Восприятие первой мировой войны в военных дневниках: сравнительный анализ отечественных и западноевропейских источников

Вид материалаДиссертация

Содержание


Ученый секретарь совета, кандидат филологических наук, доцент В.Я. Малкина Общая характеристика работы
Методологическими основаниями
Новизна исследования
Положения, выносимые на защиту
Научно-теоретическое значение работы
Научно-практическая значимость
Структура работы
Основное содержание работы
Подобный материал:

На правах рукописи


Рейнгольд Антон Сергеевич


ВОСПРИЯТИЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

В ВОЕННЫХ ДНЕВНИКАХ:

СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ

ОТЕЧЕСТВЕННЫХ И ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИХ ИСТОЧНИКОВ


Специальность 10.01.03 – литература народов стран зарубежья

(английская)


Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Москва – 2011


Работа выполнена на кафедре теории и практики перевода Института филологии и истории Российского государственного гуманитарного университета


Научный руководитель: доктор философских наук, кандидат филологических наук

Сергей Дмитриевич Серебряный


Официальные оппоненты: Доктор искусствоведения, профессор

Галина Витальевна Макарова


Доктор филологических наук

Лагутина Ирина Николаевна


Ведущая организация: Московский государственный лингвистический университет


Защита диссертации состоится «27» октября 2011 г. на заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.198.04 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу: ГСП-3, 125993 Москва, Миусская пл., д.6.


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета


Автореферат разослан: «24» сентября 2011 г.




Ученый секретарь совета,

кандидат филологических наук, доцент В.Я. Малкина

Общая характеристика работы




Диссертация посвящена изучению военных дневников времен Первой мировой войны. Сегодня дневник как исторический источник и как произведение словесности занимает прочное положение рядом с мемуарно-исторической и художественной литературой. Десятки, если не сотни дневников не уступают по своему значению историческим документам, мемуарам или литературным произведениям. При этом научное исследование дневника как особого типа текста еще только начинается – в основном, на материале дневников литературных или имеющих отношение к искусству. Дневники военные до сих пор остаются вне поля зрения филологов, что и продиктовало тему настоящего исследования. Не случайно в качестве объекта изучения выбран и исторический период: Первая мировая война. Со времени ее начала прошло почти сто лет; благодаря исследованиям историков, социологов, психологов, литературоведов формируется итоговый анализ прошедшей войны – величайшей в истории к тому моменту, когда она разразилась. Та война памятна еще и тем, что она произошла в Европе, не разделенной на непримиримые идеологические лагеря. Лишь в течение двух последних десятилетий исследователи имеют возможность изучать данное явление само по себе, не будучи стеснены идеологическими рамками, и без обязательной оценки Первой мировой войны как прелюдии к более значимым событиям - революционному 1917 году и гражданской войне в России. Именно поэтому наше исследование актуально. Изучение литературы документального характера и военных дневников в частности представляет особый интерес. Как показано в настоящей работе, военные дневники свидетельствуют не только о реалиях того времени, но и о тогдашней борьбе идей (мифов), оказываются «площадкой» зарождения концепций и поведенческих стратегий, имевших важное значение в XX веке.

Цель исследования - доказать, что, во-первых, военный дневник представляет собой весьма особую разновидность дневника, в которой можно выделить, в свою очередь, шесть различных типов, и что, во-вторых, в корпусе военных дневников времен Первой мировой войны есть отдельная группа дневников, имеющих общечеловеческое, философско-этическое и художественное значение; дневники эти никогда не становились объектом специального филологического изучения.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

- рассмотреть современные стратегии изучения дневника (психологическую, функциональную, жанровую);

- рассмотреть военный дневник с точки зрения теории жанра как литературный или нелитературный текст;

- выявить специфику военного дневника, проанализировав его методами теории жанра, рецептивной критики и теории мифа;

- на основе сочетания вышеназванных подходов, предложить классификацию военных дневников;

- классифицировать военные дневники Первой мировой войны с учетом исторического контекста: событий Первой мировой войны;

- проанализировать военные дневники Ф.А.Степуна и Г. Рида как два разных способа восприятия войны 1914-1918 гг.;

- сравнить проблематику военных дневников Степуна и Рида с их же последующими сочинениями 1920-1940-х гг. для обоснования важнейшей роли военного дневника времен Первой мировой войны в формировании идей обоих авторов.

В основу исследования положено несколько разных подходов к изучению дневников. Использованы работы английских и американских литературоведов 1920-2000-х гг.: Артура Понсонби (Arthur Ponsonby), Кейт О’Брайен (Kate O'Brien), Ричарда Фозегила (Richard A. Fothergill), Элис Бритен (Alice Brittan); из трудов отечественных литературоведов – монография О. Г. Егорова «Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра: Исследование» (2003), книга М. Ю. Михеева «Дневник как эго-текст» (2007), работы Н.А. Богомолова, К. Вьолле и Е.П. Гречаной, Л.М. Розенблюм, Ю.Н. Донченко, И.И.Кулаковой, Е.В. Ивановой, Т.В. Радзиевской, А. Зализняк и др.

Для решения поставленных задач в диссертации используется ряд источников: военные дневники русских, немецких, английских участников (солдат, офицеров и т.д.) и очевидцев событий Первой мировой войны (1914-1918 гг.), а также некоторые военные дневники XIX века.

В качестве основных источников рассматриваются военный дневник русского философа немецкого происхождения Федора Августовича Степуна (1884 - 1965) «Из писем прапорщика-артиллериста» (1916; 1918 гг.) и военный дневник английского искусствоведа, поэта и историка литературы Герберта Рида (1893 – 1968) “The War Diary 1915-1918” («Военный дневник 1915-1918 гг.»), который до настоящего времени не становился объектом изучения как в иностранном, так и в отечественном литературоведении.

В круг изучаемых материалов входят также поздние сочинения Ф.А. Степуна (1920–1930-х гг.) и монографии Г. Рида “Education for Peace” («Образование ради мира») (1949) и “Existentialism, Marxism and Anarchism: Chains of Freedom” («Экзистенциализм, марксизм и анархизм: цепи свободы») (1949); а также русская и английская публицистика 1900-1916 гг., освещавшая общественные, политические, идеологические, философские вопросы предвоенного и военного времени, в частности, публикации в журналах «Русская мысль», «Новое время» (The New Age) и других.

Методологическими основаниями исследования послужили труды по исторической и теоретической поэтике С.С. Аверинцева, М.Л. Андреева, М.Л. Гаспарова, П.А. Гринцера, А.В. Михайлова, Н.Д. Тамарченко, В.И. Тюпы; работы по рецептивной критике (В. Изер, Х.Р. Яусс), а также по поэтике мифа (Е.М. Мелетинский).

Новизна исследования: чаще всего объектом исследования литературоведов, особенно отечественных, становятся дневники литературные. Обширный корпус военных дневников остается вне поля филологического изучения. Подходы к их анализу не прояснены; отсутствует их классификация. Более того, развернутой оценки военных дневников, которые были бы проанализированы, с одной стороны, как свидетельства определенного периода истории, а, с другой, как источники гуманитарной мысли своего времени, не существует.

Отсюда новизна настоящей работы. В диссертации делается попытка классифицировать военные дневники посредством анализа военных дневников Первой мировой войны и выявить не только их функцию как свидетельств времени, но и обнаружить в них важную составляющую - общечеловеческую проблематику.

Положения, выносимые на защиту


1. Изучение военных дневников может по-новому осветить проблемы исторической поэтики и теории жанров.

2. В отличие от такого достаточно хорошо изученного жанра, как литературный дневник – военные дневники как особое явление словесности практически еще не исследованы.

3. Исходя из типологии авторов дневников, военные дневники можно разделить на шесть групп.

4. В отдельную группу можно выделить дневники, авторы которых с особой остротой воспринимают и описывают войну как жестокое и бессмысленное попрание общечеловеческих ценностей.

5. Военные дневники именно этой группы, созданные во время (или по следам) Первой мировой войны, представляют большую ценность как человеческие и исторические документы: они одновременно фиксируют и развенчивают мифы той войны, во многом проделывая аналитическую работу за будущих историков.

6. Сравнительный анализ дневников этой группы дает также возможность выявить сходства и различия в умонастроениях участников войны разных национальностей.

7. Сравнение военных дневников русского офицера Ф.А. Степуна и англичанина Г. Рида показывает, что оба автора исходили из общих гуманистических ценностей; оба ощущали себя гражданами единой Европы, людьми единой европейской культуры. В огне войны оба думали о путях достижения лучшего будущего в послевоенном мире.

8. В названных (и подобных им) военных дневниках мы можем проследить зарождение тех идей и идеалов, которые стали важнейшими в гуманистической культуре всего ХХ века.

9. К числу таких идей относятся, например, сформулированный Ф.А. Степуном (вслед за Ф.М. Достоевским) этический императив личной ответственности человека за всё, что происходит в мире, а также провозглашенное Г. Ридом право личности на индивидуальный бунт против неправедных институтов власти и осуждение войны как безусловного зла.


Научно-теоретическое значение работы состоит в расширении круга дневников, обычно изучаемых филологами, путем вовлечения в него дневников военных (обычная практика состоит в изучении лишь литературных дневников); в попытке классифицировать военные дневники на основе жанрового и рецептивного (см. выше) подходов; в уточнении жанровой природы военного дневника как литературного или нелитературного текста; а также в изучении отечественных и иностранных дневниковых источников времен Первой мировой войны и в проведении сравнительного анализа военных дневников Ф.А. Степуна и Г.Рида как личных и документальных свидетельств общечеловеческого содержания.

Научно-практическая значимость работы: результаты, полученные в ходе исследования, предоставляют историкам, филологам, музейным работникам систематический подход к изучению и использованию военных дневников, позволяют скорректировать представления историков и литературоведов об источниках и времени возникновения «идей столетия», могут быть включены в вузовские и школьные курсы по изучению истории и литературы.

Апробация работы: ряд положений диссертации изложен в трех научных публикациях (см. список в конце автореферата).


Структура работы – диссертационная работа состоит из введения, пяти глав, заключения, списка литературы и приложения. Библиография содержит 195 наименований на русском и иностранных языках. Объем работы – 286 стр., из них 225 стр. основного текста.

Основное содержание работы



Во введении обрисован массив изучаемого материала, сформулированы цели, задачи и актуальность исследования. Указана теоретическая база диссертационной работы, ее структура, теоретическое и практическое значение.

В первой главе представлен обзор современных подходов к исследованию дневника, а также конкретный анализ научной литературы, посвященной методологии изучения дневников.

В первом параграфе обосновывается особая роль дневников среди книг мемуарного, исторического, исповедального характера. Дан исторический обзор дневников и их разновидностей в разные эпохи. Раньше других появились дневники путешественников, торговцев, миссионеров. С XVII века дневник уже стал прибежищем свидетельств и размышлений политиков, ученых, философов, литераторов, художников, музыкантов, в том же веке появились и бытовые дневники. Тогда же появился особый вид дневника – запись беседы, действительно имевшей место, который получил распространение в Англии XVII в. В следующем столетии сложился новый жанр словесности – литературный дневник. К форме литературного дневника прибегали авторы «путешествий» - жанра, разработанного Л. Стерном в «Сентиментальном путешествии» (1768) и привившегося на русской почве. В эпоху Просвещения и с приходом романтиков дневниковые формы произведений, соединяясь с эпистолярной, мемуарной, романной формами, получили широкое хождение. В XIX веке писатели обращаются к дневнику как к форме углубленного исследования характера «рефлектирующего» героя. Реалисты XIX века еще шире, чем сентименталисты и романтики, прибегают к жанровым разновидностям, близким к художественным дневникам – «запискам», «письмам», «исповеди» и др. В XIX веке ведение дневника стало частью системы образования в Европе и в России. Дневник был элементом культуры и самодисциплины, отражал все ступени обучения, которые прошел автор дневника, вбирал в себя описание различных сведений, ситуаций, происшествий и переживаний, был собранием правил поведения, изречений и максим. В других случаях дневник подробно освещал повседневную жизнь, дела и карьеру человека, судьбу его рода - и предназначался для потомков. Не менее значительными были дневники, отражавшие профессиональную судьбу и жизненный опыт автора, - политического деятеля, военного, путешественника, писателя, актера. Иные дневники представляли собой ежедневное описание жизни и изречений великого человека (вспомним знаменитые «Разговоры с Гете» Иоганна Петера Эккермана), быт дворянского семейства, хронику правления той или иной августейшей особы. Развитие наук в середине XIX века породило даже моду на дневник как научный способ исследования человеческой психологии. Наряду с литературными дневниками, существует целый корпус узкопрофессиональных дневников ученых, художников, торговцев, медиков, путешественников, военных. XIX столетие – век наполеоновских войн, революций, борьбы европейских стран за колонии и сферы влияния на европейском континенте, век расцвета индивидуалистского начала в искусстве, - это время оказалось богатым на мемуарную литературу, в которой военные дневники занимают свое особое место. Первая мировая война оставила после себя обширнейший корпус мемуарной литературы и собственно военных дневников.

Во втором параграфе описаны современные подходы к исследованию дневника. В круг обсуждения вошли работы зарубежных исследователей – А. Понсонби, К. О’Брайен, Р. Фозегилла. Одним из первых серьезных исследователей дневника в Великобритании признан Артур Понсонби (1871-1946). Он указал на принципиальное отличие дневника от автобиографии, мемуаров и воспоминаний, наметил подходы к классификации дневников по ряду характерных признаков: так, он предположил, что дневник можно классифицировать по признакам субъективности и объективности; по тематическому признаку; профессиональной принадлежности автора; по манере вести дневник. В частности, говоря о манере ведения дневника, Понсонби различает регулярные дневниковые записи с отдельными, случайными перерывами и записи, суммирующие события нескольких дней, недель или месяцев.

А. Понсонби разграничил дневник современный и дневник исторический: под историческим дневником Понсонби понимает текст ретроспективного характера или текст, имеющий психологический интерес, то есть проливающий свет на личность автора дневника.

Английский критик поставил вопрос о мотивах написания дневника, выделив в качестве возможных побудительных причин, прежде всего, возрастные и психологические характеристики автора.

Жанрово-психологический подход к изучению дневника рассмотрен на примере развернутой классификации литературного дневника, предложенной О. Г. Егоровым в монографии «Русский литературный дневник XIX века» (2003). Функциональный подход к тексту дневника рассмотрен на материале книги М.Ю. Михеева «Дневник как эго-текст». Изучен функционально-художественный подход, предложенный Н.А. Богомоловым. С точки зрения коммуникативной деятельности оценивают дневниковую литературу Т.В. Радзиевская и А.А. Зализняк. Систематизируя начала, компоненты и «роли» этой коммуникативной деятельности, Т.В. Радзиевская выделяет три вида дневника: хронику событий; запись впечатлений и переживаний; отчет об увиденном во время путешествий или военных кампаний (в отличие от второй категории дневника, авторы дневников третьей категории стараются передавать факты, а не свое отношение к увиденному) и т.д. Радзиевская относит ведение дневника к форме автокоммуникации. Считая целесообразным изучать дневник как тип коммуникативной деятельности, А.А. Зализняк одновременно выделяет информационную функцию дневников. По ее мнению, «фигура косвенного адресата» - то есть потенциальный читатель, важен с точки зрения типологии жанра. Обратившись к дневникам конца XVIII - первой половины XIX века в России, К. Вьолле и Е. П. Гречаная обрисовали исторические вехи формирования жанра, уделили большое внимание оформлению дневника. Определяя типы дневника, К. Вьолле и Е. П. Гречаная исходили из гендерных характеристик. В их классификации «описания военных кампаний» составили «группу мужских дневников» и не заслужили какого-либо внимания.

Эти и другие подходы к изучению дневниковой литературы крайне полезны для понимания существа проблемы, они помогают выделить новую тему для исследования – феномен военного дневника.

В следующей части первой главы формулируются методологические стратегии изучения военного дневника: по жанровым характеристикам (с использованием понятий теоретической поэтики, выдвинутых В.И. Тюпой, Н.Д. Тамарченко и др.); по рецептивным аспектам и на основе теории мифа, разработанной Е.М. Мелетинским.

По нашему мнению, военные дневники полезно разделять на три подвида по времени и характеру их написания: а) «подневные» дневники; б) дневники, составленные уже после событий по каким-то разрозненным записям и воспоминаниям; в) гибридные формы дневника-эссе, дневника-письма и др.

В третьем параграфе первой главы военный дневник рассматривается как с точки зрения активной роли и горизонта интересов автора дневника, так и с точки зрения интересов читателя. Содержание военного дневника напрямую зависит от степени вовлеченности автора в описываемые боевые действия и широты его интересов: был ли он на передовой, участвовал ли в боевых операциях и в какой роли, или же он сидел в тылу, находился при штабе и принимал участие в разработке очередных планов военных действий и т.д.

Соответственно, при анализе и сравнении военных дневников в настоящей работе учитываются следующие аспекты и вопросы.

  1. Какую ступень военной иерархии занимает автор дневниковых записей.
  2. На каком участке военных действий он находится; насколько активно участвует в боевых действиях.
  3. Каковы жизненные и этические ценности автора, каков его образовательный и политический кругозор.
  4. Каковы цели и круг интересов автора военного дневника – увидеть и описать войну в целом? Или какой-то ее участок? Или судьбу отдельных солдат, офицеров?
  5. Каков круг событий и лиц, попавших в поле зрения автора и описанных им в его дневнике.
  6. Каковы ожидания у автора дневника и его сослуживцев, попавших на войну, и были ли вообще какие-либо ожидания? Какие из ожиданий оказались ложными? Какой оказалась реальность войны и как она изображена в дневнике?
  7. Какую череду испытаний пришлось пройти автору дневников, его сослуживцам, воинскому соединению, которому он принадлежал.
  8. Какова выработанная на основе опыта жизненная позиция автора военного дневника.

Указанные аспекты позволяют классифицировать военные дневники по нескольким группам.
  1. Дневники крупных военачальников, на чьих плечах лежит ответственность за исход войны или успех операций на отдельных фронтах или направлениях военных действий.
  2. Дневники командиров средних соединений, описывающих военный опыт и историю соединения.
  3. Дневники офицеров, повествование в которых сосредоточено на судьбе нескольких лиц и лишь в каких-то деталях отражена история воинского подразделения, фронта, всей войны.
  4. Дневники солдат.
  5. Записи, сделанные со слов участников или свидетелей военных действий.

Выбранная классификация позволяет вычленить в корпусе военных дневников особенно важную, на наш взгляд, шестую группу: военные дневники, запечатлевшие процессы формирования идей и стратегий поведения человека, – идей, вошедших впоследствии в круг «мыслей и поисков столетия». В дневниках подобного рода хроника боевых действий сочетается на равных с историей накопления человеческого опыта в уникальных обстоятельствах войны (а порой даже отступает на второй план). Общечеловеческие темы оказываются главными. В этом случае военный дневник сближается с художественной литературой, посвященной военным событиям (см. выше о гибридных формах военного дневника).

К военным дневникам общечеловеческого значения (шестой тип) можно отнести дневник Ф.А. Степуна «Из писем прапорщика-артиллериста» (1916; 1918) и «Военный дневник: 1915-1918» (1962) Герберта Рида. Изучению восприятия Первой мировой войны авторами именно этих документов, а также идейного, гуманистического потенциала этих источников посвящены третья, четвертая и пятая главы настоящей диссертации.

В конце первой главы определен подход к военному дневнику с точки зрения понятия «миф». В Первую мировую войну во всех европейских странах, включая Россию, развернулась неслыханная ранее военная пропаганда. Авторы дневников реагировали на пропаганду, оспаривали ее, преодолевали ее воздействие. Когда мы говорим о пропаганде, мы нередко используем выражение «стереотипы мышления» и пытаемся выяснить, какими способами навязывают их обществу. Подобный взгляд не всегда позволяет разобраться в реальном положении вещей. Нередко пропаганда дает человеку известную свободу для размышлений; свободу условную, поскольку подсовывает ему сфабрикованные образы, заставляющие человека воспринимать положение вещей в нужном русле. Эти сфабрикованные пропагандой образы, формирование их логично рассматривать, на наш взгляд, с помощью теории мифов, разработанной Е. М. Мелетинским.

Во второй главе очерчена историческая панорама военных событий 1914-1918 годов. Здесь обрисованы масштаб Первой мировой войны и ее причины. Подчеркнуты сложные отношения между основными политическими силами в Европе. Сделан краткий обзор основных событий в течение каждого года войны. Отмечен невиданный расцвет военной мемуаристики и, в частности, военных дневников, связанный с военно-политическим масштабом Первой мировой войны. Во-первых, по сравнению с войнами прошлого, состав армий стран-участниц Первой мировой войны включал в себя небывалое количество лиц гражданских профессий, которые по роду своей довоенной деятельности не имели никакого отношения к армейской службе. Во-вторых, среди мобилизованного гражданского населения было немало людей т.н. «свободных» профессий – художников, литераторов и т.д. Для них самоанализ, описание происходящего были потребностью души. Кроме того, среди ужасов войны могла получить особый толчок свободная, гибкая, критическая форма военного дневника, в которой смешивались жанры, путались строчки, выражая личное и только личное отношение человека к войне.

Во втором параграфе второй главы рассмотрены конкретные примеры военных дневников по принятой классификации. Это «Фронтовой дневник 1916 года» (первый тип) Андрея Евгеньевича Снесарева, русского и советского военачальника, который в период Первой мировой войны командовал полком, бригадой, дивизиями и, наконец, корпусом; в 1917 году он получил звание генерал-лейтенанта; это и «Боевые записи и воспоминания командира полка и офицера Генерального Штаба за 1914-1917 годы» (второй тип) Э.А. Верцинского; и «Записки белого офицера» (третий тип) Э.Н. Гиацинтова. «Brief aus dem Feld» («Письмо с поля») и дневниковая запись «Im Fegefeuer des Krieges» («В чистилище войны») (четвертый тип), сделанная немецким художником-экспрессионистом Францем Марком в 1914 году, сопоставляются с «Ein Brief» (Письмом) (пятый тип), адресованным некоему «Гансу», немецкой художницы Кете Кольвиц (переводы текстов Ф. Марка и К. Кольвиц помещены в разделе «Приложение 3»); отдельно рассмотрен дневник Эрнста Юнгера «В стальных грозах».

В третьей главе исследуется военный дневник Ф. А. Степуна (1884-1965) «Из писем прапорщика-артиллериста» (1916; 1918). Выявлено значение формальной организации дневника как последовательности писем к жене, матери и фронтовым товарищам. Такая адресация придает дневникам особую тональность, создает атмосферу полной доверительности, лишенную какой-либо официальности и ложной патетики. Отношения, сложившиеся в мирной жизни, становятся своего рода камертоном искренности военного дневника, мерилом ценностей, – ценностей общечеловеческих. Мирная жизнь - это главный мир, в нем сосредоточены главные ценности, и с точки зрения этих ценностей описывается другой мир – фронт. Дневники Степуна наглядно показывают, что в самых тяжелых обстоятельствах, включая участие в боевых действиях, любой человек (во всяком случае, человек конца XIX – начала XX века) всегда частью своего сознания связан с прошлой мирной жизнью. Эта часть сознания является важнейшей опорой, если вообще не стержнем психологической стабильности человека, складывающейся из нескольких составляющих:
  • глубоких личных связей (любви, сыновних отношений и т. п.);
  • постоянного обращения к миру природы;
  • основ религии и почитания национальных праздников;
  • влияния культуры и искусства;
  • привязанности к родным местам (городу, деревне, родной усадьбе);

- привычки к цивилизованному или устроенному быту.

Степун очень живо описывает фронтовые будни: как занимали позиции его и соседние батареи, как проходили бои, какими особенностями отличаются окопы противника, его тактика. Особенно впечатляющими выходят из-под пера Степуна картины внезапных перемен на фронте: незапланированные смены позиций, неожиданные отступления; легко распадающиеся организация и руководство войсками (начинается невероятная сумятица, растет хаос; переходы с позиции на позицию оказываются крайне тяжелыми, неэффективными; начальство отдает опрометчивые приказы, в результате которых напрасно гибнут сотни людей). У Степуна описания военных действий всегда эмоциональны, даже зрелищны, - они захватывают читателя едва ли не сильнее, чем обсуждение расклада сил или диспозиции воинских частей.

С самого начала дневника Степун пишет о более «страшной» стороне войны, чем вызываемые ею материальные разрушения, - о влиянии пропаганды, развращающей сознание людей. Степун описывает ложь и наветы в адрес противника, которыми грешат все воюющие стороны; раздуваемые прессой фобии; стремление предать забвению культурные связи с народом-противником, - связи, без которых невозможно представить и культуру собственной страны. При этом страницы дневника Степуна представляют собой не яростный спор с пропагандистскими мифами, а скорее, опровержение их реалиями фронта, о которых можно узнать только со слов очевидцев или прочитать о них в военном дневнике. Оказывается, идеологические и философские рассуждения о войне, идеи священной войны, массового патриотизма – это выдумка, миф: в армии живут те же настроения, что порой проявляются и в мирное время, - те же самодовольство, бахвальство, желание унизить другого, пренебрежение к представителям дугой национальности. В своем военном дневнике Степун приходит к тем же выводам, что позднее изложил в своих «Воспоминаниях» А. А. Брусилов: в Первую мировую войну русские солдаты не знали ее целей, и их гнали умирать из-под палки.

В дневнике Ф.А. Степуна нашли свое отражение философские споры о сущности «германства» и «славянства», разгоревшиеся в годы войны среди русских философов, писателей, публицистов и политиков. Неизбежный пересмотр представлений о Германии в годы Первой мировой войны тогда шел рука об руку с дискуссиями о России и ее будущем. Ибо себя и будущее страны русская интеллигенция и политики умеренного и левого толка до войны соотносили не в последнюю очередь с социал-демократическими ценностями, разработанными немецкими политиками и философами, с успехами Германии в экономике, науке и технике. Всплеск патриотизма внес свои коррективы. Редко кто не обвинял Германию в «безрелигиозной политике», попирающей основные принципы цивилизованных отношений, и в намерении поработить весь мир. Положительные образы России - «христианский универсализм», «всечеловечность», «религиозная культура», «святая Русь», - мелькали в статьях публицистов и философов как антиподы немецкого «узкого национализма», «культа земного богатства» и «безрелигиозной культуры роскоши». На страницах журналов и газет развернулась многолетняя дискуссия, философы и публицисты печатали отдельными изданиями свои размышления о войне и роли России. Как показано в диссертации, в своем военном дневнике Степун так или иначе обсуждает многие вопросы, поднятые тогдашней полемикой. Он придерживается взвешенной «серединной» позиции. Это позволяет ему солидаризироваться с большей частью размышлений известнейших русских философов - Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, П.Б. Струве, Евг. Трубецкого, С. Л. Франка.

Формальная сторона рассуждений Степуна о национальных различиях указывает на принадлежность их к своему времени: во-первых, они отмечены влиянием символистских идей и ницшеанского дискурса, общих для философско-публицистической мысли конца XIX – начала XX веков; во-вторых, они несут на себе отпечаток обсуждения религиозно-культурных основ двух наций. Если говорить о значении этих рассуждений для дальнейшей литературной деятельности Ф.А. Степуна, то следует отметить: не менее трети сочинений Степуна 1920-1950-х годов так или иначе развивают его мысли и наблюдения, высказанные в военном дневнике.

В диссертации показано: именно в своем военном дневнике Степун сформулировал этический императив личной ответственности и греха, выработал активное христианское мировоззрение, которое ляжет в основу идеала человека «Нового града» в противовес советской идеологии. Причем этот этический императив личной ответственности за все происходящее Степуну подскажет знаменитая формулировка Достоевского «каждый за всё и всех виноват», прозвучавшая в романе «Братья Карамазовы». Для Степуна в его рассуждениях о войне «собеседником» оказалась большая русская литература XIX века: это и Достоевский с романом «Братья Карамазовы», и Лев Толстой – в своем военном дневнике Степун не раз обращается к Толстому; и Тургенев: побывав в перестрелках, ощутив близкое присутствие смерти, Степун обнаружил неожиданные для себя стороны романа «Дворянское гнездо».

Проведенный в диссертации анализ показывает, что военный дневник Степуна вместил в себя и подробные описания боевых действий, и спор с фальшью пропагандистской истерии, и размышления о различиях и близости воюющих народов, представил развернутую картину мыслей и настроений человека на войне. Такой широкий разговор позволил Степуну обрисовать с годами нараставшую психологическую усталость среди солдат русской армии; описать негативные стороны фронтового быта. К концу дневника речь Степуна уже звучит как прямое обвинение войны.

В четвертой главе анализируется «Военный дневник (1915-1918 гг.)» Герберта Рида (1893-1968).

С первых дней на фронте восприятие Ридом военной обстановки было определенным: налицо полное несоответствие реальности армейской жизни тем мифам, которые распространяла военная пропаганда и английская пресса в целом – об обществе, о мотивах поступков людей и т.д. Так, миф об англичанине-патриоте «из народа», защитнике демократии, Рид развеял для себя в первые же дни военной службы, когда он познакомился с простыми рабочими – забойщиками из Дарэма и Мидлсборо (северные районы Англии), а не с бравыми профессиональными солдатами с агитационных плакатов; тогда в Риде проснулось чувство социальной справедливости – он понял, что простые люди должны были стать пушечным мясом, в то время как политики прославляли войну. Вообще «Военный дневник» Г. Рида удивляет тем большим интересом, с каким автор обсуждает вопросы демократии, социализма, капитализма и будущего экономического и нравственного развития общества. Рид много рассуждает об общественном устройстве «до войны», о том, как оно может измениться «после войны»; о социализме как экономической и социальной альтернативе капитализму; о демократии. Миф о новом общественно-политическом устройстве – демократии, социализме – и новом экономическом укладе «по Марксу» явно владели мыслями Рида. Так, в одном из ранних писем (от 6 августа 1915 года), написанном из Уэрема (графство Дорсет), где располагалась их воинская часть, Рид делится со своей знакомой сомнениями о современном состоянии демократии. Его колебания выражаются в попытке примирить идеал демократии – всеобщее счастье – с судьбой отдельного человека: общее спорит с частным. Массовость вступает в противоречие с личным волеизъявлением человека, его правом выбирать. Изучение дневника Г. Рида раскрывает развитие взглядов автора: в начале военных записок он – атеист, мечтает об идеале всеобщего счастья, социального и материального равенства и справедливости в духе экономических теорий начала ХХ века; увлечен теорией Маркса, о которой наслышан, - все говорят о «Капитале», но сам он Маркса не читал. В записях, сделанных в 1918 году во время и после тяжелых боев, уже «тертый» Рид пишет определенно о своей «вере, рожденной опытом войны». Его новая вера связана больше с экономическим развитием, чем с демократией: экономическим будущим Риду видится международный социализм - единственная альтернатива, как он полагает, международному капитализму.

С началом войны английскую прессу охватили враждебные по отношению к Германии настроения, которые переросли в настоящую пропагандистскую компанию. Она создавала образ Германии как жестокой военной машины. С мифом о Германии-агрессоре, враге, страшном «Гансе» Герберт Рид – как выявлено в диссертации – столкнулся в первые же дни фронтовой жизни. Этот миф был общим местом: пасторы в церквях внушали прихожанам, что страшный Ганс напал на бедную малышку Бельгию; английские газеты и журналы, которые Рид регулярно читал, были полны той же риторики: Германия рвется к политическому и экономическому господству, Германия – зло, враг номер один. Прививкой же Риду от мифа о Германии-враге послужили, прежде всего, его фронтовые встречи с пленными немцами – такими же, как он, младшими офицерами, в недавнем прошлом студентами или учителями. В дневнике он на ходу, по свежим впечатлениям описал те встречи; как станет ясно позже, они стали для него настоящим открытием на всю жизнь. Так, в дневнике Г. Рида мы находим эпизод, где автор общается с немецким «языком» (запись от 1 августа 1917 года). Описание встречи становится у Рида примером сопротивления человека на войне разным мифам, пропаганде, идеологии, военной истерии. В настоящем исследовании выявлен главный аргумент Рида против мифа о Германии-враге – это мысль об общности культур воюющих стран. Философия Ницше и музыка Бетховена, одинаково любимые англичанином Ридом и немецким учителем, окончательно убеждают Рида в том, что «все эти разговоры про великую “идею”... [навеяны] рекламой и империализмом».

Герберт Рид, судя по начальным записям его «Военного дневника», находился под обаянием образа Ницше и был увлечен идеей о сверхчеловеке. На фронте Рид столкнулся с людьми из разных слоев общества, и новый опыт, видимо, заставил его пересмотреть миф о Сверхчеловеке, которым он был увлечен до войны. Рид пытается примирить ницшеанский миф и реальности армейской жизни, заговаривает о неком «Сверхчеловечестве». В ходе исследования дневника мы обнаруживаем следующее: Рид заменяет одного кумира (Ницше) другим – мифологическим героем Прометеем в романтической интерпретации Шелли. На фронте Рид пересмотрел свой взгляд на человека: вместо героя, Супермена, он увидел человека страдающего, борющегося с тяжелыми обстоятельствами, страхом при мысли о близкой смерти, которая может наступить каждую секунду, и, вопреки всем ужасам окопного существования, – человека не сдающегося. У Рида интересна эта замена мифа о Сверхчеловеке мифом богоборческим: Прометей – богоборец, обманщик богов, трикстер. Здесь берет начало и ридовская идея индивидуального бунта – в каком-то смысле она станет итогом окопного опыта, - а также убеждение, «что самое важное в жизни – это обладать качествами, говоря условно, благородного человека, в любой ситуации».

По «Военному дневнику» заметно и другое: Рид, по привычке выражающийся языком литературных мифов, постепенно освобождается от них и приходит к реалистичному взгляду и на себя, и на человека вообще. Катализатором процесса освобождения Рида от мифов предвоенного и военного времени послужило то «окопное братство», которое он встретил на фронте. Встреча с людьми разных социальных групп оказалась для Рида откровением; расширила его личный и общественный кругозор; поставила его перед лицом реальности, а не отвлеченных схем о человеке, о его поведении, о мотивах поступков; заставила его уточнить свои, поначалу туманные, представления об обществе. Путь Герберта Рида – человека на войне – можно обобщенно представить как путь проверки мифов предвоенного и военного времени: от мифа о Демократии (неизменно с заглавной буквы) к осторожному предположению, что послевоенный социализм был бы лучшим выходом для общества, нежели капитализм; от мифа о патриотизме англичан к мысли о том, что любая пропаганда патриотизма – это ложь во имя политических и экономических интересов власти; от мифа о Германии-агрессоре, Германии-враге к идее общности европейских культур; от мифа о Сверхчеловеке Ницше к идеалу благородного поведения человека в любой, самой противоестественной ситуации. Рид закончил войну офицером, получил две награды, но армейскую службу он возненавидел: дневниковые записи выражают его резко отрицательное отношение к армейской субординации, классовым стереотипам, постоянному унижению, которому подвергается в армии каждый человек. Анализ дневника Рида указывает на то, что в начале войны Рид идеалистически мечтал о демократии, закончил же войну убежденным индивидуалистом, который верит в индивидуальный бунт человека против любых массовых форм существования и идеологии. Постепенно в дневнике у Рида складывается анархическая идея индивидуального бунта: человек не должен быть частью стадных сообществ. Вера, о которой вскользь говорит в конце письма от 10 января 1918 года Рид и которую в последующих дневниковых заметках он описывает более определенно, - это индивидуализм, бунт одиночки: позиция, сложившаяся как ответ на ужасы войны, страдания, унижение и смерть.

В пятой главе проведено сравнение проблематики военных дневников Степуна и Рида с их последующими сочинениями, а также предложен сравнительный анализ обоих источников.

В первом параграфе пятой главы рассматриваются работы Ф.А. Степуна 1920–30-х годов в их перекличке с военным дневником «Из писем прапорщика-артиллериста». Будучи высланным из Советской России в 1922 году, Ф. А. Степун выступил с серией очерков «Мысли о России» в журнале «Современные записки» и уже позднее, в 30-х гг., со статьями в журнале «Новый Град». В них он ясно изложил свое видение революции и ее движущих сил, положения России в современном мире, сформулировал свой вариант активной позиции перед лицом состоявшихся изменений. Степун поднял вопрос о «национальных основах» большевизма; причем в своих рассуждениях он опирался, как показано в диссертации, на тот этический императив, к которому пришел в Первую мировую войну и о котором писал в своем военном дневнике. В оценке событий 1917 года звучат еще две темы военного дневника «Из писем прапорщика-артиллериста»: тема нараставшего политического безумия в России и тема подспудного народного мятежа, который проявлялся в чудовищных формах уже в Первую мировую. Степун также сформулировал свое мировоззренческое кредо в условиях послевоенного кризиса либерализма и формирования идеократических режимов в России и Германии. Он сделал принципиальный для себя вывод: всякий, кто ожидает от будущего (пусть даже это будет социализм) решения двух задач – преодоления голого рационализма и обезличивания труда, тот неизбежно согласится с тем, что такое будущее нуждается в религиозном углублении отношений между людьми. Выясняя, за какой именно религией будущее России, Степун однозначно называл православие, поскольку с ним неразрывно связана вся русская культура. Задаваясь вопросом, какой же политики следует придерживаться в борьбе за будущее, Степун не выдвигал конкретных политических лозунгов и методов, но называл этическую основу действий. А она всё та же – найденный в Первую мировую войну этический императив личной ответственности «за всё», христианское чувство личного греха, сдерживающее произвол. По рассмотренным в диссертации рассуждениям Степуна видно, что его публицистика 1920– 1930-х гг. предлагала не конкретную политическую или тактическую программу действий, но, скорее поднимала общие проблемы миросозерцания, которые могут объединить людей самых разных политических интересов и сфер деятельности. При этом мысль Степуна держалась «серединной линии» в философской и политической литературе русской эмиграции 1920–1940-х гг.

Во втором параграфе пятой главы прослежено развитие идей «Военного дневника» Г. Рида в его сочинениях 1940–1960-х гг. «Образование ради мира» (Education for Peace, 1949) и «Экзистенциализм, марксизм и анархизм: цепи свободы» (Existentialism, Marxism and Anarchism: Chains of Freedom, 1949). Основная тема в сборнике статей Г. Рида «Образование ради мира» (1949) – возможные способы предотвращения атомной войны, а также будущих локальных войн. По нашему мнению, предложения Рида во многом основаны на его собственном фронтовым опыте времен Первой мировой войны, отложившемся в «Военном дневнике». Идейная преемственность видна, прежде всего, в рассуждениях Рида о пацифизме, о позиции сопротивления войне частного человека; в его убеждении в том, что все войны делались и делаются «праздными» сословиями. Опора на собственный опыт армейской жизни проявляется у позднего Рида и в его высказываниях о позитивной стороне фронтовой службы, которая, по его мнению, состоит в братстве, в сочувствии к простому солдату «по другую линию фронта». В «Образовании ради мира» Рид развивает мысль о сопротивлении войне каждого частного человека и высказывает предположение, что естественные пацифисты – это крестьяне, художники, ремесленники, чьи руки и головы заняты созидательным трудом. Отталкиваясь от личного опыта, Рид предлагает в качестве противоядия новым войнам нравственное возрождение человека и человечества посредством перестройки образования в нравственно-эстетическом ключе: его проект можно определить как практическое образование посредством эстетической дисциплины. Искусство как способ решения вопроса о насилии, агрессии, войне – об этом думает и говорит Рид. В диссертации показана связь этих рассуждений Рида с его «Военным дневником 1915-1918 гг.» и вообще с его личным фронтовым опытом двадцатилетней (к концу 1940-х годов) давности. «Военный дневник» чуть не каждой записью утверждает ценность эстетических, литературных занятий, внутренней самодисциплины человека посреди хаоса войны. Связь между военным дневником Рида и его сочинениями 1940-х годов прослеживается, по нашему мнению, в мысли о демократической открытости всех форм искусства людям талантливым, независимо от их материального достатка и социального положения.

Идея же индивидуального бунта против массовых форм уничтожения людей, сложившаяся в «Военном дневнике» Рида, нашла свое продолжение в открытой приверженности автора анархизму, о чем он пишет в книге «Экзистенциализм, марксизм и анархизм».

Между «Военным дневником 1915-1918 гг.» и книгами «Образование ради мира», «Марксизм, экзистенциализм и анархизм», написанными в конце 1940-х годов, есть несколько важных перекличек: во-первых, идея единения людей; во-вторых, идея бунта, или сопротивления системе и институтам власти; в-третьих, идея демократического социализма как единственной альтернативы капитализму.

В третьем параграфе пятой главы проведен сравнительный анализ военных дневников Ф.А. Степуна и Г.Рида.

Дневник Степуна интересен чередой авторских переживаний и размышлений о войне, культуре и будущем России и Европы в сочетании с картинами военного времени на фронте, в тылу, в лазарете. Дневник Рида в формальном отношении иной: это именно серия подневных записей с обозначением дня, месяца, года и местоположения (последнее может отсутствовать), начатых 28 января 1915 году в Дорсете и законченных 14 ноября 1918 года; записей сжатых, лаконичных. Однако, при всех стилевых различиях, у этих двух дневников - общая гуманистическая основа: они выражают позицию европейца, для которого культура Европы едина. Еще одна общая линия касается общественных вопросов: Степун и Рид, как и многие в начале ХХ века, говорили о несовершенствах капитализма и возлагали надежды на более справедливое устройство общества. Каждый пытался сформулировать пути для достижения лучшего будущего, и пролегали эти дороги на поле воспитания, совершенствования культуры и этики.

С этическим императивом Степуна – личной ответственности «за всё» как основы мировоззрения человека Нового Града, всех русских в преодолении несчастий России в ХХ веке – конечно, в первую очередь перекликается известный призыв А. И. Солженицына к раскаянию и самоотречению в статье «Раскаяние и самоограничение как основы национальной жизни».

«Военный дневник 1915-1918 гг.» Герберта Рида с его идеей индивидуального бунта и отрицанием войны оказался созвучным настроениям шестидесятых годов ХХ века и, в первую очередь, движению сопротивления Истэблишменту, системе, институтам власти в Западной Европе.

Общечеловеческие проблемы – доминанта военных дневников Степуна и Рида. Именно эта черта, согласно предложенной в настоящей работе классификации, отличает шестой тип военного дневника – дневника общечеловеческого значения. В конце пятой главы выявлены характерные черты данного типа дневника на основе двух проанализированных нами источников.

В заключении подводятся итоги проведенного исследования и делаются обобщающие выводы.

В приложении представлены ксерокопии отрывков из журнальной публикации: Н. Лугин. Из писем прапорщика-артиллериста // «Северные записки», № 1916, № 6, 7-8; ксерокопия «Отрывка из солдатского дневника» (журнал «Новое время», ноябрь 1916 г.: Read Herbert. Extracts from a Soldier’s Diary // The New Age. Volume 19, Number 24, 1916. London: The New Age Press, Ltd., 1916-10-12. P. 567; переводы из не переводившихся ранее на русский язык немецких и английских военных дневников и заметок (М. Бекмана, Ф. Марка, К. Кольвиц, Г.Рида).

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

  1. Рейнгольд А. С. Жанровые особенности литературного дневника и дневник как нелитературный текст // Вестник РГГУ. – 2010. - № 11. – С. 118-129.
  2. Рейнгольд А. С. Истоки этических принципов Ф.А. Степуна: анализ военных дневников «Из писем прапорщика-артиллериста» (1918) // Новый филологический вестник. – 2011. - № 1(16). – C. 64-75.

  3. Рейнгольд А. С. Идея индивидуального бунта в «Военном дневнике» (1915-1918 гг.) Герберта Рида // Новый филологический вестник. – 2011. - №2 (17). - С. 59-70.