Geum.ru

Австро-Венгрия XVI века

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   35

Царь забирает в опричнину промысловые районы севера (в т.ч. Строгановых) и все пункты соледобычи, а так же черноземные районы юга, колонизируемые после ликвидации крымской угрозы, земли которых были объявлены собственностью "государева двора". "Персидская компания" так же отходит в опричнину. Опричному командованию был подчинен и московский стрелецкий корпус.

В данном альтернативном мире и опричнина будет иметь альтернативный ход. И не только потому, что без душевных травм детства и с нормальным воспитанием личность Ивана получилась в известной степени альтернативной, но и по вполне объективным причинам. Изначально опричнина и в реале имела ярко выраженную антикняжескую направленность. Но в реале царь ввел ее в условиях тяжелой войны, в атмосфере неудач и острого финансового кризиса. Иных возможностей обеспечить содержание опричного войска, кроме как повышенными земельными окладами, разделив уезды на "императорские и сенатские провинции" не было. В этих условиях расширению оппозиции способствовало в большей степени то, что никто из землевладельцев не мог быть спокоен за свою собственность, так как любой уезд мог быть в любое время взят в опричнину. Это привело к массовым требованиям отмены опричнины, расширению оппозиции и к ответному террору.

В данной АИ, в условиях мира и собственного высочайшего авторитета царь, не поставленный в экстремальные условия, имеет возможность проводить более взвешенную политику. Принцип, приведенный Макиавелли - "человек скорее простит смерть отца, чем потерю имущества" учитывается царем, и лояльные бояре и дворяне не подвергаются как в реале риску в результате опричного "перебора людишек" потерять свои земли "не в опале, а с городом вместе". Соляная монополия внутри страны, и шелковая и меховая во внешней торговле наполняют опричную казну, и царь вместо повышенных поместных окладов обеспечивает опричников высоким денежным жалованием. Одновременно опричники получают и обширные поместья, но поместья эти почти пусты - их выдают на южных плодородных черноземных землях, которые еще предстоит заселить, и предполагается, что из своих денежных окладов опричные дворяне и будут выдавать новопоселенцам "ссуды и помоги" на обзаведение. Для того, чтобы стимулировать их к этому, Иван вводит в реале появившееся в следующем столетии понятие "родовые поместья" - привилегию, которой пользуются только помещики юга, сами заселившие и благоустроившие предоставленные им земли. Суть ее заключается в том, что поместье отца передается сыновьям и в том случае, если они сами по себе и не выслужили столь высокий поместный оклад. При этом предполагается, что сыновья помещика будут верстаться "в припуск" в этом же поместье, пока оно не раздробится до размеров обычного оклада. Таким образом, наряду с политической решаются экономическая и демографическая задачи - колонизация целинных земель, которые до победы над Крымом начинались уже от Тулы и Пронска, и привлечение на юг крестьян из перенаселенного центра и Северо-Запада.

Не имеющая собственной отдельной территории опричнина сразу же превращается в подобие позднейшего двора. Под ее управлением оказываются только дворцовые земли и часть черносошных, взятых царем "на свой обиход" и ряд государственных предприятий. В составе опричнины оказывается вся структура царского двора со всем дворцовым хозяйством (и все придворные должности - оружничий, кравчий и т.д. становятся опричными), отдельная царская казна и гвардия.

Опричные двор и гвардия становятся мощным инструментом царя, предназначенным не только для подавления оппозиции, но и для проведения его политики. Все государственные дела идут обычным путем через Думу (во главе которой однако царь ставит двух преданных ему родственников - князей Бельского и Мстиславского), однако любое дело может быть изъято царем из Думы и решено независимо от нее с помощью чиновников двора. Широко распространяется практика направления царем опричных эмиссаров с разными поручениями на места (как Петр позднее использовал гвардейцев). В опричном корпусе поддерживается строгая дисциплина. Похожего на реал разложения корпуса, начавшегося в процессе массовых репрессий и грабежей, в АИ не происходит.

Первым делом опричнины стал разгром верхушки Думы - Ростовских, Ярославских и Суздальских княжат, занимавших почти все боярские места.

Землевладение бояр московских великих князей (как, вероятно, и бояр других княжений, на которые делилась средневековая Русь в эпоху феодальной раздробленности) сформировалось сравнительно поздно -- уже в XIV--XV веках, главным образом за счет княжеских пожалований. Владения не только членов виднейших боярских родов, но и князей Гедиминовичей, выехавших на русскую службу и породнившихся с великокняжеской семьей, были разбросаны по многим уездам, не образуя никакого компактного единства. Так, земли, отобранные у Федора Свибла, боярина Дмитрия Донского, состояли из 15 владений, расположенных в семи уездах. Владения князя Ивана Юрьевича Патрикеева, потомка Гедимина и двоюродного брата Ивана III, складывались из 50 владений, расположенных в 14 уездах. При этом владения членов одних и тех же родов могли располагаться в совершенно разных уездах. Совсем иной характер имело родовое землевладение княжат. Это были земли, унаследованные ими от предков -- бывших удельных государей. Поэтому, в отличие от владений московского боярства, родовые вотчины князей располагались компактно на территории того княжества, которым некогда владел их предок. Нормы права, установившиеся, по-видимому, еще в правление Ивана III, способствовали сохранению этих вотчин в руках княжат, запрещая продавать их родовые земли "мимо вотчич" (то есть за пределы круга родственников). Наличие в руках княжеских родов компактно расположенного значительного родового землевладения делало их влиятельной силой на территориях их бывших княжеств, центром притяжения для местных землевладельцев. Сверх того по неписанной традиции, шедшей со времен присоединения этих земель к Москве, наместники например Ярославля назначались только из ярославских княжат. Содержа многочисленные свиты боевых холопов, и даже жалуя земли в поместья своим вассалам, они представляли внушительную силу, и именно они составляли основу оппозиции царю. В среде князей -- потомков Рюрика, хорошо знавших, что они принадлежат к тому же роду, что и правитель, власть и личность монарха не были окружены таким ореолом, как в глазах других слоев дворянства.

В борьбе с ними царь действует формально по закону, в рамках правового поля. Прецедент был найден в деятельности ИванаIII. Некогда он, желая отобрать у московских бояр пожалованные им после завоевания Новгорода вотчины на Новгородчине и раздать их в поместья, передал Новгород в удел своему сыну Василию. Московские бояре, служившие князю московскому, а не новгородскому, вынуждены были оставить свои новгородские вотчины.

Царь разыгрывает ту же комбинацию. Объявив старшего сына Ивана соправителем, царь жалует удел младшему малолетнему сыну Федору - Суздаль, Ростов и Ярославль. Землевладельцы этих уездов должны были либо перейти из Москвы служить удельному князю, либо расстаться с вотчинами. Но "князь Федор Иванович вотчинников местных на службу к себе принять не изволил".

На момент объявления указа о создании удела все княжата, имевшие боярский чин, были в Москве, откуда их уже не выпустили. После того, как вся верхушка Думы "едиными усты" выразила возмущение, на нее обрушились заготовленные царем репрессии. Все бояре-княжата, участвовавшие "в акте протеста" были арестованы опричниками. Признанный лидер Думы, князь Александр Горбатый-Суздальский, а так же князья Кашин и Шевырев были обезглавлены, а на прочих участников "опалу свою клал и животы их имал за себя: а иных сослал в вотчину свою в Казань на житье з женами и з детми". "Тово же году послал государь в своей государской опале князей Ярославских и Ростовских и иных многих князей и детей боярских в Казань и в Свияжской город на житье и в Чебоксарской город".

В то же время опричные отряды вступают в Ростов и Ярославль. Управление этими землями получает один из ближних советников царя Василий Михайлович Захарьин с чином Ростовского дворецкого (для управления уделом Федора составляется особое ведомство - Ростовский Дворец, подведомственный лично царю). Княжеские вотчины описываются и идут в поместную раздачу дворянам, боевые холопы опальных княжат распускаются на волю, многие из них принимаются на государеву ратную службу и верстаются поместьями из вотчин из бывших хозяев. Движимое имущество и казна опальных отписывается на государя.

Большая часть опальных была в следующем году помилована, и вместо конфискованных вотчин им были пожалованы поместья, разбросанные в разных уездах России, движимость и казна возвращены. Часть земель была им пожалована и на черноземном юге в качестве "родовых поместий", с обязательством заселить их. Но для них это обернулось совсем иными последствиями, чем для опричников. Царь велел по служилой принадлежности написать их дворянами по колонизируемым южным уездам. В состав "государева двора", в котором ростовские, стародубские и ярославские князья до опричнины занимали видное и почетное место, не входили представители дворянства окраин -- Поволжья (начиная с Нижнего Новгорода), Смоленщины, Северской земли. Поэтому превращение князей -- потомков Рюрика в земских помещиков Северщины означало их фактическое исключение из состава двора как объединения людей, причастных к управлению Русским государством. В новом положении они могли рассчитывать на какую-то карьеру лишь в пределах Северщины, либо в опричнине (но для них врата в "государеву светлость" были узкими, и открылись впоследствии только для их детей). Только в виде особой милости за верную службу царь возвращал некоторых великородных потомков Всеволода Большое Гнездо в "московские списки", снова открывая им доступ к высшим государственным должностям.

Среди прочего состава Думы - Гедиминовичей и старомосковских бояр - расправа с княжатами-Рюриковичами вызвала неоднозначную реакцию, многие отнеслись негативно, понимая, что ставится под сомнение сам принцип осуществления назначений в соответствии с "породой". Но царю удается расколоть данный слой, пожаловав в бояре вместо "выбылых" княжат ряд представителей старомосковских фамилий, и повысив до боярства окольничих - Челядниных, Шереметевых и Морозовых. Во главе Думы встают вполне преданные царю его родственники Гедиминовичи - Мстиславский и Бельский. Возвращения вотчин, имевшего место в РИ в 1566, когда царь, стремясь пред лицом тяжелой войны консолидировать общество, пытался достичь компромисса с боярами, здесь не происходит. Не происходит и последующего разрыва, и расширения оппозиции за счет части старомосковских бояр, дворян и приказных, опасающихся потери земель "не в опале, а с городом вместе", и как следствие - новых значительных репрессий. База оппозиции не расширяется - провинциальное дворянство в общем довольно (нет "переборов людишек"), и даже выиграло - у многих дети были поверстаны поместьями "в отвод" за счет княжеских вотчин, старомосковское боярство расколото и не может сплотиться в единую оппозиционную партию (как в реале под лидерством Федорова), чиновное дьячество - верная опора царя.

В 1567 царь изъял у двоюродного брата Владимира Андреевича его удел - Старицу, Верею и Алексин, и дал ему новый - Дмитров, Звенигород и Боровск. В этом же году царь возвращает из ссылки Воротынского, и жалует ему вместо отобранного Новосиля Стародуб-Ряполовский.

К 1569 положение относительно стабилизируется. Несколько бояр попадают в ссылки и тюрьмы, несколько бегут в Литву, но массовых репрессий нет - благодаря окончанию войны и снижению налогов нет голода 1568-69 и последующей эпидемии, недоимок и свирепых правежей, царь по прежнему популярен в народе и рядовом дворянстве, а в такой атмосфере заговор бесперспективен. Правящее боярство недовольно существованием опричнины, при которой царь может легально изъять из его ведения любое государственное дело, а присланный им опричный эмиссар - отстранить от исполняемых обязанностей любое должностное лицо. Но, не имея никакой поддержки в народе и дворянстве, которые вполне довольны царем, помалкивает. Экономическое и финансовое положение страны стабильно, продолжается рост городов и ремесел, идет активное освоение черноземной зоны. На севере остаются крестьяне "старожильцы" - дворовладельцы, но неотделенные сыновья, братья и прочие "захребетники" оживленно отливают на юг, особенно во время неурожая 1568 года. Беря ссуду у землевладельцев, они садятся на целину. Черноземная целина давала огромные урожаи - в 3, в 4, в 5 раз больше, чем в Центре; земли было так много, что писцы не могли наладить учет. Зачастую крестьяне пахали землю "наездом", пахали, сколько хотели и меняли поля, как хотели. Поселенцы Юга жили зажиточно; в РИ источниках встречаются упоминания о хозяйствах с 6 лошадьми, о многолетних запасах зерна, о сборах в одном хозяйстве 80, 100, 150 четвертей ржи (одному человеку на год хватало 4 четвертей). Опричные дворяне, представлявшие подавляющее большинство южных землевладельцев, занятые государевой службой, не могли уделять много времени организации хозяйства. Выдав ссуду на обзаведение и заключив "ряд" с крестьянином, они обкладывают его оброком согласно "послушным грамотам" и оставляют хозяйствовать как хочет. Юг становится "землей обетованной" для русских крестьян. В 1560ых - 70ых годах заселяются территории позднейших Рязанской, Тульской и Орловской губерний. Экспорт зерна однако не возникает, во первых по причине наличия широкого потребительского рынка в самой России, а во вторых - трудности доставки зерна из заокских земель в балтийские порты через систему рек и волоков - себестоимость такой доставки во много раз выше, чем в Польше с ее артерией Вислы или тем более в приморской Ливонии, которые продолжают оставаться основными экспортерами хлеба на Запад. Поэтому хлебной торговлей занимается только государство - хлеб собирается в "закрома Родины", из которых в частности идет натуральная часть довольствия стрельцам, и создается "аварийный запас" на случай неурожаев. Излишки хлебных запасов на "государевых кораблях" отправляются на Запад. В следствии этого экспортная торговля хлебом становится государственной монополией.


Вернемся на родину данной альтернативы.

Правление МаксимилианаII было для Австро-Венгерской державы эпохой процветания. Максимилиан пожинал плоды усилий покойного императора Карла - королевская власть в Венгрии была прочна как никогда. Венгерское дворянство было чрезвычайно многочисленным. Большую часть его составляла бедная шляхта, почти ничего кроме дедовской сабли и шляхетского гонора за душой не имевшая. Император содержал лучшую в Европе многочисленную и постоянную армию, набираемую в основном из венгров. Мелкое венгерское дворянство почти поголовно служило в этой армии, и получая королевское жалование, являлось верной опорой монархии. Впрочем и венгерская знать, ощущающая себя вельможами могущественной империи и получая выгодные военные и административные посты в различных провинциях этой империи, не проявляет недовольства режимом Габсбургов.

Но не аграрная Венгрия с немногочисленными городами, населенными по большей части немцами, является финансовой опорой империи. Опорой этой является наиболее экономически развитая страна Европы - Нидерланды.

Капиталистическое производство в форме мануфактур по изготовлению шерстяных, шелковых, льняных и хлопчатобумажных тканей, ковров, гобеленов, кружев, стекольных, кожевенных и металлических изделий развивалось там быстрыми темпами. Во Фландрии и Брабанте имелись как централизованные, так и рассеянные мануфактуры, подчинившие себе труд сельских и городских кустарей, работавших у себя дома, а также мануфактуры смешанного типа.

Антверпен, самый крупный портовый город Брабанта, превратился в важный центр торговой и финансовой деятельности. К нему тяготели мануфактуры городов Фландрии и Брабанта, связанные преимущественно с экспортом; в них производилась отделка английских сукон, вырабатывались стеклянные изделия, мыло, сахар и другие товары. Огромный и хорошо устроенный порт Антверпена был местом стоянки тысяч кораблей, прибывавших из всех стран света, в том числе из испанских и португальских колоний. В Антверпене были сосредоточены конторы всех крупнейших финансистов Европы, на его биржу ежедневно сходилось до 5 тыс. купцов различных национальностей.

Нидерланды представляли для империи огромную ценность. Они давали в качестве налогов колоссальные финансовые средства (6692 тыс. ливров в одном лишь 1552 г.) - то есть больше, чем король Испании получал от колоний в Америке. Именно за счет этих поступлений император содержал регулярную армию, нидерландскими деньгами оплачивая безусловную лояльность воинственного венгерского дворянства. Кроме того, именно в Нидерландах была наиболее развита мануфактурная промышленность по производству огнестрельного оружия и артиллерии, дававшая армии АВИ великолепное вооружение. В Нидерландах высокого уровня достигли кораблестроение и мореходство. В Амстердаме и в других портах строились тысячи судов различного тоннажа. Военный флот Нидерландов уступал только испанскому.

Государственное устройство Нидерландов оставалось весьма своеобразным. Нидерланды, несмотря на известные успехи Габсбургов в создании централизованного бюрократического аппарата, представляли собой федерацию ранее самостоятельных небольших графств и герцогств, сохранивших ряд старинных вольностей и привилегий. Существовал централизованный правительственный аппарат. Фактическим правителем Нидерландов являлся наместник императора - генеральный штатгальтер. По сложившейся традиции, соблюдения которой требовали Нидерланды, генеральным штатгальтером мог быть назначен только принц крови из дома Габсбургов, каковые последовательно и занимали эту должность - сначала сын МаксимилианаI и Марии Бургундской Филипп, затем его сестра Маргарита, затем сын Филиппа Карл - будущий КарлV, затем сестра Карла Маргарита Пармская, и наконец сыновья Карла - Фердинанд, а затем Эрнст. При наместнике существовали государственный совет, состоявший из представителей знати, и советы -- финансовый и тайный, включавшие представителей дворянства, городской буржуазии и королевских легистов (законоведов). Представителями центральной власти на местах были провинциальные штатгальтеры, обычно -- выходцы из местной аристократии.

Наряду с органами центральной королевской власти Габсбургов существовали сословные представительные учреждения -- Генеральные штаты в центре и провинциальные штаты в каждой провинции. Штатам принадлежало право устанавливать налоги. Кроме того, в городах и местечках существовали органы самоуправления, находившиеся в руках бюргерской верхушки и патрициата, а каждая из 17 провинций и каждый город обладали особыми привилегиями. Таким образом королевская власть в Нидерландах была в известной мере ограничена в своих действиях. Эрцгерцог Эрнст, управлявший в это время Нидерландами, был популярен в стране и ладил с Генеральными штатами.

Одной из важнейших составляющих политики МаксимилианаII (как и в реале) была полная веротерпимость. Максимилиан и сам всю жизнь колебался между католичеством и протестантизмом, но так и не сделал окончательного выбора. Оставаясь формально католиком, он держал нечто вроде протестантского "побочного придворного штата", а перед смертью отказался от принятия католических таинств. От обращения в протестантство его удерживала в первую очередь позиция венгров - вековая борьба с турками под знаменем войны за веру превратила Венгрию в не менее католическую страну, чем Испания. Но в Австрии и Нидерландах протестанты пользуются полной свободой.

Турецкая угроза, тяготевшая над империей на всем протяжении правления КарлаV, была ослаблена после побед Священной лиги над Турцией в 1550ых. Другой вековой враг - Франция - погрузился в междуусобные войны и временно вышел в качестве активного игрока из "европейского концерта". Единственным "бельмом на глазу" оставалась держава Ягеллонов. С середины 1560ых ее сокрушение становится основной задачей австрийской политики.

В 1568 скончался первый герцог Пруссии Альберт Гогенцоллерн, и герцогом стал его умственно отсталый и неспособный к правлению сын Альберт Фридрих. Король Владислав, воспользовавшись этим, как верховный сюзерен Пруссии назначил регентом при дебильном герцоге польского вельможу Альберта Ласского, напрямую подчинив себе Восточную Пруссию. Поскольку сыновей у Альберта Фридриха не было, король планировал полную аннексию герцогства после его смерти. Мало того, по требованию польского сейма Владислав попытался лишить автономии и Западную (так называемую королевскую) Пруссию, которая согласно договору о переходе под власть польской короны при КазимиреIV до сих пор имела свой отдельный сейм, в котором в отличии от польского заседали и депутаты от городов. Все это вызвало резкое недовольство в обоих Пруссиях, чем решил воспользоваться император для возвращения всей Пруссии в состав СРИ и восстановления там Тевтонского Ордена. Под флагом немецкого патриотизма император рассчитывал привлечь к борьбе имперские чины и объявить Владиславу войну от имени СРИ. При этом Максимилиан надеялся если и не завоевать Чехию (на трон которой у Габсбургов были определенные династические права), то по крайней мере ослабить ее и захватить Моравию.

Для достижения этой цели Максимилиан вступает в переговоры с Иваном Васильевичем, который проявляет оживленный интерес к данному вопросу - бездетность Сигизмунда Августа поддерживает в царе надежды на великое княжение в Литве. Военный союз, вновь заключенный между царем и императором скрепляется династическим браком. Невеста царевича Ивана, предложенная Максимилианом, соответствует всем требованиям царя - она племянница императора и одновременно православная. Это дочь Сербского князя Стефана Петровича и сестры императора Максимилиана, Анна Стефановна. В 1571 княжна Анна морем прибывает из Любека в Ревель, а оттуда в Москву, где сочетается браком с царевичем Иваном Ивановичем.

Тем не менее смерть великого князя Литовского Сигизмунда Августа застала союзников врасплох - император Максимилиан не успел добиться поддержки имперских князей. ВКЛ после победы под Полоцком и заключения перемирия с Москвой заняло по отношению к Польше независимую позицию. Созыв совместного польско-литовского сейма был отвергнут, и Владислав подписал договор, согласно которому гарантировал территориальную целостность ВКЛ после смерти Сигизмунда Августа. Польский сейм вынужден был ратифицировать договор - опасались ухода Литвы в унию с Москвой. Часть литовской знати действительно обсуждала подобные планы, но политика Ивана по отношению к собственной знати, нашедшая выражение в опричнине, отпугнула литовских магнатов, и к 1572 все они были сторонниками сохранения унии с Польшей. Для большинства литовского дворянства король Владислав как природный Ягеллон был несомненным законным наследником Сигизмунда Августа.