В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. С. Петербург, Типография М. М. Стасюлевича, 1910 г. Лекции

Вид материалаЛекции
Подобный материал:
1   ...   32   33   34   35   36   37   38   39   ...   55

Установление



Союз родителей и детей установляется: 1) рождением в законном браке До принятия христианства у нас различались водимые жены от наложниц, а потому могли различаться и дети, рожденные в браке, от детей, прижитых вне брака. Но соединялись ли какие последствия с этим возможным различием, мы не знаем. Наоборот, есть основание думать, что этому различию не придавали большего значения. Владимир Святой был прижит Святославом от ключницы Ольги, Малуши; полоцкая княгиня Рогнеда называет его рабыничем, т.е. сыном рабы. Раба матери Святослава, конечно, не могла быть его водимой женой, а была наложницей. Но это не мешает Владимиру считаться внуком Ольги (Лаврент. лет. под 968 годом) и занять сперва новгородский, а потом и киевский стол.

С подчинением браков и дел о наследстве церкви, различие между законными и незаконными детьми должно было обозначиться резче. Духовенство несомненно руководилось постановлениями византийского права. Статья Русской Правды: "Аже будут робьи дети у мужа, то задници им не имати; но свобода им с матерью" (III р. 128) есть, конечно, опыт применения новых начал к русской жизни. Но и христианские князья не только приравнивали незаконных детей к законным, но даже давали им преимущество. Святополк Михаил посадил во Владимире сына Мстислава "иже бе ему от наложнице" (Лавр. 1097 г.), a Ярослав Владимирович, галицкий князь, все свое княжение отдал незаконному сыну Олегу Настасьичу, а законному, Владимиру, дал всего один город Перемышль (Ипат. 1187). Эти дохристианские народные обычаи до наших дней сохранились кое-где в Архангельской губернии, где незаконные дети имеют равную долю в наследовании ст. законными (Ефименко 53).

В московскую эпоху требования церкви получают все более и более господства; дети, прижитые вне брака, остаются незаконными и в том случае, если бы родители их впоследствии вступили вт, брак, их не дозволялось усыновлять.

2) Усыновлением. Этот способ установления союза родителей и детей, надо думать, был известен и до принятия христианства. О порядке усыновления и правах усыновленных для этого древнейшего времени в наших источниках нег указаний. В эпоху же после принятия христианства духовенство, при решении вопросов об усыновлении, руководствовалось постановлениями византийского права, как это видно из грамоты митрополита Киприяна от 1404 г. (Акт. Ист. I, N 255). На вопрос бездетной вдовы, Феодосии, о правах усыновленного ею с мужем "приимычка", он отвечал: "И яз, Киприян митрополит, воззрев есмо в намаконум, да изнашел есми правило:... яко приимник наследует отца и матерь, приимших его; аще и родные дети будут у них, и тот ровен с детьми родными, и тому такова же доля; а не будет детей родных, наследует отца и матерь, приемших его, аще будет сын или дчи приимник". Самое усыновление произошло без всякого участия духовенства. Повод к нему состоял в желании иметь наследника, который поминал бы души бездетных супругов. Усыновление в данном случае стоит в связи с религиозными воззрениями, но не только не исключительно с христианскими, но даже менее с христианским, чем с языческими. При существовании церкви заботу о душе можно поручить ей, что, обыкновенно, и делалось. В языческое же время принесение жертв усопшему составляло исключительную обязанность его детей. В приводимом вдовой Феодосией поводе усыновления можно видеть отголосок глубокой древности. Распространение, согласно кормчей, на усыновленного прав законных детей, чего именно и хотели усыновители, могло совершенно соответствовать древним народным обычаям. По обычному праву крестьян и теперь усыновленные пользуются всеми правами законных детей (Ефименко, Сбор. юридич. об. Арханг. губ., стр. 53).

В Московском государстве усыновление подлежало только одному ограничению: нельзя было усыновлять незаконных детей. На усыновленного переходили все права законных даже в том случае, если усыновляющий имел уже детей. Существовал особый обряд усыновления при участии церкви.

Прекращение



В первобытном состоянии общества дети, достигнув возраста, в котором могут сами о себе заботиться, нередко уходят от своих родителей. Такой способ прекращения союза родителей и детей наблюдают, например, среди дикарей острова Борнео (Спенсер, Осн. соц. I. 69). Это явление объясняется самым. характером первобытной отеческой власти, которая сложилась не столько в интересах детей сколько в интересах отца. По мере возростания детей и появления в них сознания личных сил, отеческая власть, строго применяемая, могла вызывать противодействие с их стороны, могла порождать взаимные столкновения, которые и приводили к удалению.

Историки немецкого права признают, что германская отеческая власть (mundium) прекращалась для сыновей с достижением совершеннолетия, а для дочерей с выходом их замуж. Но в древнейшее время совершеннолегие опредепялось не достижением определенных лет, а физической зрелостью индивидуума (Zoepft, 583, 517)) т. е. достижением такой физической и умственной зрелости, при которой строгая отеческая власть могла оказаться неприменимой. Позднее королевскими эдиктами время совершеннолетия было определено годами и за совершеннолетними сыновьями было даже признано право в известных случаях ограничивать волю отца.

Из наших источников видно, во-1-х, что совершение отцом важного преступления, которое вело к ссылке или рабству, не разрушало союза родителей и детей: дети следовали за отцом. Действие этого правила применялось, конечно, к детям, которые жили с отцом, не выделились из семейства и не вели самостоятельного хозяйства.

Во-2-х, из Псковской судной грамоты знаем, что сыновья, которые уходили из дому родительского и не кормили отца и мать до смерти, лишались наследства (53). Из этой статьи надо вывести, что и у нас взрослые сыновья прекращали союз с родителями самовольным уходом. Псковская судная грамота соединяет с таким уходом невыгодные для детей последствия, но уход, тем не менее, остается совершившимся фактом. К такому прекращению союза прибегали даже князья, оставляя своих отцов и соединяясь с их врагами (Ростислав Юрьевич). Факты этого рода наводят на мысль, что и у нас достижение детьми физической зрелости, если и не прекращало, по общему правилу, отеческой власти, то должно было вести к ее ограничению и смягчению: родителям, если они хотели сохранить детей в семействе, приходилось считаться с их волею. Но степень этого ограничения всегда зависела от личных свойств сторон: характеры слабые могли до седых волос оставаться под неограниченной отеческой властью, тогда как энергические или завоевывали себе значительную долю самостоятельности, или оставляли отеческий дом. Ярослав Владимирович, сидя в Новгороде, не только вышел из повиновения воле отца, но даже приготовился отразить его силою, призвав к себе на помощь варягов. Только смерть Владимира остановила эти обоюдные приготовления к войне (Лавр. 1015). Случаи враждебных отношений родителей и детей всегда, конечно, составляли исключение, но самая возможность их должна была умеряющим образом действовать на отношения родителей к возмужавшим детям.

В-3-х. По отношению к дочерям власть отеческая прекращалась выдачею их замуж. Это следует из того, что, выходя замуж, оне поступали под власть мужа, которая, конечно, исключала власть отца.

В Московском государстве возникает ведение актов, удостоверяющих семейное положение лиц. С первой попыткой к этому встречаемся в 1660 г., когда было предписано духовенству завести книги для записывания рождений, браков и смерти. Кажется, это предписание не было приведено в исполнение.