История магии и оккультизма

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   36   37   38   39   40   41   42   43   44

Среди этих воинов маршировал и храбрый юный Тьон, потерявший руку при взрыве гранаты. Он вышел на сцену, где прекрасные дамы увенчали его золотым лавровым венком. Вновь зазвучали барабаны и трубы. Под дружные аплодисменты мадам ла Контес вручила доблестному юноше медаль. Трубач еще раз дунул в трубу, и все гости устремились к столам, ломившимся от деликатесов. А один из членов Ложи прочел заранее заготовленный куплет:


Жертва судьбы и оружия,

Я не отступил под их ударами,

И в этот чарующий миг

Я не в силах сказать ни слова без слез -

Слез, которых не проливал в страдании.


Естественно, Тьен тут же разрыдался - и все присутствующие вторили ему счастливыми всхлипами*.

Впрочем, не следует обвинять в подобной нелепости все тайные общества. Были и другие ложи, не пользовавшиеся поддержкой короля. Некоторые Мастера вели свои группы к революции, другие отстаивали ультракатолические идеалы. Большинство братств усердно ратовали за роспуск инквизиции, которая в те времена была все еще сильна. Оппозицию распадающейся государственной организации поддерживали в большей или меньшей степени масоны и мартинисты, розенкрейцеры и сведенборгианцы. Правда, во многих случаях эта оппозиция опять же была всего лишь красивым жестом, демонстрацией, не влекущей за собой никаких серьезных последствий. Однако со временем смешение богатых и бедных, аристократов и простолюдинов сыграло свою положительную роль, и пустопорожние фразы о братстве человечества, о равенстве в правах и обязанностях все же принесли свои плоды, ибо в них содержалось семя истины. Невозможно отрицать, что в совокупности своей тайные общества были двигателями политического прогресса и демократии, искренними борцами за идеал. Правда члены этих обществ были, по большей части, всего лишь мирными гражданами, и только внушали кое-кому страх, а реальной опасности практически не представляли. Их сопротивление было пассивным - и все же это было сопротивление.

Страх, который они внушали властям, вскоре повлек за собой гонения. Такая политика породила новых мучеников и героев. В 1738 году папа Климент XII отлучил от церкви всех европейских масонов, а Людовик XV запретил масонство во Франции. Многие масоны попали в тюрьму. В 1744 году вышел еще один запретительный указ, несмотря на то, что принц Луи де Бурбон-Конде был Великим Мастером французских масонов.

Однако искоренить ложи было невозможно. И этот факт производил впечатление на интеллектуалов и сеял сомнения среди духовных и светских властей. С другой стороны, среди предводителей масонов встречались люди недостойные, и согласованным действиям мешали внутренние конфликты. Путаница и сектантство, царившие во Франции в предреволюционную эпоху, сопоставимы только с хаосом первых столетий нашей эры. Масоны и, в особенности мартинисты разделяли античный идеал восхождения человека от греховности к блаженству. Принятые ими обряды посвящения походили на языческие. Испытания кандидатов были разработаны по образцу древнегреческих и древнеегипетских. Масон, подобно посвящаемому в Элевсинские мистерии, должен был переродиться, чтобы достичь высших сфер и тем самым обрести тайную мудрость.

Однако масонские инициации не следует считать всего лишь старомодными пережитками мертвого прошлого. Стремление к возрождению играло в эпоху всеобщего упадка особую роль. Накопление мудрости на благо общества, надежда на лучшие времена, вера в человечество, обновление связей с Вечным - во всем этом содержалось зерно подлинных этических ценностей. Время для тотального возрождения средствами науки еще не настало. Спасение следовало искать, скорее, в вере. Почти все члены тайных обществ были людьми религиозными. Но официальная вера не могла удовлетворить их духовной жажды, и они "привили" на ее сухое древо ростки чудес, от которых церковь в свое время отказалась, очистившись от восточной роскоши. Процесс очистки оказался слишком радикальным: церковники выплеснули вместе с водой и ребенка. Теперь предстояло восстанавливать по крупицам драгоценную древнюю мудрость. Недаром одна из масонских лож носила название "Великий Восток".

Неверие в науку очевидно в случае шведского ученого Эмануэля Сведенборга (1688 - 1772) - духовным отца всех тайных обществ той эпохи. Сведенборг изучил древнегреческий, латынь, восточные языки и несколько европейских. Он был специалистом в металлургии, анатомии, математике и геологии. Одним словом, это был архетипический ученый: методичный, трезвый, скептичный. Но в какой-то момент его стали посещать видения и апокалиптические откровения. Поборник науки превратился в ясновидца - причем самого настоящего, если верить Иммануилу Канту. Ясновидящий Сведенборг на расстоянии в триста миль почувствовал, что в Стокгольме вспыхнул большой пожар. Его "Церковь Нового Иерусалима" по сей день насчитывает несколько сотен тысяч приверженцев. Но этим влияние его не ограничивалось. У Сведенборга заимствовали идеи Мартинес де Паскуалес, Сен-Мартен, Пернети и Калиостро.

Замечая, как злоупотребляют лозунгом "Равенство", некоторые маги отказались от идеи привлечь на свою сторону народные массы. Антуан-Жозеф Пернети (1716 - 1801) собрал в своем кружке множество аристократов. Этот бывший бенедиктинец, библиотекарь прусского короля, был почитателем Сведенборга и перевел его труды с латыни на французский. Пернети совершил кругосветное путешествие с Бугенвилем, и, познакомившись с самыми разными народами и странами, загорелся мечтой объединить все человечество под сенью философского камня. Под влиянием Плутарха он написал фантастическое произведение по мотивам греческих и египетских басен, показав, что все эти аллегории можно сосредоточить в одном магическом образе - образе герметического процесса, Великого Делания.

Герметистом был и розенкрейцер Мартинес де Паскуалес, основавший в 1754 году новый масонский обряд "избранных коэнов" (рыцарей и священников). Основные идеи свои он также заимствовал у Сведенборга. Стержень посвятительных обрядов Паскуалес составили образы сотворения человека, его ослушания и грехопадения, наказания и душевных страданий. Человеку восстановит свое "первозданное достоинство, и, приблизившись к своему создателю путем размышлений, он будет оживлен божественным дыханием. Он познает тайны природы: алхимию, каббалу и дивинацию". Сведенборгианские обряды Паскуалеса преобразовал его друг Луи-Клод де Сен-Мартен (1743 - 1803). Он распространил учение Паскуалеса по всей Европе, когда тот уехал в Порт-о-Пренс (Сан-Доминго). У мартинистов были свои сторонники и в России, особенно среди дворян, объединившихся под духовным водительством князя Голицына. Орден мартинистов обладал особой притягательностью - не в последнюю очередь за счет принятых в нем магических обрядов, чем-то напоминающих ритуалы спиритов более поздней эпохи. Мартинисты вызывали мертвых и провоцировали галлюцинации при помощи магических кругов, ароматических трав, черных шелковых одеяний и усыпанных алмазами инсигний. Просветленные члены ордена общались с божественными силами и получали от них практические советы по пропаганде филантропических идеалов.

Среди этих магов самым активным проповедником терпимости был цюрихский пастор Иоганн Каспар Лафатер (1741 - 1801). Этот скромный автор знаменитого труда по физиогномии отличался весьма своеобразным подходом к вопросам религии: тех, кто не мог найти утешения в протестантизме, Лафатер препоручал его "доброй матери" - католической церкви. Он был чрезвычайно проницательным психологом: приверженность физиогномическому искусству приучила его распознавать "внутреннего человека" по внешним признакам. Вежливость Лафатера часто оказывалась более эффективной, нежели буйство его собратьев-магов: "Я видел письма, - рассказывает Мирабо, - которые Лафатер писал монархам... И я видел, с каким глубоким почтением монархи отвечают ему. Они повинуются ему, они становятся его подданными".

Может показаться, что такой образованный и влиятельный человек не нуждался в советах других магов. Однако в 1780 году Лафатер направился в Страсбург, дабы поучиться уму-разуму у графа Калиостро. Последний отказался принять его. Они лишь обменялись письмами. На вопрос Лафатера: "В чем именно заключена ваша мудрость?" - Калиостро ответил лаконично: "In verbis, herbis et lapidibus" ("В словах, травах и камнях"). Тем самым он намекал на чудесные исцеления, которые совершал с помощью простых снадобий, составленных из минералов и растений, и суггестивной силы слова. Такой ответ был необычайно скромен, ибо в других случаях "граф" (подлинное имя которого было Джузеппе Бальзамо) не стеснялся рассказывать о полученных чудесным образом знаниях, о путешествиях по странам Востока и о своей благороднейшей родословной. Не столь разговорчивым Калиостро оказывался, когда речь заходила о его пребывании в Лондоне, где он провернул несколько афер. Не упоминал о и том, что был выслан из России за мошенничество. Гете в своем "Путешествии в Италию" описывает Калиостро в следующих словах: "Я отвечал, что перед публикой он и впрямь держался как высокородный аристократ, но в кругу друзей часто признавал свое скромное происхождение". Несмотря на сомнительное прошлое Калиостро, даже враги не отказывали этому магу в блестящем уме. А многие его друзья и последователи считали, что все скандалы вокруг их кумира ничего не значат по сравнению с его мудростью, милосердием и поистине сверхчеловеческими талантами ясновидца, целителя и герметиста.

Именно в Страсбурге Калиостро произвел алхимический алмаз, который вручил кардиналу Людовику де Рогану. Ювелир прелата оценил этот камень в двадцать пять тысяч ливров. Однажды Калиостро вызвал дух покойной дамы, воспоминаниями о которой кардинал весьма дорожил. Восторги де Рогана не имели границ. Он поставил в своем кабинете бюст Калиостро с надписью: "Божественному Калиостро". По иронии судьбы, эта дружба распалась в результате скандала, к которому Калиостро был никак не причастен. Имеется в виду скандал с ожерельем, которое графиня де ла Мот приобрела для Людовика де Рогана, дабы тот вручил его королеве Франции. Мадам де ла Мот утаила деньги кардинала, выданные ей на покупку, а заодно и само ожерелье. На допросе в суде она втянула в эту историю Калиостро. В то время его звезда уже клонилась к закату. Калиостро мечтал только о тихой и честной жизни, но осуществить эту мечту оказалось труднее, чем все его многочисленные аферы.

Калиостро основал "Египетскую ложу" и силой своего красноречия привлек на свою сторону множество масонов, которые отреклись от своих обрядов и переметнулись под знамена "Великого Копта", как называл себя "граф". Он принимал последователей всех учений. Единственным условием была вера в бессмертие души. Калиостро устраивал сеансы магических церемоний, в ходе которых призывал "семерых чистых духов". Невинную девушку, "Голубку", подводили к столу, на котором между двумя факелами стояла стеклянная бутыль. Девушка пристально вглядывалась в стекло и видела отсутствующих персон, будущие события или ангелов; иногда ее уводили за ширму, где она переживала мистическое единение с ангелом. Схожие обряды проводились в "Египетской ложе Исиды", куда принимали только женщин. Великим Мастером этой ложи была Лоренца Фелициани, жена Калиостро. На сеансы "Египетской ложи Исиды" допускали в качестве зрителей и мужчин. Многие представители высшего света устремлялись на эти необычные спектакли. Но еще популярнее Калиостро был среди простого люда. Когда его освободили из Бастилии, куда он попал по ложному обвинению, десять тысяч парижан торжественно пронесли его по улицам, а на следующий день на бульваре Сен-Антуан, где проживал Калиостро, собралась толпа, приветственно выкрикивавшая его имя. Власти стали опасаться мятежа, и Калиостро было предписано покинуть Париж в восьмидневный срок. Когда этот указ обнародовали, у дома Калиостро снова собралась толпа. Калиостро вышел на балкон и успокоил своих поклонников словами: "Настанет миг, когда я позволю вам услышать мой голос".


Граф Сен-Жермен


Кем был этот таинственный человек и откуда он пришел? На этот вопрос до сих пор нет ответа. Даты его рождения и смерти неизвестны. Ему приписываются самые невероятные деяния. Фридрих Великий называл его "человеком, который не может умереть"; сам же граф заявлял, что прожил на свете две тысячи лет благодаря некому снадобью, способному продлевать жизнь. Он запросто пересказывал свои беседы с царицей Савской и повествовал как очевидец о чудесах, совершенных Христом на свадьбе в Кане Галилейской. Ему были известны сплетни, ходившие при дворе вавилонских царей (правда, эти слухи тысячелетней давности странным образом походили на сплетни, которые были у всех на устах при дворе короля Франции!). В знании европейской истории ему не было равных. Он небрежно упоминал то одно, то другое событие, происходившее в царствование Генриха IV или Франциска I. Одной даме он поведал ее фамильную тайну, которую, по словам Сен-Жермена, сообщил ему предок этой госпожи во время битвы при Мариньяно. Нет нужды добавлять, что дама подтвердила истинность этой истории.

Граф не был ни статен, ни хорош собой; на вид ему можно был дать около сорока лет, но одевался он изысканно. Он был темноволос и всегда улыбчив и жизнерадостен. Одежду его украшали драгоценные камни. Он говорил и писал на греческом, латыни, санскрите, арабском, китайском, французском, немецком, английском, итальянском, португальском и испанском. Эрудиция его казалась сверхъестественной. Кроме того, он был талантливым художником, виртуозно играл на клавесине и скрипке, а своими познаниями в химии далеко превосходил всех современников. Он умел удалять изъяны из бриллиантов; впоследствии это искусство было утрачено. Так, он исправил один из бриллиантов, принадлежавших королю Людовику XV, значительно увеличив тем самым цену камня. Он умел делать алхимическое золото и, разумеется, владел эликсиром жизни. Помимо всего этого, граф был невероятно богат.

Он сочинил несколько коротких опер и песенок; говорили, что он собирает коллекцию картин, отдавая предпочтение полотнам Мурильо и Веласкеса. Кроме того, он заявлял, что изобрел пароход - тот самый пароход, который послужил средством объединения человечества в последующем столетии. Граф Сен-Жермен умел делаться невидимым и вновь являться в зримом облике; об этом свидетельствуют несколько его друзей. Он гипнотизировал других людей и сам умел погружаться в гипнотический транс. Необычными были также его познания в области красителей; художники Латур и Ван Ло тщетно умоляли его открыть им тайны изготовления красок.

Слуги и камердинеры Сен-Жермена рассказывали о своем хозяине самые невероятные истории. Какой-то скептик заявил Роже, дворецкому Сен-Жермена: "Твой хозяин - лжец". Роже ответил: "Я это знаю не хуже вас. Он всем говорит, что ему четыре тысячи лет. Но я служу у него всего сто лет, а когда поступил к нему на службу, граф говорил, что ему три тысячи. Не знаю, добавил он девятьсот лет по ошибке или и впрямь солгал". Сказки о Сен-Жермене рассказывали не только слуги, но и аристократы. Приехав в Версаль, Сен-Жермен встретил там графиню де Жержи, которая заявила ему: "Пятьдесят лет назад я была посланницей в Вене. Я вас видела там и хорошо запомнила. Вы тогда выглядели точь-в-точь как сейчас, разве что чуть постарше!". Композитор Рамо, который тогда уже был стариком, вспоминал, что видел Сен-Жермена в 1701 году. В ту пору граф выглядел лет на пятьдесят, то есть, опять же, был постарше, чем в 1743 году. Король Людовик XV велел поселить Сен-Жермена в Шамборе, и в последующие годы граф имел свободный доступ в личные покои короля.

Попытаемся распутать клубок вымыслов и легенд и обнаружить истинный характер этого мага. Прежде всего, подозрительны слова Фридриха о том, что Сен-Жермен якобы не может умереть. Зачем прусскому королю-скептику понадобилось поддерживать такую фантастическую сказку? Единственное объяснение - что он был в этом заинтересован и действовал по заранее продуманному плану. Сен-Жермен приехал во Францию с французским послом, г-ном Бель-Илем. Людовик принял его благосклонно; он вел образ жизни великосветского человека. Все это заставляет сделать вывод, что Сен-Жермен явился с некой миссией, причем миссией секретной, и что его личность намеренно старались окутать покровами тайны. Слова Фридриха - не единственное тому доказательство. Показное заявление графини Жержи тоже подозрительно. Она ведь была "посланницей", т.е. ездила в Вену с дипломатическим поручением. Несомненно, король посвятил в свои тайные планы эту проницательную старую даму. Она была единственной женщиной при дворе, которой можно было доверить столь деликатное дело; а без придворной дамы способствовать распространению фантастических слухов о Сен-Жермене было бы затруднительно. Старика Рамо, вероятно, подвела память - он спутал Сен-Жермена с каким-то другим человеком; впрочем, не исключено, что и он был посвящен в тайну.

Сен-Жермен и сам выдал свою принадлежность к дипломатическим кругам. О ней свидетельствуют его поразительные рассказы об эпизодах политической истории Европы. Он имел доступ к секретным документам и изучал европейскую историю методично и целенаправленно. В остальном же, несмотря на все легенды о его незаурядных способностях, Сен-Жермен был дилетантом. Его оперы весьма посредственны; художник из него также, очевидно, был неважный, поскольку ни одно из его полотен не сохранилось. В ходе своих химических опытов граф изобрел какое-то болеутоляющее, однако рецепт его утерян. Художники Ван Ло и Латур, наверное, льстили ему, зная, что для дилетанта нет ничего приятнее, чем похвала профессионала.

Познания Сен-Жермена в языках были бы достойны удивления; однако и эта его способность небесспорна. Один свидетель утверждает, что в какую бы страну ни приезжал граф, везде его принимали за местного уроженца; а это означало, что он в совершенстве владел самыми разными языками. Но возникает вопрос: кто подтвердит этот "факт" в Китае, где Сен-Жермен, по своим собственным заверениям, бывал неоднократно? А как насчет санскрита? И если все эти языки он знал в совершенстве, то почему, как сообщают многие очевидцы, во Франции он говорил только по-французски и с заметным иностранным акцентом?

Все легенды о Сен-Жермене изобиловали преувеличениями, а короли Пруссии и Франции только способствовали этим слухам. И превращать неблагородные металлы в золото Сен-Жермен мог едва ли. Знаменитый Казанова, посетивший Сен-Жермена в Гааге, записал следующую историю. Граф алхимическим путем превратил серебряный слиток в золотой. Казанова заявил, что не верит в трансмутацию и что это всего лишь ловкость рук. Граф вежливо выпроводил гостя из дому и впредь не принимал его. Не разумнее ли было дать неопровержимое доказательство своего искусства, чем оскорблять человека лишь за то, что он не поверил в невероятное? Что же касается королевского бриллианта, то известно, что Сен-Жермен держал его у себя целый месяц. За это время он без труда мог передать его в Амстердам, где у графа было множество родственников, и обменять на камень такой же огранки и величины. Возможно, Сен-Жермен хотел убедить короля, что не все легенды о нем - вымысел, и за эту мистификацию он готов был заплатить любую сумму, необходимую для обмена неравноценных бриллиантов. Наконец, сомнительна и коллекция ценных картин, обладание которой приписывали графу. У знаменитых произведений искусства есть история и родословная, и, насколько нам известно, ни одно из полотен Веласкеса или Мурильо не могло побывать в руках Сен-Жермена.

Судя по всему, граф был чересчур занят делами, которые не позволили бы ему тратить время на коллекции и путешествия в Китай. По-видимому, он и в самом деле часто ездил на восток, но не дальше Берлина, где Фридрих ожидал его отчетов, или Вены, где находился штаб розенкрейцеров. То, что Сен-Жермен находился на службе Фридриха, несомненно. Почти с такой же уверенностью можно утверждать, что он принимал поручения и от братства Розы и Креста. Но как ему удавалось совмещать интересы этих двух заказчиков? Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется перейти в область чистых догадок, однако не столь фантастических, как большинство легенд о таинственном графе. Самые известные кружки немецких розенкрейцеров были консервативны: они по-прежнему отстаивали политический идеал Иоганна Валентина Андреа. Это означало, что они были сторонниками монархии, поборниками германской гегемонии в Европе и противниками папы. Такая программа едва ли могла бы вызвать недовольство Фридриха. Он ведь хотел ослабить Францию, и условия для этого складывались самые благоприятные. При этом ни Фридрих, ни розенкрейцеры вовсе не стремились к уничтожению французской монархии, но невольно способствовали ее грядущему падению.

Во времена Людовика XV положении Франции было тяжелым, но не отчаянным. Талантливый министр иностранных дел, герцог де Шуазель, продолжал политику покойного Людовика XIV, нацеленную на ослабление Пруссии. Но в обычаях Людовика XV было улаживать некоторые вопросы самостоятельно, не советуясь с министрами. Переговоры с Сен-Жерменом он вел втайне. "Бессмертного" графа ему отрекомендовали как чудотворца; тому удалось заинтересовать короля трансмутациями, и они часто встречались наедине в алхимической лаборатории Людовика. Но Шуазель относился к герметическим штудиям своего государя с недоверием и вскоре начал подозревать графа Сен-Жермена в нечистой игре. Осторожно наведя справки, министр установил, что никаких средств из-за границы Сен-Жермену не поступает. Следовательно, крупные суммы граф получал из какого-то источника в пределах Франции, возможно, из германского посольства или из масонской казны.

Подрывная деятельность Сен-Жермена вышла на свет, когда граф неожиданно объявился в Голландии, где попытался выступить посредником в переговорах с правительством о заключении мира с Англией. По-видимому, это была его собственная инициатива, поскольку о ней не знали ни д'Аффри, французский посол в Нидерландах, ни Шуазель. Оба, естественно, не могли одобрить такой шаг. Д'Аффри пожаловался на эти события Казанове и направил его к графу. Вместо того, чтобы принять визит Казановы всерьез, Сен-Жермен, по своему обыкновению, разыграл великого кудесника. А на вопрос Казановы, что он делает в Голландии, граф ответил, что собирается вести переговоры о выдаче Франции крупного займа. Проницательный Казанова почуял в Сен-Жермене родную душу и пригласил его на обед. Но граф отказался, объяснив, что никогда не обедает с посторонними людьми и питается только особыми пилюлями, хлебом, овсяной крупой и тому подобным (что, кстати, была чистой правдой).