Geum.ru

Ой жизни с двумя приятелями покинул Зону, продал хабар и снова стал Алексеем Кожевниковым, старшим мастером заводской ремонтной бригады, любящим мужем и отцом

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19

Аномалии ощущались настолько отчетливо, что было непонят­но, как в них вообще можно попасть. Организм какими-то свои­ми способами определял «неправильные» места и сигнализиро­вал о них так яростно, что ошибиться было просто невозможно.

Крот теперь тоже виделся иначе — как будто на обычную че­ловеческую фигуру попытались наложить полупрозрачную плен­ку с ярким пятном неопределенного красно-оранжевого цвета. И вроде выглядел он для глаз обычно, но что-то такое исходило от его фигуры, что Мякиш мог «видеть» ее сейчас, даже отвер­нувшись в другую сторону.

Но больше всего Мякиша удивили два таких же хорошо ощу­щаемых ярких пятна поодаль. Там, где глаза видели кучу метал­лического хлама, бывшего ранее, по всей вероятности, железно­дорожной платформой, другие чувства распознавали присутствие дв'х человек. Люди неподвижно сидели за кучей мусора, но вну­три у Мякиша что-то нехорошо напряглось и заныло дурным пред­чувствием. Надо было срочно предупредить Крота. И желательно тихо. Чутье подсказывало, что эти люди представляют серьезную опасность. Старик к тому времени уже повернулся к художнику спиной и снова двинулся вперед. Мякишу осталось только уско­рить шаг, чтобы догнать сталкера раньше, чем он подойдет к дво­им неизвестным слишком близко.

Идти быстро было одновременно страшно и легко. С каждой секундой число объектов, хорошо различаемых на расстоянии, увеличивалось. И вскоре Мякиш уже не был так уверен, что ги­перчувствительность облегчает передвижение. Вокруг непрерыв­но что-то пульсировало, излучало и распространяло воздействие. Сознание цеплялось ко всему, что становилось заметным, и сле­дить за событиями на ближайших сотнях метрах вокруг станови­лось все сложнее. Два человека за кучей мусора вдруг начали ше­велиться, и Мякиш, понимая, что выпускает ситуацию из-под кон­троля, уже собрался было окликнуть Крота, как вдруг все закончилось. В голове что-то противно сдвинулось, в ушах раз­дался неприятный звон с эхом, накатил приступ тошноты, и мир вокруг стал таким же, как раньше.

Переход к обычному состоянию был настолько шокирующим, что художник замер на месте не в силах вымолвить ни звука.

Крот, видимо ожидавший подобной реакции, остановился и по­вернулся к ученику. За его спиной из-за остатков железнодорож­ной платформы показались человеческая голова и автоматный ствол.

Все еще задыхаясь от пережитой смены ощущений, Мякиш рванул с лица легкий фильтр, пытаясь протолкнуть крик сквозь сдавленную спазмом глотку и одновременно поднимая руку, что­бы показать, откуда грозит опасность. Многоопытный Крот, уви­дев искаженное гримасой лицо ученика, каким-то текучим ныря­ющим движением бросился на землю. Одновременно над остат­ками платформы сверкнуло пламя, и почти сразу донесся звук короткой очереди. Художник рухнул в траву и судорожными рыв­ками пополз влево и вперед.

В крови плескалось целое море адреналина. Но Мякиш су­мел отвлечься от ненужных мыслей, концентрируясь на быст­ром движении по-пластунски. Расклад был неутешителен: здесь, в незнакомой местности, напичканной аномалиями, днем, без оружия, да против двоих вооруженных бандитов, шансы на вы­живание равнялись даже не нулю, а какой-то абстрактной от­рицательной величине. Оставалась единственная надежда — Крот. Это если старик еще жив и в сознании. Ведь судя по все­му, стреляли именно в него. Во всяком случае, если бы сам Мя­киш сидел в засаде и наблюдал за приближением двоих людей в бинокль, он тоже первым делом стал бы стрелять по тому, кто несет оружие.

Художник предположил, что у него в запасе есть несколько минут, пока нападающие немного выждут, сменят позицию и начнут осторожно приближаться. Очевидно, это были мароде­ры — значит, никуда они не уйдут, пока не добьют свою добы­чу и не заберут снаряжение. С другой стороны, это обычные падалыцики, которые наверняка испугаются, если попробовать дать им отпор. Поэтому надо как можно быстрее доползти до Крота и взять его карабин. Очень кстати вдруг вспомнилось, что Виктор что-то такое говорил: мол, пара выстрелов со стороны добычи сильно охлаждают пыл любого мародера. Мякиш тогда уже почти засыпал, а Виктор все бубнил про определенные труд­ности, поджидающие на выходе из Зоны. Что, если сталкер идет один или если в группе много раненых, можно нарваться на ма­родерскую засаду. Тогда единственный шанс на выживание — занять оборону и держаться. В атаку ни один мародер никогда не пойдет. Их метод — расстрелять жертву из укрытия и обо­брать труп.

Мякиш полз вперед, пытаясь сосредоточиться на ощущени­ях в руках, раздвигающих жесткие стебли. Он не особенно бо­ялся людей за платформой, понимая, что те и сами сейчас ос­торожничают. Панические мысли о том, что все вокруг склады­вается против него и что в любую минуту он может просто вляпаться в аномалию, Мякиш старался гнать прочь. Поэтому, на ходу придумав себе порядок действий, он сначала осторож­но выставлял руки, долю секунды прислушивался к ощущениям в пальцах и ладонях, после чего рывком бросал тело вперед, сквозь траву. Кисти уже слегка саднило от соприкосновения с жесткими стеблями и сухой землей, но Мякиш был уверен, что аномалии, подобные тем, что они сегодня видели с Кротом, он сумеет почувствовать.

Где-то совсем рядом, буквально в нескольких метрах правее, раздался тихий стон. Осторожно перебирая руками, Мякиш мед­ленно повернулся вправо, прополз еще метров пять и наткнулся на Крота. Старик лежал лицом вниз, на его спине расплывалось темное пятно. Карабин лежал тут же — Крот так и не выпустил оружия из рук.

Мякиш осторожно потрогал старика за плечо. Глаза Крота бы­ли закрыты, но, судя по слабым свистящим звукам, он был еще жив. Художник вытащил из кармана марлевый тампон, который сам Крот сунул ему в карман перед выходом, предварительно ос­вободив от упаковки («Некогда в Зоне обертки крутить!»), и по­ложил его прямо поверх куртки на темную, сочащуюся кровью ра­ну. Потом обильно засыпал все сверху антисептиком-коагулято­ром из пластикового пузырька. Бинтовать было некогда, и Мякиш просто придавил тампон флягой.

Вдруг как-то явственно представилось, что в этот момент ма­родеры уже подходят с разных сторон, приготовившись стрелять на любой звук и любое движение. Художник покрылся холодным потом и замер, стараясь даже не дышать.

— Ну что, видишь его? — донеслось вдруг откуда-то спе­реди.

— Не вижу. Прыгнул в траву, как жаба. Старый тоже сига­нул, но его я завалил — это точно.

Судя по голосам, грабители разошлись на несколько десятков метров, но ближе пока не подходили. Мякиш перевел дух.

— Уверен? — Голос первого звучал требовательно, и вдруг стало предельно ясно, что его обладатель просто боится. Боится этого травяного моря, в колыхании которого не угадывается ни одного постороннего движения, боится, что старик жив и уже го­товится сделать свой выстрел, боится выйти из-за надежного ук­рытия и шагнуть в неизвестность ради кучи тряпья, пары деше­вых приборов да старого карабина.

— Не трясись!

— Надо было стрелять ближе к насыпи!

— Ты своим делом занимайся! — обозлился второй. — Я при­крываю, а ты иди к вешкам! Я через ловушки не полезу! Говорил, что надо было проход заранее разведать!

— Да тут проход годами не меняется!

Становилось все веселее: второй тоже боялся. Но боялся уже не столкновения с вооруженным противником, а самой Зоны.

И тут у Мякиша словно открылись глаза: цепочка аномалий! Ведь они шли с Кротом именно сюда, где ловушки выстроились вдоль насыпи ровной шеренгой музейных экспонатов, оставив дая посетителей «музея» один-единственный проход. Через который надо было пройти, чтобы оказаться у Периметра в заданной точ­ке, где ждут с машиной Ломик и Кроки. Мародеры тоже знали об этом проходе и вполне логично ждали свою добычу возле него. А теперь эта логика внезапно обернулась против них. Если не дать им проскользнуть через проход, конечно.

Мякиш криво усмехнулся, высвободил карабин из руки Кро­та, осторожным движением отправил патрон в патронник. Психо­логия грабителей была очевидна: никто рисковать жизнью из-за барахла не станет. А значит, их достаточно напугать и подождать, пока они просто уберутся прочь.

Все так же%не позволяя себе задумываться о возможных по­следствиях, художник положил карабин на руки и пополз дальше с таким расчетом, чтобы оказаться на некотором расстоянии от старика.

Следующие несколько минут Мякиш двигался в густой траве параллельно насыпи. Обливаясь потом, стараясь не замечать на­растающей боли в уставших руках и молясь неведомо кому, что­бы на пути не попалась какая-нибудь ловушка, он продолжал вслушиваться в перебранку на редкость болтливых грабителей. Один из них теперь искал проход, а второй осмелел и решил да­же подняться на какую-то железку, чтобы лучше видеть напарни­ка и траву под насыпью.

Услышав, как мародер с проклятиями начал куда-то карабкать­ся. Мякиш мгновенно сообразил, что сейчас потеряет преимуще­ство скрытности и что другого случая переломить ситуацию уже не будет. Уперев приклад карабина в землю, он направил ствол в сторону насыпи и потянул за спусковой крючок.

Выстрел получился неожиданно громким и гулким. В траву по­летела горячая дымящаяся гильза. Остро запахло порохом. Мя­киш положил карабин на землю и замер, вслушиваясь в реакцию своих противников. Судя по звукам, первый теперь судорожно полз на безопасную сторону насыпи, а второй спрыгнул с возвы­шения и занял прежнюю позицию.

Перевернувшись на спину, художник пару минут смотрел в низ­кое серое небо, стараясь максимально расслабить мышцы и от­решиться от происходящего. Появившийся вначале страх теперь стал каким-то абстрактным, потусторонним, имеющим отношение лишь к какому-то отдаленному моменту времени, думать о кото­ром сейчас было просто невозможно.

— Эй ты! — закричал второй мародер. — Стрелок хренов! Мы тебя не тронем! Выходи к нам без оружия, барахлишко свое нам скинешь и можешь убираться на все четыре стороны!

Мякиш перевернулся на живот и снова пополз параллельно насыпи. Было очевидно, что мародеры его пристрелят, как толь­ко представится такая возможность. Поэтому его позиция долж­на быть совершенно неожиданной для них, когда дело дойдет до более серьезной стрельбы. Кроме того, следовало как-то ускорить процесс — без медицинской помощи жить Кроту оставалось счи­танные часы.

В лицо вдруг пахнуло морозной свежестью. Мякиш замер. Впе­реди была аномалия, но насколько она опасна и как далеко нахо­дится, он не понимал. Еще вчера вечером опознать ловушку по од-ному-двум признакам художник сумел бы не задумываясь. Сидя в мягком кресле и попивая душистый чай, заваренный дедом Ефи­мом, он ощущал себя почти готовым экспертом по определению любого вида аномалий. Теперь же в голове было пусто, а внутри снова проснулся и постепенно нарастал страх: впереди — смерть, позади — верная смерть, вправо дороги нет, а влево дорога — чи­стое самоубийство. Но и лежать на месте было просто глупо.

Он постарался сделать усилие над собой и сосредоточиться: ловушек, характеризующихся понижением температуры окружа­ющего воздуха, было не так много. Но знаний все равно не хва­тало. Вот если бы посмотреть на эту аномалию сверху, с высоты человеческого роста!..

И Мякиш вдруг сделал то, чего никогда бы не позволил себе в нормальном состоянии: резко привстав, он бросил короткий взгляд вперед, мгновенно развернулся в сторону засады и снова спрятался в траве. Все движение заняло секунду, но теперь ин­формации было достаточно для осмысления.

Мародеры его не заметили. Как выяснилось, он уполз доста­точно далеко, чтобы оказаться от них почти сбоку: если бы он су­мел перебраться через близкую теперь насыпь, они в своем ук­рытии были бы перед ним как на ладони. Правда, из-за сплош­ной цепочки аномалий все равно ничего не вышло бы. Ловушку впереди распознать так и не удалось, но, судя по огромному пят­ну жухлой низкорослой травы, переходящей в черное пятно пус­той земли, соваться туда было просто неразумно. В целом же по­зиция у Мякиша получилась относительно безопасная, и теперь он мог просто отсидеться здесь какое-то время.

И все бы хорошо, но совсем недалеко от этого безопасного места умирал Крот. Художник старался не поддаваться чувству жа­лости: дед Ефим был для него посторонним человеком, который к тому же в любом случае вряд ли доживет до получения помощи. Но мысли о старике все же не давали покоя.

Так или иначе, следовало контролировать действия грабителей, и Мякиш осторожно приподнялся. Стоять на полусогнутых так, чтобы только голова слегка возвышалась над травой, было край­не неудобно, и ноги сразу начали наливаться тяжелым гудением. Но события уже принимали новый оборот, и все внимание Мяки­ша было теперь сосредоточено на происходящем.

Мародеры, оказывается, все-таки решились на следующий шаг: один выпрямился в полный рост рядом со своим укрытием и всматривался в колышущуюся травяную поверхность. Из-за края насыпи были видны только его голова и ствол короткой автома­тической винтовки, которой он водил из стороны в сторону. Мя­кишу даже показалось, что смотрит он примерно туда, где остал­ся лежать Крот.

Второй был значительно ближе: он как раз спускался с насы­пи, видимо обнаружив проход в цепочке аномалий. До него было не больше сорока метров, он, как и напарник, стоял в полный рост, настороженно целясь в густую траву из короткого автома­та, и представлял собой настолько заманчивую мишень, что удер­жаться было просто невозможно.

Одним плавным движением Мякиш поднял к плечу карабин, тщательно прицелился, потом чуточку опустил ствол и медленно потянул за спусковой крючок.

Карабин плюнул огнем и болезненно ударил в плечо прикла­дом. Мародер оповестил округу о точном выстреле протяжным воплем и рухнул на землю. Патроны оказались с картечью: про­мах исключен. Правда, выстрел получился не смертельный — мародер, подвывая, матерясь и обливаясь кровью, полз вверх по насыпи. Мякиш еще долю секунды смотрел на него поверх тра­вы, а потом быстро присел и побежал на четвереньках влево, ближе к насыпи.

С позиции первого бандита ударила гулкая очередь, потом вто­рая, третья. Художник упал на живот и лежал неподвижно, отме­чая, что пули рядом не свистят и верхушки травы не срезают. Зна­чит, его позиция осталась незамеченной и стрелок поливает оче­редями пространство перед собой наугад.

Мякиш вдруг понял, что имеет все шансы прямо сейчас поста­вить во всей этой истории победную точку: достаточно ранить вто­рого мародера и подождать полчаса. Эта мысль показалась на­столько удачной, что он тут же рывком выпрямился, поймал в при­ цел фигуру человека с винтовкой, видимую теперь по пояс, и бы­стро выстрелил два раза. Карабин послушно дважды отбил пле­чо, но, судя по всему, ни один из выстрелов вреда грабителю не причинил. Зато мародер наконец заметил художника и развернул­ся к нему.

Мякиш испуганно упал в траву и на четвереньках пополз об­ратно, подальше от насыпи. Короткая очередь рубанула над ним верхушки бурьяна и заставила вжаться в землю.

— Ну что, сука, попался?! — победно заорал мародер и дал еще одну очередь, скосив траву в паре метров от художника. — Ты мне, тварь, еще постреляешь!

Непроизвольно вжавшись в землю, Мякиш пополз в другую сторону, так быстро, как только умел. Рядом снова чиркнула оче­редь, преграждая дорогу. И дальше пришлось выбирать направ­ление уже совсем наобум: страх подстегивал, не оставляя време­ни на размышление.

По всей вероятности, теперь мародер хорошо видел траекто­рию движения жертвы по колебаниям стеблей. Он что-то весе­ло кричал и клал очереди то слева, то справа от ползущего че­ловека. Мякиш уже начал терять дыхание, на глаза наползала темная пелена, как вдруг мародерская забава прекратилась сама собой. Под руками у Мякиша образовалась пустота и он сполз в какую-то яму.

В первый момент художнику показалось, что он попал в ло­вушку. Сердце испуганно дернулось в груди, ноги отчаянно за­скребли по земле, стараясь зацепиться за что-нибудь на поверх­ности, но руки с карабином перевесили, и он съехал на живо­те вниз.

К счастью, это была не аномалия, а старый одиночный окоп. На дне лежали стреляные гильзы, а перед ямой обнаружился оп­лывший от времени и поросший травой бруствер. У самого дна в стене на разной высоте были вырублены приступки для ног и ни­ши для запасных обойм.

Получив передышку, Мякиш привалился к холодной глинис­той стенке и закрыл глаза. Перед мысленным взором стоял маро­дер в прицеле карабина, палец художника снова дергал за спус­ковой крючок, но фигура с винтовкой наперевес продолжала дви­гаться спокойно и неторопливо, словно не визжала вокруг смер­тоносная картечь. Или ее и не было вовсе, этой самой картечи? Мякиш раз за разом прокручивал в голове тот момент. Второй выстрел должен был все расставить по местам, но, похоже, и он не нанес урона противнику. Зато сбоку, значительно ближе и ле­вее грабителя, мелькало что-то похожее на разлетающееся кро­шево, как после попадания в тире по деревянной стойке. Остат­ки дерева там, конечно, были — мародеры прятались за полураз­рушенной железнодорожной платформой, груженной когда-то огромными бревнами, — но попасть туда из карабина он в прин­ципе не мог. Для этого пришлось бы развернуть ствол левее гра­дусов на сорок.

И тут Мякиша осенило. По всей видимости, он стрелял через гравитационную аномалию, через ту самую «плешку», которую так хотел сегодня увидеть. Увеличенная сила тяжести над ней не смогла перебороть энергетику картечи, но сильно изменила тра­екторию движения, уведя выстрел влево и вниз. Потом Мякиш уползал в сторону, и аномалия больше не мешала мародеру раз­влекаться со своей жертвой. Но теперь ведь Мякиш вернулся поч­ти на ту же линию, вдоль которой начал свою атаку, только был на десяток метров ближе...

Шея требовала проверки, но просто подставлять себя под огонь было страшно. Художник встал в окопе в полный рост, не рискуя подняться на приступочку и высунуть голову выше бруствера.

— Ну что, мудила, хочешь жить? — издевательски крикнул мародер. — Я тебе последний шанс даю: иди сюда сам. Убивать не будем. А то сейчас Миху перевяжу, и мы тебе все кишки вы­трясем!

Решив подкрепить свои слова убедительным аргументом, он дал очередь в сторону окопчика. Пули вскинули комья земли спра­ва, на приличном расстоянии от бруствера и перпендикулярно сво­ему первоначальному движению. Как будто стрелял не мародер, а сам Мякиш, да притом куда-то в сторону. Это было словно зна­мение свыше.

— Не стреляй! — громко крикнул Мякиш. — Поговорим! Внутри все так и заныло от страха, но он переборол себя и вы­лез из ямы. Мародер стоял открыто перед остатками платформы.

Его раненый товарищ успел куда-то отползти. Во всяком случае, видно его не было.

— Некогда мне с тобой разговаривать, сюда иди! — скоман­довал мародер, оценивающе разглядывая своего противника. — Бросай ружье и медленно шагай в мою сторону, пока я не разо­злился.

— Это не ружье! — срывающимся голосом крикнул худож­ник. — Это карабин!

— Сюда шагай! — повысил голос бандит. — Последний раз говорю!

— А потом что? Удавишься от стыда? — нагло осведомился Мякиш, до боли в руках сжимая деревянное ложе карабина.

Лицо мародера окаменело.

— Ну, тварь, смотри. Сам захотел... — Он шагнул за край платформы так, что остались видны только руки и голова, и дал короткую очередь, целя в ноги своей жертве. Пули легли ровной строчкой где-то в стороне, но обдумать этот факт Мякиш банди­ту не позволил. Сделав несколько быстрых шагов влево, он вы­стрелил так, чтобы ствол смотрел значительно правее и выше фи­гуры мародера. Картечь с визгом брызнула искрами и каменным крошевом насыпи метрах в десяти позади бандита, там, куда, по­пасть при обычных условиях в принципе не могла. Получалось, что догадка о влиянии «плеши» на результаты стрельбы оказа­лась целиком и полностью верна. Оставалось только приспосо­биться к этому открытию. Мародер попятился, дал длинную оче­редь по окопу и начал разворачиваться, чтобы уйти еще дальше под прикрытие платформы, но Мякиш сделал еще один шаг на­зад, задрал ствол выше и снова выстрелил куда-то далеко в сто­рону. Мародер вскрикнул и рухнул на землю. Его винтовка, от­брошенная конвульсивным движением, вылетела на открытое пространство.

Больше искушать судьбу Мякиш не желал. Где-то рядом был второй бандит, который, несмотря на раны, мог дать очередь с дру­гой точки, не прикрытой «плешкой». Почти успокоившись, худож­ник спустился в окопчик, уютно устроился на дне, вытянув ноги, и засек время. Он рассчитывал подождать пятнадцать минут, по­ка мародеры оценивают диспозицию. Этого должно было хватить, чтобы дать им убраться восвояси. А потом надо будет что-то ре­шать со стариком.

Через девять с половиной минут на той стороне насыпи взре­вел плохо отрегулированный мотоциклетный двигатель и чуть по­годя, сменив тональность, стал удаляться по направлению к Пе­риметру. Мякиш осторожно вылез из окопа, поднялся на бруст­вер. Часть дороги, проходящая по склону холма с другой стороны насыпи, была видна, и поэтому отбытие незадачливых бандитов прошло под контролем победителя. Один из мародеров, обмотан­ный белыми бинтами свежей перевязки на груди, сидел за рулем. Второй безвольно полулежал в мотоциклетной коляске.

Теперь пора было подумать о том, как самому унести отсюда ноги. Осторожно обойдя уже ставший почти родным окопчик, Мя­киш, положив карабин на сгиб локтя, медленно двинулся туда, где оставил раненого старика. По пути пришлось обогнуть какой-то подозрительный холмик, из недр которого через вершину с лег­ким шелестом бил песчаный фонтанчик.

Оказалось, что Крот уже пришел в себя. Теперь он лежал на спине с закрытыми глазами, а руки были скрещены на груди. Толь­ко увидев, как из-под локтя ему прямо в лоб смотрит дуло писто­лета, Мякиш понял, что старик без боя сдаваться не собирался.

— Это я, Крот! Не стреляй! —: Художник остановился в не­скольких метрах от старика и упер приклад карабина в землю.

Крот приоткрыл глаза и некоторое время бессмысленно смо­трел на Мякиша.

— В один магазин уложился... Молодец, — едва слышно про­говорил сталкер, потом вдруг охнул и обмяк. Выпущенный осла­бевшей рукой пистолет медленно сполз на землю.