Geum.ru

А. А. Громыко памятное книга

Вид материалаКнига

Содержание


И опять дела европейские
Если речь заходит об италии...
Пальмиро тольятти
Луиджи лонго вспоминал
Идея, впервые высказанная в риме
Гай Муций Сцевола
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   37

И ОПЯТЬ ДЕЛА ЕВРОПЕЙСКИЕ


Если речь заходит об Италии... Пальмиро Тольятти. Луиджи Лонго вспоминал. Идея, впервые высказанная в Риме. Галерея государственных деятелей. «Любви глашатай вековой». Каменная громада на воде. Обитатели Квиринаяа. Там, где Ганнибал нанес поражение легионам. Красная гвоздика — символ Гуттузо. Две Татьяны. Беседы в Ватикане. Мадрид — седая древность и день сегодняшний. Страна Сервантеса, Гойи, Эль Греко. Добрый сосед — Финляндия. Швеция и ее Улоф Пальме. На земле Гамлета — принца датского. Соседство ко многому обязывает. Мудрая фраза Рубенса. Признательность народа Нидерландов. Нейтралитет не должен пошатнуться. Визитная карточка Австрии. Страна, где мне не довелось побывать. Через полюс — совсем близко.


Самые малые части света — Европа и Австралия.

По территории Европа лишь немногим больше Австралии, зато по населению — в пятьдесят раз. В Европе — очаги древних цивилизаций и крупные центры современной политики. Поддерживать и улучшать отношения со всеми странами этого континента — такой была и остается одна из основных задач нашего государства на международной арене.

ЕСЛИ РЕЧЬ ЗАХОДИТ ОБ ИТАЛИИ...

Италия... С этим словом ассоциируются вечный Рим и Венеция, Везувий и Альпы, Колизей и миланская «Ла Скала», Сикстинская капелла Микеланджело и сонеты Петрарки, Леонардо да Винчи и Рафаэль. Пожалуй, можно и остановиться. Хотя желание продолжить перечень городов, достопримечательностей, прославленных творений, имен гениев Возрождения — почти непреодолимое.

Наверно, у каждого, кто ступил на землю этой древней страны, рождаются сходные сопоставления.

74

Опыт истории, особенно новой, если о чем-то важном и говорит, то в первую очередь — о необходимости добрых отношений между СССР, и Италией, между двумя народами. Их летопись — неисчерпаемый родник поучительных примеров, которые необходимо учитывать обеим странам и в строительстве их современных связей. Сегодня можно сказать, что усилия, приложенные с обеих сторон, позволили в шестидесятые и последующие годы вывести эти отношения на качественно новый уровень.

Мне не раз доводилось бывать в Италии с официальными визитами. Немало государственных деятелей этой страны посетило Советский Союз.

Но прежде чем поделиться своими впечатлениями от встреч и бесед с некоторыми из ведущих итальянских деятелей, хотелось бы вкратце рассказать о тех чувствах, которые я всегда испытывал, когда речь заходила об Италии.

Интерес к этой стране, к ее истории я стал проявлять со школьной скамьи. Помню, еще в школе попалась мне в руки книжица под названием «В поисках матери». С волнением я читал о приключениях мальчика из Генуи, о его скитаниях по свету до тех пор, пока он не встретился с самым близким ему человеком. Даже Италию воспринимал я в ракурсе той сентиментальной книжки *.

В студенческие годы, да и позже меня продолжали волновать бурные события времен Римской империи, ее суровое величие, окутанное легендами, яркие страницы жизни полководцев и государственных деятелей далекого прошлого. Разумеется, этот интерес к походам легионов, жестоким и кровавым схваткам консулов и цезарей подогревался и тягой ко всему романтическому, свойственной молодому человеку.

Хотя чтение книг по Италии носило в основном беспорядочный характер — не всегда я доставал нужное издание,— тем не менее определенный объем знаний накопился. Это помогло в последующем поддерживать интерес к этой стране не только по служебной необходимости, но и для изучения ее настоящего и прошлого.

Как и у всех советских людей, мои представления об Италии в немалой степени омрачались тем, что к власти в этой стране пришел в свое время фашизм. Не хотелось верить, что родиной

* Меня приятно удивили работники Библиотеки имени В. И. Ленина, которые в конце 1986 года, когда я уже заканчивал работу над рукописью, нашли по моей просьбе и прислали, чтобы показать, один старенький экземпляр этого издания. На обложке стояла фамилия автора — Д'Амичис, а под заголовком значилось — «перевод с итальянского».— Прим. авт.

75

великих поэтов, художников, скульпторов правят цивилизованные дикари, что чернорубашечники топчут Рим — наследие цезарей и Возрождения, разгуливают по Венеции и Флоренции, что памятники и культурные ценности Италии оказались в руках мракобесов.

Фашизм, совершивший тягчайшие преступления, был разгромлен. Не осталось и следов от его главарей — Гитлера и Муссолини.

А Италия живет. Нужно вспомнить еще и ветеранов, боровшихся против фашизма, активно участвовавших в движении Сопротивления.

Каждый честный человек признает, что ведущая роль в движении Сопротивления в Италии принадлежала коммунистам.

ПАЛЬМИРО ТОЛЬЯТТИ

С именем Пальмиро Тольятти тесно связана история Коммунистической партии Италии, в том числе ответственный период в ее деятельности, охватывавший и время существования в Италии фашистской диктатуры. Он являлся признанным лидером партии в течение десятков лет. Не только люди, которые лично его знали и встречались с ним, но даже те, кто находился в стане противников социализма, отдавали и ныне отдают должное этому человеку за его яркий талант руководителя и несгибаемого борца за идеалы людей труда, за торжество учения Маркса — Энгельса — Ленина. Немного у меня состоялось встреч с Пальмиро Тольятти — только две. Последняя произошла тогда, когда он уже болел, незадолго до его кончины.

С грустью я смотрел на этого человека, он походил на медленно угасающую свечу. Его сильный интеллект работал безотказно, но говорил он с трудом. Скончался он в Советском Союзе — стране социализма, за торжество которого он боролся всю жизнь.

А первая встреча имела место намного раньше, во время одного из визитов Тольятти в Москву. Тогда я уже был министром иностранных дел СССР.

В Центральном Комитете партии мне сказали:

— Андрей Андреевич, Пальмиро Тольятти хотел бы с вами поговорить. Вам следовало бы откликнуться на его пожелание.

Остановился Тольятти в гостинице «Советская» на Ленинградском проспекте. Я поехал туда и прошел прямо к нему в номер. Мы

76

тепло поприветствовали друг друга. Тольятти начал разговор и сразу же перешел к делу:

— Я высказал просьбу встретиться с вами, потому что имеется ряд международных вопросов, которые не дают мне

покоя.

Обстановка в мире в то время действительно отличалась сложностью. Тогда, в конце пятидесятых годов, «холодная война» продолжалась.

Я заявил:

— С удовольствием готов побеседовать с вами на эту тему, тем более что в силу моего положения мне приходится заниматься международными делами ежедневно.

Тольятти заметил:

— Я очень много размышлял, чего хочет Запад, прежде всего США и Англия. Если прислушаться к заявлениям их лидеров, то кроме выступлений враждебного и даже агрессивного характера в адрес Советского Союза, а заодно и в адрес братских коммунистических партий других стран иногда делаются высказывания и в пользу налаживания отношений. Мы, итальянские коммунисты, мало верим тем деятелям Запада, кто говорит, что он за нормализацию обстановки и улучшение отношений между Востоком и Западом.

Он говорил, как бы размышляя вслух.

— Скажите, пожалуйста,— спросил Тольятти,— правы ли мы в своем скептицизме или, может, чего-либо недоучитываем?

В ответ я сказал:

— Этот скептицизм вполне обоснован. В доказательство правильности такой мысли можно указать на два факта.

И далее я стал развивать свою мысль:

— Во-первых, американцы создали и создают в разных районах мира многочисленные военные базы. Против кого эти базы направлены? Конечно, против Советского Союза. Об этом советское руководство не один раз заявляло, и, собственно говоря, это широко известно всем тем, кого империалистической пропаганде не так-то легко сбить с толку, хотя многим на Западе она морочит голову.

Тольятти внимательно слушал, а я продолжал:

— Во-вторых, вы, конечно, знаете, что во время Женевского совещания глав правительств четырех держав в июле 1955 года Советский Союз сделал заявление о том, что если руководители западных держав считают блок НАТО оборонительным, а не агрессивным, то СССР готов вступить в Североатлантический союз. Руководители США, Англии, Франции и сейчас еще не собрались с мыслями,

77

чтобы дать внятный ответ на это предложение. А по существу они с ним не согласились. Я спросил Тольятти:

— Помните ли вы заключительную сцену гоголевской комедии «Ревизор»?

Тольятти сказал:

— Нет, в моей памяти эта сцена не осталась, хотя с произведениями Гоголя я знаком.

Тогда я ему напомнил:

— После всяких переживаний и треволнений перед ревизором, который прибыл, якобы чтобы проверить, как ведет себя начальство небольшого уездного городка России, это начальство вдруг узнало, что за ревизора они приняли ловкого проходимца, а вот настоящий ревизор только что прибыл в их город. Так вот. Лица участников женевской встречи, когда они услышали заявление советской делегации, о котором я только что рассказал, были похожи на изумленные физиономии персонажей гоголевской пьесы. А я входил в состав советской делегации и очень хорошо все помню. Интереснее всего было наблюдать за Эйзенхауэром и Даллесом. Эйзенхауэр выглядел попросту растерянным, когда услышал оглашенное Булганиным заявление.

Тольятти с улыбкой сказал:

— Мне тоже доставило бы огромное удовольствие понаблюдать эту сцену.

А потом сделал политический вывод:

— Конечно, натовцы не могут согласиться с тем, чтобы состоять в одной группировке с Советским Союзом ввиду совершенно противоположных целей, которые ставят перед собой СССР со своими друзьями и страны НАТО. Да и классовая преграда является непреодолимой.

Далее Тольятти поинтересовался:

— А каково ваше мнение по поводу развития событий в германском вопросе? Американцы, англичане, да и французы активно «ухаживают» за Западной Германией. У них явно имеются планы толкнуть ФРГ на путь ремилитаризации. Мы, итальянские коммунисты, продолжаем разъяснять, что означает такая политика в отношении Западной Германии, но ведь и сама Италия постепенно все больше вовлекается в военные планы НАТО. Так что положение в Западной Европе очень сложное.

Я согласился с мыслями, которые высказал собеседник, и при этом подчеркнул:

— Один из главных вопросов международной политики, особенно европейской,— вопрос о недопущении ремилитаризации Запад-

78

ной Германии, так же как и Японии на Востоке. Западные державы — бывшие наши союзники по войне все больше и больше втягивают Западную Германию в свои военные планы. Видимо, нам, Советскому Союзу, нашим друзьям — братским коммунистическим партиям предстоит длительная борьба в связи с планами НАТО в отношении Западной Германии.

Тольятти разделял такую точку зрения и сказал:

— Да, борьба будет длительной и упорной. Братским партиям нужно сделать все возможное, для того чтобы не допустить превращения Западной Германии в крупную военную державу, особенно учитывая ее значительный промышленный потенциал.

Я обратил внимание Тольятти на примечательное явление в международной политике:

— Сейчас все большее внимание отводится рассмотрению вопросов разоружения. Острота этой проблемы не только не уменьшается, но и увеличивается, поскольку США и их союзники по западному блоку отклоняют все предложения Советского Союза, направленные на сокращение вооружений. Что касается ядерного оружия, то они отклонили советское предложение, внесенное в ООН, о заключении международной конвенции о запрещении ядерного оружия и об использовании ядерной энергии только в мирных целях.

Мой собеседник очень живо реагировал на эти высказывания. Он сказал:

— Итальянские коммунисты видят одну из своих главных задач в том, чтобы поддерживать политику Советского Союза в вопросах разоружения, в том числе и запрещения ядерного оружия.

Беседа развивалась в основном вокруг международных проблем, но Тольятти сделал и ряд интересных замечаний о внутренней обстановке в Италии, о настроениях итальянской буржуазии.

— Она склоняется все больше к сотрудничеству с Соединенными Штатами Америки,— говорил руководитель Итальянской компартии, имея в виду правящий класс своей страны,— в ущерб собственным национальным интересам Италии.

Я обратил внимание на то, что Тольятти был в хорошей форме, физически выглядел нормально, быстро реагировал на соответствующие вопросы. Он проявлял широкую осведомленность в вопросах международной жизни и богатую эрудицию высококультурного человека. Мысли свои Тольятти излагал логично, чувствовалось, что он не просто импровизировал, а высказывал положения продуманные.

Таким запомнился Пальмиро Тольятти — коммунист, сын

79

Италии, один из крупнейших деятелей международного коммунистического движения, друг Советского Союза. Таким он и вошел в историю.

ЛУИДЖИ ЛОНГО ВСПОМИНАЛ

После скорбных дней прощания с Пальмиро Тольятти в августе 1964 года итальянские коммунисты избрали руководителем своей партии Луиджи Лонго. Это был деятель тоже крупного масштаба. О многом говорит хотя бы то, что еще в начале двадцатых годов его имя уже стало известно широкой общественности. В 1922 году Лонго приехал в Москву как один из участников IV конгресса Коммунистического Интернационала. Он слушал доклад Ленина на заседании конгресса.

Я виделся и беседовал с Лонго несколько раз, однако наиболее памятны встречи с ним в Крыму в середине пятидесятых годов. На даче, куда приехали отдыхать Лонго с супругой, отдыхал и я с Лидией Дмитриевной.

В Крым Лонго прибыл по настоятельной рекомендации врачей, которые прописали ему отдых в условиях теплого, сухого климата, морские купания. Конечно, теплый климат и в Италии, но Лонго справедливо подчеркивал:

— Во-первых, по-настоящему я могу отдохнуть только на советской земле, в стране Ленина, где и воздух кажется сладким. Во-вторых, в Италии почти невозможно найти район с таким сухим и благоприятным для здоровья климатом, как в Крыму.

Сроки нашего отдыха примерно совпадали. Часто виделись, почти ежедневно беседовали. Разговоры вели разные — и краткие и долгие.

Лонго обладал большим личным обаянием, у таких людей оно врожденное. Кроме того, жизнь, посвященная делу рабочего класса, борьбе против эксплуататоров, выковала в нем глубокие убеждения коммуниста.

Он хорошо знал труды Маркса, Энгельса, Ленина, преклонялся перед советским народом, который разбил гигантскую военную машину Гитлера.

Говорил Лонго легко, умело переходил с одного предмета на другой. Мне нравилась его манера поддерживать разговор и его обращение к конкретным фактам прошлого и настоящего. Особенно интересным оказался для меня рассказ об его участии в IV конгрессе Коминтерна. Я, естественно, высказал пожелание, чтобы Лонго поделился своими впечатлениями о нем поподробнее.

80

— Было это в ноябре 1922 года,— рассказывал Лонго.— 13 ноября на IV конгрессе Коминтерна с докладом «Пять лет российской революции и перспективы мировой революции» выступил Ленин. Название звучало громко, но он и сам в начале доклада сказал, что тема слишком обширна и велика, чтобы ее вообще мог исчерпать один оратор в одной речи. Поэтому он и говорил только о небольшой части темы — о новой экономической политике. К этому времени Владивосток был взят. Это означало, что Красная Армия сбросила в море последние воинские части японских оккупантов и советская территория полностью освобождена от всех захватчиков.

Речь его лилась живо, и я слушал с огромным любопытством.

— Когда в приветствии Ленина было объявлено, что гражданская война окончена,— продолжал он,— эти слова были встречены громом аплодисментов. Казалось, что своды зала дрожат.

Лонго вспоминал:

— Все участники заседания, как зачарованные, слушали доклад Ленина, в котором он говорил о планах хозяйственного строительства в Советской республике. Он отмечал, рассматривая финансовую систему страны, что можно считать русский рубль знаменитым хотя бы уже потому, что количество этих рублей превышает теперь квадриллион. Это вызвало смех в зале. Но, говорил он, нули можно зачеркнуть, намекая на то, что Советская власть собирается предпринимать решительные меры в борьбе за стабилизацию рубля и с разрухой в хозяйстве. Это опять вызвало веселый смех и оживление в зале.

Лонго помнил этот доклад в деталях, и можно было понять, что он его пересказывает не мне первому. Естественно, любому ленинцу воспоминания об Ильиче, тем более личные, особенно дороги. Он продолжал:

— Очевидно, отвечая на различного рода выпады недоброжелателей и врагов Советской власти, Ленин прямо сказал, что в стране еще совершаются ошибки. Мы только начали учиться, говорил он, но учимся с такой систематичностью, что мы уверены — добьемся хороших результатов. Ну, а те, кто критикует Советскую власть, разве не делают ошибок? Но ошибки бывают разные, говорил Ленин. Если большевики делают глупости, то большевик говорит: «Дважды два — пять», а если его противники, то есть капиталисты и герои II Интернационала, делают глупости, то у них выходит: «Дважды два — стеариновая свечка».

Я, конечно, знал это образное сравнение Ленина. Оно взято из романа И. С. Тургенева «Рудин». Персонаж этого произведения Пи-

81

гасов отличался женоненавистничеством и отрицал в женщинах способность к строгому логическому мышлению. Он утверждал: «Мужчина может, например, сказать, что дважды два — не четыре, а пять или три с половиною; а женщина скажет, что дважды два — стеариновая свечка». Но перебивать увлеченного рассказчика не стал. А он возбужденно говорил о самом Ильиче:

— Ленин выступал страстно, подчеркивая нужные слова и мысли, возвращаясь к ним, чтобы сделать их более понятными для аудитории. При этом Ленин не заботился, как это часто делают некоторые ораторы, о внешнем эффекте своего выступления. Для него главным была мысль, ее развитие и течение. Ему хотелось, чтобы слушатели поняли то, что он защищает, предлагает и отстаивает. Именно это покоряло аудиторию.

Как бы подтверждая свои слова ссылкой на чье-то мнение, Лонго добавил:

— Тогда я всего-навсего сам убедился в правильности того, что много раз слышал от других о Ленине, о его манере вести разговор или выступать перед аудиторией.

Лонго поделился также своими воспоминаниями, связанными с его участием в итальянском движении Сопротивления в годы второй мировой войны. Говоря о событиях того времени, он всячески старался не подчеркивать свою личную роль, хотя она широко известна.

Основная мысль, которую он стремился передать, звучала так:

— Коммунисты были душой Сопротивления. Они знали, что многим придется погибнуть, но сознательно шли на самопожертвование. Конечно, в рядах Сопротивления плечом к плечу с коммунистами боролись против фашизма и члены других партий, в частности социалистической. Это расширяло фронт участников Сопротивления, увеличивало его силу.

Лонго рассказал, как руководители итальянского Сопротивления охотились за матерым фашистским волком — Муссолини и как в конце концов его настигли и казнили.

— Так итальянский народ,— сделал вывод мой собеседник,— перевернул одну из самых черных страниц в истории своей страны.

Говорил Лонго и о другом:

— В итальянском движении Сопротивления сражались и советские люди, имена которых итальянский народ никогда не забудет.

Лонго многократно в беседах давал положительную оценку внешней политике Советского Союза.

— Считаю ее единственно правильной и отвечающей интересам не только СССР, но и всех стран,— подчеркивал Луиджи Лонго,— так как все народы хотят мира и жизни.

82

ИДЕЯ, ВПЕРВЫЕ ВЫСКАЗАННАЯ В РИМЕ

После крушения фашистского режима в Италии и выхода страны из войны Советский Союз в марте 1944 года восстановил с ней дипломатические отношения. А там, где есть такие отношения и когда они развиваются в нормальном русле, естественными становятся и контакты между людьми в самых различных областях, включая встречи между государственными деятелями.

Каждый раз, когда оказываешься в Риме и едешь из аэропорта к центру города, обязательно из каких-то тайников сознания приходит мысль: «Ведь я еду по старой Аппиевой дороге, на которой еще сохранились камни, аккуратно уложенные древнеримскими рабами. А сколько еще встретится на пути и руин, и полусохранившихся памятников старины!» Это ощущение, видимо, сродни тому, которое испытывают иностранцы, ступая на территорию Московского Кремля — священного места в нашей стране.

Когда въезжаешь в столицу Италии, то, независимо от того, первая ли это поездка или десятая, глаз невольно начинает искать овал Колизея, без которого Рим не был бы Римом. При виде этого гигантского памятника древности любому человеку, вероятно, трудно избавиться от мысли, что на арене Колизея погибали тысячи гладиаторов, которые шли на верную смерть по прихоти рабовладельцев. Кровавые игрища на аренах в империи стали как бы апофеозом гнета и бесправия в рабовладельческом обществе.

В Италии мне приходилось встречаться и беседовать с ее президентами, премьер-министрами, министрами иностранных дел. При этом нельзя не отметить специфику политической жизни этой страны.

После окончания второй мировой войны в Италии не выделилась какая-либо одна, пользующаяся всеобщим признанием общественная фигура, которая сравнилась бы по своему значению, например, с де Голлем во Франции, Черчиллем в Англии, Аденауэром в Западной Германии. Здесь сформировался определенный круг буржуазных деятелей, которые, перемещаясь с одного поста на другой, прочно удерживались в высшем эшелоне государственной власти. Поэтому, как мне представляется, не имеет существенного значения, в каком порядке пойдет о них речь.

Трагическая гибель в 1978 году Альдо Моро, лидера христианско-демократической партии, от рук террористов является весомой причиной, по которой стоит назвать его имя первым.

Меня могут спросить:

— Кого из итальянских государственных и политических деятелей вы знаете лучше всех?

83

Не задумываясь, я отвечу: — Альдо Моро.

Нет, это не из-за того, что его уже нет в живых. Не из-за того, что его зверское убийство, потрясшее не только итальянцев, вызывает в моей памяти образ человека, достойного страны, давшей миру великую древнюю цивилизацию, которая в той или иной мере рассеяла семена будущего по всему западному, да и не только западному, миру. Например, знаменитый кодекс Наполеона, созданный на основе постулатов римского права, сам впоследствии обогатил юридическую науку и практику романских стран Западной Европы, а через них и многих других стран.

Хотя Моро являлся представителем мира капитализма, он все же стал убежденным сторонником той точки зрения, что разногласия между государствами должны разрешаться мирным путем, а не силой оружия. Различия в общественном строе государств не должны вести к применению оружия, считал он, как бы ни обострялись разногласия между ними по спорным проблемам. Однажды он говорил мне в беседе:

— Современный мир, накопивший огромное количество ядерного оружия, не должен позволить пустить его в ход. Даже, выражаясь фигурально, и мечи римских легионеров не должны употребляться по их прямому назначению. Не говоря уже о том, что нельзя допустить применения ядерных ракет.

Слушая его, я думал: «А ведь это отдаленный потомок тех людей, которые с мечом в руке прошли по землям, где впоследствии возникли многие современные государства».

Обращает на себя внимание то, что приведенные здесь слова Альдо Моро прозвучали из его уст еще в начале семидесятых годов. Он не изменял этому своему убеждению.

Его я знал как политика незаурядного ума, вдумчивого и серьезного собеседника. Поначалу, когда мы с ним познакомились, он произвел впечатление медлительного и даже несколько флегматичного человека. Но четкость в выражении мыслей, сосредоточенность, систематичность в изложении позиций — а именно это отличало Моро на переговорах и в беседах — все эти качества уже вскоре заставили вносить коррективы в первое впечатление.

Мне много раз приходилось встречаться с Моро на сессиях Генеральной Ассамблеи ООН. Виделись мы и в Хельсинки на заключительном этапе общеевропейского совещания. Отстаивая общие позиции стран НАТО, он тем не менее отдавал себе отчет в том, что Восток и Запад должны жить в мире. А раз так, то они обязаны вести диалог, учитывать законные интересы друг друга.

Прежде чем Советский Союз внес на рассмотрение соответст-

84

вующих государств предложение о созыве общеевропейского совещания для рассмотрения вопросов безопасности континента, советское руководство решило начать зондаж. К тому времени эта идея еще не доводилась до сведения какой-либо страны НАТО. Первой стала Италия. В апреле 1966 года я совершил визит в Рим и в ходе беседы с тогдашним премьер-министром Моро изложил содержание нашего плана.

Моро задумался, а я с нетерпением ожидал реакции. Он задал несколько вопросов, чтобы уяснить суть плана. Слово взял присутствовавший на беседе министр иностранных дел Аминторе Фанфани. Он проявил понимание смысла и значения советского предложения. Моро тоже высказал положительное к нему отношение.

Оба итальянских собеседника весьма живо отреагировали на мои соображения. Моро сказал:

— Действительно, государства нашего континента, а также США и Канада созрели для того, чтобы встретиться и совместно обсудить проблемы европейской безопасности и попытаться прийти к каким-либо согласованным решениям, которые стали бы приемлемыми как для стран Организации Варшавского Договора, так и для государств Североатлантического союза.

Беседа по этому вопросу заканчивалась определенно на конструктивной нотке. Оба собеседника — премьер и министр нашли идею совещания заслуживающей серьезного внимания.

Опять Моро задал несколько вопросов, и опять мне пришлось давать разъяснения. Затем он заявил:

— Эта идея для итальянского правительства представляется приемлемой.

В ходе наших дальнейших консультаций с широким кругом государств правительство Италии придерживалось того же мнения, что высказывали на беседе в Риме Моро и Фанфани.

И действительно, Италия придерживалась конструктивной позиции в течение всей работы Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Моро возглавлял итальянскую делегацию, прибывшую в Хельсинки на завершающий этап совещания, и от имени своей страны подписал Заключительный акт.

Никогда Моро не проявлял спешки при рассмотрении какого-то вопроса. Главным он считал конечный результат обсуждения и всегда держался спокойно, когда высказывал свои взгляды. Ни разу я не наблюдал, чтобы он нервничал. Думаю, что каждый, кто хотел бы нарушить его рассудительный тон изложения позиции Италии, потерпел бы неудачу.

После одной из бесед, когда мы выходили от Моро, я сказал советскому послу в Италии Н. С. Рыжову:

85

— Да, этот итальянский собеседник обладает такой же нервной системой, как юный Гай Муций Сцевола *! И ничуть не слабее!

Посол меня понял и улыбнулся.

Моро обладал достаточной подготовкой, чтобы считаться в области внешней политики одним из наиболее компетентных деятелей Италии. Но он неплохо знал и экономику своей страны, ее сильные и слабые стороны.

Много раз я слышал о личной скромности Моро. Это совпадает и с моими собственными наблюдениями. Он, например, никогда не заботился, появится ли в прессе его заявление или его фотография в связи с той или иной встречей. Такая его черта была широко известна, и люди это ценили.

Запомнился Альдо Моро еще и тем, как он с любовью, но, по-моему, объективно говорил об итальянцах. Умение так рассуждать о собственном народе — не частое явление.

Был вечер. Рим — южный город, и, как везде на юге, сумерки в нем летом наступали быстро. А мы разговаривали. Речь шла о политике, об идеологии, а потом — на необычную тему.

— А знаете, в чем итальянцы отличаются от русских? — неожиданно спросил Моро.

Я сказал собеседнику:

— Раньше, когда я знакомился с вашей страной только по литературе и по картинам ее выдающихся художников, мне казалось, что итальянцы на каждом шагу поют, танцуют, смеются и плачут. Да еще катаются в гондолах по каналам ваших городов. Конечно, они и работают, но об этом как-то не думалось,— в труде все народы везде на Земле равны.

Моро не удивился тому, что услышал от меня.

— Так обычно и думают об итальянцах за рубежом,— заметил он.— Раз итальянец с итальянкой идут или сидят вместе, так они должны обязательно запеть или, по крайней мере, поцеловаться, чтобы все другие вокруг это видели.

А какова реальность? — спросил самого себя мой собеседник.— Итальянцы почти ничем не отличаются от других народов. Конечно, они живут на юге и представляют собой сложное смешение племен и народностей, которые населяли Апеннинский полуостров в далеком прошлом. Происхождение этого сплава, его черты, особенности и сейчас еще не полностью прослежены. И вовсе не надо судить о молодых итальянцах по

* Гай Муций Сцевола — по античному преданию, римский юноша, плененный этрусками, опустил в огонь правую руку, которая сгорела, а он тем самым показал свое презрение к боли и смерти.— Прим. ред.

86

их поведению во время парадного шествия гондол по каналам Венеции.

На это я заметил:

— Ваш соратник по политической деятельности — господин Фанфани мне не раз говорил, что если я не побываю в его родном городе — Венеции, то могу считать, что не побывал в Италии. При такой постановке вопроса я, конечно, согласился с тем, что в Венеции побывать следует. Тем более, что в противном случае Фанфани не собирался засчитывать мои визиты в вашу страну. И представьте себе, я попал в этот чудесный город. Но случилось так, что на каналах тогда не было гондол. Два дня шел дождь, и мы с сопровождавшими нас итальянцами шутили: «Не приложило ли к такой погоде руку американское ЦРУ?»

Тут Моро вспомнил случай, который произошел в тот день, когда он посещал Венецию:

— Было это именно в момент парада гондол. Упала в воду из одной гондолы девушка. Конечно, все, и в первую очередь гондольеры, переполошились. Она начала тонуть. Но сразу же несколько мужчин бросились в воду, чтобы помочь синьорине выбраться из канала. Тот, кто прыгнул первым, и спас ее.

Думаю,— добавил Моро,— что эта сцена, возможно, была разыграна. Но так пусть считают рационалисты. На самом же деле все обстояло внешне естественно. У итальянцев вымысел от правды иногда отличить трудно. Мы в известном смысле — прирожденные артисты. Конечно, это не относится к серьезной политике. Вот в этом мы чуть отличаемся от русских.

Вероятно, Моро сознательно обращал внимание лишь на одну сторону характера его соотечественников, отдавая себе отчет в том, что слушатель вполне поймет патриотические чувства и оценит изящные примеры при описании психологии жителя Венеции, Рима или любого другого города страны.

Смотрел я на Моро и сделал ему совершенно искренний комплимент:

— Да вы и сами могли бы состязаться со спасателями. Вы — стройный, подтянутый, выглядите как отличный спортсмен, к тому же вы еще и психолог.

...Этот разговор я вспомнил в ту минуту, когда прочел сообщение о том, что тело Моро было обнаружено в багажнике автомашины на одной из улиц в центре Вечного города. Длинный мартиролог жертв заговоров, больших и малых, за более чем две с половиной тысячи лет истории Рима пополнился еще одной...

События, связанные с убийством Альдо Моро, представлялись для итальянской общественности настолько необычными, настолько

87

они приковывали внимание всей страны, что кинематографисты, основываясь на скрупулезно собранном досье — материалах суда, создали художественный фильм «Дело Моро». Он с необычным, можно даже сказать, сенсационным успехом прошел по экранам Италии.