Книга о коране
| Вид материала | Книга |
- Л. И. Климович. Книга о Коране, 3325.74kb.
- وَنُنَزِّلُ مِنَ الْقُرْآنِ مَا هُوَ شِفَاءٌ وَرَحْمَةٌ لِلْمُؤْمِنِينَ Мы ниспосылаем, 884.55kb.
- Реферат на тему, 149.58kb.
- Исследовательская деятельность, 243.02kb.
- Книга Иова, Книга Экклесиаста, Книга Ионы, 38.38kb.
- Н. Х. Валитов Научные подтверждения истин корана, библии и торы, 812.37kb.
- Единый Бог или Троица?, 2467.73kb.
- Армянская Патриархия Иерусалима, Монастырь Святых Иаковых редактор: Виталий Кабаков, 2449.03kb.
- Авраам в коране, 143.89kb.
- Алкоголь и наркотики, 1305.25kb.
издается для удовлетворения религиозных потребностей верующих. Таково,
например, издание Корана, выпущенное в Ташкенте в 1375 году хиджры
(1955-1956).
Изданный в 1963 году перевод Корана академика И.Ю. Крачковского,
сделанный непосредственно с арабского языка, как мы уже отмечали,
имеет значительные достоинства. Но этот перевод остался незавершенным.
В дореволюционной России протесты ортодоксальных мусульманских
богословов вызывали не только переводы Саблукова. С раздражением
встретили они перевод Корана на татарский язык, сделанный
представителями мусульманского богословия реформистского
"новометодного" (джадидского) направления Мусой Бигеевым и Зияуддином
Кемали. В издававшемся в Оренбурге богословском еженедельнике "Дин ва
магишат" ("Вера и жизнь") в 1912 г. была напечатана статья
"Религиозная философия", в которой говорилось: "Мы просим не
переводить священного Корана, содержащего в себе столько тайного и
премудрого, а если он переведен, то не распространять его". Когда же
стало известно, что в Казани в типографии "Уммид" начали печатать
Коран в переводе Бигеева на татарский язык, то под давлением
поступивших от мулл петиций Оренбургское магометанское духовное
собрание вынесло распоряжение, по которому печатание этой книги было
приостановлено. И в дальнейшем, несмотря на ожесточенную газетную
полемику джадидов и кадимистов - реформистских и консервативных кругов
духовенства, если переводы на татарский язык и печатались, то в
замаскированном виде, под видом его "толкований", как упомянутое
"Татарча Куръани тафсир" Тухватуллина.
Подобным образом обстояло дело и с изданием перевода Корана на
некоторые другие языки. Так, 12 апреля 1912 года в газете "Каспий",
принадлежащей бакинскому миллионеру-нефтепромышленнику Г.3.-А.
Тагиеву, в "Заметках мусульманина. К переводу Корана" указывалось, что
"было бы желательно, чтобы мусульманская интеллигенция взялась за это
важное дело (перевод Корана на языки русский и "тюркский", то есть
азербайджанский. - Л.К.), несмотря на все отчаянные крики
невежественных мулл, считающих этого рода деяния кощунством".
Вопрос о переводах Корана приобрел особую остроту в России в
1911-1912 годах в связи с важнейшими политическими событиями,
переживаемыми страной. Начавшийся после периода реакции 1908-1910
годов новый революционный подъем напугал помещиков и буржуазию всех
национальностей. Пытаясь остановить нараставшее революционное
движение, они искали действенные идеологические средства воздействия
на массы. Поисками таких средств занимались и мусульманский идеологи,
как консервативные (кадимисты), так и либеральные, реформистские
(джадиды), политическая платформа которых была, кстати сказать, не
левее кадетской.
"Рабочий-мусульманин быстро и решительно порывает с устаревшими и
отжившими традициями и на все, заимствованное извне... накладывает
свой отпечаток... Рабочий-мусульманин в Закавказье не вырождается, не
спивается - растет и поднимается с низов все выше и выше", -
констатировала статья "Мусульманин-рабочий", напечатанная 24 июня 1911
года в газете "В мире мусульманства", пытаясь одновременно и
заигрывать с рабочими, и "доказывать" им жизненность и
привлекательность ислама.
Рост пролетарского движения беспокоил идеологов ислама; они
боялись дальнейшего падения своего влияния на массы. Не случайно в
этой же статье содержится призыв поскорее подновить и подправить
обветшавшее в исламе. Пока не поздно, писал автор статьи, "нам важнее
всего освободить свою религию, ислам, от тех мертвящих форм, в которые
она закована, очистить от плевел, которые вплелись в нее... Наша
интеллигенция должна помнить, что на полях, на фабриках и заводах
миллионы ее темных братьев обрабатывают земли, куют железо и гибнут в
непосильной борьбе... Нужна им пища духовная". Переведенный на
татарский и некоторые другие восточные языки народов нашей страны
Коран, а также его новые истолкования и предлагались проповедниками
ислама реформистского типа в качестве такой "пищи".
Новое отношение к сулимым исламом райским благам росло у
бедняков-крестьян. Беспросветно тяжелая жизнь учила их, что нет и не
может быть равенства между богатыми и бедными, хотя бы и те и другие
были мусульманами, что ислам отнюдь не уравнивает, не "нивелирует...
состояния".
"Российские мусульмане, - писалось в социал-демократической
газете "Урал", выходившей в 1907 году в Оренбурге на татарском языке,
- точно так же как и все другие народы мира, безразлично, какую бы
религию они ни исповедовали, к какой бы нации ни принадлежали,
распадаются на классы. У мусульман также... имеются, с одной стороны,
помещики, и капиталисты, с другой - крестьянство и продающие свою
рабочую силу рабочие. Люди с одинаковыми экономическими интересами
составляют один класс. Интересы рабочего, продающего свою силу,
совершенно противоположны интересам его хозяина, покупающего эту
силу..."[Цит. по: Ибрагимов Г. Татары в революции 1905 года. Казань.
1926, с.96-97.] И сегодня есть страны, где идеологи ислама пытаются
затемнить сознание людей утверждениями, будто "ислам нивелирует
нации", "мусульмане - одна нация", "ислам - образ жизни", "среди
мусульман нет классов и классовой борьбы", ислам открывает "третий
путь" развития и т.п.
Идеологов ислама страшило и то, что часть национальной
интеллигенции, согласная "с материалистическим пониманием жизни
человечества", переходит на позиции марксизма. Отмечая это, один из
фактических редакторов "В мире мусульманства", А.Г. Датиев, писал:
"Последователи ислама просыпаются. И я боюсь, что указанная часть
нашей интеллигенции отыщет причины этого пробуждения в "классовых
противоречиях" и пойдет навстречу этому пробуждению с теми принципами
"классовой борьбы", с которыми отправляются на любую фабрику, (на)
любой завод". Этого, по Датиеву, нельзя было допустить, и он стал
звать идти в народ "с Кораном и шариатом", а не с "Капиталом" Маркса.
"Если слова "мусульмане - братья", - добавлял Датиев, - страшны для...
части мусульманской интеллигенции, то можно легко заменить слово
"брат" приятным их сердцу словом "товарищ" и сказать себе, что
"мусульмане - товарищи"..."[В мире мусульманства. Спб., 1911, 11
ноября.]
В тесной связи с подобными выступлениями, направленными на обман
трудящихся, находились споры о новых переводах и толкованиях Корана.
Эти споры подогревались стремлением определенных кругов стран
распространения ислама, заинтересованных в буржуазных реформах, найти
им оправдание в Коране. Конституционный образ правления, в частности,
согласно новому тафсиру, оправдывался 153-м аятом 3-й суры Корана,
где, между прочим, сказано: "и советуйся с ними о деле". Вырывая эти
слова из контекста, не имеющего отношения к конституции и
демократическому строю, еще и теперь авторы разных политических
направлений пытаются оправдать ими как современные народные
демократические порядки, так и монархический строй.
Попытки приспособить тот или иной текст Корана к политическим или
этическим взглядам своего времени, вычитать в нем то, чего он вообще
не содержит, возникли давно. Еще в средние века часто один и тот же
текст двумя или тремя толкователями понимался и разъяснялся совершенно
по-разному. Поэтому даже в среде высшего мусульманского духовенства
находились лица, осуждавшие любое толкование Корана как бесполезное
занятие. Так, египетский богослов Абд аль-Ваххаб аш-Шарани (ум. в 1565
г.) в своей "Книге рассыпанных жемчужин о сливках наиболее известных
наук" пришел к выводу, что "ни для кого нет никакой пользы в чтении
чужого толкования (Корана), кому бы оно ни принадлежало"[Шмидт А.Э.
Абд-ал-Ваххаб-аш-Шараний и его Книга рассыпанных жемчужин. Спб., 1914,
приложение, с.03.]. В "обоснование" этого скептицизма аш-Шарани, сам
немало занимавшийся толкованием Корана, привел следующий хадис, явно
сфабрикованный в позднейшее время:
"Переписал было какой-то человек во времена Омара ибн аль-Хаттаба
список Корана и под каждым стихом написал толкование его. Омар велел
его призвать, ударил его кнутом, а затем ножницами разрезал его список
(Корана) и сказал ему: "Подобный тебе (человек смеет) рассуждать о
смысле слова бога всемогущего и великого?"[Там же, с.07.]
Мусульманское богословие воспело халифа Омара и его кнут[См.: Абд
ар-Рахман ибн Абд ал-Хакам. Завоевание Египта. ал-Магриба и
ал-Андалуса. с.186 и др.]. А немецкий исследователь ислама, приводя
предания о собственноручных расправах этого "праведного" халифа,
фальсифицируя историю, писал даже, что "никогда мусульманам не жилось
так хорошо, так блестяще, как под кнутом Омара"[Sachau Е. Uber den
Zweiten Chalifen Omar. - Sitzungsberichte der Preussischen Akademie
der Wissenschaften zu Berlin. 1902, 15, S.299.]. Другие халифы,
преемники Омара, и духовенство также не соглашались на то, чтобы
верующие самостоятельно, без тафсира, разбирались в Коране. Причину
понять нетрудно: результаты такого разбора, как мы знаем, не могли
быть угодны мусульманскому богословию, беспристрастное рассмотрение
Корана во все времена неизбежно приводило к критике этой книги. Именно
поэтому тафсир, богословское толкование Корана, несмотря на критику,
продолжал существовать при поддержке господствующих классов. Широко
распространен он в исламе и в наши дни.
Не случайно в республиканской Турции задача нового истолкования
Корана была выдвинута в числе главных целей богословского факультета
Стамбульского университета. Этот факультет был открыт в 1924 году,
после упразднения Халифата.
Приспособление обветшавших религиозных учений и догматов Корана к
требованиям буржуазного общества преследуют в конечном счете и все те
новые толкования этой книги, которые во множестве появляются до сих
пор за рубежом. Они, между прочим, касаются и вопросов понимания
красочно описанных в Коране прелестей рая и ужасов ада. Рай и ад
Корана, согласно таким истолкованиям, - иносказания, передающие
переживания "души". Но, конечно, по существу эти новые интерпретации
ничего не меняют. Они оставляют неприкосновенной веру в то, что у
человека якобы есть какой-то нематериальный двойник - "душа". Иначе
говоря, авторы подновленных версий стремятся сохранить один из
основных догматов религии.
Представление об Аллахе как едином боге, творце мира, от которого
зависит все происходящее в природе и в жизни людей, возникло у арабов
в период формирования классовых отношений. Такое представление
утвердилось в сознании людей, по словам Ф. Энгельса, как
фантастическая "копия единого восточного деспота", сохранив пережитки
верований, по которым бог имеет антропоморфные черты. Подобное
изображение Аллаха соответствовало интересам господствующих классов
Халифата и других феодальных и феодально-теократических монархий. При
помощи таких представлений обожествлялась власть халифов и султанов,
которые именовались "тенью бога на земле его".
В наше время, когда в большинстве стран распространения ислама
установились республиканские порядки, когда поднялась политическая
активность масс, их культура, национальное и общественное
самосознание, развивается наука и техника, средневековые взгляды
отходят в прошлое.
Власть монополистического капитала безлика. И как бы отражая ее,
богословы наших дней на первый план выдвигают тексты Корана,
по-видимому, содержащие следы религиозно-философских (гностических)
влияний (24:35: "Аллах есть свет небес и земли"), а большинство других
мест толкуют как аллегории, 35-й аят 24-й суры, где об Аллахе
говорится как о чем-то безличном, хотя и охватывающем все
существующее, приводится теперь как своего рода девиз многих
богословских сочинений. То же и 103-й аят 6-й суры - "взоры не
постигают его [бога], но он постигает взоры", который толкуют как
якобы доказательство недостаточности человеческих чувств для
восприятия мира в его целостности и т.п., то есть в духе ненаучных,
принижающих человека идеалистических взглядов.
Готовностью представителей буржуазной науки всячески
способствовать реформам в исламе для сохранения его в подновленном
виде в качестве выгодного неоколонизаторам орудия объясняется то, что
в исламоведении стран Запада все чаще появляются призывы к
мусульманским организациям "критически" относиться к средневековым
"ценностям" ислама. Решение такой задачи, в частности, не раз
возлагалось на богословский факультет Анкарского университета,
открытый в начале 1949 года. "Если богословский факультет в Анкаре на
основе исследования источников предоставит место историческому
критицизму, то это будет большой выгодой для ислама, и Турция смогла
бы вернуться к вновь сформулированному шариату"[Jashke G. Eine
islamische Reformation in der Turkei? - Die Welt des Islams, N.S.,
1954, vol.3, №3-4, S.274.], то есть создать мусульманское
законодательство, отражающее интересы буржуазии.
В целях приспособления к изменяющимся условиям перед богословским
факультетом Анкарского университета была выдвинута также задача
"устраивать очную ставку духовных ценностей ислама с современными
науками..."[Die Welt des Islams, N.S., 1953. Vol.2, №4, S.305.]. Эта
затея не нова, и смысл ее ясен. Попытки "примирения" религии с наукой,
то есть фальсификация науки, не раз уже предпринимались и христианской
теологией, на пример которой, кстати, ссылается автор цитируемой
статьи. Однако времена, когда считалось, что знание Корана - высшая
добродетель и признак всесторонней образованности, прошли.
В странах Ближнего и Среднего Востока развиваются
секуляризационные процессы. Все более живой интерес проявляется и к
классическому наследству вольнодумцев и атеистов, в произведениях
которых содержатся вдумчивые, аргументированные соображения и доводы
по проблемам, в той или иной мере отраженным в Коране. Даже простой
перечень имен создателей этой жизнеутверждающей мысли не может не
сказать, сколь велико ее значение. В их числе рационалист,
естествоиспытатель, врач и философ Абу Бекр ар-Рази (865-925 или 934)
из города Рея (близ современного Тегерана), получивший в Европе
латинизированное имя Разес, не раз упоминавшиеся нами поэт и мыслитель
Абуль-Аля аль-Маарри из Сирии, ученый-энциклопедист Абу Рейхан Бируни
из Хорезма, философ, врач и поэт Абу Али ибн Сина из селения Афшана
близ Бухары, известный в Европе под именем Авиценны, философ,
астроном, математик и поэт Омар Хайям из Нишапура, философ, врач и
писатель из Гранады Ибн Туфайль, в Европе названный Абубацером, его
друг философ Ибн Рушд из Кордовы, прославленный европейцами под именем
Аверроэс, историк, социолог и видный государственный деятель Ибн
Хальдун из Туниса, и в наши дни поражающий своей разносторонностью и
эрудицией. Это и замечательные мыслители Нового и новейшего времени,
среди которых просветитель, основоположник азербайджанской драматургии
Мирза Фатали Ахундов, классики турецкой поэзии Тевфик Фикрет и Назым
Хикмет.
Неоценимый вклад в историю вольнодумной и атеистической мысли
внесли и классики Советского Востока - татары Мажит Гафури, Фатих
Амирхан и Галимджан Ибрагимов, азербайджанец Абдуррагим Ахвердов,
таджик Садриддин Айни, туркмен Берды Кербабаев и многие другие.
Существен взнос в эти проблемы и писателей современных зарубежных
стран, в том числе столь видных прозаиков, как Садек Чубак из Ирана и
Меши Селимович из Югославии.
В трудах передовых ученых и литераторов Востока о Коране
говорится уже не как о чем-то вневременном, "несотворенном", а как о
сочинении, представляющем определенную эпоху арабской литературы и
письменности наряду с другими ее произведениями. Для все большего
числа людей становится ясным, что только на основе передовых научных
знаний, а не религиозных догматов и учений, изложенных в книгах,
выдающихся за священные, возможно правильно оценить прошлое, настоящее
и будущее человечества.
В борьбе за мир и прогресс, против ядерной угрозы объединяют свои
силы все люди земли, независимо от их цвета кожи, национальности,
религиозных убеждений или атеистических взглядов.