А. А. Громыко памятное книга
| Вид материала | Книга |
- А. А. Громыко памятное книга, 7336.07kb.
- Н. А. Громыко, О. В. Путято, 592.99kb.
- Учреждение российской академии наук институт европы ран, 1149.02kb.
- Попов С. В., Громыко Ю. В., Алексеев Н. Г., Левинтов А. Е., Копылов Г. Г., Марача, 468.97kb.
- Фрагменты из дидак тического спектакля ”Две музы А. П. Бородина”, 33.55kb.
- Практических: 0 Лабораторных, 41.55kb.
- А. И. Громыко 2001 г. Рабочая программа, 168.09kb.
- Реферат на тему, 149.58kb.
- Исследовательская деятельность, 243.02kb.
- © Ольга громыко самоучитель по написанию фантастики, или, 326.13kb.
Политический Эверест того времени, таким образом, покорился.
314
Высшие руководители СССР и США — Л. И. Брежнев и Дж. Картер — прибыли вместе с министрами иностранных дел и министрами обороны в Вену, чтобы торжественно подписать Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений (ОСВ-2).
На заседании перед подписанием Картер поднял вопрос о вступлении договора в силу. Он заявил:
— Стороны, конечно, должны договор ратифицировать, как это и предусмотрено.
Советская делегация высказалась так:
— Подготовленный договор настолько важен с точки зрения сохранения мира и безопасности народов, что не должно быть никаких задержек со вступлением его в полную силу, то есть ратификацией законодательными органами СССР и США. Он должен действовать в полном объеме.
Как показало последующее развитие событий, напоминание о необходимости скорейшей ратификации договора оказалось более чем уместным.
...18 июня 1979 года. Дворец Хофбург. Обстановка торжественная. Залы блестят. Они не раз становились свидетелями важных встреч, результаты которых накладывали определенный отпечаток на европейскую историю.
Приближается момент подписания договора. Юристы уже не раз проверили точки и запятые в документе. Упаси боже, чтобы какой-либо неположенный прыжок одной или другой из них исказил смысл важного документа. Ведь его ожидает весь мир.
Церемония происходит в Редутном зале дворца. Оба руководителя делегаций берут ручки, присаживаются поудобнее и ставят свои подписи.
Не успели они еще привстать, как я задаю министру обороны СССР Дмитрию Федоровичу Устинову — мы стоим чуть сбоку — вопрос:
— Как думаешь, расцелуются или нет?
— Нет,— слышу в ответ,— незачем целоваться.
— Не уверен,— ответил я.— Хотя согласен, необязательно прибегать к этому жесту.
Но нас обоих в общем приятно удивила инициатива, которую проявил Картер. Договор скрепился поцелуем — в зале раздались аплодисменты.
Всегда события такого масштаба невольно вызывают исторические ассоциации. На церемонии подписания Договора ОСВ-2 на ум приходила, например, следующая параллель: здесь же, в Вене, в 1814—1815 годах состоялся конгресс европейских монархов,
315
который завершил подведение итогов войны коалиции европейских держав против Наполеона. При всей важности того события в истории оно по своему значению никак не могло идти в сравнение с достигнутой между СССР и США договоренностью об ограничении стратегических ядерных вооружений, которая открывала возможность для снижения опасности, угрожающей самому существованию всего человечества.
А потом обе делегации присутствовали на спектакле в Венской опере. Там давали превосходную оперу Вольфганга Моцарта «Похищение из сераля». Ложа была украшена советским, американским и австрийским флагами.
Подписанный договор шел значительно дальше предшествовавшего ему временного соглашения (ОСВ-1), охватывая весь комплекс стратегических наступательных вооружений и перебрасывая мост к дальнейшему ограничению и сокращению ядерного оружия, что, как предполагали, в ближайшей перспективе будет предметом следующего этапа переговоров. Договор явился убедительной демонстрацией того, что при готовности учитывать законные интересы друг друга можно в конечном счете добиться договоренности по самым трудным вопросам. Вместе с тем этот договор заключал в себе и большой потенциал благоприятного воздействия на другие шаги по обузданию гонки вооружений и разоружению.
Во время пребывания в Вене между главами делегаций имел место обмен мнениями и по другим проблемам международной обстановки. В общем плане они подтвердили готовность продолжить переговоры по вопросам, которые оставались еще открытыми. В пользу этого в беседе со мной высказывался Сайрус Вэнс, не скрывавший своего большого удовлетворениях подписанием Договора ОСВ-2. Примерно то же говорил Д. Ф. Устинову министр обороны США Гарольд Браун и председатель объединенного комитета начальников штабов США Дэвис Джоун. Однако заявления американской стороны, сделанные в значительной мере под влиянием эмоций, не давали еще оснований строить надежные прогнозы относительно будущих переговоров по ядерному оружию.
Последовавшие затем действия администрации Картера в области советско-американских отношений, да и в международных делах в целом, способствовали укреплению в США позиций противников подписанного договора. Администрация фактически пошла на поводу у тех, кто стремился во что бы то ни стало помешать его вступлению в силу.
В этих условиях вялые призывы Картера к сенату ратифицировать Договор ОСВ-2 выглядели конъюнктурным политическим
316
приемом, направленным на поддержание скорее видимости того, что президент верен ранее взятым на себя обязательствам. В январе 1980 года Картер объявил о своем решении вообще отложить на неопределенное время рассмотрение этого вопроса.
Стало ясно, что администрация Картера вела дело к тому, чтобы сорвать ратификацию договора. Как известно, это довершила администрация Рейгана. Такие действия — без преувеличения — стали позором Америки. К этому выводу пришли объективно мыслящие люди, в том числе и в США.
ЗА ОДНИМ АБСУРДОМ — ДРУГОЙ
В политике администрации Картера начали все более отчетливо проступать милитаристские устремления, которые в конечном счете преследовали цель сломать сложившийся примерный паритет военной мощи Востока и Запада. Словно бы и не было торжественного признания необходимости сохранить этот паритет, сделанного и американским президентом на встрече в Вене.
Стремясь изменить в пользу США и НАТО стратегическое равновесие сил в мире, Вашингтон пошел на резкое увеличение военных ассигнований, принятие многомиллиардных программ производства вооружений, подталкивал в том же направлении своих союзников по Североатлантическому блоку, который принял решение о дополнительной программе наращивания вооружений, а также о размещении на территории западноевропейских государств новых американских ядерных ракет. Одновременно Вашингтон без всяких на то оснований приостановил или вовсе прервал начатые ранее переговоры по ряду важных вопросов ограничения гонки вооружений.
Администрация Картера направила свои усилия и на то, чтобы подорвать процесс разрядки в Европе. Это предопределило обструкционистскую позицию США на белградской встрече (октябрь 1977 г.— март 1978 г.), а также на мадридской встрече представителей государств — участников Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (1980—1983 гг.).
Американская сторона предприняла шаги по свертыванию торгово-экономических и культурных связей с СССР. В нарушение ранее взятых ею на себя обязательств начался пересмотр уже заключенных контрактов. Вашингтон наложил запрет на экспорт в Советский Союз некоторых видов товаров, объявленных «стратегическими», ввел эмбарго на продажу зерна.
За одним абсурдом следовал другой, за ним — третий и т. д. Вашингтон заявил о намерении строить советско-американские отно-
317
шения на основе так называемой «увязки», то есть установления взаимозависимости между развитием этих отношений и выполнением Советским Союзом условий, неправомерно выдвигаемых США в вопросах, которые входят во внутреннюю компетенцию нашего государства или касаются отношений СССР с третьими странами. В рамках такого подхода в США развернули бесчестную пропагандистскую кампанию вокруг вопроса о «правах человека», которые якобы нарушаются в СССР и других социалистических странах.
Насквозь проникнутые фальшью разглагольствования на этот счет, наряду с измышлениями о «советской угрозе», «экспансионизме» СССР, стали излюбленным коньком администрации Картера, которая чем дальше, тем более активно проявляла себя в организации идеологических диверсий против Советского Союза. Все это имело целью ввести в заблуждение общественное мнение, закамуфлировать истинное лицо политической стратегии Вашингтона, его курс на расстройство советско-американских отношений, наращивание гонки вооружений, нагнетание напряженности в мире.
В провокационной кампании в связи с вопросом о «правах человека» непосредственное участие принял и лично Картер. В его выступлениях с назойливостью коммерческой рекламы звучала эта тема. Картер считал чуть ли не своим долгом поговорить о ней почти на каждой встрече с советскими представителями.
Это ощущал и я в беседах с Картером.
Белый дом. Только что шел разговор о необходимости второго соглашения об ограничении стратегических ядерных наступательных вооружений, которое означало бы создание серьезной преграды на пути развязывания войны, и обе стороны подчеркивали меру лежащей на них в этой связи ответственности, как вдруг Картер заявляет:
— Я хотел бы поставить вопрос из иной области — из области защиты прав человека.
А суть вопроса состояла в том, чтобы в Советском Союзе выпустили на свободу какого-то диссидента, осужденного за совершенные им преступления. Картер, наверно, полагал, что делает ловкий ход, перескакивая на указанную тему сразу же после обсуждения проблемы ракетно-ядерного оружия. Между тем такой ход президента, независимо от того, сознавал он это или нет, представлял собой по меньшей мере фривольное превышение своих полномочий, так как вопрос о преступнике-диссиденте относился и относится к компетенции Советского государства, а США тут ни при чем. Я сказал тогда:
318
— Мне остается лишь выразить недоумение, что этот вопрос ставится по инициативе президента в ходе нашей беседы. Что касается самого диссидента, то, извините, я ранее даже не слышал его фамилии.
Картер несколько смутился. Он-то думал, что ставит вопрос о какой-то солидной фигуре. А затем выяснилось, что это отщепенец, справедливо осужденный за нарушение советских законов.
На американской стороне стола начались перешептывания, и затем Картер вернулся к поставленному вопросу, пытаясь доказать, что освобождение преступника все же отвечало бы интересам «соблюдения прав человека».
На нас этот эпизод в Белом доме произвел грустное впечатление. Несерьезность муссировавшейся Картером темы стала совершенно очевидной.
Поднимая на щит уголовника, рядясь в тогу «защитника прав человека», американская сторона, конечно, лицемерила. В повестке дня переговоров стояли жизненно важные проблемы — войны и мира, количественного и качественного ограничения ядерного оружия, да и обсуждение их еще не завершилось, если речь вести применительно к данной беседе. И как раз в это время президент нарочито выложил на стол переговоров ничтожный вопрос, сама постановка которого незаконна.
Об этом я так и сказал президенту напрямик, в категорической форме:
— Не пора ли отказаться от подобных приемов как непродуктивных?
На этом тогда дискуссия о правах осужденного преступника и закончилась.
ЕЩЕ РАЗ О ПРАВАХ ЧЕЛОВЕКА
Тем не менее в политике администрации Картера демагогия вокруг прав человека становилась все гуще. Вашингтон стал все больше выставлять себя неким верховным судьей в этом вопросе. Кто уполномочил его выступать в такой роли? Ни Устав ООН, ни Заключительный акт общеевропейского совещания, ни какой-либо другой международный документ не давали ему — и не могли дать — подобных полномочий. Кроме того, хорошо известно, как обстоит дело в самих США с обеспечением прав трудящихся, национальных и расовых меньшинств, с правом на труд, со свободой слова и т. д.
Возьмем только международный аспект проблемы. Не кто иной,
319
а именно США до сих пор либо отказываются ратифицировать, либо даже подписать пакт об экономических, социальных и культурных правах и пакт о гражданских и политических правах, а также международные конвенции о предупреждении геноцида, о ликвидации всех форм расовой дискриминации, о пресечении преступлений апартеида.
И в узких беседах с деятелями США, и на международных форумах советские представители постоянно подчеркивали, доводилось это делать и мне:
— Советский Союз был и остается поборником этих прав. Ради прав человека, ради трудящихся, во имя свободы свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция. Мы гордимся, что именно наша страна первой в мире утвердила на своей земле подлинное равенство людей, действительные, а не мнимые права человека. В годы второй мировой войны советский народ заплатил большой кровью за то, чтобы отстоять свои права и свободы, чтобы избавить человечество от угрозы фашистского порабощения, от мрака бесправия и угнетения.
Мы говорим всему миру:
— На современном этапе наша страна решает большие и сложные задачи в процессе совершенствования социализма, расширяя и углубляя социалистическую демократию, гарантируя своим гражданам всю полноту политических, социально-экономических и личных прав и свобод. У советских людей не могут не вызывать чувства законного возмущения наветы на их образ жизни. Они отвергают поучения, как им вести свои дела, какие порядки устанавливать в собственном доме. И те, кто замахивается на наши социальные, гражданские и нравственные ценности, пытаются вмешиваться в наши внутренние дела, будут получать, как и прежде, должный отпор. Вместе с тем мы проявляли и проявляем готовность к международному сотрудничеству в области защиты прав человека на подлинно гуманной и честной основе.
Так мы говорили и Вашингтону.
Наша страна в одностороннем порядке взяла на себя обязательства не применять первой ядерное оружие. Если бы и другие ядерные державы, которые этого еще не сделали, откликнулись на наш соответствующий призыв и поступили таким же образом, то тем самым открылась бы перспектива коренного поворота к лучшему во всей военно-политической обстановке в мире. Это и есть борьба за право людей на жизнь, за право, которое имеет верховенство перед всеми другими правами. Никакие, даже самые изощренные, доводы против принятия этого обязательства нельзя признать убедительными.
320
А кем внесено в ООН предложение об осуждении ядерной войны, как самого чудовищного из преступлений, которые могут быть совершены против человечества? Внесено Советским Союзом. Мы твердо исходим из того, что нет и не может быть оправдания любым действиям, подталкивающим мир к пропасти, любым доктринам, основывающимся на «правомерности» применения первыми ядерного оружия.
Державы Запада неизменно голосуют против этого советского предложения. Спрашивается, где же здесь проявление заботы о правах человека, проявление гуманизма в их политике?
Советский Союз выступил с предложением о полном и всеобщем запрещении испытаний ядерного оружия. Сейчас подземные испытания еще не запрещены. Откуда идут возражения против решения этого вопроса? С той же стороны. Спрашивается, какая из этих двух позиций является гуманной и какая — антигуманной?
Комментарии излишни.
Известна советская инициатива относительно запрещения создания новых видов и систем оружия массового уничтожения. Опыт свидетельствует, что когда тот или иной вид оружия оказывается в арсеналах государств, то добиться его изъятия из них становится намного труднее. Кто шарахается в сторону от этого предложения?
Все те же страны Запада.
Ныне человечество, фигурально выражаясь, сидит на горах оружия, к тому же растущих ежемесячно, еженедельно, ежедневно. Но кто, упорно прибегая к разного рода казуистике, возражает против того, чтобы по-настоящему обсудить на форуме с участием всех государств мира жгучую проблему общечеловеческого значения — о всеобщем и полном разоружении, за которое неизменно выступало и выступает Советское государство, а вместе с ним все содружество социалистических стран?
Это делают те круги, которые формируют внешнюю политику союзников по блоку НАТО. Нет в ней ни должного уважения прав человека, ни гуманизма.
СССР и другие государства Варшавского Договора предлагают заключить договор о взаимном неприменении военной силы и поддержании отношений мира, участники которого приняли бы на себя обязательство не применять друг против друга никакого оружия — ни ядерного, ни обычного. Кто против этого возражает?
Их адрес тот же.
Этот перечень можно было бы продолжить, но и сказанного достаточно, чтобы объективно мыслящие люди сделали выводы на-
321
счет того, чья внешняя политика пронизана истинным гуманизмом и чья не согласуется с ним. Они и делают эти выводы.
Гуманистическая, миролюбивая направленность внешней политики социализма связана с кровными жизненными правами и интересами народов всех стран, всех континентов.
Гораздо более узкий подход к правам человека на переговорах был, как правило, свойствен представителям ряда западных держав. Права человека как таковые их интересовали лишь постольку поскольку... Нередко здесь наши партнеры отделывались общими фразами. Все свои силы в этом вопросе они обращали на то, чтобы свести проблему прав человека к праву на эмиграцию из СССР. Право на эмиграцию того или иного конкретного гражданина, главным образом еврейской национальности, объявлялось пробным камнем «искренности Советов». Однако и на этом попытки давления на нас не ограничивались, так как право на эмиграцию ставилось в качестве условия для решения других важнейших вопросов.
Многие существенные проблемы налаживания нормальных советско-американских отношений не обсуждались, так как продвижение по ним сознательно тормозилось, причём бесконечно выдвигались все новые условия, связанные с правом на эмиграцию. Печальным примером такого странного подхода стала, например, поправка Джексона-Вэника, принятая конгрессом США. Она no-существу заморозила советско-американскую торговлю.
Наша принципиальная позиция состояла в том, чтобы рассматривать конкретные случаи эмиграции из СССР на основе советского законодательства и стремления помочь воссоединению семей. Об этом мы и заявляли на переговорах. Кстати говоря, гуманный подход советской стороны к такого рода вопросам проявился в том, что в отдельные годы эмиграция евреев из СССР достигала десятков тысяч. Другая сторона с увеличением числа эмигрантов из СССР не только не выражала удовлетворения, но, напротив, цепляясь за отдельные «тяжелые случаи», стремилась нагнетать обстановку.
Что касается дипломатов, то им, конечно, всегда легче работается, если не возникает заторов по любому действительно важному вопросу, связанному с правами человека, в том числе и в такой нередко деликатной области, как эмиграция. Только решать эти проблемы нужно на путях усовершенствования законодательства и невмешательства во внутренние дела других стран. Советский Союз так и делает.
322
«КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ» ОПАСНОЙ КОНЦЕПЦИИ
Одним из самых наглядных проявлений откровенного империалистического курса Вашингтона, находящегося в резком противоречии с интересами народов, служит произвольное объявление тех или иных районов мира «сферами жизненных интересов» США. В частности, администрация Картера приняла решение об учреждении «сил быстрого развертывания» для оперативного военного вмешательства во внутренние дела стран Азии, Африки и Латинской Америки. Так в конце XX века откровенно попираются общепризнанные нормы международного права.
«Крестным отцом» этой опасной для дела мира и свободы народов концепции стал Картер. И в годы его президентства она получила конкретное выражение в тех акциях, которые предпринимались США в международных делах.
К концу срока пребывания Картера на посту президента внешняя политика Вашингтона оказалась под прямым и сильным воздействием милитаристских настроений наиболее реакционной части правящих кругов США, которые фактически овладели инициативой в определении направления этой политики. Поначалу неустойчивая, а затем все больше поддававшаяся давлению этих кругов, политическая линия Картера обернулась против него самого, да и против демократической партии, кандидатом которой он выступал на выборах 1980 года, добиваясь своего переизбрания на второй срок.
Картер потерпел на этих выборах поражение от республиканского кандидата в президенты Рональда Рейгана, на которого сделали ставку другие силы, взявшие верх в политической жизни США. Картер пожал то, что посеял.
В чисто человеческом плане у меня от встреч с Картером осталось впечатление, что он обладал определенной степенью благожелательности. Но она обнаруживалась только тогда, когда острые вопросы войны и мира не были предметом обсуждения. В такой атмосфере он мог предложить десять тостов один за другим. И делал это хорошо, толково. Но главные проблемы сами напрашивались в повестку дня. Отмахнуться от них было нельзя.
В общении ему, видимо, помогал опыт проповедника, которому по долгу службы приходилось выступать перед аудиториями и потому всегда важно было уметь находить с ними контакт.
По ходу беседы Картер иногда делал «отступления» — как бы для разрядки,— давал собеседнику и себе возможность отвлечься на время от обсуждения серьезных проблем. Так, перед одной из
323
наших бесед в Белом доме президент пригласил в зал, где проходили переговоры, пожилую женщину.
— Знакомьтесь, пожалуйста,— вдруг обратился ко мне президент.— Это моя мать. Она часто бывает в Белом доме.
Мать президента оказалась общительной и приятной женщиной. Она тепло поприветствовала нас и сказала:
— Американцам, в том числе и мне, хотелось бы иметь добрые отношения с русскими.
Мы дружно поддержали эту ее мысль, а я добавил:
— Было бы хорошо, если бы ваши взгляды разделяли те представители американской стороны, которые ведут с нами переговоры.
Картер и его мать добродушно рассмеялись.
САЙРУС ВЭНС ДО И ПОСЛЕ «РАЗВОДА»
На протяжении большей части срока президентства Картера государственным секретарем США являлся Сайрус Вэнс. На поприще американской внешней политики он представлял собой интересную и солидную фигуру.
Назначение Вэнса государственным секретарем в немалой степени обусловливалось сложившимися между ним и Картером личными взаимоотношениями: в период избирательной кампании, предшествовавшей президентским выборам 1976 года, он занял в «команде» Картера-кандидата одну из главных должностей — советника по внешнеполитическим вопросам.
Еще раньше они оба принимали участие в работе действующей на полуофициальной основе так называемой «трехсторонней комиссии», созданной в 1973 году по инициативе Дэвида Рокфеллера. В нее вошли видные представители бизнеса, политические деятели и ученые-политологи США, Западной Европы и Японии для изучения политических и экономических проблем взаимодействия ведущих капиталистических держав.
Свою роль, несомненно, сыграло и то, что за Вэнсом к тому времени уже утвердилась репутация опытного и способного юриста, видного политического и общественного деятеля. Неудивительно поэтому, что Картер доверил ему один из наиболее важных постов в своей администрации.
До того как стать государственным секретарем, Вэнс приобрел известность и в нашей стране: он участвовал в общественных форумах, проводившихся по линии советской и американской ас-
324
социаций содействия ООН. В начале семидесятых годов он входил в состав американской общественной организации «Национальный комитет за политическое урегулирование во Вьетнаме» и выступал с критикой военного вмешательства США в дела этой и других стран Индокитая.
Вэнс и сейчас, не занимая официального поста, является одним из авторитетных представителей общественного движения в США за ограничение вооружений и смягчение политического климата в мире. Он участвует в работе Международной комиссии по разоружению и вопросам безопасности, которую до 1986 года возглавлял видный деятель Социнтерна, премьер-министр Швеции Улоф Пальме.
Хорошо известно, что в возникновении такого рода общественных форумов и движений на Западе находит свое выражение тревога людей за положение дел в мире. И хотя подобные проявления настроений, свойственных широким слоям населения западных стран, не всегда могли оказывать прямое влияние на формирование внешней политики этих государств, они тем не менее давали положительные импульсы развитию антивоенной направленности в общественном мнении. И уже одно это оправдывает существование таких форумов, в деятельности которых заметная роль принадлежит представителям интеллигенции, в частности научной — медикам, юристам, физикам и химикам, специалистам других направлений.
Гора дел и забот обрушилась на Вэнса с приходом его в государственный департамент США. Тяжелым грузом легла на его плечи, как он сам признавал, проблема ядерных вооружений, их ограничения и сокращения.
В бурном водовороте событий, в который Вэнс попал, его основательно бросало из стороны в сторону. При всем том он по натуре определенно не являлся пессимистом и обычно стремился находить слово, подпитывающее оптимистический взгляд на перспективу. За этим стояла и стоит тревога за будущее.
В наших контактах Вэнс, как правило, проявлял интерес к поискам взаимоприемлемых для США и СССР договоренностей. Много раз я присматривался к нему — и не только к тому, что излагал Вэнс от имени правительства США, но и к тому, как он это делал.
Взгляды Вэнса на ряд моментов были оригинальны. Он, конечно, отстаивал официальную позицию. Однако делал это, все же проявляя элементы гибкости. Так происходило, например, при обсуждении отдельных аспектов вопроса о ядерных ракетах. Вэнс изложил точку зрения администрации и предпочел не втягиваться в
325
излишне углубленную дискуссию по проблеме, тактично уйдя в сторону. Он просто тоньше понимал ситуацию, чем другие.
В конце концов он не пожелал оставаться дальше на посту государственного секретаря США из-за несогласия с линией Картера по ряду вопросов внешней политики. Непосредственно поводом для ухода Вэнса в отставку послужило его открытое неодобрение акции по освобождению силой американских заложников в Иране, которую в конце апреля 1980 года США предприняли с санкции президента. Эта акция закончилась провалом. Отставку президент принял и, как это обычно делается, облек в корректную форму.
В жизни некоторых политических деятелей случается, что то или иное событие, внешне, казалось бы, для них неблагоприятное, оборачивается тем не менее им на пользу. Нечто подобное произошло и с Вэнсом. В политических и общественных кругах и в США, и за рубежом факт его отставки не без оснований расценили как показатель твердых убеждений бывшего государственного секретаря, как человека принципиального.
Покинув государственный департамент, Вэнс вернулся к частной практике в солидную даже по американским стандартам юридическую фирму «Симпсон, Тэчер энд Бартлетт», совладельцем которой он является. Однако за ним неотступно ходит призрак политического деятеля, и тот факт, что он в свое время получил «развод» у американской администрации, заметно не умаляет его авторитета в стране.
Мне доводилось встречать Вэнса (впрочем, как и Картера) уже после его отставки, когда внешняя политика администрации Рейгана полностью проявилась со всеми ее атрибутами шовинизма и имперских амбиций. Беседа с ним всегда для меня представляла интерес.
Конечно, Вэнс — представитель другого социального мира. Он таковым и остается. Но это не мешает ему выступать за преодоление разногласий между США и СССР мирным путем.
В беседах Вэнс не раз высказывал совершенно правильную мысль:
— Народ США отвергает войну, а опасность ее возникновения его ужасает. Я верю в объективную возможность достижения взаимоприемлемых договоренностей между двумя державами и подчеркиваю это.
Во время наших встреч Вэнс, независимо от того, выступал ли он в официальном или личном качестве, всегда держался корректно — даже в тех случаях, когда американская и советская позиции абсолютно расходились. Он не сторонник резких слов, которые
326
прочно взяты на вооружение администрацией Рейгана, особенно в публичной риторике.
Вэнс обладает чертами, во многом схожими и с теми, которые — я вспомнил министра иностранных дел Великобритании военных лет — были присущи Антони Идену. А если чего-то Вэнсу и недостает, так разве что иденовской изобретательности в вопросах тактики. По своей натуре Вэнс — человек оптимистического склада, живой, энергичный, способный. Иногда он оказывается среди тех, на кого с легкостью навешивают ярлыки «прокоммунист», «симпатизирующий коммунистам» и т. п., но это нонсенс.
В политической жизни США и раньше встречались, да и теперь встречаются люди, и их немало, которые смотрят на мир не через узкое окошко наживы и стяжательства, а стараются бросить на него более широкий взгляд, что особенно важно, когда это касается внешних дел. Я бы уверенно причислил к таким людям и Вэнса.
«УМЕРЕННЫЙ» МАСКИ В ВЕНЕ
Было бы упущением с моей стороны, если бы я не остановился еще на одном из государственных секретарей США — Эдмонде Маски, который закончил свою карьеру одновременно с бывшим президентом Картером. На посту государственного секретаря Маски пробыл недолго. И встречался я с ним только один раз. Это произошло в период пребывания министров обеих держав — СССР и США — в Вене в мае 1980 года в связи с 25-й годовщиной подписания Государственного договора о восстановлении независимой и демократической Австрии.
На встрече с Маски, запланированной заранее, состоялся основательный обмен мнениями по главным вопросам международного характера и двусторонних советско-американских отношений. Государственный секретарь, как и следовало ожидать, продемонстрировал по указанным вопросам основные позиции, которые занимала администрация Картера. Неприязнь администрации в подходе к Советскому Союзу проступала очевидно. Это явственно ощущалось при обсуждении и проблемы региональных конфликтов, и вопросов двусторонних отношений.
Советская сторона такой линии американской администрации противопоставила политику мира, разоружения и сдерживания гонки вооружений, особенно ядерных, политику в пользу разрядки международной напряженности, улучшения советско-американских отношений.
327
Когда обсуждалась проблема ядерного оружия, я от имени советского руководства подчеркнул следующую мысль:
— Вашингтон допустил вероломство, отказавшись ратифицировать Договор ОСВ-2. Совсем недавно на торжественной церемонии в австрийской столице Брежнев и Картер поставили под ним свои подписи. И что же показали последующие события? Они кроме всего прочего показали, что Вашингтон дешево ценит свои обязательства и свою подпись под документами, которые касаются важнейших проблем предотвращения угрозы ядерной войны.
Все, что сказал Маски в ответ на наши заявления как по данному вопросу, так и по другим, подтвердило, что администрация Картера дрейфует в сторону усиления напряженности в мире, обострения советско-американских отношений и углубления расхождения между СССР и США по проблеме ядерного оружия.
Конечно, позиции, которые отстаивал в Вене Маски, а в Вашингтоне — сам Картер, означали шаг в том направлении, которое защищал вскоре после этого перед избирателями Картер, соревнуясь с Рейганом. Но он как бы этим самым облегчил положение Рейгана. Ведь кредо политической линии республиканского кандидата в президенты Рейгана состояло в том, чтобы по всем линиям внешней политики занять более правые позиции, чем Картер. И чем дальше сдвигался Картер вправо, тем дальше вправо двигался и Рейган, стремясь к тому, чтобы дистанция между ним и Картером оставалась побольше. Этого как раз требовали от Рейгана наиболее экстремистские силы, державшие в своих руках основные нити политики.
На заявлении и общем поведении Маски как политической фигуры все же лежала печать какой-то спокойной рассудительности, но только по сравнению с будущей администрацией Рейгана. Я склонен считать, что в известной степени это объяснялось и характером Маски. На вашингтонской политической сцене он всегда признавался как деятель, которому не чуждо упомянутое чувство при оценке вопросов международной обстановки. Но признаки умеренности в поведении и даже некоторых высказываниях государственного секретаря все же тонули в общей политике Вашингтона, особенно в вопросах советско-американских отношений и ядерного оружия.
Хотел бы я иметь Маски в качестве своего партнера при обсуждении соответствующих международных проблем и вопросов советско-американских отношений?
328
Если бы меня сегодня об этом спросили, то я бы, не задумываясь, сказал:
— Да, но только — Маски без груза негативной политики, которую он отстаивал в Вене.
ИНЦИДЕНТ С САМОЛЕТОМ
В 1980 году с приходом к власти администрации Рейгана по вине Вашингтона начала складываться все более напряженная обстановка в советско-американских отношениях. Наступил период серьезного похолодания в международном политическом климате.
Эта администрация немало поработала, чтобы расстроить то, что сделали в отношениях между СССР и США ее предшественники. Она поработала, нанося удары то по одному, то по другому соглашению. Выхолащивала содержание этих соглашений или, как это стало с Договором ОСВ-2, их объявляла мертвыми. Белый дом часто устраивал по ним траурные церемонии, стремясь к самой малой величине — к нулю.
Что было, то было. И этого из истории вычеркнуть нельзя. Только после советско-американских встреч в Женеве, Рейкьявике, Вашингтоне на самом высоком уровне и подписания договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности наметился поворот к улучшению отношений двух стран.
Что касается Советского Союза, то он своими действиями неоднократно доказывал, что с ним можно вести дело и быть уверенным в том, что свои обязательства он выполнит.
Сегодня, пожалуй, как никогда прежде, актуален основополагающий принцип международного права, гласящий: pact a sunt servanda *. Хотя принцип этот старый, ценность его с течением времени вовсе не ослабевает, а, напротив, возрастает. Он закреплен фактически во всех важнейших международных документах — от Устава ООН до Заключительного акта общеевропейского совещания.
За семь десятилетий истории своих отношений с зарубежными странами Советский Союз зарекомендовал себя как партнер добросовестный и последовательный в выполнении принятых на себя международных обязательств. Даже Уинстон Черчилль, которого уж никак не заподозришь в симпатиях к Советскому Союзу как к социалистическому государству, заявил однажды:
* Договоры должны соблюдаться (лат.).
329
— Я не знаю ни одного правительства, которое более точно выполняло бы свои обязательства... чем Советское правительство. Добросовестное выполнение обязательств, вытекающих из общепризнанных принципов и норм международного права, является конституционным принципом внешней политики Советского Союза. Он закреплен в статье 29 нашей Конституции.
В международной жизни иногда бывают события, которые с точки зрения масштаба не кажутся на первый взгляд важными, но которые тем не менее можно сравнить со взрывом, фигурально выражаясь, политической бомбы. Таким событием стал известный инцидент на Дальнем Востоке, происшедший в ночь с 31 августа на 1 сентября 1983 года, когда был сбит южнокорейский самолет, грубо нарушивший государственную границу Советского Союза.
Весть об этом событии мгновенно разнеслась по всему миру. Незамедлительно последовала и реакция из разных стран, отличающаяся по своему характеру.
Наиболее нервно, хотя и сумбурно, отреагировал Вашингтон. Этот инцидент сознательно эксплуатировался определенными американскими кругами для обострения обстановки. Они подняли волну инсинуаций в отношении СССР.
Представители разных американских ведомств как бы соревновались в распространении фальшивых версий, часто противоречащих одна другой. Уже один тот факт, что роль главного клеветника на Советский Союз взялась исполнять сама администрация США, весьма показателен.
Сразу стало видно мало-мальски думающим людям, что Вашингтон защищает фактически свой самолет, что на самолет всего-навсего лишь приклеили южнокорейскую этикетку, что действительными творцами этой провокации против СССР, хозяевами полета, перед которым ставились военно-разведывательные цели, явились американские ведомства. Когда же провокация провалилась, то ее организаторы использовали инцидент в интересах разжигания военного психоза.
Случилось это всего за несколько дней до начала заключительного этапа мадридской встречи представителей государств — участников Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, который проходил на уровне министров иностранных дел. Вашингтон, конечно, сообразил, что сорвать этот форум будет с его стороны перебором. Видимо, он предчувствовал, что рано или поздно истина выльется наружу и ответственность США за происшедшее с самолетом станет очевидной для всех. Что же произошло в испанской столице?
330
МАДРИД — НАЧАЛО ЗАСЕДАНИЙ
Мадрид. 8 сентября 1983 года. Один за другим министры иностранных дел государств — участников форума входили в удобный, хорошо приспособленный для работы зал. Вместе со мной вошел заместитель министра иностранных дел СССР А. Г. Ковалев — один из крупных наших дипломатов. Это он в течение нескольких лет возглавлял советскую делегацию на мадридской встрече.
Обстановка несла на себе печать неопределенности. Каждый участник задавал и себе, и своим коллегам вопрос:
— Что же будет?
Электрический заряд в атмосфере ощущался основательный. Как всегда в подобных случаях, нашлись пессимисты, которые допускали:
— Форум может быть сорван.
Потенциальным виновником срыва они, конечно, считали Вашингтон. Но находились и оптимисты, которые высказывали такое мнение:
— Вашингтон все-таки на эту крайнюю меру не пойдет, принимая во внимание ее последствия для самих же США.
Нас, представителей Советского Союза и меня лично, засыпали вопросами:
— Что же будет? Чего ожидать от встречи в Мадриде? Разумеется, мы не брали на себя роль прорицателей, но давали ясно понять:
— Взорвать форум могут только те, кто вообще его не желает, хотя и скрывает свое нежелание.
Начались выступления министров с изложением политики государств, которые они представляли, по вопросам, стоявшим перед встречей. Представители стран НАТО в большинстве своем высказывались в пользу пущенных в оборот Вашингтоном версий инцидента с самолетом. Большинство, но не все. Некоторые говорили о том, что инцидент печальный, трагический, но давали ясно понять, что они не берут на веру объяснение Пентагона и американских спецслужб.
Государственный секретарь США Джордж Шульц выступил с речью, в общем враждебной по отношению к Советскому Союзу.
Пришлось давать отпор представителю американской администрации.
— Нарушение самолетом советских границ,— указал я,— является сознательной провокацией военно-разведывательного характера. От имени советского руководства я заявляю, что Советский
331
Союз имеет священное право охранять свои границы и никому не позволит их безнаказанно нарушать. Это — его суверенное право. И другие государства имеют такое же право охраны и защиты своих границ.
После выступлений представителей США и СССР напряжение достигло, пожалуй, высшей точки. Все ожидали, что же произойдет,— выживет форум или захлебнется.