Оправдание красотой Дмитрий Салынский

Вид материалаДокументы

Содержание


Юлия Хомякова
Подобный материал:
1   2   3

Восстание «постдекабристов». Кино Румынии начала XXI века

Юлия Хомякова

(старший научный сотрудник отдела междисциплинарных исследований киноискусства)


В 2005 году в каннском конкурсе «Особый взгляд» победил фильм Кристи Пую «Смерть господина Лазареску»; через год приз за лучший дебют достается фильму Корнелиу Порумбою «12:08. К востоку от Бухареста». Затем Румыния выходит в лидеры с фильмом Кристиана Мунджу «4 месяца, 3 недели и 2 дня». В 2009 году Корнелиу Порумбою возвращается домой с несколькими призами за фильм «Полицейский, имя прилагательное».

На родине их называют «постдекабристами». Целая плеяда молодых режиссёров, которые выросли при Чаушеску, но кинобразование и эстетические установки получили уже после социализма. Первое «непоротое поколение»? Сам Кристиан Мунджу шутит, что многие его ровесники явились на свет благодаря запрету на аборты, введённому Чаушеску в 1966 году, отсюда и вырос фильм «4 месяца, 3 недели и 2 дня», и отсюда же – мироощущение людей, которых в каком-то смысле не ждали, как не ждали и взлёта румынского кино. В прошлом веке Румыния считалась «некинематографичной» страной. Единственная картина из СРР, получившая каннский приз за режиссуру («Лес повешенных», 1965, р. Ливиу Чулей), быстро забылась, потому что за нею не пришёл термин «румынский …изм». И вдруг такой прорыв! Откуда?

Заметим, что во всех бывших соцстранах у поколения моих ровесников есть общее чувство недолговечности земных владык и кумиров. Люди, родившиеся в 60-е годы, видели загнивание «самого передового» строя, его падение, а затем - кризис и тех, кто пришёл на смену коммунистам; пережили страхи тоталитарного периода и взлёт надежд, пробуждение на холодном полу, понимание безнадёжной глубины той пропасти, которая разделяет «старых» и «новых» европейцев, и затем - новое обретение чувства родины. Почему же ни одна бывшая соцстрана пока что не явила миру игровые фильмы, способные превзойти кинодостижения социалистического прошлого?

Фактор моды нельзя отрицать. Была - и прошла мода: на Советский Союз времён «перестройки и гласности», на Китай, на Исландию, на Корею. Теперь в моде Румыния. Зашевелилось кино и в Болгарии. Но ведь мода на пустом месте не возникает. «Постдекабристы» заявили о себе как об эстетическом феномене с чертами национального своеобразия.

Первая отличительная черта «постдекабристских» фильмов – минимализм: ни постановочных роскошеств, ни «лихо закрученного» сюжета. «То, что произошло в Каннах, невероятно важно не только для меня и для румынского кино, но и для всех малых стран с недоразвитой кинематографией», — признался Кристиан Мунджу. — «Ведь главная проблема в Румынии — не спродюсировать фильм (я сам продюсирую свои картины вместе с оператором Олегом Муту), а выпустить его на экраны. У нас самое маленькое число зрителей и экранов во всей Европе». Поэтому с самого начала «постдекабристы», снимая практически на собственные деньги, ориентировались на международную фестивальную публику. Правда, эти картины румынский зритель всё же смотрел. Разумеется, на фоне общей невысокой посещаемости кинотеатров это был не ахти какой сбор. Но в то же время на экраны выходили румынские фильмы, создатели которых думали только о кассовых сборах, чего так и не добились. Финансовые обстоятельства стимулировали тех, кто способен работать в условиях мизерного бюджета, и они же задушили авторов иного типа. Постановки на историческую тему и экранизации национальной классики в современном румынском кино вымерли. Причём не только из-за бедности, но, возможно, отчасти из-за политкорректности: борьба с турецкими завоевателями, которая была исторической основой румынских приключенческих фильмов, теперь в некотором смысле не ко двору, потому что и Румыния, и Турция нынче - члены НАТО. Фильмы «постдекабристов» посвящены только современности и поставлены по авторским сценариям.

«Мы не вырабатывали каких-то единых правил, не писали манифестов вроде «Догмы». Каждый из нас снимает свое кино: Кристи Пую любит смешивать реализм с волшебством, а Корнелиу Порумбою не скрывает, что на него оказывает сильнейшее влияние молдавская литература с ее очень специфическим юмором. Поэтому единственное, что нас действительно объединяет, — это желание рассказать историю, причем по возможности - просто и прямо. Наша сила — в ярких историях» – говорит Кристиан Мунджу. Что же это за истории? По сути дела – не истории, а ситуации: «Умирает старый алкаш, и ни одна больница не хочет его брать на операцию, чтобы не портить себе статистику смертности» («Смерть господина Лазареску», р. Кристи Пую); «Одна студентка помогает другой сделать криминальный аборт во времена Чаушеску» («4 месяца, 3 недели, 2 дня», р. Кристиан Мунджу); «В прямом телеэфире люди вспоминают 24 декабря 1989 года, чтобы понять: а была ли тогда вообще революция в их городе, или никакой революции на самом деле не было?» («Была или не была?», в международном прокате – «12:08. К востоку от Бухареста», р. Корнелиу Порумбою); «Старшеклассница выиграла в лотерею роскошный автомобиль, но родители уговаривают её продать машину» («Самая счастливая девушка на свете», р. Раду Жуде)… «Бытовуха», как выражаются у нас. «Типические герои в типических обстоятельствах». И то, как автор рассматривает «под мелкоскопом» их предсказуемое поведение, напоминает естественнонаучное исследование.

В фильмах «постдекабристов» невыносимо затянутая экспозиция, и эта детальная панорама рутины оттеняет то событие, которое должно произойти в жизни героев. При этом действие фильма часто длится в течение дня – приём классицизма, в «постдекабристских» фильмах оправданный тем, что дело нельзя перенести на завтра, и только эта спешка двигает действие картины. В финале отсутствует не только «хеппи-энд», но и вообще какое-либо «мораль сей басни такова»: дело-то сделано, а вот как дальше? Но при этом - некое просветление: так, например, смерть Лазареску выглядит и как обращение к зрителю («ты-то ещё жив, так подумай, как бы тебе не умирать так же»), и как образ тщетных усилий по спасению человека, рядом с которым уже стоит ангел смерти. Финал фильма «4 месяца, 3 недели, 2 дня» так же двойственен: облегчение от того, что аборт удалось сохранить в тайне, сменяется предчувствием какой-то неотвратимой расплаты; но, может быть, именно этот «день греха» и станет первым днём на пути к раскаянию? Делия («Самая счастливая девушка на свете») дала согласие продать «понтовую тачку», но зато уломала родителей отпустить её в желанный вуз, и это первое в её жизни взрослое решение – также обращение к зрителю: очнись от несбыточных мечтаний и не упусти реальный шанс.

В фильмах «постдекабристов» снимаются малоизвестные исполнители, нередко - просто «типажи». Актёры, знаменитые при Чаушеску, у них играют редко, отчасти потому, что их манера игры, воспитанная румынской театральной школой, для «постдекабристов» не подходит, отчасти – по закону смены лиц при смене периода в кино. Кстати, отметим, что из наших молодых мало кто работает с «типажами», что идёт, возможно, не от самих авторов, а от наших продюсеров, предпочитающих известного актёра, хоть бы даже и сериального.

Операторское решение «постдекабристских» фильмов может напоминать стиль «домашнего видео» («Смерть господина Лазареску»), или цветовую гамму румынских фильмов времён Чаушеску («4 месяца, 3 недели, 2 дня»), или фильмы «Догмы» («Была или не была?»), но в любом случае не наблюдается никаких попыток создания красивого изображения, живописных пейзажей, портретов, композиций. Декораций – минимум, фильмы снимаются не в павильонах, а в реальных интерьерах. Кстати, Кристиан Мунджу уже снял ретро-фильм «Байки золотого века» более высокого бюджета, но там тоже никакого «гламура». Бедность, неустроенность – фон всех «постдекабристских» картин. Никакой веры в социальные институты и т.п. в этих фильмах нет и быть не может.

Если в производстве фильма участвует европейский сопродюсер, черты своеобразия в «постдекабристском» фильме сохраняются. Ведь от этой реальности никуда не скрыться. Множество румынских эмигрантов, которых в Европе – как молдаван-гастарбайтеров в России, вызывает живой отклик в международной аудитории, смотрящей «постдекабристскую» картину о бессмысленности эмиграции: ведь от себя самого никуда не уедешь. Своеобразный румынский юмор помогает «постдекабристу» говорить на весь мир о том, что его до сих пор не отпускает (воспоминания о позорных страницах социализма) или тревожит (печаль о стране, где после тоталитаризма к власти пришёл криминал). И герои, и авторы осознают неизменность бытия, или неспособность осуществить желание за бессмысленностью оного, или не-ответ на свой вопрос.

После вступления Румынии в Евросоюз неверие в то, что «заграница нам поможет», отразилось и в «постдекабристских» фильмах. Так, Делия («Самая счастливая девушка на свете»), выигравшая в лотерею «Рено-Логан», автомобиль водить не умеет. Да и вообще навязанные Западом стандарты (которые олицетворяет «крутая тачка» и способ её приобретения – в лотерею, а не трудом) не соответствуют как реальному положению дел, так и национальному менталитету. Мало кто из «постдекабристов» осмеливается сказать об этом прямо, потому что изоляции от Запада это поколение, не забывшее социализм, всё же боится.

Интересно, что осознание родины как страны с особым путём присутствует и в наших фильмах. Но трудно представить себе, чтобы за такой message давали международные премии российским фильмам. (Отчасти, впрочем, и потому, что «постдекабристы» умеют сделать интересное из ничего, а наши – нет). Следует только сожалеть, что во вгиковском обучении подобные навыки не прививаются. А между тем эта традиция («люди пили чай, и хотелось им плакать») вполне русская – от Чехова. «Постдекабризм» имеет и русские корни. «Смерть господина Лазареску» явно выросла не только из больничных опытов самого Кристи Пую, но и из «Смерти Ивана Ильича» Льва Толстого.

Генетическое родство «постдекабристов» с неореалистами объясняется не только сходством «пейзажа после битвы», на фоне которого возникли эти явления. Вообще румынский автор не стесняется заимствований, более того – подаёт их как цитаты. Надо ещё добавить, что жители восточноевропейских соцстран были менее изолированы от Запада, чем советские граждане. Они всегда внутренне ориентировались на европейские образцы, хорошо им известные, и, возможно, поэтому нашли своё место в современном европейском кино быстрее, чем их ровесники из бывшего СССР. Но среди своих учителей «постдекабристы» называют и почти неведомых миру соотечественников, например - Лучана Пинтилие. Наши же молодые авторы иногда «сквозь зубы» признают влияние на себя, любимого, разве что Тарковского, но не Шукшина, не Данелия, не Панфилова, не Абдрашитова, не Райзмана, не Барнета... Думаю, что здесь – недоработка ВГИКа, так как у нас на всех факультетах, кроме киноведческого, история кино изучается и осмысляется до неприличного мало. И при этом наши авторы не ставят себе задачи открыть современную Россию для мира. То же можно сказать о наших продюсерах, не понимающих, какой им навар с фестивального фильма. Да ещё при адских таможенных препонах, которые у нас, в отличие от Румынии, делают фестивальное продвижение не менее дорогостоящим, чем само производство низкобюджетного артхаусного кино.

А где взять других продюсеров? За восемнадцать постсоветских лет международная комиссия СК и гильдии не сделали практически ничего, чтобы облегчить нашим авторам доступ к деньгам европейских фондов. Кроме грантов, которыми воспользовались некоторые киноведы, но отнюдь не сценаристы и не постановщики, не было ни семинаров для продюсеров, ни каких-либо практических мероприятий для творческих работников.

И поэтому скорого появления плеяды каннских лауреатов из России ожидать не приходится.



1 Цитируется по dia.org/wiki/Creedence_Clearwater_Revival