Geum.ru

Бизнес тайная и почти всемогущая международная организация, истоки которой теряются во тьме веков

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 6 Ч.2
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   20




Глава 6 Ч.2

Он поерзал на стуле. На короткое время сняв очки, потер уголок глаза суставом согнутого пальца.
– Мы можем побеседовать на условиях конфиденциальности, Катрин?
– Я думала, эта беседа с самого начала была конфиденциальной. Но в общем, да. Конечно, можем.
– Это имеет отношение к Тулану.
– К Тулану? – Такого оборота я не ожидала.
– Именно. Мы хотим вас просить переориентироваться на другое дело.
Я не ослышалась? Наверно, он хотел сказать «на другое тело» – хотя это могло означать то же самое.
– В каком смысле?

– В смысле вашей работы.
Меня обдало холодом, как будто я окунулась в кофе со льдом. Где я дала маху? Что меня ждет? Собравшись с духом, я заметила:
– Мне казалось, я справляюсь со своими обязанностями.
– Безусловно. Поэтому нам нелегко обращаться к вам с такой просьбой.
Охвативший меня ужас отступил, но я все еще была уверена, что не услышу ничего хорошего. Сердце колотилось, как бешеное. Мне вдруг пришло в голову, что тонкая шелковая блуза и жакет без подкладки неуместны во время учащенного сердцебиения: посторонние могут увидеть, как трепещет легкая ткань. По-видимому, от этого особенно страдают женщины и полные мужчины: у них особая частота настройки, которая увеличивает амплитуду колебания груди. Расслабься, подруга. Я кашлянула.
– Что именно вы хотите мне поручить, Томми?
– Стать в некотором роде нашим послом в Тулане.
– Послом?
– И даже более того. (Более того? Куда уж более?!) Прежде всего мы попросим вас отправиться в эту страну и составить отчет. Осмотреться на месте, определить, по возможности, направление развития, выявить тенденции – социальные тенденции, если угодно, – иными словами, сделать прогнозы точно так же, как вы делаете в области развития науки и техники. Улавливаете связь?
– Кажется, да. Но почему это вдруг потребовалось?
– Потому, что наше положение весьма щекотливо. Стоит нам обосноваться в Тулане – и тайное станет явным. Мы будем так уязвимы, как не были с пятнадцатого века.
Само собой, он намекал на Швейцарию: в конце пятнадцатого века она стала практически независимой, и «Бизнес», который всегда тяготел к островкам стабильности, хотя бы относительной, начал пускать там корни. Чолонгаи, между прочим, упустил из виду еще один непростой момент, вторжение наполеоновских армий в 1798 году, но это к делу не относится.
– А разве у нас нет специально подготовленных людей? – спросила я.
Несомненно, такие люди у нас были, а если нет, то мы могли бы нанять самых видных специалистов. В таких случаях экономить не стоит, лучше привлечь университетских профессоров и толпы аспирантов. Социологов хлебом не корми – только пусти их в такое место, как Тулан.
– Не тот уровень, Катрин. Нам требуется человек, которому можно доверять. Это значит, что нас устроит только сотрудник «Бизнеса», безраздельно преданный нашим интересам. Конечно, такому критерию отвечают сотни людей. Но у нас есть и другие требования. Нам нужен человек, который умеет смотреть на вещи извне, без оглядки на свою принадлежность к корпорации, человек, который сочувствует жителям Тулана. Человек, способный разделить их взгляды и дать нам рекомендации по поводу того, как наилучшим образом совместить их интересы и потребности с нашими.
Чолонгаи подался вперед и сцепил руки на белой пластиковой столешнице. У нас под ногами вибрировала палуба, а рядом вибрировали стеклянные щиты – судно, набирая обороты, неслось к берегу.
– Тулан – это вам не Фенуа-Уа. Население Тулана приближается к миллиону. Было бы затруднительно всех до единого выселить или обеспечить квартирами в Майами. Похоже, люди там не строптивые, преданные венценосной династии, но чтобы сделать ставку на эту страну, что как раз и входит в наши планы, мы должны получить прогнозы относительно чаяний ее народа и сделать определенные шаги навстречу этим чаяниям.
– То есть, скажем, не захочет ли народ в будущем перейти на демократический путь развития?
– Примерно так.
– Иными словами, я должна переквалифицироваться на шпионаж?
– Нет-нет, – у Чолонгаи вырвался легкий смешок. – Разве что мы будем называть шпионажем вашу нынешнюю работу с компаниями, в которые мы собираемся вложить средства. Предположительно, вы будете трудиться в равной степени на благо туланского народа и на благо нашей корпорации.
– Что для этого потребуется?
– Для этого потребуется, чтобы вы переехали в Тулан. Вероятно, на первых порах вы сможете по совместительству выполнять и свои нынешние функции, но со временем делать и то и другое на должном уровне будет невозможно.
– Вы хотите сказать, мне придется постоянно жить в Тулане?
Чолонгаи кивнул:
– Именно так.
Тулан. На меня нахлынули воспоминания о нескольких днях, проведенных в этой стране. Тулан (или, во всяком случае, его столица, Тун, ибо других мест я, по сути, не видела) – это горы. Сплошные горы. И дожди. Горы такие, что даже на высоте двух-трех миль над уровнем моря приходится задирать голову, чтобы увидеть (если не помешают плотные облака) заснеженные вершины. Ровных участков практически нет. Разве что футбольное поле, будь оно трижды проклято, которое по мере надобности используется как взлетно-посадочная полоса. Все в дыму, несет паленым кизяком; глазастые дети кажутся толстыми, потому что тепло укутаны; низкорослые мужчины, сгорбившись, тащат на спине вязанки хвороста; сидящие на корточках старухи, стыдливо пряча лица, раздувают огонь в очагах; козы, овцы, яки; более чем скромный дворец монарха, немногочисленные грунтовые дороги и одна-единственная полоска асфальта – гордость аборигенов; невероятные истории о вдовствующей королеве, которую я не имела счастья лицезреть, огромные монастыри – этакие кляпы в горных пастях, недостаток кислорода, из-за которого вскакиваешь по ночам от удушья, скрипучие молельные ветряки, теплое молочное пиво с горьким привкусом. И, конечно, мой поклонник – принц. Я собралась с духом:
– Сейчас мне трудно дать вам ответ.
– Похоже, у вас нет выбора.
– А что, если я откажусь?
– Тогда мы будем надеяться, Катрин, что вы сможете и дальше выполнять свои нынешние функции. А нам придется подыскать кого-то другого – возможно, даже не одного человека, а группу лиц, которая возьмет на себя работу в Тулане.
– Меня вполне устраивает мое положение, Томми. – Я попыталась изобразить смущение. – Мне нравится суета Силиконовой Долины. Нравится жить в Лондоне и ездить по Европе. Нравится перемена мест. Мне по душе ночные столицы, высококлассное обслуживание в отелях, большой выбор вин, круглосуточно открытые супермаркеты. Вы же хотите сослать меня в захолустье, где даже нет нормальных туалетов.
– Это мы понимаем. Приняв наше предложение, вы будете самостоятельно решать, сколько времени вам проводить в Тулане, а сколько-в других странах. Предполагается, что вы сами нас уведомите, если сочтете, что физически не в состоянии оставаться в Тулане столько времени, сколько потребуется для выполнения ваших обязанностей. – Он сделал паузу. – Для вас будут созданы все условия. Мы готовы полностью воссоздать там ваш калифорнийский дом – только скажите. В вашем распоряжении будет самолет корпорации. И, разумеется, вы сможете сами набрать себе штат.
– Такие привилегии положены только руководителям Второго уровня.
– Статус Второго уровня, считайте, вам обеспечен.
Боже праведный.
– Обеспечен?
– Все наши коллеги, на всех уровнях, поймут важность союза с Туланом, как только у нас появится возможность известить их о состоявшейся сделке. Не могу представить, чтобы кто-то проголосовал против вашего повышения, поскольку оно будет соответствовать вашему положению в стране назначения, а также вашей роли в корпорации.
Попросту говоря, Второй уровень был у меня в кармане.
– Но ведь договор с принцем еще не подписан?
– Пока нет. Формально остается лишь уладить кое-какие детали.
– А мое согласие, случайно, не входит в число этих деталей?
Чолонгаи с удивленным видом откинулся на спинку стула.
– Нет. – Его взгляд скользнул по борту, поднимающемуся к ходовой рубке. – Нам не вполне ясно, почему принц тянет с заключением договора: то ли хочет добиться более выгодных условий, то ли собирается пойти на попятную. Это весьма досадно. Возможно, его пугают масштабы предстоящей сделки. Ведь она противоречит многовековым традициям и, по большому счету, наносит ущерб его семье.
– В таком случае, хорошо, что у него нет детей. – Я все еще не могла оправиться от растерянности. – А на каких конкретно условиях государство перейдет к нам? Где гарантии того, что оно действительно станет нашим?
Чолонгаи только махнул рукой:
– Это долго объяснять, но мы создадим правящий орган, куда войдут менеджеры Первого уровня. Главой государства по-прежнему остается принц.
– А кто его сменит?
– Если у него не появится прямых наследников, то трон перейдет к его десятилетнему племяннику. В настоящее время он обучается в Швейцарии, в одной из наших школ. – Чолонгаи улыбнулся. – Отличник.
– Молодец. – Я постучала пальцами по пластмассовому столу и задумалась. – Томми, чья это была идея?
– О чем вы, Катрин?
– Кому первому пришло в голову поручить это дело мне?
Он на мгновение замер.
– Право, не знаю. Запамятовал. По всей видимости, ваша кандидатура была выдвинута на заседании правления, но в каком месяце и кем именно – не припоминаю. В протокол такие детали не заносятся. Ко всему прочему, заседания носят закрытый характер. А какое это имеет значение?
– Просто интересуюсь. Тогда, если можно, другой вопрос: кто в курсе этого решения?
Судя по всему, Чолонгаи ожидал этого вопроса.
– Сотрудники Первого уровня. Кроме них, по-моему, никто. Мне и Ж. Э. Дессу было поручено проанализировать ситуацию и... вынести окончательное решение. – Он покосился на стюарда, идущего к нам с большим серебряным подносом, на котором, как мне показалось, покоился портативный компьютер. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это спутниковый телефон. – Прошу меня простить, – сказал Чолонгаи, поднимая трубку. – Алло? – Тут он что-то зачастил по-китайски, а может, по-малайски – я не смогла определить.
Он положил трубку и сделал стюарду знак удалиться.
– Кое-кто летит сюда на встречу с вами, – сообщил он.
– Неужели? Прямо сюда?
– Совершенно верно. Вам кое-что привезут. Подарок.
Уставившись на него, я еще раз порадовалась, что мои «рей-бэнз» позволяют скрыть замешательство.
– Так-так.
Со стороны кормы донесся стрекот невидимого пока вертолета.
– Я знаю этого человека? – только и спросила я.
Чолонгаи склонил голову набок:
– Возможно. Его зовут Адриан Пуденхаут. Мы с Праном смотрели, как приземляется вертолет Пуденхаута – точно в том же месте, где высаживалась я. Однако его доставил «белл» – обтекаемый и с убирающимся шасси (мне стало завидно). Пуденхаут вышел к нам в светло-синем костюме. В руке он держал тонкий металлический кейс. Пран рванулся было предложить свои услуги, но Пуденхаут прижал кейс к груди.
Мы пошли по палубе, а вертолет поднялся в воздух, подобрав шасси и слегка наклонив нос к земле, которая едва виднелась на горизонте.
– Добрый день, миз Тэлман, – произнес Пуденхаут.
– Еще раз здравствуйте.
– Спасибо, вы нам больше не понадобитесь. – Он обернулся к Прану, который с поклоном улыбнулся и тут же исчез. Пуденхаут залез сначала в один карман и достал оттуда громоздкий мобильный телефон, а потом в другой – и вытащил Г-образную деталь. Когда он присоединил эту загогулину к мобильнику, получился спутниковый телефон, размером даже меньше, чем у мистера Чолонгаи.
Он нажал пару кнопок и поднес трубку к уху, не спуская с меня глаз. В его темных очках отражалось мое лицо, тоже в темных очках.
Из телефона послышался сигнал.
– Я на борту судна, сэр, – отрапортовал он и протянул мне аппарат, который оказался довольно увесистым.
– Слушаю.
Как и следовало ожидать, в трубке раздался голос Хейзлтона:
– Миз Тэлман? Катрин?
– Да. Это вы, мистер Хейзлтон?
– Узнала? У меня для тебя кое-что есть. Адриан покажет. Диск потом оставь себе.
– Хорошо. – Я ни сном ни духом не ведала, о чем идет речь.
– Это все. Приятно было услышать твой голос. Всех благ. – Телефон пискнул и отключился.
Пожав плечами, я вернула аппарат Пуденхауту. В ложбинке над верхней губой у него дрожала капля пота.
– Надеюсь, хоть вы в курсе дела, – сказала я ему, – а то я вообще не понимаю, что к чему.
Пуденхаут кивнул. Осмотревшись, он указал на ряд больших иллюминаторов чуть дальше от того места, где мы стояли.
– Давайте уйдем с открытой палубы. По-видимому, раньше здесь был просторный салон или ресторан. Ноги ступали по металлу, на котором кое-где сохранились полосы протертого до дыр коврового покрытия и клочья подкладки. Навесной потолок сняли, а систему освещения демонтировали. Мы нашли в углу столик на металлической опоре; вокруг мерно раскачивались лианы серых проводов, на которых прежде висели светильники. Перед нами высилась переборка с многочисленными люками и дверцами. Слева, справа и сзади от нас в иллюминаторы врывался дневной свет, словно туда били мощные прожектора.
Пуденхаут щелкнул защитной крышечкой кодового замка, покрутил три колесика, потом поднял защелки, открыл кейс и вынул оттуда портативный проигрыватель видеодисков.
– Неплохо! – оценила я.
– Хм-м-м, – невнятно промычал он в ответ.
Я вытянула шею, чтобы заглянуть в кейс: там больше ничего не было. Пуденхаут нахмурился и захлопнул крышку. Он повернул проигрыватель ко мне и, протянув руку поверх экрана, быстро нажал на одну из кнопок. Устройство тихонько загудело, экран засветился, но изображения не было.
– Сейчас вы увидите то, что мне поручено вам показать. Пообещайте никому не говорить об этом ни слова.
– Ну, допустим.
Его, похоже, не вполне удовлетворил мой ответ, но, помедлив, он выговорил: «Хорошо», перегнулся через экран и нажал еще одну кнопку. Экран ожил.
Изображение видела только я: Пуденхаут сидел по другую сторону экрана. Картинка была не хуже, чем видеофильм, почти такого же качества, как телепередача. Сначала на экране возникла темноволосая женщина европейского типа, в летнем платье и легком пиджаке, входящая в какое-то здание на оживленной улице. Движение на проезжей части было правосторонним; по автомобилям я догадалась, что дело происходит в Америке. У меня создалось впечатление, что и съемка велась из машины. Маленькие цифры в правом нижнем углу экрана указывали дату и время: 10/04/98, 13:05. Это могло означать либо десятое апреля, потому что в Великобритании сначала пишется число, а потом месяц, либо четвертое октября, потому что американцы, наоборот, сначала указывают месяц, – в таком случае материал был отснят ровно месяц назад.
Картинка сменилась. Теперь я видела освещенную солнцем спальню с задернутыми тюлевыми занавесками, которые слегка колыхались, – наверно, окно было открыто. По всей видимости, камера стояла где-то на шкафу и смотрела вниз. Качество изображения немного ухудшилось. Цифры, показывающие дату и время, исчезли. Женщина – вероятно, та же самая – подвела к кровати высокого мужчину в деловом костюме и стала его целовать. Это был загорелый человек с темными волосами и аккуратной бородкой. Они сорвали с себя пиджаки и вместе рухнули на кровать. Потом они принялись торопливо раздевать друг друга. Я посмотрела на Пуденхаута, вопросительно подняв брови. Он смотрел на меня в упор, но совершенно бесстрастно.
У любовников были красивые тела. Сначала она сделала ему минет (по-моему, член у него был коротковат и заметно искривлен вправо, но тут уж ничего не поделаешь), потом они порезвились в позе «69» и, наконец, несколько минут совокуплялись в традиционной «миссионерской» позе, причем без презерватива. Похоже, оба получали удовольствие. Я откашлялась. Ну и ну; мне и без того было жарко. Экран мигнул. Теперь мужчина взял женщину сзади. Оба смотрели почти в камеру, но, похоже, не догадывались о ее существовании. У меня возникло смутное ощущение, что я знаю этого типа, но уверенности не было. На этот раз он достиг оргазма немного позже, чем его партнерша. Все это напоминало реальный секс, а не порнофильм, потому что зрителю показывали только изогнувшиеся спины и никаких крупных планов женского лица или мужской задницы; кроме всего прочего, его сперма излилась в нее, а не на женскую физиономию, не на грудь или как там бывает в порно.
Затем еще несколько сцен – как они лежат в постели, сперва поверх одеяла, потом укрывшись; как шепчутся, улыбаются и перебирают волосы друг друга. Картинка сменилась еще раз: мужчина выходит из здания, ловит такси. Такси – желтое, так что практически на сто процентов местом действия были Штаты. Скорее всего, Нью-Йорк. Опять смена кадра: женщина спускается по ступеням и тоже уходит. Индикатор даты/времени показывает, что свидание длилось почти два часа. На этом все. Изображение пропало.
Я откинулась на спинку стула. Пуденхаут не спускал с меня глаз.
– Что дальше?
– Закончилось?
– Да.
– Не могли бы вы нажать на кнопку и вытащить диск?
Наклонившись, я окинула прибор взглядом и отыскала нужную кнопку. Диск выехал; я сняла его с подставки.
– Оставьте, пожалуйста, это себе.
Я сунула диск в боковой карман жакета.
– А вы сами это смотрели? – поинтересовалась я.
– Нет, не смотрел.
– Мне кажется, здесь какое-то недоразумение.
Ситуация становилась более чем забавной: Пуденхаут, на своем суперсовременном вертолете, с чемоданчиком, как у голливудских злодеев, с миниатюрным спутниковым телефоном и новейшим DVD-плеером проделал весь этот путь исключительно для того, чтобы показать мне любительскую порнографическую короткометражку.
Как бы то ни было, у него хватило такта изобразить растерянность.
– Что...– начал он и нахмурился. – Вы должны были... По-моему, от вас ждали, что вы кого-то узнаете.
Тот герой-любовник и в самом деле показался мне знакомым. Узнала ли я его? Вроде нет. Я отрицательно покачала головой.
– Вы уверены? – Пуденхаут заволновался.
– Я могу забыть лицо, но никогда не забываю... ладно, это к делу не относится.
Пуденхаут поднял руку:
– Одну минуту.
Он отошел метров на десять, пройдя сквозь джунгли свисающих проводов. Встав ко мне спиной, он сделал попытку позвонить по спутниковому телефону. Не получилось. Он его долго тряс (что вызвало у меня легкое злорадство), еще раз набрал номер – и опять безуспешно.
– Наверно, лучше выйти на открытую палубу, – крикнула я ему. Он обернулся. – Спутник, – пояснила я, указывая вверх.
Он кивнул и двинулся к иллюминаторам.
Солнце осветило его фигуру; сказав в трубку несколько слов, он стал призывно махать мне рукой.
Кейс остался лежать на месте. Когда я приблизилась, Пуденхаут протянул мне телефон. Теперь все его лицо покрылось испариной.
– Катрин?
– Это вы, мистер Хейзлтон?
– «Ах, милый, ты не одинок: и нас обманывает рок», – рассмеялся он в трубку.
– «И рушится сквозь потолок на нас нужда», – отозвалась я.
– Вот именно. Чтобы не обмануться, лучше не строить слишком много планов. Ты, часом, не водишь за нос бедолагу Адриана? Действительно никого из персонажей не узнала?
– А я точно видела именно то, что предназначалось для моих глаз?
– Мужчина и женщина занимаются сексом в отеле? Оно самое.
Я улыбнулась бедолаге Адриану, который промокал лоб носовым платком.
– Понятно. Нет, я их не узнала.
– Вот незадача. А уж какая была вокруг этого секретность. – Пауза. – Видимо, придется подсказать.
– Видимо, да.
– А может, лучше пока не говорить? Вдруг ты догадаешься, если будет время подумать?
– Лучше скажите.
– Хмм... Катрин, я бы попросил пока об этом не распространяться. Никому не показывай этот диск. Со временем он может тебе принести немалую пользу.
– Мистер X., если вы мне не скажете, я, чего доброго, поддамся соблазну запустить вашу видеозапись в Интернет – чем черт не шутит: вдруг кто-нибудь другой узнает этих юных влюбленных и откроет мне глаза.
– Скажешь тоже, Катрин. Это было бы крайне безответственно. Не надо своевольничать.
– Я и так слишком долго остаюсь в неведении. Почему бы не рассказать мне все открытым текстом?
Еще одна пауза. Где-то совсем рядом, чуть впереди, взревела корабельная сирена. Мы с Пуденхаутом даже вздрогнули.
– Что это было? – встревожился Хейзлтон.
– Судовой сигнал, – ответила я.
– Невероятно громкий.
– Даже вас оглушило? Итак, кого я должна была узнать, мистер Хейзлтон?
– Возможно, я перестраховщик, но Адриану совсем не обязательно это слышать.
Я улыбнулась Пуденхауту.
– Совершенно с вами согласна. – Я повернулась, отошла на несколько шагов в сторону и одарила Пуденхаута очередной улыбкой. Тот поджал губы. Потом он вернулся в тень и стал наблюдать за мной, скрестив руки на груди.
Слышно было, как Хейзлтон перевел дыхание.
– Героиня тебе даже отдаленно никого не напомнила?
Выходит, надо было смотреть на дамочку! Я напрягла память.
– Нет, не припоминаю.
– Может быть, когда вы встречались, у нее были светлые волосы. Причем довольно длинные.
Светлые волосы. Я представила себе лицо этой женщины (как ни досадно, она почему-то запомнилась мне в момент оргазма, с запрокинутой головой и раскрытым в крике блаженства ртом). Отгоняя от себя этот образ, я стала мысленно удлинять и осветлять ее волосы.
Вполне возможно, подумалось мне, когда-то мы с ней встречались и даже знакомились. Вполне возможно, ее лицо было мне чем-то неприятно. Вызывало нежелательные ассоциации.
– Ну, как успехи, Катрин? – спросил Хейзлтон. Похоже, ему нравилась эта игра.
– Кажется, что-то забрезжило, – неуверенно сказала я. – Но очень смутно.
– Сказать?
– Скажите, – попросила я (а про себя добавила: «садист»).
– Ее зовут Эмма.
Эмма. С этим именем определенно связано что-то мерзкое. Да, я ее видела, это точно, но, скорее всего, только однажды. Но кто она, черт возьми, такая, и почему мне так неприятно о ней думать?
И тут до меня дошло – в тот миг, когда он назвал ее фамилию.
Через полчаса все столпились на капитанском мостике «Лоренцо Уффици»; меня придавили к каким-то еще не размонтированным приборам под иллюминаторами. Я смотрела, как береговая линия мчится на нас со скоростью тридцать узлов. «Лоренцо Уффици» должно было вынести на берег ровно между полуразрушенным грузовым судном и огромным остовом, чего – неизвестно, так как на ребрах-шпангоутах не осталось ни единого листа обшивки. По обе стороны от нас простирались километры песка, а на них – множество судов всех видов и размеров на разной стадии демонтажа: над одними, совсем недавно оказавшимися на берегу, работать еще не начинали, от других оставался только киль и отдельные стрингера; необъятный пологий берег с пятнами нефти усеяли крохотные фигурки, тут и там спорадически вспыхивали бесконечно малые огоньки, а над останками кораблей, над заваленной ломом косой и дальше, в глубине бухты, вздымались косые столбы дыма.
По нашему судну пробежала легкая дрожь. Его нос начал подниматься, край прибора, у которого я стояла, впился мне в бедро и живот. Телеграф отзвонил «полный стоп». Несколько человек разразились одобрительными возгласами. Томми Чолонгаи, все еще держась за штурвал, рассмеялся и тут же задохнулся от резкого торможения. Старая посудина стонала и скрипела, откуда-то снизу донесся грохот, словно там рухнула посудная лавка. Нос «Лоренцо Уффици» дальше и дальше вгрызался в песок, в глубь берега, постепенно заслоняя мертвенный пейзаж. Бросив взгляд налево, я увидела, что вынесшие нас на берег волны прибоя углом белой пены обрамляют край покрытого ржавчиной сухогруза. Теперь уже все гремело и стучало, палуба, казалось, прогнулась у меня под ногами, а дальний из правых иллюминаторов вылетел из рамы и исчез внизу, в искрящемся песке.
Треск, скрип и продвижение вперед длились еще несколько секунд; затем, после озноба агонии и прокатившегося по всему кораблю последнего толчка, который наградил меня синяком и едва не шарахнул головой о переборку, старый лайнер лег в свою могилу, грохот умолк, и мое бедро обрело желанный покой.
Вновь раздались восторженные возгласы и аплодисменты. Томми Чолонгаи поблагодарил капитана и лоцмана, а затем эффектным жестом перевел телеграф на «все двигатели выключены».
Я взглянула на Адриана Пуденхаута – он мог бы улететь раньше, но решил остаться на борту: вот уже минут десять его лицо покрывала нездоровая бледность, хотя шторма не было и в помине. Прижимая к себе заветный чемоданчик, он слабо улыбнулся.
Улыбаясь в ответ, я повторяла про себя: «Эмма Бузецки».
То самое имя.
– Ее фамилия – Бузецки, – сообщил мне Хейзлтон по спутниковому телефону полчаса назад, перед тем как повесить трубку. – Это Эмма Бузецки. Жена Стивена.