60-летие окончания второй мировой войны одно из наиболее ярких политических событий первой половины 2005 года и для России, и для Германии

Вид материалаДокументы

Содержание


Вольфганг Биндзайль
Анализы, Эссе, точки зрения
Новая «холодная война»
Расширение НАТО на Восток
Спорный случай: политика вооружений
Третья война в Персидском заливе
Попытка России снова возвыситься до уровня мировой державы
Кавказ как зона конфликта
Центральная Азия как зона конфликта
Политика нераспространения как спорный случай
Конфликтный случай: Тайвань
Конфликтный случай: Северная Корея
Америка – германская рана
Прочь от США – но куда?
Из-под опеки старшего брата
В поисках утраченных ценностей
Бомбовая война ради спасения европейской цивилизации
Двое мирных братьев
Война живет в памяти: страх перед русскими и немцами
О танках и униформах
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15

Internationale Politik

т




Дорогие читатели!


60-летие окончания второй мировой войны - одно из наиболее ярких политических событий первой половины 2005 года и для России, и для Германии. Мы отмечали это событие вместе - в большей степени, чем когда-либо: достаточно вспомнить визит Федерального канцлера в Москву на празднование Дня Победы, совместное участие в мероприятиях по случаю 60-й годовщины освобождения Освенцима или в торжествах в Берлине, организованных российской стороной.

Характер наших воспоминаний о том времени, конечно, не идентичен, но мы едины в том, что «8 мая был днем освобождения», как это сформулировал 20 лет назад Федеральный президент фон Вайцзеккер в своей знаменитой речи по случаю 40-й годовщины победы над нацизмом.

Но две темы нашего номера журнала – основная, «Покончить с войнами!», и дополнительная, «Свобода», - тесно связаны не только в исторической перспективе. Ведь предпосылкой свободы человека всегда является мир, а несвобода представляет собой опасность для мира – как в плане отношений между государствами, так и в плане внутренней политики.

Хочу сразу оговориться, чтобы не возникло недоразумений и недопонимания: статьи данного номера журнала не обращены назад, в прошлое, гораздо в большей степени речь идет об оценке нынешней ситуации в мире, на которую оказывают влияние как старые, так и новые конфликты, о попытке обрисовать способы решения проблем или, по меньшей мере, подходы к их решению. При этом ключевыми понятиями, к которым снова и снова обращаются наши авторы, являются, прежде всего, демократизация, правовое государство, поиск истины.

Конечно, все эти понятия непосредственным образом перекликаются и со второй темой нашего журнала – «Свобода». И здесь в подборке статей мы находим интересный именно для россиян пример публичной дискуссии: если американский политолог Халзмэн рассматривает укорененность в другие культуры и уважение к ним как важнейшую предпосылку успеха при преследовании демократических целей, то лауреат Нобелевской премии индиец Амартия Сен отстаивает универсальность понятий демократии и свободы. На первый взгляд, взаимоисключающие точки зрения, но это противоречие является на самом деле только кажущимся.

Вольфганг Биндзайль,

зам. руководителя Отдела печати и связей с общественностью

Германского Посольства в Москве

Анализы, Эссе, точки зрения

Стр.


Томас Шпеккманн

Новая «холодная война» 4

Несмотря на антитеррористическую коалицию можно говорить о возвращении конфронтации между Востоком и Западом


Рихард Херцингер

Америка – германская рана 19

Как виновники исправления Германии США ей мешают


Конрад Шуллер

Варшавские сирены 32

Война живет в памяти: страх перед русскими и немцами


Соня Цекри

Трагедия двух народов 45

Война в Чечне превратилась в гражданскую


Вольфганг С. Хайнц

Уроки «дня после войны» 56

Как комиссии по установлению истины могут помочь в урегулировании конфликтов


«Разве можем мы быть такими глупыми?» 66

Референдум о Конституции ЕС во Франции, эмбарго на поставку вооружений в Китай, Россия, США, Косово: Хавьер Солана, Высокий представитель ОВПБ, в беседе с IP


Кристоф Швегманн

Адаптация придает силу 76

Интегратор и посредник: роль Германии в НАТО


Эрнст-Отто Чемпиль

Стратегии демократизации 89

Интервенция и свобода в эпоху взаимозависимости


Александр Ламбсдорф

После «ужасного года» 105

Год реформ 2005 должен стабилизировать ООН


Эгон Бар

Большие вопросы XXI столетия 114

Размышления о прогрессе вида homo sapiens


Алан Позенер

In dubio pro libertate? 122

Как должна была бы выглядеть германская внешняя политика, приверженная идеалам свободы


Амартия Сен

Созрели для свободы 125

Почему гражданские права защищают от больших бедствий?


Эберхард Зандшнайдер

Координаты германской внешней политики 132

Какая политика нужна Германии? Попытка дискуссии


Карл Фельдмайер

Новый Бундесвер 145

От оборонительной к интервенционной армии


Джон Халзмэн

Государственное строительство по рецептам Лоуренса Аравийского 155

Опыт британского офицера актуальнее, чем когда бы то ни было раньше


Анализы, Эссе, точки зрения


Томас Шпеккманн,

историк и политолог, сотрудник Фонда Дома Германской истории в Бонне,

ведет семинар по политологии в Боннском университете


Новая «холодная война»

Несмотря на антитеррористическую коалицию: конфронтация между Востоком и Западом возвращается


Через 60 лет после окончания второй мировой войны намечается тенденция, напоминающая начало «холодной войны». В связи с расширением НАТО на Восток, делом ЮКОСа, третьей войной в Персидском заливе и внутриполитическим развитием в Украине наступило охлаждение в отношениях между Москвой и Вашингтоном. За кулисами антитеррористической коалиции Соединенные Штаты, Россия и Китай борются за старые и новые зоны влияния.


В конце второй мировой войны абсолютное большинство международного сообщества государств хотели оказаться на стороне победоносных союзников. Такой импозантной коалиции из 47 государств, которая в мае 1945 года вела войну против Германии и Японии, мир еще не видывал. Даже Италия, когда-то важнейший младший партнер Гитлера, вышла из «оси». Цель союзников гласила: безоговорочная капитуляция. Однако насколько совместная борьба сплачивала союзников, настолько противоположные идеологии и проекты общественного развития вносили раскол в ряды неравных партнеров. Антигитлеровская коалиция Советского Союза, Соединенных Штатов и их союзников разбилась о мир.

После 11 сентября 2001 года развитие пошло в сходном направлении: «война против террора» сформировала впечатляющий альянс, как это в свое время сделали Черчилль, Рузвельт и Сталин против Гитлера, Муссолини и японского императора. В одном ряду с Америкой и Европой вновь плечом к плечу встали Россия и Китай, как будто и не было никогда конфронтации между Востоком и Западом. Превознося коалицию как «священный союз» против «зла», Вашингтон, казалось, положил начало новой эры союзнической политики. В эйфории мировому сообществу постоянно указывали на необычный состав антитеррористической коалиции. Впечатление, которое все в большей степени оказывается иллюзией.

Насколько различными были цели союзников во время совместной борьбы против Гитлера, настолько различаются и сегодня мотивы участия в борьбе против терроризма у партнеров по коалиции. Снова подавляющее большинство международного сообщества государств хочет стоять на стороне нынешних союзников, даже если их победа в «войне против террора» еще не просматривается. В конце концов, таким образом одновременно происходит легитимация мер против так называемых террористов в собственной стране.

Как в свое время Сталин использовал свою «Великую Отечественную войну» для завоевания половины Европы, так и Владимир Путин не хочет упустить шанс зачистить «рассадники террора» на всем пространстве от Среднего Востока до Кавказа от «чеченских бандитов», как выражается российский президент. Китай тоже подключился к антитеррористической коалиции и требует признать борьбу против мусульманских уйгуров в провинции Синь-Цзянь частью глобальной антитеррористической компании.

Обозначилась тенденция развития, напоминающая ту, что уже имела место полстолетия назад: если антигитлеровская коалиция вынужденным образом продержалась четыре года, то ее последователь - антитеррористическая коалиция - дала первые трещины уже через четыре месяца. Как после победы над странами «оси» в 1945 году, после первых успехов в Афганистане вышли наружу различные национальные интересы.9 Прежде всего Россия и Китай все громче ставят вопрос об антитеррористических дивидендах и хотят «обуздать» односторонность Вашингтона. Старые конфликты разгораются вновь, возникают новые на почве расхождения национальных интересов.


Расширение НАТО на Восток

Североатлантический союз провоцирует Россию не только своим политическим расширением, но и военными мерами - такими как перемещение американских военных баз с Запада на Восток. Трудно убедить Москву в необходимости американских баз в Польше, тем более что Варшава в последние годы использует свой военный бюджет на закупку германских танков и американских боевых самолетов. Поскольку эти системы оружия не подходят для антитеррористической борьбы, но необходимы для военных кампаний типа иракской, Кремль по-прежнему видит в НАТО угрозу.

Новая доктрина безопасности трансатлантического альянса не в последнюю очередь вращается вокруг защиты своих членов от старого противника на Востоке. В этой связи разведывательные полеты на границе с Россией без российских наблюдателей на борту также мало напоминают меры по укреплению доверия, как и оттягивание ратификации адаптированного в 1999 году Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ОВСЕ), который ограничивает передвижение неядерных войсковых соединений. Приняв балтийские государства и Словению, НАТО расширилась к тому же за счет стран, не подписавших Договор ОВСЕ, и на которые, соответственно, не распространяются ограничения по наращиванию мощи в области обычных вооружений. База российского военного флота в Калининграде оказывается в географическом плане окруженной государствами-членами НАТО и ЕС.


Спорный случай: политика вооружений

Из Белого дома слышны голоса о том, что правительство должно и далее сохранять для серьезного случая ядерное оружие, по которому Джордж В. Буш и Владимир Путин в 2001 году приняли решение об уничтожении. Российский Генеральный штаб в связи с выходом США из Договора об ограничении систем противоракетной обороны от 1972 года (ПРО) и отказом ратифицировать Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний от 1996 года говорит об «экзистенциальном ударе» по стратегической стабильности. Этот шаг развязывает руки таким государствам как Китай, Индия и Пакистан, что может привести к новой гонке вооружений.10

Однако именно этого хотят испытывающие хроническое недофинансирование российские военные, прежде всего ядерные вооруженные силы. Со времен концепции «звездных войн» Рональда Рейгана они вынашивают планы «асимметричных» проектов противостояния американскому ракетному щиту. В июне 2002 года Москва отклонила утративший силу и без того никогда не ратифицированный Думой Договор ОСВ-2, благодаря чему Россия освободилась от запрета применения ракет с многоразовыми боеголовками. Итак, подготовленные системы могут быть реализованы, так как Путин заявил о сохранении в силе принципа взаимного устрашения посредством развития новых видов оружия.11

В Пентагоне генералы видят в решениях своего президента и верховного главнокомандующего как положительные, так и отрицательные эффекты. С одной стороны, бушевский проект противоракетной обороны одарил их в последние годы значительным приростом военного бюджета.12 С другой стороны, при сокращении своих ядерных арсеналов они попадают в такие области, которые ставят под вопрос некоторые до сих пор остававшиеся неизменными концепции «холодной войны». Наконец, до сих пор существует множество важных стратегических и тактических целей в России, и сокращение, например, флота бомбардировщиков оказало бы отрицательное влияние для ведения обычных войн, таких как в Афганистане или Ираке.

Новые переговоры имеют мало что общего с переговорами о разоружении старого образца, которые вели поколения американских президентов с Кремлем. Москва и Вашингтон не разоружаются, а просто перевооружаются. Для финансирования новых проектов американцы увеличили и без того значительные военные расходы. В России военный бюджет даже почти удвоился и является гораздо более высоким (по сравнению с ВВП), чем в западных странах.


Третья война в Персидском заливе

Ввиду своей стратегической слабости Кремль пошел навстречу Белому дому в третьей войне в Персидском заливе и, по его собственному ощущению, получил слишком мало в качестве «бонуса», как показывает отказ от заключения договоров с россиянами о разработке нефтяных месторождений в Ираке после свержения режима Саддама Хусейна. Конфликт вокруг страны Междуречья четко показывает, насколько упало международное влияние России, и не в последнюю очередь в Центральной Азии.13 Процесс политической дифференциации между постсоветсткими государствами продвинулся далеко вперед. В то время как Беларусь, Казахстан, Таджикистан, Кыргызстан и Армения принципиально негативно относились к нападению США на Багдад, представляя тем самым позицию России, то Грузия, Узбекистан и Украина одобрили поведение Вашингтона и предоставили военную поддержку и поддержку в плане логистики для осуществления кампании против Саддама Хусейна. Несмотря на многочисленные попытки российской стороны договориться о коллективной позиции в поддержку Москвы в рамках Сообщества независимых государств сделать это не удалось.


Попытка России снова возвыситься до уровня мировой державы

Тем не менее, когда речь идет о сегодняшней России, то это уже не кризисное государство постсоветских лет. Российская экономика, усиленная высокими ценами на нефть, снова более прочно стоит на ногах. Огромные доходы от экспорта энергоносителей не в последнюю очередь инвестируются в сферу вооружений.6 При помощи масштабных военных учений Россия пытается демонстрировать вновь обретенную мощь. Путинская внешняя политика пользуется поддержкой большинства, поскольку она привела к тому, что Россия более не рассматривается в мировой политике как сторона, проигравшая «холодную войну».7

Поскольку вновь обретенная мощь еще недостаточна для глобальной арены, Москва сосредотачивается в настоящее время на своей периферии. Путинские средства при этом: политическое сотрудничество в борьбе против террора, экономическая кооперация, военные союзы и размещение военного контингента в бывших советских республиках - таких как Таджикистан или Кыргызстан. Под знаком этой политики стоит также создание Общего экономического пространства между Россией, Украиной, Казахстаном и Беларусью в сентябре 2003. Кремль снова оказывает влияние на внутренние дела соседних государств. При этом Путин не боится реализовывать свои реинтеграционные цели с помощью экономического давления и санкций - таких как блокирование поставок газа в Беларусь.8

Результатом этого способа действий стала Организация коллективной безопасности (ОКБ) - оборонный союз, созданный Россией, Казахстаном, Кыргызстаном, Таджикистаном, Арменией и Беларусью в апреле 2003 года, который должен реанимировать работу подписанного в 1992 году в Ташкенте Договора коллективной безопасности СНГ и в котором однозначно доминирует Москва. Декларация ОКБ копирует статью 5 Североатлантического пакта, в котором закреплен характер коллективного оборонного союза. Важная интеграционная цель - создание групп быстрого реагирования по образцу НАТО, которые должны служить прежде всего борьбе против террора и наркоторговли. Антизападная направленность ОКБ выражается не в последнюю очередь в том, что без ее разрешения государства-члены в будущем не смогут более предоставить третьим государствам свою территорию в военных целях.9


Кавказ как зона конфликта

В равной степени период ренессанса переживает и геополитика. «Great Game», названная так Ридьярдом Киплингом уже на исходе XIX столетия борьба за стратегическое сырье, продолжается.10 Такие государства как Грузия и Азербайджан из-за конфликта в Чечне и российского стремления к великодержавности оказываются в ситуации между двух огней. Противоположность российских и американских интересов нигде в мире не проявляется более четко, чем здесь.11

Америка сделала ставку на Грузию и инвестировала крупные средства в эту страну. Поскольку результаты были ничтожны, росло разочарование грузинским президентом Эдуардом Шеварднадзе. Белый дом сдал его. Тем не менее, Тбилиси остался верен западному курсу, вопреки сильному влиянию России, к сфере властных интересов которой Грузия почти беспрерывно относится с XVIII века.

Соответственно этому высоко и взаимное американо-российское недоверие. Москва и Вашингтон попеременно жалуются на провокации противоположной стороны: Путин реагирует с недовольством на отправку американских военных инструкторов Грузию, которые официально должны модернизировать часть слабой грузинской армии для антитеррористической борьбы. Москва же сама содержит две военные базы в Грузии и пытается сдвинуть на далекую перспективу согласованный на саммите ОБСЕ в Стамбуле в 1999 году вывод войск из Грузии, что приводит к публичной критике России со стороны Пентагона и госдепартамента. Российские боевые самолеты подвергают бомбардировке цели в Грузии - якобы для поражения «террористов». Американские разведывательные самолеты летают в непосредственной близи от российской границы, когда Кремль проводит в граничащей с Грузией Чечне «корректные» выборы. Радио «Свобода» вещает по велению американского конгресса на чеченском языке.12

Эти тенденции укрепляют Россию во мнении, что правительство Буша хотя и избегает публичной критики России и признает активность бойцов «Аль-Каиды» на Северном Кавказе, но одновременно проводит четкую разделительную линию между исламистскими террористами и чеченским повстанцами и, в конце концов, симпатизируют борьбе чеченцев за государственную независимость. И не в последнюю очередь после драмы с захватом школы в Беслане Путин упрекал Запад в том, что тот хочет посредством поддержки чеченских террористов ослабить Россию. Москва пытается при помощи контроля над энергетическими ресурсами в Азербайджане получить решающее влияние в соседнем государстве. Если бы это удалось в Грузии и Армении, то такую политику можно было бы перенести на Центральную Азию и Украину, чья «оранжевая революция», восстание украинского гражданского общества, в глазах Москвы профинансированная и управляемая Западом, пробудила в Кремле воспоминания о «бархатных революциях» в Восточной Европе 1989 года и последующем распаде Восточного блока.

Наконец, американцы начиная с 90-х годов гарантируют территориальную целостность Украины по отношению к России в обмен на отказ Украины от советского атомного оружия. Здесь большую роль играет доктрина, разработанная Збигневом Бжезинским, бывшим советником американского президента, согласно которой сохранение независимости Киева является предпосылкой невозникновения новой империи на Востоке. Поэтому американцы усилили военное сотрудничество на двустороннем уровне и способствовали сближению Украины и НАТО. Однако именно здесь действует то, что было актуально для Западной Европы уже во времена «холодной войны»: хотя Соединенные Штаты и являются богатым и мощным государством, однако Россия расположена под боком и представляет собой угрозу.


Центральная Азия как зона конфликта

Уже в начале 90-х годов США поставили пред собой цель укрепить центрально-азиатские государства в их независимости и суверенности, интегрировать их в западную экономическую и политическую систему и покончить с их экономической зависимостью от России. К таким мерам начиная с 1995 года относились усилия по упразднению российской монополии в энергетическом комплексе, по возможности недопущение иранцев в Центральную Азию и поддержка строительства нефтепровода через Турцию.13

Гегемония, которой очень быстро достиг Вашингтон в Центральной Азии, базируется на факторах, тесно связанных с борьбой против террора. Все государства этого региона - будь то региональные или внешние игроки - связывает общая цель - разгром исламистского терроризма, который рассматривается в качестве угрозы национальному и международному порядку.

Так как терроризм не побежден ни в Афганистане, ни в приграничных с ним регионах, кроме того, нынешние общественные структуры в некоторых странах Центральной Азии представляют собой идеальную питательную почву для исламистские течений, то все игроки заинтересованы в том, чтобы сделать американское военное присутствие, заявленное первоначально как краткосрочное, средне- или долговременным. Далее: правительства региона ожидают в качестве ответной меры за поддержку Соединенных Штатов в борьбе против терроризма защиту своих собственных авторитарных режимов.14

Присутствие США очень желательно также для сохранения регионального баланса, поскольку они заботятся об относительно стабильном равновесии в соотношении сил конкурирующих держав. В конце концов, Вашингтон вытесняет российское влияние, которое в регионе частично воспринимается как угроза.15 Превосходящая мощь Соединенных Штатов представляется здесь не вынужденной гегемонией или имперским порядком, США гораздо в большей степени воспринимаются как фактор порядка, который вносит свой вклад в преодоление региональной дилеммы безопасности. Стимул к образованию противовеса отпадает, поскольку его цена многократно превысила бы пользу, извлекаемую из гегемонии.16


Политика нераспространения как спорный случай

Белый дом упрекает Кремль в поддержке ядерных амбиций Тегерана, которые могут почти беспрепятственно реализоваться не в последнюю очередь по причине того, что Ирак требует большой концентрации американских ресурсов.17 В экстренном случае Соединенные Штаты грозят инициировать перевод дискуссии об иранской атомной программе на уровень Совета Безопасности ООН и - как следствие - требовать введения санкций. Державы, обладающие правом вето - Россия и Китай - заявили, что они будут возражать против созыва заседания СБ ООН. Иран, который считает, что он со всех сторон окружен союзниками США, заключил так называемое стратегическое партнерство с Россией, общая цель которого состоит в том, чтобы удержать США на расстоянии от региона Каспийского моря.

Американский министр обороны называет президента России распространителем ОМУ, поскольку Вашингтон опасается, что Тегеран сможет использовать российские технологии для создания ядерного оружия.18 Со строительством атомной станции в Бушере на берегу Персидского залива, в котором Москва принимает значительное участие, Тегеран становится обладателем современной ядерной техники.19 Дополнительно к строительству запланированного еще в 1975 году ядерного реактора, чей первый энергоблок, по российским данным, должен начать давать энергию в 2006 году, Россия заявила о своей готовности поставлять другие ядерные технологии, чувствительные военном в плане, такие как оборудование по обогащению урана.20 Наряду с этим в Москве обучаются около 500 иранских специалистов в области ядерной техники.

Кроме того, российские предприниматели и ученые в значительной степени задействованы в иранской программе по разработке баллистических ракет, которая является целесообразной с точки зрения военной эффективности и символического политического действия только тогда, когда для ее оснащения имеются в распоряжении боеголовки с атомными, биологическими или химическими зарядами, причем по одним лишь техническим причинам ядерное оружие является самым привлекательным.


«Стратегический соперник» Китай

Наряду с традиционным соперником Москвой Вашингтон сталкивается с Пекином, набирающей темп восходящей державой, которая может сыграть решающую роль в мировой системе государств XXI века. Китай начиная с 90-х годов прошлого века отличается как стремительным экономическим подъемом, так и масштабами вооружения, создав тем самым новое ощущение опасности не только у своих многочисленных соседей, но и у США.21 Москва, напротив, кажется, не только признает утверждение Китая в качестве противовеса Соединенным Штатам в Восточной Азии и его господство в этом регионе, но и хочет поддержать превращение Китая в мировую державу. Кремль становится самым сильным покровителем военной модернизации Китая, предоставляя в распоряжение Народной освободительной армии сверхсовременные системы оружия.22

Это составляет тот фон, на котором Китай все больше соизмеряет себя с Соединенными Штатами и «задирает» их - Америку, которая посредством гарантий защиты препятствует шантажу и завоеванию Тайваня;23 Америку, к которой Пекин испытывает глубочайшее недоверие, поскольку китайцы считают, что Белый дом хочет воспрепятствовать подъему Народной Республики до уровня тихоокеанской сверхдержавы, и поскольку существуют опасения, что при возможности США вновь сделают из Китая врага. Американская классификация Китая в качестве «стратегического врага» отставила глубокий след.24

На периферии Народной Республики Вашингтон создал почти целостную, без пробелов сеть альянсов в области политики безопасности. США не только обосновались в военном отношении в Центральной Азии, они установили партнерские отношение с Индией и Пакистаном, вернули свои войска на Филиппины, принимали активное участие в плане политики безопасности и, следовательно, в военном плане, в рамках помощи жертвам цунами в Индонезии, мотивировали Японию на оказание морской помощи в Арабском море, расстались с до сих пор практиковавшейся в Тайванском проливе «стратегической двусмысленностью», активизировали военное сотрудничество с Тайванем и ускорили разработку регионального ракетного щита.25

Но китайская внешняя политика строится и вокруг другой Америки - Америки, которую после 11 сентября 2001 года Пекин неожиданно быстро поддержал в «союзе против террора»;26 вокруг Америки, которую китайцы не пытались остановить во время ее марша на Багдад. Правда, Народная Республика теоретически уже давно выделяется в глобальной властной игре на фоне других государств, и не только потому, что Китай является одним из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН. Но два последних десятилетия поведение Пекина в практике международной дипломатии в отношении политики экономической открытости было преимущественно пассивным.27 Только в последнее время Китай активно включается в этот процесс. При этом новая внешняя политика Пекина отличается сильно выраженным реализмом, отдавая абсолютный приоритет экономическому пространству.

Сближение с Вашингтоном обязано тому обстоятельству, что если Народная Республика хочет подняться до уровня сверхдержавы, она нуждается в Соединенных Штатах: как самом крупном рынке сбыта и важнейшем поставщике продукции высоких технологий28. Так, Пекин в настоящее время принимает без публичных протестов блокирование США дипломатических инициатив Китая, как это было недавно в Центральной Азии, где Народная Республика надеялась на быстрое усиление своего влияния посредством Шанхайской организации сотрудничества (ШОС)29, а потом вынуждена была наблюдать за закреплением американских войсковых соединений на западной границе Китая в ходе афганской операции.

Как и в случае с Москвой, удивительная сдержанность Пекина в отношении Соединенных Штатов произрастает только из сознания собственной слабости. Китай еще долгие годы не будет мировой державой, способной к проекции своей мощи в любом уголке Земного шара.30 Опубликованная недавно статистика экономического роста и вооружений не может закрыть глаза на пару отрезвляющих фактов: по оценкам американского центра Council on Foreign Relations, Народная Республика в военном плане все еще отстает от США минимум на два десятилетия.

Поэтому Китай считает, что должно действовать правило: любой ценой избегать открытой конфронтации с США. Пекин в меньшей степени заинтересован в том, чтобы в среднесрочной перспективе действительно превратиться в военный противовес Вашингтону, чем в том, чтобы создать действенные мощности по устрашению с целью существенного повышения уязвимости США и тем самым - интервенционного порога. Для этого Китаю не нужны военные возможности, сравнимые на глобальном уровне с американскими.31


Конфликтный случай: Тайвань

В отношении подопечного Америки Тайваня китайская дипломатия по-прежнему отличается негибкостью, догматизмом и политической близорукостью. Хотя конфликт в конечном счете политически нагнетается и тайваньской стороной, но с точки зрения Тайбэя не могут остаться без ответа жесты военной угрозы и дальнейшее наращивание китайского потенциала угроз ежегодно на 50-75 ракет ближнего и среднего радиуса действия до нынешнего уровня в 700 ракет, направленных на Тайвань.

Поскольку Тайбэй на долгосрочную перспективу не может себе позволить вступить в гонку вооружений с Пекином, то Тайвань как более слабая сторона будет во все большей степени обращаться к асимметричным стратегиям ведения войны - как это делает Китай по отношению с Соединенным Штатам, которые перечеркнули намерение Китая создать противоракетную оборону в сотрудничестве с Израилем.

В этом контексте тайваньские эксперты по вооружениям все больше сомневаются, может ли общая с США система противоракетной обороны в достаточной степени обеспечить защиту Тайваня. Вместо этого они отдают предпочтение как в финансовом отношении более привлекательному решению строительству собственных ракет малого и среднего радиуса действия и более не исключают варианта ядерного оружия. Но это не только поставит под вопрос усилия США и всего мирового сообщества по нераспространению атомного, биологического и химического оружия и ослабит глобальный режим контроля над вооружениями, но может в значительной степени осложнить будущий региональное управление конфликтными ситуациями в периоды эскалации политических кризисов в Тайваньском проливе и привести к непреднамеренным действиям, а также неконтролируемым автоматическим реакциям.


Конфликтный случай: Северная Корея

Пхеньян находится в зоне влияния Пекина - несмотря на все различия этих двух коммунистических режимов. Москва тоже не хочет выходить из старого треугольника.32 Поэтому США могут только надеяться, что Китай и Россия окажут благотворное воздействие на безумную одержимость северных корейцев идеей ядерного вооружения. Тем самым Ким Чен Иру уже сейчас удалось то, что Саддам Хусейн в свое время легкомысленно упустил: Вашингтон вынужден действовать многосторонне, если он хочет обеспечить свои односторонние интересы. Превентивная доктрина Буша достигла своего первого рубежа.

Москва и Пекин, напротив, в корейской драме снова вышли на мировую арену. Посредством полных понимания высказываний в отношении поведения Северной Кореи перед лицом растущего американского давления они пытаются взять на себя роль посредников и тем самым повысить свой региональный и международный вес. Китай достиг того, что США позволили разговаривать с собой о гарантиях безопасности для Северной Кореи. Ядерный потенциал устрашения и угроз Ким Чен Ира служит для китайцев катализатором достижения господства в восточной части Тихого океана. Сначала на региональном уровне, а затем и на глобальном они хотят показать американцам границы их мощи. Новый кризис, балансирующий на грани войны, как источник нового равновесия сил на Дальнем Востоке представляется им перспективой для тихоокеанского региона.

Вследствие этого Сеул и Токио размышляют о собственной противоракетной обороне и ядерном оружии, чтобы гарантировать свою безопасность при любом возможном сценарии развития событий.33 Китай чрезвычайно озабочен прежде всего американо-японским сотрудничеством в разработке защитного противоракетного щита. Если в эти планы окажутся вовлечены Южная Корея и Тайвань, то это может привести к резкой реакции Пекина, следствием чего может стать новый виток гонки вооружений. Перспектива достижения стратегического понимания, кажется, отодвигается все дальше и дальше.

В «войне против террора» не существует общей концепции «терроризма», которую разделяли бы Россия, Китай и западные государства во главе с США. Различное понимание этого явления совпадает только в случае с движением «Талибан» и организацией «Аль-Каида», так что возможно пассивное участие в «антитеррористической коалиции», что для Москве и Пекина является спорным с внутриполитической точки зрения. Однако что касается сплоченности коалиции, то дела здесь обстоят не очень хорошо, в действиях игроков вновь слишком доминируют национальные интересы. Россия и Китай после 11 сентября 2001 года тоже не оставили никаких сомнений в том, что для их политики список государств, поддерживающих Вашингтон перед лицом террора, не имеет никакого значения и что они не приемлют расширения «войны против террора», как это было в случае с Ираком.

Большой поворот во внешней политике Москвы и Пекина, который эйфорически приветствовали после террористических атак на Нью-Йорк и Вашингтон, не находит эмпирического подтверждения. Вместо этого Россия и Китай пытаются использовать свою возросшую в кризисные времена «рыночную ценность» в международных отношениях как залог в других областях политики. Насколько мало внимания при политической оценки «священного союза против террора» уделяется партии на «евроазиатской шахматной доске, на которой развернется борьба за глобальное господство в будущем», показывает та стремительность, с которой 11 сентября преподносится как рубеж эпох - при том, что этот день не изменил даже геостратегических рамочных условий. Этот день изменил только их восприятие.

Рихард Херцингер,

корреспондент цюрихской газеты «Вельтвохе» в Берлине,

автор книг, многочисленных статей и очерков о германской и международной политике и культуре


Америка – германская рана

Как виновники исправления Германии США ей мешают


Под защитой американцев Германия процветала. Теперь она хочет, наконец, перерезать пуповину, связывающую ее с США. При этом речь идет не о политике, а о самосознании. Новую самоидентификацию немцы ищут на территории прошлого, и она находит свое воплощение в том, что они гордятся своим удачным историческим преображением. Образцом для всего мира вместо властолюбивых США теперь должна служить мирная Европа. И все-таки Германии не стоит желать краха заокеанской сверхдержаве.


Многим американским наблюдателям трудно понять, в чем причина растущего антиамериканизма или, по крайней мере, скепсиса по отношению к Америке, распространившегося по Западной Европе – спустя 60 лет после ее освобождения от национал-социализма и через 15 лет после крушения коммунизма. Ведь оба события были бы невозможны без активнейшего участия США. Самое непонятное для американцев – это то, почему именно немцы теперь с таким недоверием - если не сказать враждебностью - относятся к своему ближайшему союзнику.

В самом деле: нелегко объяснить яростное отторжение, которое многие немцы испытывают к своему бывшему учителю демократии и главному защитнику. Присутствие американцев в Германии совпадает со счастливым периодом в истории страны. Под присмотром западных союзников и под ядерным зонтиком Соединенных Штатов Федеративная Республика превратилась в образцовую демократию – не только одну из самых стабильных, но и одну из самых зажиточных и социально защищенных стран западного мира. Конечно, часть немцев в течение более чем 40 лет не могли пользоваться плодами этих достижений. Но когда коммунистическая диктатура на Востоке рухнула, именно американцы вновь проявили себя как самая благосклонная из бывших западных держав-победителей. Несмотря на значительное сопротивление со стороны Великобритании при Маргарет Тэтчер и Франции при Франсуа Миттеране, США обеспечили немцам, стремившимся к быстрому воссоединению, то прикрытие, без которого оно не могло бы осуществиться столь скоро и гладко. Интересен тот факт, что помехи, созданные французами при воссоединении Германии, не оставили в сознании немцев никаких антифранцузских предубеждений.

Широко известна шутка о том, что французы никогда не простят американцам того, что они их освободили. Это верно уже в том плане, что память об американском триумфе напоминает великой нации и о позоре, который она испытала, практически без борьбы сдавшись национал-социалистам. Меткость этой шутки состоит и в том, что в ней подмечено фамильярно-невротическое соперничество французов с американским парвеню. Франция и США считаются исконными образцами западной демократии, их связывают друг с другом общие корни Просвещения и революции. Но Франции, самосознание которой в течение долгого времени опиралось на тот факт, что именно она дала всему миру цивилизационный масштаб, нелегко смириться с тем, что США в этом плане ее явно обогнали. Поэтому структурный французский антиамериканизм имеет, в основном, культурную природу: французы соперничают с некогда младшим, но теперь выросшим в гиганта заокеанским братом не только за геополитическое влияние и рынки сбыта, но и за то, кому олицетворять истинный западный образ жизни и истинно демократический общественный идеал.

Прочь от США – но куда?

Послевоенная эпоха, когда США превратились в супердержаву, связана для Франции, прежде мировой и колониальной державы, с сокращением ее роли в мировой политике. Так что предубеждения французов по отношению к Америке, пусть преувеличенные и иррациональные, все же довольно легко объяснимы. Что же касается Германии, то под властью американцев после полного краха в 1945 году она переживала непрерывный подъем – и в общественном, и в экономическом плане, и наконец, на поле мировой политики. От тесной связи с США немцы все время только выигрывали – и непонятно, почему эти успешные отношения не могли продолжиться и в изменившихся условиях полного германского суверенитета после 1990 года. Германии – в отличие от Франции (например, в Африке) – не надо было отстаивать своих традиционных зон влияния от проникновения американцев. Там, где растет американское влияние, улучшаются, как правило, и возможности для немцев – и в экономическом, и в политическом смысле.

Распространенный ответ на вопрос о том, почему настроения в Германии так резко обратились против США, звучит, разумеется, так: Джордж В. Буш. Но при более внимательном рассмотрении, он мало что объясняет. Конечно, военные планы Буша в Ираке пробудили у немцев характерные для них послевоенные страхи: возникло опасение, что Германия как «вассал» США может быть втянута в войну, которая ее якобы совсем не касается, а потом и вовлечена в затяжной и кровопролитный конфликт как подразделение оккупационного режима. Но из этих возможных несчастий можно было бы найти и иной выход, чем полный отказ в поддержке и даже принципиальная оппозиция Соединенным Штатам на стороне Франции. В настоящий момент, когда американский проект демократизации Ближнего Востока, кажется, дает первые позитивные результаты, вовсе нет никакого повода для того, чтобы продолжать эту линию демонстративного пренебрежения Америкой – как это сейчас происходит в вопросе снятия эмбарго на поставки оружия Китаю.

К тому же резкое неприятие американской внешней политики большинством населения Германии – это вовсе не новое явление. Еще в 80-е годы, в президентство Рональда Рейгана, значительной частью общественности владело подозрение, что правительство США хочет развязать мировую войну. Тогдашнее правительство Германии не поддалось таким настроениям. Но весной 2003 года, незадолго до нападения США на Ирак, сотни тысяч демонстрантов, протестовавших против американской политики, ощущали свое единство с правительством.

Было бы упрощением объяснять эту перемену одними лишь различиями в политических установках правительств Коля и Шредера. Может быть, определенную роль в формировании у Шредера и его партии глубокой антипатии по отношению к наступательной внешней политике администрации Буша сыграл их прежний левый «антиимпериализм». Но глубокий антиамериканский скепсис Шредера нельзя в целом рассматривать как выражение «левой» политики. Немедленное и категоричное «нет» войне в Ираке и последовательность в этом вопросе стали одним из немногих реальных достижений его правительства на данный момент. Его поддерживало и поддерживает в этом значительное большинство немцев – в том числе далеко за пределами его партии и лагеря.

Так что в данном случае мы имеем дело не просто с популистской политикой, построенной на рефлексах и аффектах. Фундаментальная оппозиция Шредера против войны в Ираке имеет программный расчет. Своей формулой о «безусловной солидарности» с Соединенными Штатами после 11 сентября 2001 года и активным участием Федеративной Республики в военных операциях в Афганистане он устранил последний барьер, ограничивавший глобальную дееспособность Бундесвера – Бундесвер стал действовать и вне Европы, после того как война в Косово зачеркнула последнее табу, на протяжении многих лет не позволявшее использовать германских солдат в боевых операциях вне территории стран НАТО. Но единение с США обеспечило канцлеру и министру иностранных дел жесткую критику слева – и не только оттуда: Рудольф Аугштайн еще до 11 сентября называл Йошку Фишера в «Шпигеле» вассалом американцев, который теперь с лихвой компенсирует свой прежний левый антиамериканизм беспрекословным послушанием Вашингтону.


Из-под опеки старшего брата