывал. Эван сказал мне, что постоянно задавался вопросом, а не является ли Спираль признаком каких-либо психических нарушений. Для него было сущим облегчением узнать, что кто-то еще испытывает то же самое. Мы оба почувствовали - нет необходимости добавлять, что в подобной ситуации также обнадеживает тот факт, что человек, разделяющий твою странность, кажется относительно нормальным.

Я улыбнулась Эвану в ответ и сказала, что отлично понимаю его чувства. Мы ушли из кухни и присоединились к остальным гостям. Я никогда не встречалась с Званом после той вечеринки, да и не то чтобы ожидала или хотела этого. Было достаточно услышать, как другой человек повторяет то, что тебе хорошо известно. И какое это захватывающее ощущение - знать, что мое путешествие, или процесс, уводило меня дальше и продолжалось дольше, чем у Звана. В конце концов, несмотря на то, что я с огромной охотой мечтала избавиться от эксклюзивных прав на Спираль, я не возражала против некоторой толики превосходства.

Второй случай повторился почти один в один с первым с той лишь разницей, что молодой человек (его имя я позабыла чуть ли не сразу же) описал мне «странное видение», в которое он погружается с самого раннего детства, в чьей-то гостиной, а не на кухне, в эпицентре другой, не менее шумной вечеринки. Его видения тоже заканчивались раньше, чем мои, и он пришел в такое же изумление и испытал такое же облегчение, как и Эван, узнав, что на свете есть человек, которому не понаслышке знакомо его «странное видение».

Оба молодых человека показались мне довольно обыкновенными, хотя достаточно приятными и сообразительными. Я больше никогда не виделась и со вторым из них.

Помню, как на короткий миг ощутила желание дать в Chronicle или Examiner объявление, начав примерно так: «Ищу людей, кому довелось пережить...» Разумеется, на этом мое воображаемое объявление и застопорилось.

В последний раз она, моя любимая Спираль, явилась, когда мне было двадцать пять. Тогда, конечно, я еще не знала, что этого со мной больше не случится. Может, это было совпадением, а может, и нет, что не прошло и трех недель после последнего «сеанса», как я впервые встретилась с психоделиком - с Божественным кактусом, с пейотом.

Глава 17. Кактус


В конце пятидесятых я работала в Медицинском центре Калифорнийского университета. Центр объединяет большую группу зданий, где проводится как медицинское обучение, так и медицинская практика, и находится на вершине одного из холмов в Сан-Франциско. Этот холм прозвали горой Парнас. В отличие от места обитания греческого бога Аполлона и муз подавляющее число дней в году сан-францисский Парнас окутан туманом. Я жила всего в двух кварталах от Медицинского центра, и мне редкий раз удавалось поймать проблеск Города, раскинувшегося у подножия холма. Слушая в мае и июне сообщения по радио, в которых говорилось, как в округах Марин и Контра-Коста, расположенных через Залив, люди изнемогают от девяносто градусной жары по Фаренгейту⁴⁴, я с негодованием думала, что полгода на Парнасе непременно отучили бы этих людей жаловаться. (Моя зарплата не позволяла мне иметь машину, а чтобы искать сдающиеся квартиры в районе Залива автомобиль просто необходим. Так что я оставалась на своем месте.)

Я работала машинисткой в отделении патологий, печатала медицинские отчеты. В конце рабочего дня я частенько ужинала в одной из двух огромных больничных столовых. Обычно я устраивалась вблизи больших двойных окон и читала какую-нибудь книжку, которой увлекалась на тот момент. Тогда я много читала, потому что жила одна и, как всегда, книги входили в число моих лучших друзей. Они составляли мне компанию и дарили мне неоценимое богатство, в то время как остальная моя жизнь была неинтересной, тревожной и сероватой. Мне шел тридцатый год. Начав работать в центре, я стала ходить на свидания с ординаторами, работавшими в центре, а потом обнаружила, что сильно привязалась к одному тихому, задумчивому психиатру по имени Пол. Длилось это несколько месяцев. Впервые я проявила интерес к этому человеку однажды вечером, в кафетерии, когда группа врачей, сидевших за дальним концом моего стола, начала возбужденно и аргументированно дискутировать. В числе споривших был привлекательный мужчина с пепельными волосами и приятным смехом. Он отличался заметной чертой характера, которая редко встречается и у обычных людей, а среди врачей - почти никогда: он не возражал, если обнаруживалось, что сообщил какую-то неправильную информацию, или когда он допускал ошибку; казалось, он с одобрением относился к тому, что неверные сведения были исправлены.

Когда он остался за столом один после того, как остальные отправились на дежурство, я набралась храбрости и подошла к нему, чтобы отметить это его качество, ведь он действительно не ломал копья и не обижался, если с ним спорили. Я поделилась с ним своими впечатлениями, тщательно подбирая слова, со всем обаянием, на которое только была способна, и добавила, что, на мой взгляд, это замечательное качество, достойное восхищения. Он рассмеялся и спросил, можно ли присоединиться ко мне и что я думаю насчет того, чтобы еще выпить кофе.

К концу того вечера я узнала, что Пол - умный, интересный человек, что он разводится, что развод проходит тяжело и дошел пока только до середины, а еще то, что Пол мне понравился. К концу следующей недели мы оба знали, что стали друг для друга тем, в чем оба нуждались, - партнером, с которым можно веселиться, заниматься любовью, разговаривать и делиться самым сокровенным.

Спустя несколько месяцев я обнаружила, что беременна. Пол оказался в ужасно противоречивом положении. Пока он был женат, он все время пытался завести ребенка. Но в итоге ему пришлось поверить в то, что он не может иметь детей. Как не вовремя пришлось ему узнать, что он все-таки не бесплоден. В условиях жестокой битвы, в которую превратился развод, было необходимо, чтобы никто не знал о наших с Полом отношениях, а тем более о моей беременности. Было и еще одно печальное обстоятельство: мы с Полом не собирались жить вместе в будущем. Так что вместо того, чтобы стать приятным сюрпризом, неожиданная беременность обернулась крупным досадным затруднением. Мы начали обсуждать аборт.

Природу совершенно не интересуют всякие там «затруднения», но порой она в самом деле находит способ осуществить правосудие, чтобы исправить некоторые дефекты или недостатки. Должно быть, ей не понравилось то, что происходило во мне к тому моменту, когда я была примерно на втором месяце беременности.

Как-то раз, вернувшись домой после работы, я вновь погрузилась в противоречивые мысли, ставшие для меня обычным явлением (я уже родила одного сына - Кристофера, когда мне было двадцать и была замужем; брак оказался коротким и губительным). С этими невеселыми мыслями я отправилась в ванную. Со стонами боли я села на унитаз. Невидящим взором я смотрела на запотевший черно-белый кафель на полу, пока, наконец, не исторгла из себя плод. Я быстро посмотрела вниз, чтобы только увидеть крошечный комочек, плавающий в крови, и извиниться перед неродившейся душой, которая должна была жить в этом комочке: «Прости; все это было не вовремя, мой дорогой Кто бы ты ни был. Может быть, когда-нибудь...»

Сняв испачканную одежду, я отправилась на поиски чистой пластиковой скатерти. Сложила ее вдвое и расстелила на постели. Потом осторожно легла прямо посередине скатерти и откинулась на груду подушек, совершенно измученная. Когда я чувствовала, как время от времени из моего тела выходят мягкие сгустки крови, я думала, что это был послед. Я продолжала дремать, испытывая облегчение оттого, что боль ушла. В ту ночь Пол дежурил в больнице. Я собиралась все убрать к его приходу утром, но могла лишь отдыхать, пока кровь не остановилась и силы не начали возвращаться ко мне.

Должно быть, прошло не меньше двух часов, прежде чем я смутно ощутила, как что-то холодит мне кожу, и открыла глаза. Я обнаружила, что сижу в сгустках крови по самые бедра. У меня кружилась голова, и до меня дошло, что, вполне возможно, я потеряла больше крови, чем обычно теряет женщина после отхода последа, и что, может быть, мне следует позвонить кому-нибудь и посоветоваться. Я не могла сообразить, кому бы позвонить, потому что не собиралась беспокоить Пола, пока он был на дежурстве. Потом я вспомнила о хорошенькой молоденькой медсестре по имени Тесс, которая жила в соседней квартире. Мне показалось, было бы неплохо, чтобы она меня осмотрела, просто на тот случай, если вдруг я неверно оценивала ситуацию. Когда я попыталась слезть с постели, предупреждающий внутренний голос сказал мне двигаться с крайней осторожностью. Он сказал: «ТЫ НЕ ДОЛЖНА ПАДАТЬ В ОБМОРОК». Я совсем не чувствовала страха, но подумала, что хорошо бы не вставать на ноги из-за головокружения. Так что я медленно поползла на четвереньках в гостиную, нечаянно стащив с кровати свой халат. Я кое-как добралась до телефона в дальней части квартиры. Я сняла телефон с кофейного столика и поставила его на пол, удивляясь, какой же тяжелый был телефонный аппарат.

Тесс оказалась дома. Я доползла до двери, чтобы открыть ее, и легла на пол, где теперь разливалась небольшая лужа крови. Взглянув на меня, Тесс сразу же схватилась за телефон. Я слышала, как она что-то говорила про экстренный случай и потерю крови. Потом она стала на колени и осторожно надела на меня халат. Когда она завязывала пояс, то сказала лишь следующее: «Не двигайся, милая; побереги свои силы». А я улыбалась ей счастливой улыбкой, чувствуя себя умиротворенной и жизнерадостной одновременно.

Когда она пошла за полотенцем для меня, то остановилась рядом с кроватью и пробормотала что-то похожее на «Боже мой!» Дав мне полотенце, чтобы положить его между ног, Тесс собрала мою сумочку, медленно подняла меня с пола и помогла мне спуститься к ее машине. Пока она закрывала входную дверь моей квартиры, я сидела, словно послушное дитя, временами теряя сознание, но чувствуя себя в безопасности и довольной. Когда мы приехали в больницу, к подъезду, куда подъезжает «скорая помощь», Тесс пошла все подготовить к моему приему, а я открыла свою сумочку и достала оттуда пудреницу. Я только хихикнула, увидев свое отражение в зеркальце: никогда еще мне не доводилось видеть такой цвет лица у человека - бледно-серый, со слабым оттенком зеленого в тени.

Я лежала на кушетке. Вокруг меня суетились люди. Мне показалось, что там было двое врачей и, по меньшей мере, одна медсестра. Они пытались отыскать вену у меня на руке, чтобы воткнуть туда иглу для переливания крови. Но я-то знала, что со мной все будет в порядке, и пыталась сказать серьезным, суетившимся фигурам, чтобы не волновались, убедить их в том, что я не собиралась умирать. В ответ я услышала короткий, резкий приказ лежать спокойно; казалось, мое благодушное настроение их раздражало. Это замечание сначала меня немного задело, потом я на него обозлилась. В конце концов, я ничего с собой не делала, это природа и боги приняли решение.