Всероссийского Поместного Собора. (Завершился 8/21 сентября 1918 года) программа

Вид материала

Программа

Содержание Вопросы, подготовленные Предсоборным Советом. О церковном устроении Финляндии и Грузии О епархиальном управлении О церковном суде О благоустройстве приходов По делам веры и богослужения, о единоверчестве и старообрядчестве О церковном хозяйстве и церковном имуществе О правовом положении Православной Русской Церкви в государстве Несколько слов об избрании Патриарха

Подобный материал:

• Русской Православной Церкви Документ принят 4 февраля 2011 года Архиерейским Собором, 247.35kb.
• Официальная научная версия истории Древнего Египта, 141.81kb.
• Правда о Сардарапатской битве, разгроме турецкой армии, победе армянских воинов, народных, 641.86kb.
• Урок-узагальнення Тема «Україна в боротьбі за збереження державної незалежності (1918-1921, 69.98kb.
• Правительства Российской Федерации от 1 сентября 2000 г. №651 «О внесении изменений, 467.79kb.
• Тема 13. Азербайджан в период I мировой войны (1914-1918 гг.), 358.54kb.
• Д. А. Лобанов Формирование Ижевской Народной армии началось сразу же после победы антибольшевистского, 120.28kb.
• Из журналов заседания Священного Синода Русской Православной Церкви от 23 июня 2008, 120.48kb.
• Л. В. Козуб С. Ф. Прокопенко «01» сентября 2010 года «01»сентября 2010 года Образовательная, 13890.67kb.
• Новосибирский жировой комбинат. Год основания – 1918!, 15.12kb.

№ 29.

Последние годы царствования Николая II. 1-ая февральская революция.

1. 300-летие дома Романовых. Первая мировая война 1914 – 1918 годы; ее цель – ее миф. Отречение царя. Временное Правительство и его политика в отношении Церкви.

2. Подготовка и открытие (15/28 августа 1917 года¹) Всероссийского Поместного Собора. (Завершился 8/21 сентября 1918 года)².

Программа Собора. Избрание Патриархом святителя Тихона Московского (1917 - 1925 годы).




3. Служение и подвиг святителя Тихона Московского.


В 1913 году, незадолго до I-й мировой войны (или “Великой войны”, как ее тогда называли) и окончательной катастрофы, исполнилось 300 лет “дому Романовых” (свою настоящую фамилию – Голштейн-Готторпские – они старались никогда не упоминать). Было назначено торжество с участием в нем и Церкви (впрочем, второстепенным участием). Как свидетельствует митрополит Вениамин (Федченков), “всюду были отданы приказы устраивать торжества. Заготовлены особые романовские кругленькие медали на Георгиевской треугольной ленточке. (Как видим, тон почти иронический – В.Е.). Но воодушевления у народа не было. А уж про интеллигентный класс и говорить нечего. Церковь тоже лишь официально принимала участие в некоторых торжествах (курсив мой – В.Е.)”.


Как пастырь и думающий человек, да и по прошествии 30-ти лет уже (воспоминания написаны в середине 1943 года, еще в Америке), Вениамин задает себе вопрос: “Зачем? С какой целью?” – и сам, именно пастырски, входя в положение вопрошаемого, отвечает: “По-видимому, торжество предназначалось к поднятию монархических чувств против будто бы убитой революции (то есть революции 1905 – 1907 годов – В.Е.). Но это не удалось. И вся эта затея была тоже искусственной”.

Тогда Вениамин ищет здесь хотя бы “традиции” – не заповедано ли “отцами”? И нет! “Ведь не праздновал первого столетия династии такой могучий представитель ее, как Петр Великий (который ее и погубил! – В.Е.), он был занят устройством мощью страны, а не династии.

И через второе столетие, в 1813 году, Александр I тоже не устраивал торжества, потому что занят был устройством своей страны и всей Европы (имеется в виду Священный союз – В.Е.) после победы над Наполеоном. А уж, кажется, не было для него и для династии лучшего времени для славы, как после только что прошедшего 1812 года” (“На рубеже двух эпох”, гл. “Две революции”).

Скажем так, Александр I был умнее и потому к юбилеям равнодушен. Да и после победы над Наполеоном были на камне выбиты слова: “Не нам, не нам, но Имени Твоему даждь славу …”.

И остается простой и бесспорный вывод: “Ясно, что идея 1913 года имела в подпочве своей робкое сознание ослабления царской идеологии не только среди интеллигенции, но и в массах. И понятно, что торжества были мало торжественны: отбывалась временная повинность”³.

Беспощадно ясный вывод Вениамина – заметим, монархиста и государственника – был сделан тогда же: “Идея царя тут (то есть среди “общества” – В.Е.) мертва… А народ и вовсе не праздновал никак”.

Остается добавить, что эта идея ведь не своей смертью умерла – она была убита. И убита задолго: в 1825 году, во время разгрома и казни декабристов русское “общество” было поссорено с троном – навсегда. Стало стыдно быть монархистом; это и есть та “закваска”, которая в конце концов охватила всю страну. А народная вера в царя была “подстрелена” 9 января 1905 года – это мы видели.

И заключение: “Не знаю, как проходили торжества в других местах. Но если бы я был в то время на месте царя, то меня охватил бы страх: это было не торжество, а поминки. И, следовательно, нужно было делать из них соответствующие государственные выводы. Но отпраздновали, раздали медали и опять “успокоились” …” (там же).

О том же 1913 годе и его торжествах вспоминает архиепископ Иоанн (Шаховской). Говоря о том, что все эти торжества проходили всего за один год до начала войны и гибели этой династии, Иоанн вопрошает: “Кто знал об этом? Пророков не было, или они, как обычно в жизни народов, не были слышны (курсив автора – В.Е.)”⁴.


Что можно добавить к этим свидетельствам очевидцев? – Только то, что пророки были и пятеро из них говорили “устами к устам” с самим Николаем – лично или через записанное специально для него откровение: монах Авель (1801 – 1901 годы), преподобный Серафим Саровский (1903 год), блаженная Параскева Дивеевская (1903 год), игумен Герасим (Анциферов) Чудовский (1904 год), преподобный Варнава Гефсиманский (1905 год). И много еще других записанных пророчеств … Верили ли им? – скажем так: старались не верить. Старались не думать. Старались забыть … Пока не разразилась катастрофа.


1914 год — начало I-й мировой войны, “не нужной для народов”, что было осмыслено уже в 20-е годы. Эта война была развязана в результате провокации, Сербия не захотела выдать Австрии убийцу эрцгерцога Фердинанда, наследника престола; то есть Сербия “заупрямилась”.


Но нам нужно посмотреть на настроение русского церковного общества, на государственное сознание тех лет: речь шла только о проливах Босфор и Дарданеллы, о “святой Софии”, о “форме всеславянского объединения”⁵. Григорий Распутин, с его мужицкой деловой хваткой, ему присущей, был против этой войны. Он видел там ту “трясину, в которой завязнет страна”. Так оно и вышло.

А как реагировал “цвет” образованного общества? Зинаида Гиппиус позвонила Блоку, сообщила о начале войны, и тот ответил: “Война – это прежде всего – весело!”. Таково было настроение не одного Блока: в то время мало кто знал, за что драться. Зато проходили патриотические манифестации с коленопреклоненным пением “Боже, царя храни…” перед Зимним дворцом.

Когда всё кончилось (1918 год) и “лучшие русские умы” были выброшены в Европу, а потом и в Америку, наиболее умные представители нашего отечественного менталитета, в частности, протоиерей Георгий Флоровский писал так: “Духовная опасность войны не была сразу осознана” (“Путь русского богословия”, гл.VIII. §7). И дальше он излагает софизмы абсолютно нехристианского толка, а скорее ницшеанского: “Жизнь народов не подлежит личной нравственности, не поддается и не подлежит нравственной оценке. Есть ценности высшие, чем добро (идолы — В.Е.). Эти “высшие ценности” часто осуществимы только по ту сторону добра и зла⁶, и только в конфликте с личной нравственностью” (Н.А. Бердяев).


Каковы эти “высшие ценности”? Это “качественное повышение бытия”, то есть пресловутый “исторический прогресс”.

Этими идолами вдохновлялся и Петр I, и его преемники. Война выявила, что эта идея засела глубже, чем полагали наши духовные пастыри. Как же было не прийти в такое общество большевикам? И они появились в наказание, как бич Божий, но действовали от противного: показали нам такое “по ту сторону добра и зла”, что из груди народа вырвался вопль: “Господи, помилуй, больше не надо!”

Вспомним: в связи с событиями 1905 года и по 1917 год, в течение 12 лет, произошли такие изменения, благодаря которым обратного хода к прежней “невозмутимой синодальной системе” уже не было. С 1906 года работали разного рода предсоборные комитеты: “Предсоборное присутствие” с 1906 года по 1912 год и “Предсоборное совещание” с 1912 года Председателем (больше номинальным) “Предсоборного присутствия” был митрополит Антоний (Вадковский), а председателем “Предсоборного совещания” стал Сергий (Страгородский), его ученик и духовный наследник. 11 июня 1917 года на базе “Предсоборного совещания” был создан “Предсоборный совет”, под председательством архиепископа Арсения (Стадницкого).


Дивеевская Христа ради юродивая Прасковья Ивановна в 1915 году (год ее смерти), по свидетельству ее келейницы, все кланялась одиночному портрету царя и твердила: “Государь, сойди с престола сам”. В 1917 году вагон императора отцепили от ведущего состава на станции Дно и вскоре делегация от Государственной Думы прибыла во Псков, имея при себе уже готовый текст отречения от престола. Но у царя уже был подготовлен другой текст и, внеся небольшие изменения, Николай II подписал это отречение; при этом его предупредили, что если он отречется в пользу наследника, то тот немедленно будет изъят из их семьи и воспитан теми воспитателями, которых даст ему Временное правительство. Царь отказался, но перед этим посоветовался с врачами (с С.П. Федоровым), и ему сказали, что болезнь неизлечима, что очень возможно, что наследник “не жилец”. Тогда он сделал отречение в пользу своего младшего брата великого князя Михаила Александровича. Ситуация была немного похожа на смерть Александра I, в том смысле, что Михаил Александрович, как в свое время и Константин Павлович, состоял в морганатическом браке и как тот, так и другой, к управлению страной были абсолютно не готовы.


На следующий день во всех газетах вышел текст отречения Михаила Александровича⁷. Формула отречения сводилась к тому, что он согласен взять в свои руки бразды правления, если будет демократическим путем избран на престол на альтернативной основе. Из этого видно, что монархического сознания уже ни у кого не было, включая членов царской фамилии.


В день отречения, 2 марта (ст.ст.), в Коломенском явилась (через указание свыше одной женщине) чудотворная икона Державной Божией Матери, притом та женщина получила трижды повеление Божией Матери, и последнее повеление было грозным⁸. Тут раскрутилось колесо истории: мы ничего не поймем, если не схватим ритма событий, который сразу же стал ускоряться в геометрической прогрессии. Еще до февраля сбежали оба обер-прокурора Синода: Раев и Волжин, остался их заместитель, князь Жевахов, абсолютный лоботряс. Не убежал Самарин⁹, но его самого еще в 1916 году сместили за оппозицию к Распутину.

От Временного Правительства был назначен новый обер-прокурор Синода Владимир Николаевич Львов¹⁰ (не князь Георгий Евгеньевич Львов), в прежнее время бывший духовным сыном старца Варнавы Гефсиманского.


Несколько слов о Львове: в дальнейшем он эмигрировал, в 1922 году в составе “сменовеховцев” вернулся, на какое-то время примкнул к обновленцам, потом был посажен и умер в ссылке.

Оказалось, что состав Синода, куда входили и будущий святитель Тихон Московский и Сергий Страгородский и Арсений Стадницкий, и сщмч. Владимир Богоявленский - все были в оппозиции к старому обер-прокурору. Но и с Львовым они также не сработались, и в середине апреля 1917 года Львов потребовал полной замены состава Синода. Тут наступила как бы агония – смерть “петровского наследия”, но не Церкви. Как объявил студентам Сергий Страгородский еще в 1904 году, “русская государственность может быть сметена надвигающимися событиями, но Русская Церковь погибнуть не может”.


Были удалены все члены старого Синода, кроме Сергия. В новый состав Синода вошли: Агафангел (Преображенский), Платон (Рождественский, будущий митрополит Америки), Андрей (Ухтомский) и Михаил (Богданов), четыре протоиерея: Любимов, Рождественский, Смирнов и Филоненко; состав Синода был из ученого епископата и протоиереев, но душой его был Сергий Страгородский, а за Владимиром было оставлено номинальное, чисто титулярное звание “первоприсутствующий”. Через некоторое время обер-прокуратура самоликвидировалась и во Временном правительстве второго состава (с Керенским во главе) было создано Министерство исповеданий с министром Антоном Владимировичем Карташевым. Он обладал полнотой власти обер-прокурора и ведением всеми инославными исповеданиями. Это время хорошо описано у Вениамина (Федченкова) в книге “На рубеже двух эпох”.


Уже с мая 1917 года новый Синод принял решение изменить порядок поставления правящих архиереев на кафедру. Первое, что было сделано по требованию Львова, - были смещены Питирим (Окнов),¹¹ как ставленник Распутина, и митрополит Макарий (Невский) по старости и слабости¹². На многих кафедрах совершилось избрание епархиальных архиереев открытым голосованием на епархиальном собрании. На Петербургскую кафедру таким образом был избран викарный архиерей, епископ Гдовский Вениамин (Казанский), в будущем священномученик. На Московскую кафедру был избран архиепископ Тихон (Белавин), а вторым кандидатом был мирянин Александр Дмитриевич Самарин. С Тверской кафедры свели Серафима (Чичагова) и выбрали епископа Арсения (Смоленца), человека достойнейшего. Позже на Владимирскую кафедру избрали архиепископа Сергия (Страгородского).


Первое деяние, еще при Львове, которое было у всех на устах: созыв Поместного Собора. Предсоборный совет был открыт, в нем было 10 отделов, которые стали и отделами Поместного собора. Первый отдел: о производстве выборов на Всероссийский Поместный собор, его организации и составления наказа для него. В Собор вошли: Синод в полном составе; архиереев 80 человек, в том числе и те, кто был на вынужденном покое; 20 монахов: из них, во-первых, делегаты от ученой академической корпорации, во-вторых, от монахов-“простецов”;¹³ представители от 4-х Лавр: Троице-Сергиевой, Киево-Печерской, Почаевской и Александро-Невской; от двух пустыней: Саровской и Оптиной. 127 делегатов от российского среднего духовенства, по два от каждой епархии по выбору епархиального собрания; 36 представителей низшего клира: от диакона до псаломщика; более половины Собора – 299 человек мирян, из них 20 человек крестьян и ни одного рабочего: миряне на Соборе - это ученые, преподаватели духовных учебных заведений, члены Думы (Гучков, Аксентьев, Родзянко).


Всего на Соборе было 569 членов, но голосование было двухпалатное: вопрос обсуждался целиком полным составом, со всяческим участием нижней палаты, выслушивались все желающие выступить члены Собора, затем вопрос поступал на голосованиевсего Собора и, наконец, на утверждение Епископского совещания (в частности, для согласования принятого решения со Священными канонами Церкви).


Вопросы, подготовленные Предсоборным Советом.


1. Преобразование высшего церковного управления: на предсоборном совете было принято решение о преобразовании церковных округов, прежде всего для того, чтобы снять практику назначений, единственно употребительную в синодальный период.

2. О церковном устроении Финляндии и Грузии: Грузия, не дождавшись решения Собора, сама объявила возвращение к автокефалии, что на Соборе не было принято, и Грузия осталась в церковном разобщении до 1943 года, когда уже патриарх Сергий указал бесспорный канонический выход: не дарование автокефалии, а восстановление исторической автокефалии, незаконно отобранной в 1801 году. Патриаршество Грузинской Православной Церкви было признано всеми восточными патриархатами - и Грузинская Патриархия получила 6-е место по чести. Она имела на это каноническое право: в Грузии автокефалия была с VI века, данная ей Антиохийской Церковью, и была незаконно (вопреки 8 му правилу III-го Вселенского Собора) отъята при присоединении Грузии к России в 1801 году (это был акт синодальный, по сути дела правительственный, и Церковью он был покаянно взят назад). Что же касается автокефалии Финляндской Православной Церкви, то соединенным заседанием Священного Синода и Высшего Церковного Совета автономия ей была дана еще в 1920 году (хотя патриарх Тихон лично был против), настоящая, законная; автокефалия же была дана ей на Поместном соборе РПЦ 1971 года.

3. О епархиальном управлении. Предсоборным Советом было принято положение об организации и составе епархиальных собраний (в равном числе представителей клира и мирян); также о епархиальных советах, которые избирались самостоятельно на епархиальном собрании сроком на 6 лет; в случае смерти епархиального архиерея епархиальный совет сохранял полномочия. Выборы епархиального архиерея производились на епархиальном собрании, голосуя всех указанных в списке кандидатов после канонического одобрения Священного Синода. Получивший не менее двух третей голосов считался избранным и представлялся на утверждение высшей церковной власти.

4. О церковном суде. Здесь Собор проявил полную каноническую грамотность, то есть признал, что в синодальное время беззаконно попирались священные каноны Православной Церкви. Все, что касается церковного суда, подробно разработано 102 правилами Трулльского Собора.

5. О благоустройстве приходов. Здесь Собор устанавливает форму приходской жизни: а) приходское собрание; б) приходской совет и в) священник и причт каждого прихода назначается епархиальным архиереем, но принимая во внимание ходатайство приходского собрания. Особенно это положение “бьет” по синодальной практике перемещений: в поощрение, в наказание и прочее.

6. По делам веры и богослужения, о единоверчестве и старообрядчестве. Вопросы о единоверчестве¹⁴ и старообрядчестве¹⁵ были отнесены на передачу местному отделу (миссионерскому), но революция все это сильно застопорила. В 1929 году Патриарший Синод РПЦ под председательством митрополита Сергия вырабатывает формулировки о снятии клятв со старых обрядов и с придерживающихся их и об объявлении старых обрядов равночестными и равноспасительными по сравнению с новыми. Эти формулировки так и остались под сукном: после избрания патриарха Сергия было не до этого – шла война. За весь период правления патриарха Алексия I к этому вопросу не возвращались и только патриарх Пимен, будучи еще местоблюстителем, потребовал выноса этого вопроса на поместный собор 1971 года, на котором он и был, наконец, решен.

(В настоящее время единоверчество у нас домирает, но старообрядчество есть. Я имела дело со старообрядцами и обратила внимание на их абсолютную “зацикленность”, прежде всего, на преданиях XVI-го века. Они как бы засыхающая ветвь и, между прочим, в чем-то похожи на карловчан).

7. О церковном хозяйстве и церковном имуществе. При синодальном слиянии Церкви и государства все здания богослужебного назначения считались государственной собственностью, поскольку сама Церковь была государственным ведомством. Только денежные капиталы принадлежали церковному ведомству. (Декрет Советской власти “Об отделении Церкви от государства” просто ее ограбил). По решению Собора Церкви отошло то, чем она владела де-факто на момент проведения Собора.

8. О правовом положении Православной Русской Церкви в государстве. Все решения Собора были ориентированы на положение Церкви при Временном правительстве. Это наше счастье, что Собор открылся между двух революций, при Временном правительстве.


Временное правительство внесло свои предложения, которые разрабатывал Новгородцев. Эти предложения прошли еще до открытия Собора редакцию Предсоборного совета.

1) Православная Российская церковь составляет часть единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей как величайшей святыне огромного большинства населения, как великой исторической силе, созидавшей Российское государство.

2) Православная Церковь в учении веры, нравственности, богослужении, внутренней церковной дисциплине и в сношении с другими автокефальными Церквами независима от государственной власти и, руководясь своими догматико-каноническими началами, пользуется в делах церковного законодательства, управления и суда правами самоопределения и самоуправления.

3) Постановления и узаконения, издаваемые для себя Православной Церковью, … признаются государством имеющими юридическую силу и значение, поскольку ими не нарушаются государственные законы.

4) Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе, как по соглашению с церковной властью. Имущество, принадлежащее Православной Церкви, не подлежит конфискации или отобранию, а ее установления не могут быть упраздняемы без согласия церковной власти.

5) Установления Православной Церкви, пользующейся в настоящее время правами юридического лица, сохраняют эти права, а установления, вновь возникающие, получают таковые права по заявлению церковной власти.

9) О монастырях и монашестве. Разделение монастырей на штаты, государственное жалование монахам и прочее “петровское” наследие подлежало немедленному упразднению, как чуждые Церкви.

10) О духовно-учебных заведениях. Раздавались голоса (уже на Соборе) о закрытии всех семинарий и академий и создании новых пастырских средних и высших училищ не по сословному, а по индивидуально-нравственному признаку. (Впоследствии в эмиграции это и прошло). Собор принял среднее решение: сохранить старые, но создавать и новые учебные заведения на иных основаниях.


Несколько слов об избрании Патриарха.

Само решение о восстановления патриаршества далось Собору не сразу: более всех подействовал на соборный разум своей пламенной речью и активным действием священномученик Иларион (Троицкий). И в самум соборном документе - в первом послании Патриарха Тихона от 8 декабря 1917 года - говорилось о ненормальном положении в течение предыдущих 200 лет.

Собором окончился синодальный период русской церковной истории, хотя и нельзя сказать, что он завершился (ещё будут попытки его реставрации в 20-е годы). Но сама “петровщина”, как идея государственного насилия гад Церковью, Собором безусловно была осуждена. “Святотатственная рука нечестивого Петра свела первосвятителя Российского с его векового места в Успенском соборе. Поместный Собор Церкви Российской от Бога данной ему властью поставит снова Московского Патриарха на его законное неотъемлемое место”. (из речи Илариона Троицкого на Соборе 23 октября (ст.ст.) 1917 года – за два дня до Октябрьского переворота).

Но, по меткому замечанию протоиерея Георгия Флоровского, “патриаршество не сколько было восстановлено, сколько создано вновь. То не была реставрация, но творчество [церковной] жизни. … Не отступление в XVI-й век, но мужественная встреча с наступающим будущим…” (“Пути русского богословия”, гл.VIII, §7).

Соборным разумом избрание патриарха было положено совершить священной жеребьёвкой. Избрали того, кого указал Господь: наибольшее число голосов получил Антоний (Храповицкий) – было бы бедствие, если бы такое “демократическое” голосование при избрании патриарха было бы принято. Когда же Антонию объявили, что выбран не он, тот махнул рукой и отреагировал: “Ну, и черт с ними”. Надо сказать, что Антоний очень ратовал за патриаршество, но в патриархах видел только себя. Вторым кандидатом был Арсений (Стадницкий), а Тихон набрал меньше всех голосов. Остались подробные описания, опубликованные в издательстве Троице-Сергиевой Лавры в 1993 году “О старце Алексии Зосимовском”: именно он вынимал жребий перед иконой Владимирской Божией Матери (в храме Христа Спасителя в Москве), Она и указала на кандидата. Старец Алексий трижды перекрестился и вынул жребий.

Из всех 3-х кандидатов в то время только святитель Тихон был в сане митрополита и занимал Московскую кафедру (аналогия с патриархом Иовом). Только святитель Тихон имел изумительный дар пастырства.


Когда отделилась Украина, Тихона очень звали в эмиграцию через Украину, проезд был ещё свободный. Характерен ответ патриарха: “Пусть плохи большевики, но ведь и они мои духовные дети, как же я могу бросить их”. Чада у Тихона были самые разнообразные, среди них Максим Горький, которого он благословил на отъезд из новообразованной Советской России; а возвращаться Горький решил в 1928 году, когда Тихона уже не было в живых.