Geum.ru

А. А. Громыко памятное книга

Вид материалаКнига

Содержание


Стамбульские впечатления
В поддержку неотъемлемого права народа кипра
Первая русская песня о персии
Афганистан: положить конец вмешательству извне
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   37
СТАМБУЛЬСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

В Стамбуле много примечательных мест, но наиболее интересно, на мой взгляд, одно — небольшой указатель на перекрестке улиц, на котором две стрелки с надписями: «Европа — Азия». Это значит, что город расположен сразу на двух конти-

161

нентах. Из Европы в Азию можно попасть за несколько минут. Надо только переехать через подвесной мост над проливом Босфор.

Этот город был столицей трех империй: сначала — Римской, затем Византийской и, наконец, Османской. Легенды утверждают, что его основали в 660 году до нашей эры греки-переселенцы и дали ему название Бизантион (Византий) в честь своего вождя Бизаса.

Город быстро рос и процветал, потому что находился в выгодном географическом положении — на перекрестке торговых путей,— и стал даже соперником великому Риму. В 330 году нашей эры император Константин принял решение перенести столицу империи из Рима, который приходил в упадок, в процветающий Византии. Через шестьдесят пять лет после этого события здесь и провозгласили столицу Восточной Римской империи. Ее нарекли по имени того, кто предложил это сделать. Город стал называться именем римского императора, но на греческий манер — Константинополь, что значит «город Константина». У нас на Руси знали о том, что за морем существует этот красивый центр, где жили базилевсы — правители империи, и потому называли его Царьградом.

Прошло еще около тысячи лет, и в 1453 году после трехмесячной осады в этот город ворвались турецкие сипахи и янычары султана Мехмеда II. Мехмед после этой победы остался в истории как Мехмед Завоеватель.

Вторая половина XV века — время интриг Европы против Турции, стремления освободить Константинополь, который турки переименовали в Стамбул. Он стал столицей Османской империи и оставался ею на протяжении почти пяти веков.

Ныне это шестимиллионный город. Особенность его в том, что он быстро растет, равно как и число жителей Турции. По показателю темпа прироста населения Турция занимает первое место в Европе. Средний возраст жителей страны — тридцать пять лет.

Внешне Стамбул выглядит как мусульманский город. Об исламе напоминают многочисленные мечети: в этом городе их сотни. По нескольку раз в день проходят многочисленные переклички муэдзинов. Они призывают правоверных на молитву. А чтобы их голоса были слышны, пользуются современной техникой. Там, высоко на балкончиках мечетей, установлены громкоговорители. Многие слуги Аллаха кричат, цитируя Коран, в мегафон.

На высоком берегу Босфора выделяется красивое здание бывшего посольства Российской империи. Его соорудили в 1837 году по

162

проекту архитекторов братьев Фасати. Ныне в нем находится генеральное консульство СССР.

Советская страна была первой в мире, которая признала Турецкую республику. 16 марта 1921 года был подписан советско-турецкий Договор о дружбе и братстве.

По прибытии в Стамбул я сразу же проехал в советское генеральное консульство. Достопримечательностью его является главный зал. Он именуется Кутузовским. Интерьер здесь роскошный, строгой классической архитектуры, точнее, в стиле ампир. Создавалось такое впечатление, что в этом зале как-то даже и дышится по-особому.

Да, великий российский полководец, герой Бородина, «спаситель России», как назвал его впоследствии народ, Михаил Илларионович Кутузов одно время служил своей стране как посол Петербурга при дворе турецкого султана в Константинополе. Страница эта в его жизни известна только специалистам. А зря! Мне кажется, его дипломатическая деятельность заслуживает глубокого уважения и пристального внимания потомков.

Миссия в Турции считалась одной из сложнейших на дипломатическом поприще в России. Но и здесь он, человек удивительной образованности и великих талантов, проявил себя с самой лучшей стороны. Поражал он турецких придворных вежливостью речи и изысканными манерами. Удивлял пашей и везиров своим тактом настолько, что те отказывались верить в его военные способности, не могли представить себе, как этот галантный дипломат мог быть тем самым страшным Кутузовым, который вместе с Суворовым штурмовал Измаил и жестоко громил янычар в других битвах. Недолго пробыл Кутузов на посту посла — всего около двух лет,— но за это время он отстоял право русских плавать по Черному морю, добился того, чтобы из портов этого моря изгонялись суда враждебных России государств, а русские флаги свободно проходили через Черноморские проливы.

Когда стоял я посередине Кутузовского зала, то хотелось вслух

сказать:

— Хвала вам и низкий поклон памяти вашей, дипломат земли Российской — Михаил Илларионович Кутузов!

По приглашению хозяев мы посетили знаменитый дворец султанов. Роскошью он отличается баснословной. Золото в нем везде — вверху, внизу, по бокам. Казалось, властелины Турции желали побить рекорды расточительства драгоценного металла. Все это вызывало скорее грусть, чем радость, потому что целесообразность этих украшений весьма спорна.

Тут же, где-то в закутке дворца, вдруг объявилась квартира

163

Ататюрка. Состоит она из двух комнат, сравнительно небольших. Обстановка, особенно после парадных залов, оказалась архиобыденной: стол, несколько простых стульев, две картины, написанные художниками нашей страны и переданные Ататюрку в качестве подарков. Нам пояснили, что этот выдающийся лидер жил в квартире один. Он не любил роскоши и предпочитал аскетический образ жизни. Что заставило его избрать простенький угол для жилья в переполненном роскошью дворце султанов — никто нам этого объяснить не мог. Да и по всему было видно, что никто из лиц, дававших нам пояснения, не знал ответа на этот вопрос.

Уже к концу осмотра дворца мы прошли через залы с картинами нашего выдающегося соотечественника Айвазовского. Почти все они — большие полотна. Некоторые изрядно потемнели, и впечатление создавалось такое, что они нуждаются в реставрации. Как известно, Айвазовский выезжал в Стамбул по контрактам, чтобы писать эти картины. Ценность они представляют огромную. Турки ими гордятся, тем более что батальные морские сцены, изображенные на картинах, явно пришлись по вкусу заказчикам. Здесь свыше двадцати полотен Айвазовского, а всего во дворцах Стамбула их насчитывается до сорока.

Султан и его двор осыпали милостями русского художника: его наградили бриллиантовыми знаками ордена «Османия» и украшенной бриллиантами драгоценной табакеркой. Правда, впоследствии, когда турки возобновили войну с Россией, по рассказам родственников, Айвазовский публично выбросил эти награды в Черное море.

Со смешанным чувством мы покидали дворец султанов: увидели и роскошь оттоманских властелинов, и скромность в быту подлинного национального лидера.

С этим дворцом конкурируют как достопримечательности этого большого города лишь Голубая мечеть и храм святой Софии.

О храме, видимо, стоит сказать особо. История как будто решила поиздеваться над этим выдающимся памятником средневековой христианской культуры. Создан он был как монументальный памятник Византийской империи. В архитектурном отношении это — один из красивейших соборов Европы. Именно Европы, так как сам Стамбул находится на европейской земле. Стенные росписи — православные по содержанию. Но город пал под натиском мусульманского нашествия. Он стал частью Оттоманской империи и остался в ее составе. Более того, почти на пять веков Османы сделали Стамбул столицей Страны полумесяца.

Как часто бывает в аналогичных случаях, прежние святыни в завоеванном городе уступили место новым — из Корана. Все в хра-

164

ме вершила железная рука. Одна эпоха нагромождалась на другую. Мало того, что христианский храм святой Софии перестал существовать как православная обитель. Стенные росписи специально покрывались каким-то темным составом. Удалить его с фресок — такую задачу уже в наше время поставили власти.

Мы видели некоторые христианские стенные росписи, частично освобожденные от красок, под которыми их похоронили.

Местный гид рассказывал, что процесс восстановления растягивается на годы и десятилетия. Работа ныне носит, по существу, символический характер. Две эпохи, две культуры ведут безмолвную борьбу. И совсем неясно, кто побеждает и тем более — кто в конечном счете победит.

Есть в Турции такие люди, которые, конечно, больше сочувствуют тому, чтобы храм святой Софии стал памятником-могилой всего христианского — мифов, библейских легенд, отраженных во фресках. Между тем христианская часть населения и влияние Европы заставляют власти в какой-то степени считаться с пожеланиями воскресить шедевры христианской символики.

Судя во всему, это сражение двух религий, столкнувшихся в бескровной схватке в стенах храма святой Софии, закончится не скоро, если вообще ему суждено закончиться.

Словом, в храме святой Софии мы видели, с одной стороны, великое творение архитектуры, воплощенную в камне и на камне драму, суровый, торжественный памятник былого. С другой стороны — «страшную месть» одного религиозного мировоззрения

другому.

В ходе визита в Турцию мне пришлось встречаться и беседовать с тогдашним президентом Джемалем Гюрселем, премьер-министром Суатом Ургюплю, министром иностранных дел Хасаном Ишыком. В беседах затрагивался практически весь спектр советско-турецких отношений. Турецкие руководители заверяли советских представителей в намерении развивать отношения с Советским Союзом на базе принципов мирного сосуществования и добрососедства.

В ПОДДЕРЖКУ НЕОТЪЕМЛЕМОГО ПРАВА НАРОДА КИПРА

Когда с турецкой стороной обсуждаются международные проблемы, неизменно затрагивается и кипрская. Мы откровенно заявляем руководителям Турции, что Советский Союз поддерживает неотъемлемое право народа Кипра самому устраи-

165

вать свою судьбу на основе соблюдения законных прав и интересов киприотов обеих национальных общин — греческой и турецкой.

Обстановка вокруг Кипра в результате вмешательства в его внутренние дела определенных кругов НАТО не раз накалялась, возникали кризисы и вокруг Кипра, и в отношениях между соседними с ним государствами. И каждый раз подтверждалась справедливость и дальновидность нашей позиции в кипрском вопросе, ибо эта позиция исходит из интересов народа Кипра и интересов обеспечения мира в регионе.

Кипр... Сколько раз, направляясь с визитами, скажем, в Египет или Сирию и на обратном пути, когда самолет пересекал восточную часть Средиземного моря, мне приходилось любоваться этим островом. Воздушная трасса не проходит над ним. Он остается справа, если летишь с севера на юг, и по левую сторону — при полете с юга на север. Но в хорошую погоду весь остров виден как на ладони.

Приходит в голову: на острове находятся английские военные базы, а значит, базы НАТО, хотя Кипр является независимым государством. И еще одна мысль: эта небольшая часть суши, изящная по форме, во все времена года покрытая зеленью, некогда была очагом древней цивилизации. Кипр — место, где найдены хрупкие и в то же время бесценные ее руины.

На протяжении нескольких десятков лет проблема Кипра является одной из острых в международных делах. Ею занимается ООН, втянуты в ее рассмотрение и отдельные государства. Тем не менее она остается нерешенной. Почему? Да потому, что империалистические страны не хотят уважать независимость этого маленького государства. Сохранение английских военных баз на Кипре, лишение его в той или иной форме независимости — вот та цель, к которой стремятся недруги небольшого народа, населяющего остров. Греческая и турецкая общины давно нашли бы общий язык между собой, если бы ведущие страны НАТО уважали независимость Кипра. То, что происходит на Кипре и вокруг него, нельзя назвать иначе, как беззаконие и произвол в отношении малой страны.

Вызывает не просто уважение, но восхищение терпеливое и взвешенное поведение государственного руководства Кипра, отстаивающего законное право своей страны как единого, независимого государства, иначе говоря, право этой страны на существование.

Советский Союз с большим пониманием относится к проблемам, которые стоят перед руководством Кипра. Возглавлял это руковод-

166

ство отважный борец против английского господства Макариос, верой и правдой служивший своему народу и являвшийся президентом Республики Кипр с 1959 по 1977 год. Можно без преувеличения сказать, что имя Макариоса стало символом борьбы за единый Кипр, верности идеалам политики неприсоединения. Каждый раз, когда слушаешь изложение представителем Кипра позиции руководства страны, то кажется, только статуи могут быть безразличны к теперешнему ее положению. Но каменное равнодушие Вашингтона, Лондона и других столиц НАТО остается незыблемым.

Так было и в то время, когда правительство Кипра возглавлял архиепископ Макариос. Ни Устав ООН, ни международное право — ничто не могло поколебать упрямую позицию стран Запада.

Хотелось бы привести характерный в этом отношении пример. Одна из моих поездок в Каир в мае 1974 года по взаимной договоренности была синхронизирована с поездкой Киссинджера на Ближний Восток — в то время он находился на посту государственного секретаря США в администрации Никсона. Как было условлено, мы встретились в столице Кипра — Никосии. Обсуждался на этой беседе ряд вопросов, в том числе и кипрский.

Выслушав объяснение Киссинджера о позиции США в этом вопросе, я лишний раз убедился в том, что запас двуличия в политике Вашингтона по кипрскому вопросу поистине неистощимый.

Спросил собеседника напрямик:

— Поддерживает ли правительство США независимость и территориальную целостность Кипра?

Государственный секретарь США дал на этот вопрос уклончивый ответ. По существу этот ответ означал, что Вашингтон и пальцем не пошевельнет, чтобы не допустить раздела страны на две части — греческую и турецкую, то есть раздела Кипра на два государства.

Киссинджер во время встречи говорил немало слов в пользу продолжения поисков путей урегулирования кипрского вопроса. Но все его высказывания представляли собой в сотый раз повторение того, что говорилось представителями правительства США и до

этого.

Он, конечно, отдавал себе отчет в том, что набором слов, никогда и ничем не подтвержденных, советскую сторону убедить нельзя. Поэтому, произнося очередную тираду, внешне беспристрастную по отношению к Кипру, он с нетерпением ожидал, как бы поскорее оставить в стороне скользкие аспекты проблемы и ограничить дискуссию рамками повторения двух-трех постулатов вроде: «про-

167

должать обсуждение проблемы», «не раздражать Турцию, которая может принять свое решение вопроса» и т. д.

Не раз Киссинджер делал нелестные, саркастические высказывания в адрес Макариоса. От прямых нападок он воздерживался, но внешне завуалированные, временами, что называется, посыпанные сахаром выпады ясно показывали, что лично он и администрация США рассматривают Макариоса как явление аномальное. Даже духовный сан президента Кипра являлся объектом плохо скрытой иронии. По всему ощущалось, что Вашингтону импонировало бы такое положение, при котором архиепископ занимался бы только церковными делами.

Государственный секретарь США, как и в целом Вашингтон, конечно, знал и знает, что история дала характерные примеры того, как глава церкви возглавлял и гражданскую власть, притом на протяжении длительного времени. Только после того, как волны французской буржуазной революции достигли глубинных районов Италии, наметилась эрозия папского правления в стране. Историю Ватикана и Италии должны бы в Вашингтоне изучать.

Если бы кто-то подслушал наш разговор с Киссинджером в Никосии в той части, которая касалась Кипра и его правительства, то он мог бы поразиться. Представитель социалистического государства, в котором господствует атеистическая идеология, поддерживал главу правительства Кипра — архиепископа Макариоса, а представитель капиталистического государства, где религию ставят на пьедестал, сделал того же архиепископа объектом сарказма.

Вашингтон и на сей раз продемонстрировал, что высшие принципы невмешательства извне во внутренние дела государств — это не то, что по душе политике США. Высокий духовный сан, сам крест святой, оказывается, ничего не стоят в сравнении с экономическими, военно-стратегическими интересами США и блока НАТО.

У Киссинджера и у меня состоялись отдельные беседы с Макариосом. Моя беседа носила весьма дружественный характер. От имени Советского Союза вновь была продемонстрирована последовательность нашего подхода к решению вопросов, касающихся Кипра.

Беседа же Киссинджера с Макариосом лишний раз показала, что эмиссар Вашингтона и глава правительства Кипра говорили на разных языках. Иначе и быть не могло, поскольку США и их партнеры по НАТО заинтересованы не в справедливом решении кипрской проблемы, а в сохранении ее кризисного состояния.

С тех пор как состоялись такие встречи на Кипре, прошло много лет, однако эта проблема по-прежнему остается неурегулированной.

168

Более того, сегодня она даже еще дальше от своего решения, чем тогда.

Летом 1974 года произошли события, которые резко изменили в худшем направлении обстановку на Кипре. В связи с антиправительственным путчем на Кипре, организованным правившей в то время в Греции военной хунтой, Турция под предлогом защиты турок-киприотов ввела на остров свои войска. Кипр оказался фактически разделенным на две полностью изолированные друг от друга части.

Все это происходило и происходит вопреки резолюциям Генеральной Ассамблеи и Совета Безопасности ООН по кипрскому вопросу и известным договоренностям лидеров двух общин острова в 1977 и 1979 годах о будущем государственном устройстве Кипра. Тем самым, безусловно, подрываются основы справедливого решения проблемы.

Ситуацию усугубляют попытки навязывать киприотам такое урегулирование, которое соответствовало бы интересам империалистических кругов, не отказавшихся от планов ликвидации государственной целостности и даже самого существования этой республики, от превращения острова в военно-стратегический плацдарм НАТО.

Советский Союз и сегодня твердо выступает против любых попыток решить кипрский вопрос за спиной и вопреки воле народа Кипра. Мы — за разумный учет интересов и прав обеих общин на острове при безусловном уважении независимости, суверенитета и территориальной целостности Республики Кипр, ее статуса неприсоединившегося государства, за то, чтобы освободить остров от иностранного военного присутствия. Справедливому решению кипрской проблемы способствовала бы реализация советского предложения о проведении представительной международной конференции по Кипру в рамках ООН.

ПЕРВАЯ РУССКАЯ ПЕСНЯ О ПЕРСИИ

На первый взгляд это может показаться странным. Правда, только на первый взгляд. Об Иране, а точнее, о Персии — раньше именно так официально называли эту страну — я услышал, когда я уже ходил в школу. Узнал и о том, что страна эта — наша соседка.

Взрослые нет-нет да и затянут какую-либо напевную старую русскую песню. Мальчишки любили скорее слушать такие песни, чем распевать.

169

Однажды в вечернее время вдруг разнеслось по округе пение. Мужские голоса выводили отчетливо и задушевно:


Из-за острова на стрежень,

На простор речной волны...


Мы все слушали как зачарованные.

В пении ощущалось и буйство, и жестокость, и беспредельная отвага тех, к кому относились слова песни. Глубоко волновала судьба молодой персидской княжны. Признаться, жаль было, что матушка-Волга, согласно песне, поглотила ее, приняв жертву из рук Степана.

Упомянув об этой услышанной песне, я задумался:

— А стоит ли мне говорить в этой связи о грустной истории какой-то персидской княжны?

Можно было бы и не говорить. Но ведь романтическая легенда не случайно пережила многие десятилетия и широко распространилась!

Сначала она получила отражение в сухих и отрывочных свидетельствах современников-иностранцев, а потом и в поэзии. Доказательством этого и является сочиненное самарским поэтом Д. Н. Садовниковым стихотворение, которому уже более ста лет *. Переложенное на музыку неизвестным композитором, оно стало широко популярной в народе песней.

Даже великий певец Шаляпин принял на веру наговор, исходивший от залетных иностранцев, находившихся на службе у царя. И повторил его в книге о своем творческом пути «Маска и душа», вышедшей в начале тридцатых годов в Париже.

Волнующая и трагическая легенда о красавице княжне выдумана! Она пущена в оборот двумя иностранцами — голландцами Стрейсом и Фабрициусом, в отношении которых Степан Разин — руководитель казацкой вольницы — был милостив и не казнил, несмотря на их тяжелые преступления против казаков. Насмерть перепуганные в плену, ненавидевшие Степана Разина и Россию, они, вернувшись в Голландию, через много лет написали свои «мемуары», в которых нагромоздили немало небылиц об атамане, в том числе и о случае с «утоплением княжны», рассказанном ими сбивчиво — у одного все произошло на Волге, у другого — на Яике (ныне река Урал). Они даже сговориться как следует не сумели.

Оказывается, не захватывал Степан в плен никакой персидской княжны. А значит, и не мог бросать ее в «набежавшую волну». Один из иностранцев объявил, что княжна была сестрой хана

* Стихотворение написано в 1883 году.— Прим. ред.

170

Шабына. Да, такого хана, по многим историческим источникам, Разин в плен брал. Однако после того, как он хана отпустил из плена, тот в пространной челобитной на имя шаха Персии даже не упомянул о том, что его родная сестра была в плену. Ни один из современных Разину источников — ни из лагеря атамана, ни из стана московского монарха — тоже ни словом не свидетельствует о какой-то зарубежной княжне. А этих источников сохранилось немало *.

Ничего такого не приписывали Степану Разину и палачи, казнившие его на Лобном месте на Красной площади. Бессовестной неправды об «утоплении княжны» не посмела написать даже та рука, которая сочиняла перечень «преступлений» и подписывала жестокий приговор атаману.

Не так уж многие знают, что выдающийся руководитель казацкой вольницы был образованным для своего времени человеком, знавшим несколько иностранных языков. Именно с этим оружием не раз московский царь направлял своего посла и драгомана Степана Разина для переговоров с восточными соседями.

Вот уже несколько поколений наших людей с теплотой и добрыми чувствами относятся к прославленному имени руководителя крестьянского восстания, хотя со времени подвигов Степана прошло уже более трех столетий.

На плахе пролилась кровь героя, отдавшего жизнь за дело народа. Потому-то не кто иной, как вождь пролетарской революции В. И. Ленин сказал свое доброе слово в адрес Степана Разина на открытии ему временного памятника в Москве в 1919 году. Ильич

говорил:

— Этот памятник представляет одного из представителей мятежного крестьянства. На этом месте сложил он голову в борьбе за свободу... И мы сделаем все для этой великой цели, для осуществления социализма **.

Заслуживает внимания и такой факт.

...В одном из разговоров с Михаилом Шолоховым, когда речь зашла о Григории Мелехове — персонаже «Тихого Дона», я спросил:

— Где вы нашли такую колоритную фигуру, как ваш Григорий Мелехов?

Он энергично ответил:

— Я взял его у матушки-истории. Это — Степан Разин, которо-

* Исследование на эту тему провел научный сотрудник Старочеркасского историко-архитектурного музея-заповедника М. Астапенко. См.: Дон, 1981 г. № 11.

** Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 38. С. 326.

171

го тоже породило донское казачество. Только века не семнадцатого, а двадцатого.

Считаю, что этот ответ наполнен смыслом. Если из всей трагической и вместе с тем романтической истории сделать бесспорный вытекающий из фактов вывод, то он напрашивается только таким: — Не придуманная княжна, а сам Степан Разин через века посылает нам память о себе.

Но почти каждый раз, когда приходилось встречаться с лицами, занимающими разное положение в Иранском государстве, мне приходил в голову эпизод с песней, которую я услышал в раннем отрочестве. То была песня о персидской княжне и славном атамане. Легенду о персидской княжне я вспомнил и тогда, когда в январе 1945 года очутился в Тегеране.

Вызвали меня тогда в Москву для подготовки к Ялтинской конференции, а затем и для участия в ней. Перелетев на американском самолете Атлантический океан и Северную Африку и добравшись до Тегерана, мы, трое советских пассажиров, переночевали в стенах посольства Советского Союза. В Иране к нам присоединился Федор Тарасович Гусев — советский посол в Лондоне, по тому же поводу, что и я, направлявшийся в Москву. Наш посол в Тегеране Михаил Алексеевич Максимов сделал все, чтобы все четверо советских пассажиров хорошо отдохнули перед вылетом на следующее утро в дальнейший путь.

На территории советского посольства в Тегеране мы чувствовали себя как дома. Осмотрели парк при посольстве, побывали в помещениях, связанных с Тегеранской конференцией руководителей трех держав, которая проходила всего за год с небольшим до нашего приезда.

Дом посольства выглядел аккуратным и почти новым. Перед Тегеранской конференцией его подновили и привели в порядок. Мы, конечно, мысленно перенеслись в те далекие времена, когда в Персии, в стенах русского посольства, жил выдающийся русский поэт Грибоедов. Как министр-резидент российской империи он представлял ее достойно. И погиб как мужественный патриот в результате погрома, который устроила разъяренная толпа фанатиков.

Посол Максимов рассказывал нам об этом, когда мы стояли посередине главного зала посольства. Потом он замолк. Не хотелось ничего говорить и нам с Гусевым. Вот и получилось само собой, что три советских посла непроизвольно минутой молчания почтили память великого поэта и дипломата России XIX века Александра Сергеевича Грибоедова. Хорошую память о себе оставил он потомкам.

Осмотреть столицу тогдашнего Ирана мы не имели времени, так

172

как ранним утром предстояло вылететь в Баку, чтобы вовремя успеть в Москву. Однако еще накануне по дороге из аэропорта в посольство мы проехали по улицам города. Увидели их из окна машины. Время было зимнее. Выпал снег, и для Тегерана было очень холодно. Запомнилось только то, что некоторые пешеходы по-странному спешат, почему-то неестественно подпрыгивая и нагибаясь. А когда присмотрелись, то увидели, что они по снегу идут босиком.

Этот факт говорил сам за себя.

Разговор о современном Иране и его политике я хочу начать с событий, которые имели место за тысячи километров от его территории и намного раньше, чем мне впервые довелось встретиться с его правителем — шахом.

Дело было в Нью-Йорке. Только что созданная ООН приступила к работе, а я являлся официальным представителем СССР при этой организации.

В то время в Северном Иране находились советские войска, введенные в эту часть соседней страны еще в годы войны по соображениям безопасности. Ведь гитлеровцы имели свои виды в отношении Ирана.

Конечно, СССР не мог решать вопрос о своих войсках без учета ряда обстоятельств — английских баз в Ираке и Индии, множества американских военных баз, расположенных по периметру границ Советского Союза, не говоря уже о военно-морских силах Великобритании в Персидском заливе. По окончании войны СССР заявил, что он на некоторое время задерживает свой воинский контингент в Иране.

Поднялась сразу мутная антисоветская волна, а вопрос оказался на рассмотрении Совета Безопасности ООН. Этого захотели Вашингтон и Лондон.

В то время здания ООН в нынешнем виде еще не существовало и ее органы размещались в различных временных помещениях Нью-Йорка. В частности, Совет Безопасности проводил заседания в одном из зданий района Бронкс.

Я получил указание из Москвы: если будут этот вопрос ставить на обсуждение, то следует сказать, что наши войска задерживаются ввиду непредвиденных обстоятельств.

Выслушав наше объяснение, инициаторы обсуждения прямо на заседании задали вопрос:

— Скажите, пожалуйста, что это за непредвиденные обстоятельства, на которые вы ссылаетесь как на причину задержки с выводом войск?

Мною был дан ответ:

173

— Непредвиденные обстоятельства потому и являются непредвиденными, что их невозможно предвидеть.

С мест публики раздались бурные аплодисменты — я и не ожидал, что это будет так. Значит, и рядовые американцы, которые пришли посмотреть на то, как проходит заседание Совета Безопасности, да и сами делегаты из разных стран с пониманием относились к позиции Советского Союза. Ведь все это происходило в тот период, когда во всем мире поднялась огромная волна благодарности Советскому Союзу за ту роль, которую он сыграл в победе над фашизмом.

Западные страны пустили в ход тогда еще работавшую машину голосования и все-таки начали обсуждение этого вопроса по существу. Я встал и покинул зал заседаний. Это был первый случай в истории ООН, когда представитель крупной страны в знак протеста против обсуждения неприемлемого вопроса ушел из зала заседаний.

ШАХ

Несколько раз Москву посещал невысокого роста, смуглый человек. Познакомившись с ним поближе, можно было понять, что он образован. На протяжении уже нескольких десятилетий он определял не только внутреннюю, но и внешнюю политику соседнего государства. Это был шах Ирана — Мохаммед Реза Пехлеви.

Как известно, он взошел на престол в сентябре 1941 года после того, как от этого престола отрекся его отец Реза-шах Пехлеви. Отец служил в свое время подполковником в русском казачьем полку в Персии. Меджлис избрал его на иранский престол после внутреннего переворота 1925 года, в результате которого в стране установилась буржуазно-помещичья диктатура.

Что можно сказать о Мохаммеде Реза Пехлеви, если отвлечься от бесславного конца его правления? Он и его окружение понимали, что северным соседом Ирана является государство, с которым независимо от симпатий или антипатий иранского руководства необходимо поддерживать корректные отношения. Рубеж корректности в этих отношениях временами, конечно, иранской стороной преступался.

Одним из средств, способствующих обеспечению поддержания советско-иранских отношений на определенном уровне, являлись визиты шаха в Москву. Об этих визитах можно сказать так: добрососедство в условиях настороженности и солидной дозы подозрительности.

174

...Внуковский аэропорт. На только что приземлившемся самолете прибыл шах Ирана.

Его встречают Л. И. Брежнев, другие официальные лица, в том числе и я в качестве министра иностранных дел.

Переговоры с шахом были нелегкими. К тому времени уже выяснилось, что Иран стал приобретать у других стран, преимущественно у США, оружие, притом главным образом тяжелое — танки и авиацию, во внушительных количествах.

Было решено переговорить с шахом на эту тему откровенно во время официальных переговоров в Кремле. Наша позиция была изложена Л. И. Брежневым. Основную обеспокоенность он заложил в вопросе:

— Зачем Ирану столько оружия? Ведь ему не с кем воевать. Соседнее государство — Советский Союз хочет поддерживать с Ираном добрососедские отношения. Действующий советско-иранский договор тоже обязывает две страны жить в мире и добрососедстве.

Все мы, советские участники переговоров, внимательно слушали тщательно сформулированный ответ шаха. Смысл ответа состоял в следующем:

— У иранского руководства и лично шаха в отношении северного соседа добрые намерения. Иран не имеет ничего против Советского Союза.

Сильно настораживало советское руководство то, что шах и его дворцовая камарилья все время искали повод, чтобы расшатать давние основы советско-иранских отношений. Они не очень уважительно относились и к договору 1921 года, инициатором которого был В. И. Ленин и который заложил основу прочных добрососедских отношений между двумя государствами. Кстати, именно с учетом статьи шестой этого договора в Иран были введены советские войска во время второй мировой войны. Ввиду возможности попыток третьих стран осуществлять захватническую политику в Иране или использовать Иран в качестве плацдарма для нападения на нашу страну обе стороны согласились, что если иранское правительство после предупреждения со стороны Советского правительства само окажется не в силах отвратить эту опасность, то «...Советское правительство будет иметь право ввести свои войска на территорию Персии, чтобы, в интересах самообороны, принять необходимые военные меры».

Помнится, как во время визита шаха в Москву в 1974 году он перед посадкой в самолет обратился ко мне с вопросом:

— Когда же вы, господин Громыко, сможете прибыть к нам с официальным визитом?

175

И потом добавил с оттенком упрека:

— Мы же неоднократно вас приглашали. Я сказал:

— К сожалению, сейчас ответить вам я не могу. Надо будет подумать о времени.

Ответ, пожалуй, подходил к обстоятельствам, особенно в свете последовавших за этим событий.

Не нам, не Советскому Союзу, сожалеть, что носитель шахской короны с завидной быстротой умчался за рубеж и кончил свой век в качестве изгнанника. Мы искренне приветствовали иранскую революцию и никогда не скрывали, что желаем поддерживать с Ираном дружественные, и только дружественные, отношения.

АФГАНИСТАН: ПОЛОЖИТЬ КОНЕЦ ВМЕШАТЕЛЬСТВУ ИЗВНЕ

Вскоре после того, как над революционным Питером взвилось знамя Октября, две соседние страны — Республика Советов и Афганистан протянули друг другу руки и установили дипломатические отношения.

Политическая и материальная поддержка Советской Россией Афганистана в его борьбе за упрочение национальной независимости явилась одним из важнейших факторов победы афганского народа над английскими колонизаторами. Почти век продолжалась борьба с ними. Поэтому не случайно отношения Советского Союза с Афганистаном с тех пор носили и носят традиционно добрососедский характер.

Когда я стал думать о том, что сказать в своих воспоминаниях об Афганистане, то оказался в затруднительном положении. Не из-за нехватки фактического материала, относящегося к моим встречам с афганскими государственными деятелями за сорокалетний период. Тем более не из-за недостатка проблем, которые возникли в последние годы в связи с положением в Афганистане и вокруг него.

Возникли затруднения иного порядка. Из обилия материала, отложившегося в сознании, необходимо было выбрать то немногое, что может представить интерес для читателей, что не относится к хорошо известным для всех крупным изменениям в жизни этого государства.

...Итак, я в Кабуле. Время — дореволюционное для этой страны. Королевский дворец. В роскошном кабинете за столом монарх Захир Шах. Высокий человек, довольно интересный, культурный, знающий, как лучше всего, по его мнению, начинать беседы с зару-

176

бежными деятелями. По всему видно, что он к беседам готовится. После взаимных приветствий с обеих сторон подчеркивается основная мысль: Советский Союз и Афганистан — смежные государства, они не имеют права не быть в дружбе. Это хорошо сознавали и предшественники Захир Шаха.

Король высоко отзывается о внешней политике Советского Союза, которая направлена на поддержание мира. Хочется подчеркнуть тот факт, что король не стремится затрагивать вопросы внутреннего положения в своей стране. Это и неудивительно, так как ни он, ни его правительство не занимаются практическими вопросами экономики, в том числе промышленности и сельского хозяйства. Они, по существу, не занимаются и социальными вопросами, представляющими интерес для миллионов людей. Кроме того, сложившийся племенной уклад общества, отсутствие в стране необходимых средств и ресурсов лишают короля и правительство возможности активно вмешиваться в экономическую жизнь государства...

Такое же впечатление оставили беседы и с другими высокопоставленными деятелями Афганистана.

Мало чем отличались по своему содержанию встречи с афганскими деятелями и в Москве. Таких встреч было немало. Советский Союз уже тогда оказывал Афганистану экономическую помощь.

Через все беседы на всех уровнях проходила основная мысль: Советский Союз и Афганистан должны строить свои отношения на строгом соблюдении принципа невмешательства во внутренние дела друг друга.

Инициатива в подчеркивании этого тезиса всегда исходила от Советского Союза. С афганской стороны в ответ выражалась признательность советскому руководству за такую четкую позицию, полностью отвечающую и Уставу ООН, и желанию Афганистана оставаться независимым.

Когда я работал над своими воспоминаниями, одним из наиболее острых вопросов, который невозможно обойти, был афганский. Достаточно взглянуть на географическую карту, чтобы понять значение Афганистана для безопасности Советского Союза. Важность этого ощущалась и в прошлом, тем более она справедлива в настоящее время. Думаю, читателя заинтересуют некоторые факты, относящиеся к истории этого вопроса, отложившиеся в моей памяти.

Советское государство со времен Ленина выступает за то, чтобы Афганистан был независимым и суверенным, чтобы никто извне не вмешивался в его внутренние дела. Конечно, наша страна, как и раньше, хочет, чтобы южный сосед имел с нею дружественные

177

отношения. Со своей стороны она стоит за то, чтобы поддерживать с ним только такие отношения.

Взаимность — вот то кардинальное условие, которое определили для советско-афганских отношений В. И. Ленин и руководители Афганистана того давнего времени. И сегодня нельзя без волнения читать соответствующие телеграммы Ильича тем, кто стоял во главе соседней страны у наших южных границ.

С тех пор Афганистан много пережил. И все же особое место в его истории занимают события последних лет, после революции 27 апреля 1978 года и образования Республики Афганистан.

Советский Союз исходил и исходит из того, что только афганский народ имеет право решать свою судьбу. Однако события повернулись так, что афганское общество раскололось. Потоками полилась кровь людей. Та часть общества, которая не приняла революции и вызванных ею преобразований, встала на путь вооруженной борьбы против новой законной власти, опираясь на внешние силы.

5 декабря 1978 года был подписан советско-афганский Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве. Он предусматривает, что СССР и Афганистан будут консультироваться и с согласия обеих сторон предпринимать соответствующие меры в целях обеспечения безопасности, независимости и территориальной целостности обеих стран, в интересах укрепления обороноспособности сторон продолжать развивать сотрудничество в военной области.

В соответствии с этим договором правительство Республики Афганистан обратилось к Советскому Союзу с просьбой оказать вооруженную поддержку афганской народной армии, отстаивавшей завоевания Апрельской революции.

Эта просьба взвешивалась в Советском Союзе долго и тщательно. В конце концов Политбюро ЦК КПСС единогласно приняло решение об оказании такой помощи. При этом руководство Советского Союза действовало в соответствии с Уставом ООН, которым предусматривается право любого государства обратиться к любому другому государству с просьбой о помощи. Число обращений, направленных из Афганистана в адрес СССР, тогда превышало десяток *.

Дополнительную остроту обстановке придало убийство генерального секретаря ЦК Народно-демократической партии Афганистана Тараки, от правительства которого исходили просьбы о помощи. Этот кровавый акт произвел гнетущее впечатление на все советское руководство.

* В декабре 1989 года на втором Съезде народных депутатов СССР были названы лица, ответственные за принятие решения о вводе советских войск в Афганистан в 1979 году: Л. И. Брежнев, Д. Ф. Устинов, Ю. В. Андропов, А. А. Громыко.— Прим. ред.

178

В конце концов в такой обстановке и было принято решение о введении ограниченного контингента советских войск в Афганистан.

После того как это решение было принято на Политбюро, я зашел в кабинет Брежнева и сказал:

— Не стоит ли решение о вводе наших войск оформить как-то по государственной линии?

Брежнев помедлил с ответом. Потом взял телефонную трубку:

— Михаил Андреевич, не зайдешь ли ко мне? Есть нужда посоветоваться.

Появился Суслов. Брежнев информировал его о нашем разговоре. От себя он добавил:

— В сложившейся обстановке, видимо, нужно принимать решение срочно — либо игнорировать обращение Афганистана с просьбой о помощи, либо спасти народную власть и действовать в соответствии с советско-афганским договором.

Суслов сказал:

— У нас с Афганистаном имеется договор, и надо обязательства по нему выполнять быстро, раз мы уж так решили. А на ЦК обсудим позднее.

Состоявшийся затем в июне 1980 года Пленум ЦК КПСС полностью и единодушно одобрил решение Политбюро.

Еще во время рабочих совещаний перед принятием окончательного решения о вводе наших войск начальник Генерального штаба Вооруженных Сил СССР маршал Н. В. Огарков высказывал мнение о том, что отдельные части афганской армии могут оказать сопротивление. Однако этого не было. Наблюдалось противоположное: подразделения и части афганской армии встречали советских солдат радушно.

Первоначально предполагалось, что наши войска будут только помогать местным жителям защищаться от вторгшихся извне банд, оказывать населению содействие продовольствием и предметами первой необходимости — горючим, тканями, мылом и т. д.

Мы не хотели ни увеличивать численность своего контингента, ни втягиваться в серьезные военные действия. Да и разместились наши войска в основном гарнизонами в городах. Только по истечении полугода наш контингент начал принимать участие в отражении нападений вооруженных бандформирований, проникавших в Афганистан. Пик боевых действий пришелся на 1984—1985 годы. Возник вопрос о том, как добиться успехов в отпоре нападениям извне.

На наших рабочих совещаниях советским военным, прибывавшим из Афганистана, задавался вопрос:

— Какой путь к успеху наиболее краткий?

179

Они отвечали:

— Надо по согласованию с правительством Афганистана добиться перекрытия границ этой страны на всем их протяжении с Пакистаном и Ираном, чтобы не допустить интервенции извне.

— Возможно ли такое перекрытие границ? — такой вопрос неоднократно задавал я как министр иностранных дел СССР.

Задавал его и председатель КГБ СССР Ю. В. Андропов. Задавали его и другие товарищи, в том числе и наш посол в Афганистане Ф. А. Табеев.

Руководство Министерства обороны СССР давало ответ:

— Перекрыть границы трудно, но нужно приложить усилия, чтобы это сделать.

Однако поставленная задача не была решена.

Тот же вопрос рассматривался позже вновь и в той же плоскости. К сожалению, с таким же результатом.

Тем временем в результате наращивания вмешательства извне кровопролитие продолжалось.

Уже в начале 80-х годов выяснилась вся сложность социальной обстановки в этой стране. Ее руководство во главе с Бабраком Кармалем упрощало положение, допускало тяжелые просчеты и извращения в политике,— все это пагубно сказывалось на всем состоянии дел и на авторитете власти. Проводились земельная и водная реформы, однако крестьяне отказывались от земли и воды. На словах признавались традиции, пережитки родоплеменного уклада жизни, господство мусульманской религии, а на деле все это отвергалось. Вместо того, чтобы использовать основную религию страны — ислам в борьбе с оппозицией, от него отвернулись, а враги умело этим воспользовались и взяли его на вооружение.

Более того, во главе ряда банд появились муллы. Кармаль бросал в массы лозунги социалистических преобразований, но никаких предпосылок для их воплощения в жизнь не существовало. Все это вело к значительному дезертирству из афганской армии и во многом ослабляло силы революции.

Тем временем в результате наращивания внешнего содействия контрреволюционным силам кровопролитие продолжалось. Увеличивались масштабы вооруженных столкновений.

Позднее, когда правительство Афганистана объявило курс на национальное примирение, из этой страны в Москву вначале шли оптимистические сообщения об обстановке. Наши военные руководители в Афганистане явно под влиянием афганских представителей информировали Москву об успехах этого курса на примирение и об улучшении дел. Имело место слишком доверчивое отношение к получаемым от афганских кругов сведениям. В результате центр во мно-

180

гом вводился в заблуждение. И так продолжалось довольно длительное время.

В этот же период росли наши потери в Афганистане. Но Политбюро ЦК КПСС получало неточную информацию и об этом. Такое положение было ненормальным.

В советском руководстве все это серьезно взвешивалось и оценивалось. По предложению М. С. Горбачева было принято принципиальное решение о том, что советский воинский контингент должен быть выведен из Афганистана. Учитывалось, конечно, и то, что в этой стране на тот период уже была создана своя армия, способная постоять за интересы Афганистана и его безопасность.

Важнейшим этапом в развитии событий в Афганистане явились Женевские соглашения (апрель 1988 г.). В соответствии с ними Советский Союз вывел свой воинский контингент с территории Афганистана.

Советские воины снискали глубокое уважение нашего народа, искреннюю признательность и благодарность афганцев. Родина-мать сердечно встретила своих сыновей.

Усилия СССР направлены на то, чтобы все стороны выполняли свои обязательства по соглашениям.

Наши воины в Афганистане, выполняя свой интернациональный долг, вели борьбу не только за то, чтобы отстоять независимость и суверенность соседнего, дружественного государства, но и за безопасность своей родины. Всякие заявления, в какой бы упаковке они ни преподносились, о том, будто погибшие в Афганистане наши воины-интернационалисты отдали свои жизни за чужую страну, должны быть решительно отклонены. Эти жизни были отданы прежде всего за безопасность Советского государства. А то, что это случилось на афганской земле, не меняет положения.

Разве у кого-либо из советских людей повернется язык утверждать, что воины Советской Армии, погибшие, скажем, на земле Польши или Чехословакии во время второй мировой войны, либо у Халхин-Гола до войны, отдали свои жизни не за безопасность нашей родины, а только за Польшу, Чехословакию или МНР? Думаю, таких людей не сыщешь.

Все советские люди склоняют головы в память о сынах нашей Отчизны как о героях, павших в боях на афганской земле. Они отдали свои жизни за то, чтобы на нашей границе с Афганистаном царил мир, чтобы соседняя с нами страна не стала плацдармом, враждебным для Советского Союза. Все советские люди чтут память о павших героях и разделяют скорбь их родных и близких.

Советский Союз, как известно, поддерживает законное правительство Афганистана и делает все, чтобы отношения между СССР и

181

Республикой Афганистан развивались в духе добрососедства и дружбы, как это завещал нам Ленин.

Советский Союз поддерживает политику афганского руководства, направленную именно на национальное примирение, на развитие Афганистана в качестве независимого, неприсоединившегося государства, на прекращение вмешательства извне. Такая политика находит широкое понимание в мире.